Ангел
Ты — мой ангел,
Спустись ко мне с небес,
Чтобы подарить мне любовь.
Она на темной стороне.
Ее глаза
Обезоруживают
Каждого мужчину в поле зрения.
Чтобы любить тебя, любить тебя, любить тебя...
Ты — мой ангел,
Спустившийся с небес.
Чтобы любить тебя, любить тебя, любить тебя...
Глава 16. Истина раскрывается Глаза Эдварда опустились туда, где его пальцы касались моей кожи. Искры от его прикосновения прошлись по всему телу, заставляя покалывать даже кончики моих пальцев. Каждый дюйм моей кожи покрылся мурашками.
— Meu anjo*, — прошептал он. — Leva o mal.** — Он осторожно провел пальцами вверх и вниз там, где находилось мое сердце.
Я понятия не имела, что он говорил мне, но слова были так красивы и казались настолько личными, что я закрыла глаза от интенсивности их влияния на меня. Я знала, что это было только для меня, что он никогда не говорил таких слов кому-то еще. Они были предназначены лишь мне одной.
— Эдвард, — выдохнула я. Я даже не поняла, что заговорила, пока звук его имени не растворился в воздухе.
Его пальцы замерли над моим сердцем, и я открыла глаза, встречаясь с его охваченным виной взглядом.
— Белла… я… мне очень жаль. Я не должен был. Но твое сердце… Я хотел прикоснуться к нему и… — Он сделал паузу, покачав головой, а затем отдернул свою руку.
Если бы он только знал, что он уже коснулся моего сердца.
Я схватила его руку и вернула обратно, вновь накрывая свое сердце его ладонью. Я хотела, чтобы он знал, что всё в порядке, что он не сделал ничего плохого.
— Ты не должен извиняться за то, что прикоснулся ко мне.
— Это правда, — прошептал он, смотря на руку, которая находилась над моим сердцем.
— Что правда?
— О мягкости, — пробормотал он. — Ты можешь... видеть это. — Его глаза снова встретились с моими. — Я вижу твою, потому что ты и есть мягкость. Это твое сердце, Белла.
Я закусила губу, чтобы не пролить слезы, которые скопились в уголках глаз. Он и понятия не имел, насколько повлияло на меня то, что он сказал. Всё, что делал Эдвард, так или иначе затрагивало меня. Прежде чем я поняла, что делаю, моя рука поднялась и приблизилась к нему.
— Можно, — прошептала я. Я не была до конца уверенна, но казалось, он знал, о чем я спрашиваю, поэтому он просто кивнул.
Мои пальцы пробрались под его рубашку, останавливаясь на сердце, и я почувствовала, как быстро оно билось в груди. В тот момент, когда я приложила ладонь к его сердцу, дыхание Эдварда участилось так же, как и мое. Я наблюдала за движением своей руки, но как только услышала его тяжелое дыхание, сразу перевела взгляд на лицо. Его глаза встретились с моими, мое сердце чуть не вырвалось из груди от интенсивности его взгляда, и мое дыхание стало еще чаще.
— Белла, — прошептал он. Кожа вновь покрылась мурашками, и дрожь пробежала по всему телу от того как он произнес мое имя.
Да, что со мной происходит?
Я сглотнула, мой голос был тверд и переполнен эмоциями, когда я заговорила.
— Ты прав.
Его брови нахмурились, когда Эдвард вопросительно посмотрел на меня.
— О мягкости, — уточнила я. — Ты можешь видеть это, как ты и сказал. Я вижу это тоже… внутри тебя. — Я потерла рукой туда и обратно по его сердцу. — Здесь внутри.
— У меня есть… мягкость? — спросил он, широко распахнув глаза и открыв рот. Он отреагировал так, словно то, что я сказала, было самой шокирующей вещью, что он когда-либо слышал.
Я кивнула, улыбаясь.
— Больше, чем у кого-либо из тех, кого я знаю.
Мы стояли, уставившись друг на друга, и ни один из нас не говорил ни слова, казалось, что прошли часы, но это были лишь минуты. Что-то было по-другому. Что-то изменилось между нами, но я еще не была уверенна, что это было. Я лишь знала, что каким-то образом сейчас мы чувствовали иначе, и я могла видеть в его глазах, что он чувствовал то же самое.
Я наконец решила нарушить молчание, дрожа от того, что мое мокрое тело начало замерзать.
— Я должна... Мне нужно одеться.
Эдвард несколько раз моргнул, потом посмотрел на полку рядом с душем, где лежала моя одежда.
— Ох... Прости. Я не должен был…
— Нет, всё в порядке, — заверила я его. — Просто отвернись на минутку.
Я могла бы попросить его покинуть комнату, и я знала, что он бы послушал меня, но что-то внутри подсказывало не делать этого, что он нуждался в том, чтобы я была рядом.
Он нахмурил брови, но сделал так, как я просила. Я обошла кабинку и схватила свою одежду с полки. Меня окружали стены душевой кабинки, которые частично скрывали меня, я опустила полотенце и заметила, как от звука удара полотенца об пол дрожь прошла по телу Эдварда. Я не была уверена, напугал ли его звук или это было что-то еще, но я быстро оделась, молясь не упасть плашмя, лицом вниз, как уже бывало.
— Ладно, — сказала я ему, когда вся моя одежда была надета. — Теперь ты можешь повернуться.
Он медленно повернулся, его глаза встретились с моими, и я никак не могла понять взгляд, которым Эдвард смотрел на меня.
— Ты в порядке? — спросила я, беспокоясь, что могла чем-то расстроить его, хотя это последнее, что я хотела бы сделать.
Он кивнул.
— Я в порядке.
— Готов вернуться в комнату?
Он нахмурился, и его тело напряглось.
— Ты ведь тоже идешь, верно?
— Конечно, иду, — улыбнулась я.
Мое подтверждение, кажется, ослабило напряжение в теле Эдварда. Я схватила свою грязную одежду и использованное полотенце и несла их под мышкой, в то время как другую руку я протянула к нему. Эдвард охотно вложил свою руку в мою, и мы вместе пошли в его комнату.
Мы не говорили, пока не вошли внутрь. Я положила грязную одежду в свою сумку и решила сначала узнать, почему он был в ванной. — Эдвард, когда ты увидел меня... в ванной, почему ты был там?
Он всё еще стоял возле двери, его взгляд сосредоточен на матрасе, который был пуст, за исключением простыни, подушки и Ланселота, лежащих на нем.
— Плохой сон, — прошептал он с дрожью в голосе. Он наконец повернул голову, чтобы посмотреть на меня. — У меня был плохой сон, и когда я проснулся... тебя не было. Мне нужно было увидеть тебя. Я не... у меня нет их, когда ты здесь.
Я села на матрас, похлопав по месту рядом со мной. Он медленно двинулся ко мне, расслабляясь рядом со мной. Он настороженно посмотрел на кровать, как будто думал, почему ему снятся эти сны, словно они проникли в этот матрас и ждали момента, чтобы еще какое-то время преследовать его.
Я взяла его за руку, и переплела наши пальцы.
— Кошмар... был о нем?
Эдвард кивнул.
— Это был всего лишь сон. Он не сможет навредить тебе, ладно? Я никогда не позволю ему причинить тебе боль снова.
— Ты ушла, — пробормотал он.
— Мне очень жаль. Я просто проснулась и захотела пить, а потом из-за своей неуклюжести пролила сок на себя. Вот почему я мылась. Я вся была липкой. — Я улыбнулась, надеясь разрядить обстановку вокруг нас.
Эдвард ответил мне небольшой улыбкой, а затем посмотрел на наши сплетенные пальцы. — Мне не нравится, когда ты уходишь, Белла.
Я посмотрела на него, хоть он и не поднял свой взгляд.
— Мне тоже не нравится, когда я ухожу.
Он поднял голову, и наши глаза снова встретились.
— Я думаю... я думаю, что он ждет, когда я один. — Эдвард резко вдохнул и так же громко выдохнул. — Он не может… ты прогоняешь его. Meu anjo.
— Что это значит?
Его губы растянулись в настоящей улыбке.
Я улыбнулась в ответ.
— Ты не собираешься говорить мне, не так ли?
Эдвард покачал головой, всё еще улыбаясь.
— Откуда ты знаешь, как говорить на другом языке? — с любопытством спросила я. — Я даже не знаю, на каком языке ты говорил.
— Португальский, — ответил он. — Я должен был... — Он остановился, опустив глаза на свои колени. — Я должен был изучать его, если хотел есть.
Я чувствовала, как гнев нарастает в моем теле.
— Он заставил тебя научиться говорить на другом языке или ты не мог бы есть? — я понизила голос к середине предложения, понимая, что из-за гнева он поднялся на октаву выше.
— Да.
— Он был... э-э... из Португалии?
— Нет, — он покачал головой. — Но он хорошо знал язык. Он родился тут, но его семья была оттуда.
— Но когда ты сейчас говоришь на этом языке, не напоминает ли это о том, что он сделал с тобой?
Он поднял голову, чтобы я еще раз смогла увидеть красивые зеленые глаза. И в том, как он говорил, не было никаких признаков враждебности.
— Это не язык сделал мне больно. И это не что-то португальское сделало мне больно. Я благодарен, что знаю его. — Я кивнула.
— Ты прав, я просто… — Я замолчала, хорошо понимая, что он чувствовал. Хоть он и вынужден был выучить его, но, черт возьми, никто не мог обвинить язык в том, через что ему пришлось пройти. Было очевидно, что чтобы с ним не сделали, это не испортило его веры в хорошее. Виной всему был исключительно один человек, и как бы сурово не было думать о нем так, я надеялась, что он заплатит за всё, что он сделал с Эдвардом. — Это красиво, ну то, что ты сказал, хотя я не знаю, что это значит.
— Это красиво. — Он снова улыбнулся, и от того, как он смотрел на меня, мое тело окутал жар, и участилось дыхание.
— Когда ты достаточно удачлив, чтобы познать что-то красивое, ты учишься ценить это, несмотря на то, как столкнулся с этим.
Я была ошеломлена его словами, чувствуя, что он показал мне другую часть себя — ту, что раньше скрывал. Мне пришлось отвернуться, надеясь, что он не заметит, как покраснело мое лицо и грудь. Он был гораздо умней, чем, вероятно, он о себе думал, но полагаю, это был природный интеллект.
— Хотела бы я знать, что ты говорил, — пробормотала я.
Он посмеивался над моим ответом, и я просто не могла не ответить ему взаимностью. Мне очень понравился звук его смеха, при том, что Эдвард нечасто смеялся. Но когда это случалось, Бог мой, это было самым красивым звуком, который я когда-либо слышала. Я могла ощущать его так же, как и слышать. Его смех, словно теплый шелк, скользящий по моей плоти. И он точно знал, что делал, не рассказывая мне, о чем говорил по-португальски, но я надеялась, что когда-нибудь, он все-таки откроется мне.
Свободной рукой я начала теребить подол своей рубашки.
— Итак, значит, ты хорошо знаешь язык?
— Да, — ответил он.
— Как ты... — Я вздохнула, прежде чем продолжить. — Как ты научился говорить на нем?
Он снова посмотрел на наши переплетенные руки.
— В основном, книги. Это... это были книги с переводом. И несколько сказок. Мне они очень нравились. Но он никогда не помогал. Мне не позволялось это. Было несколько лент, — он нахмурил брови, концентрируясь, чтобы подобрать правильную формулировку. — Аудио— ленты, думаю, это были они. Он запирал меня в... Я должен был слушать их всю ночь.
— Эдвард, — прошептала я, сжимая его руку в своей. — Где он закрывал тебя?
Его рука задрожала в моей, и когда он заговорил, голос звучал отстранено, как будто Эдвард находился не рядом со мной, а в каком-то другом месте.
— Там всегда было темно. Всегда холодно. И запах... я...
Теперь дрожало всё его тело, и мне не столько любопытно то, что он хотел сказать в конце предложения, сколько я боялась за него. Его комфорт всегда будет на первом месте.
— Эдвард, мы не...
— Даже темнота и запах были слишком хороши для меня. Так он говорил мне. Я должен был страдать за неё.
От жгучих слез, защипало в уголках глаз, а агония в его словах разлилась мучительной болью в груди. Ни один человек никогда не должен был испытать столько боли, сколько испытал Эдвард, очевидно, с самого рождения. Я предположила, что он говорил о своей матери, Аро обвинил его за то, что с ней случилось. Также из-за того, что Эдвард говорил ранее, я предположила, что она умерла при родах.
— Эдвард, ты не виноват в том, что случилось с твоей матерью. Ты был ребенком, понимаешь? Ты не был ответственен за ее смерть. Такое бывает во время родов, и…
Его голова взметнулась вверх.
— Она не умерла, она ушла.
— Что? — удивленно спросила я. Не то чтобы я сомневалась в его словах, я просто не могла поверить, как мать может оставить своего ребенка вот так, особенно с таким монстром, как Аро. Что такого могло произойти, что заставило ее уйти? И если она знала, каким человеком был Аро, как, черт возьми, она могла оставить с ним Эдварда?!
— Она... она ушла, — повторил он шепотом.
— Почему? — выпалила я сердито. — Как она могла? Как она могла вот так вот просто уйти?
Он вздрогнул в ответ на мой тон, и я быстро извинилась, сжав его руку в своей. Понизив голос, я уверяла его, что мой гнев был направлен не на него. Он снова открывал мне часть себя, часть о которой тяжело было вспоминать, не то что говорить об этом, и конечно же, сейчас он нуждался не в моей злости, даже направленной на тех, кто сделал ему больно и бросил его.
Когда Эдвард заговорил, его голос дрожал и казался почти призрачным.
— Он сказал, что я неправильный ребенок. Я не то, что она хотела.
Слезы текли по моим щекам, наполненные гневом и болью.
— Как можно не хотеть тебя?
— Она не хотела, — выдавил он, и единственная слеза скатилась по его левой щеке. — Аро сказал, что она хотела девочку вместо меня. Они не могли… Они никогда не могли любить меня. Я был неправильным ребенком. Он удостоверился в том, чтобы я знал это.
Его глаза встретились с моими, и опустошенность во взгляде просто разрывала мне душу. Слезы сильней потекли по щекам, капая с подбородка на колени.
— Я никогда не просил... ни о чем. Но я... я хотел быть желанным. Даже если это было эгоистично, я хотел.
Я вытащила руку из его руки и, подогнув под себя колени, села прямо перед ним. Мои ладони нежно обхватили его лицо. Сначала он вздрогнул от моего прикосновения и весь напрягся, но затем его тело постепенно расслабилось, и он закрыл глаза, склоняясь ближе к моим прикосновениям, в то время как я проводила кончиками пальцев по его челюсти. Я смотрела на него, чувствуя как непрерывный поток горячих слез течет по моим щекам, пока я мысленно воспроизводила то, что он только что мне сказал.
— Ты желанный, Эдвард. Разве ты не видишь это? — Он открыл глаза полные слез и посмотрел мне прямо в глаза. — У тебя есть люди, которые заботятся о тебе, которые хотят, чтобы ты был в их жизни. Маркус заботится о тебе, я забочусь о тебе. Так сильно. И это не эгоистично, что ты хочешь чувствовать себя желанным кем-то. — Я умоляла его своими глазами, чтобы он понял и поверил моим словам. — Ты никогда не был неправильным ребенком. Ты не сделал ничего плохого, а даже если и сделал что-то не так, этого никогда не будет достаточно, чтобы заслужить всё то, что с тобой сделали. Никогда. Тебе не нужно быть идеальным, чтобы быть любимым. Ты просто должен быть самим собой. Вот и всё. Мы все делаем ошибки, Эдвард, но это не значит, что мы не должны быть любимыми. И это не должно иметь значения, мальчик ты или девочка, потому что ты всё еще их ребенок, и они должны безоговорочно любить тебя не смотря ни на что, потому что это то, что ты заслужил получить от них. Это то, что каждый ребенок заслуживает от своих родителей. — Это была их ответственность: дать тебе любовь и заботу, обеспечить всем, чтобы ты мог учиться и расти в здоровой окружающей среде. Они никогда не должны были ставить тебе условия. Это их неудача, а не твоя. И она никогда не была твоей. Понимаешь? Они оба виноваты в равной степени. Они, возможно, не хотели тебя, Эдвард, но ты всё равно желанный.
Его глаза расширились.
— Я?
Я кивнула, улыбаясь.
— Ты.
— Но они не...
— Они не заслужили тебя. Они никогда в своей жизни не заслужат такого, как ты. Ты слишком хорош для них и... — Я сделала паузу, убирая свою правую руку, чтобы вытереть слезы, пропитавшие мое лицо, перед тем как вернуть ее обратно на его щеку. — Ты сказал, что мое сердце — мягкость, но я никогда не знала такого сердца, как у тебя, Эдвард, и никогда прежде не видела такой силы в одном человеке. Они, возможно, сломили тебя физически, но они не смогли сломить тебя духовно. Посмотри на себя. Посмотри, как далеко ты продвинулся.
Он покачал головой.
— Как ты можешь…
— Потому что я вижу тебя, — перебила я.
— Но он сказал…
— Он лгал, — подчеркнула я, стараясь чтобы мой голос звучал уверенно. — Ты никогда не был таким, как он говорил о тебе, Эдвард.
— Тогда почему? — Он сглотнул, эмоции переполняли его слова. — Почему они не хотели меня, Белла? Почему он… почему он запирал меня в темноте? Потому что я плохой?
— Эдвард, — плакала я, полностью проигрывая эмоциональную битву внутри меня. — Он был плохим, а не ты.
— Я больше не хочу быть в темноте. — Еще больше слез потекло по его щекам, когда он обнажил душу мне.
— Ты и не должен быть, — обещала я ему. — Но мне нужно, чтобы ты впустил меня. Мне нужно, чтобы ты рассказал мне, что он сделал с тобой.
Губы Эдварда дрожали, и дрожь его тела усилилась. — Белла… я…
— Пожалуйста, — взмолилась я. — Пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Позволь мне вывести тебя из темноты.
— Сможешь... сможешь ли ты тогда остаться со мной?
— Я никогда не оставлю тебя. — Никакие слова никогда не смогли бы быть более правдивыми.
— Я боюсь, — признался он.
Я знала, что его так пугало. Рассказав мне это, он бы открылся, дав мне возможность сделать ему больно, если бы это было то, что я хотела сделать. И сказать вслух всё через что ему пришлось пройти — это открыть старые раны, которые Эдвард пытался замаскировать, позволяя им свободно кровоточить и делать его еще более уязвимым. Это будет больно.
— Я знаю, что ты боишься, но я никому не позволю причинить тебе боль. Я клянусь тебе.
Он тут же повернул голову, в результате чего мои руки покинули его лицо. Он отчаянно оглядел комнату в поисках чего-то.
— Мне нужно… я… — пройдясь глазами по кровати, его взгляд остановился на Ланселоте, который лежал у меня за спиной. Он потянулся к нему и, крепко сжимая его в своих руках, притянул к своей груди.
Его потребность в Ланселоте вполне объяснима, учитывая то, что медведь был его единственным защитником и другом на протяжении всего его взросления. Я верила, Эдвард знал, что я никогда бы не причинила ему боль, ведь я обещала, но у него всё еще была необходимость защищать себя, и Ланселот, словно щит, служил защитой от потенциального вреда. Его реакция была мгновенной, потому что необходимость защитить себя была на уровне инстинктов.
Я наблюдала за тем, как он прижимал к себе медведя, словно маленький набивной зверь мог удержать его на плаву. Обернув руки вокруг игрушки, Эдвард отгораживался от всего, что могло причинить ему вред. И видя Эдварда сейчас, зная, что он выжил, у меня не оставалось сомнений в веру, которую он вложил в Ланселота, это то, что помогало вытащить его из ада, в котором он жил. Осознания этого было достаточно, чтобы заставить меня любить это набивное животное еще больше, потому что каким бы незначительным оно не казалось, Ланселот давал Эдварду надежду.
— Он помогает тебе, не так ли? — Эдвард поднял голову и вопросительно приподнял брови. Я указала на Ланселота так, чтобы Эдвард понял, о чем я. — Ланселот помогает тебе.
Он кивнул, глядя вниз на медведя, и проговорил почти шепотом:
— Иногда было слишком много боли, тогда я обнимал его и погружался в свои мысли, только так я мог справиться с болью. — Он судорожно выдохнул. — Он не мог навредить там.
Я сглотнула, чтобы избавиться от подступающей желчи в горле.
— Когда ты... когда ты уходил с Ланселотом, Аро... он причинял тебе боль?
— Да.
Я закусила губу, в то время как боль в моей груди разлилась по всему телу.
— Он делал тебе больно часто?
Он молчал в течение долгого времени, и я не была уверенна, ответит ли он мне, но он наконец тихо заговорил, хотя его глаза так и не смотрели на меня.
— Каждый день.
Гнев и опустошение затопили мои вены.
— Он бил тебя каждый день?
— Не всегда кулаком, но в основном. Существует сильнее боль, чем физическая. — Взгляд Эдварда стал стеклянным, как будто он снова потерялся в воспоминаниях.
— И он говорил тебе ужасные вещи?
— Он всегда говорил. Он всегда бил. Я должен быть наказан. — Он сжал Ланселота крепче. — Я заставил ее бросить его. Я заставил его любовь уйти, поэтому мне тоже нельзя было иметь это. Око за око.
— О Боже! — Я плакала, мой живот скрутило от злости. — Как он мог? Ты был ребенком. Ты был невинным ребенком, Эдвард. Ты не забирал его любовь, это сделала она.
Наконец его глаза встретились с моими, пораженные и блестящие от слез.
— Но она ушла из-за меня. Я сделал это, Белла. Я. Почему я должен быть таким? — Он махнул на себя рукой, его губы дрожали, пока он говорил. — Почему я должен был получиться неправильным?
Ничто в мире сейчас не могло остановить меня, так что я ближе подвинулась к нему и обернула свои руки вокруг него. И больше ничего не делала. Я просто сидела рядом с ним, обернув руки вокруг него и Ланселота и обещая сделать всё, что в моих силах, чтобы собрать все осколки, на которые Аро его разбил.
— В тебе нет ничего неправильного. — Я отклонилась назад ровно настолько, чтобы взглянуть на него, но при этом не прекращая его обнимать. — Посмотри на меня, Эдвард. — Он не двигался. — Пожалуйста, посмотри на меня. — Он медленно поднял голову, устанавливая со мной зрительный контакт. — В тебе нет ничего неправильного. Хочешь знать, откуда я это знаю, почему я чувствую это в своем сердце?
Он просто смотрел на меня, и независимо от того, ответил он или нет, я всё равно собиралась сказать ему, чтобы он понял. — Я знаю, потому что, когда я далеко от тебя, всё, что я хочу, это быть здесь, рядом с тобой. Когда я здесь, пусть это всего лишь маленькая темная комната в старой больнице, но здесь с тобой я счастлива. Я хочу быть здесь, Эдвард. Как ты думаешь, я чувствовала бы всё это и хотела бы быть здесь каждый день, если бы с тобой было что-то не так? Я здесь, и я чувствую, и всё это благодаря тебе. Кто-то плохой не может заставить меня чувствовать себя таким образом. Кто-то плохой не может заставить меня заботиться о нем. А я забочусь, Эдвард. Очень забочусь.
Он резко вздохнул, закрыл глаза, и слезы потекли по его щекам. Может быть, того, что я сказала, было слишком много или, может, этого было недостаточно. Я не была уверенна, но чувствовала, что это правильно. — Так же как и Маркус. Твои родители — больные люди. Тебе пришлось заплатить за их болезнь, и это разбивает мне сердце. Мое сердце болит за всё, что они сделали с тобой.
— Я никогда не хотел, чтобы твое сердце болело, Белла, — прошептал он.
— Я знаю, — сказала я ему. — Обычно плохие не чувствуют себя таким образом. Они не заботятся о чужом сердце. Но ты заботишься, и как я знаю, в тебе нет ничего плохого. Так же я знаю, что мое сердце не перестанет болеть, пока болит твое.
— Я не знаю, как заставить это остановиться.
Я приложила руку к его правой щеке, улыбаясь ему сквозь слезы.
— Мы справимся с этим вместе.
Именно тогда он снова попросил меня остаться, потому что он не хотел быть один. Я тоже хотела остаться, ведь мне совсем не нравилась идея оставить его или находиться вдали от него. Я пообещала ему, что останусь, но мне нужно было ненадолго уехать.
Потребовалось какое-то время, чтобы объяснить ему, что так же, как и за день до этого, я вынуждена была уехать на некоторое время, чтобы я смогла остаться с ним на ночь. Ему совсем не нравилась эта идея, но он понимал, потому что знал, что я вернусь.
Я пообещала ему, что скоро вернусь, и что не уйду, пока не удостоверюсь, что Маркус здесь, и он не будет один. Он попросил меня еще раз поблагодарить Маркуса за iPod и одежду, и я заверила его, что поблагодарю.
Я знала, что произойдет, когда я вернусь, по крайней мере, я на это надеялась. Я хотела, чтобы он рассказал мне о своей жизни до того, как оказался в этой больнице. Взрослые, которые меня окружали, всегда говорили рассказывать о своих проблемах, это избавляло от боли и страхов. Они говорили, что это было средством исцелить свое сердце и душу. Это то, что делал мой отец для меня и Эммета, когда наша мама умерла.
Я не была уверенна, что после того как Эдвард расскажет мне всё, он полностью исцелится, но я надеялась, что это могло бы ему помочь. Это имело смысл. Во всяком случае, так считали все психиатры в мире. Я, конечно, не была квалифицированным психологом, но это не значит, что я не могу быть полезной, что я не могла быть той, в ком он нуждался. Я имею в виду, что каждый раз, когда я приезжаю к нему, я вижу насколько, он изменился, и говорил он теперь намного больше. Должно быть, я всё делаю правильно.
Когда появился Маркус, всё еще явно больной, я сказала ему, что вернусь и что он не должен задерживаться тут надолго. Я сделала так, как и обещала, поблагодарив его за Эдварда. И хотя он определенно выглядел больным, лицо Маркуса засветилось после этих слов. Это был еще один момент в этой больнице, которым я всегда буду дорожить.
Когда я наконец приехала к Элис, она казалась немного встревоженной тем, что я опоздала. Я знала, что пренебрегаю нашей дружбой, и я чувствовала себя ужасно из-за этого, но сейчас Эдвард нуждался во мне, и я не могла чувствовать себя виноватой за то, что хотела быть там для него. Но так или иначе я извинилась перед Элис, крепко обнимая ее и говоря, что скучала по ней. Она засмеялась и потянула меня за руку, ведя по комнате, чтобы познакомить с гостями. Я кратко обменялась парой слов с мистером и миссис Каллен.
— Как поживаешь, Белла? — спросил Карлайл. — Мы теперь нечасто тебя видим.
— Я много работаю, — объяснила я.
— Ах да, — сказал он, кивая. — В той старой психиатрической больнице. Элис рассказывала нам об этом.
— Эмм… да, — Мой ответ нельзя было назвать полностью сформулированным, но я спешила поговорить с Элис, а затем уйти.
Эсме рассмеялась.
— Ладно, девочки, идите и наслаждайтесь вечеринкой.
Элис и я кивнули, прежде чем отправиться к другим группам людей. Я убедилась, что сделала несколько кругов, говоря с разными людьми и уделяя внимание Элис, прежде чем я потянула ее в сторону.
— Мне нужно поговорить с тобой. Мы можем пойти наверх, в твою комнату?
Она посмотрела на меня с любопытством, но кивнула.
— Да, конечно. Ты в порядке?
— Я в порядке. Мне просто нужно поговорить с тобой минутку.
Мы направились в ее комнату, и я сразу же подошла к кровати и села на ее край.
— Я не могу остаться сегодня вечером.
— Что? — спросила она с раздражением в голосе. — Белла, ты обещала.
— Я знаю, что я обещала, но я не могу.
— Дай-ка угадаю, — сказала она скептически. — Загадочный парень, не так ли?
Я вздохнула.
— Элис, знаю, я расстроила тебя, но он нуждается во...
— Он не единственный, кто нуждается в тебе, Белла, — прервала она. — Но он, кажется, единственный, кому ты уделяешь время.
— Элис,— начала я, — всё совсем не так, это просто…
— Сложно? Да, я уже слышала это.
— Не сердись на меня, — взмолилась я. — Я не собиралась сделать тебе больно. Я хотела бы объяснить.
— Ты можешь, и ты объяснишь. — Она стояла, возвышаясь надо мной и держа руки на своих крошечных бедрах. — Все эти сложные речи больше не работают, Белла.
— Элис, я просто не могу…
— Нет, — она покачала головой и подняла руку, прося меня остановиться. — Ты не уйдешь, пока мы не поговорим об этом. Если ты беспокоишься, что я разболтаю кому-нибудь, то ты должна знать, что я никогда не сделаю этого. Я уже лгала для тебя, чтобы ты могла остаться с этим парнем. Я спрашиваю, чтобы понять, правильно ли поступаю, Белла, потому что всё, что ты делаешь в последнее время, поражает меня, при этом ты оставляешь меня в неведении, но когда ты просишь моей помощи, я помогаю тебе, практически не имея информации. Я заслуживаю знать больше, чем то, что это сложная ситуация.
— Ты права, — согласилась я, мои руки нервно пробежались по волосам, а глаза наполнились слезами. — И это съедает меня изнутри. Это тяжело рассказывать, но если и есть кто-то, кому я могу доверять, то это ты.
Думаю, часть меня знала, что как только я приду к Элис, мне нужно будет все рассказать ей.
Она села рядом со мной, гнев на ее лице превратился в беспокойство.
— Ты можешь доверять мне. Я обещаю. Так что же это, Белла? Что происходит?
Я смотрела прямо перед собой, зная, что если бы я смотрела прямо на нее, я бы полностью потеряла самообладание, которое и так было слабым.
— Есть один парень, как я тебе уже говорила. И я говорила тебе, что он находится в плохом положении. Что ж, сказать «в плохом» - это всё равно, что ничего не сказать. Он подвергался физическому насилию со стороны своего отца всю жизнь, пока не сбежал семь лет назад. И если ты узнаешь то, что было с ним, Элис, это навсегда оставит шрам в твоей душе. Как и у меня, ведь я знаю, что с ним сделали. Я не могу рассказать тебе, потому что знать, что ему сделали очень больно.
— Он так боится всего. Он и меня боялся первое время, но теперь всё по-другому. Я единственная, кому он позволяет находиться рядом с ним, единственная, кому он открывается. И когда он открывается передо мной, Элис, это удивительно. У него прекрасное сердце. Я видела его улыбку, слышала, как он смеется, и именно я вызываю в нем эти эмоции. Ты и понятия не имеешь, как много для меня значит видеть это и знать, что именно из-за меня он испытывает что-то счастливое. Потому что Господь знает, что он едва ли когда-то испытывал счастье. — Я продолжала говорить о нем, о вещах, которые я держала в секрете до сих пор — хотя и умолчала об определенных деталях — смотря перед собой, полностью погруженная в свои мысли об Эдварде.
— Я хочу, чтобы у него была возможность уйти из этого места и жить полной жизнью. Я хочу, чтобы он всегда улыбался. Я не хочу, чтобы он постоянно оглядывался, опасаясь, что ему снова могут причинить боль. Я хочу так много для него сделать. И сегодня, когда он попросил меня остаться, я не могла сказать ему «нет». Он нуждается во мне, и я не могу уйти от него. Сейчас это просто невозможно.
Я услышала ее вздох справа от меня, и моя голова немедленно повернулась в ее сторону, она прикрывала рот рукой, и ее глаза расширились в шоке.
— Что случилось? — спросила я.
Она убрала руку ото рта и заговорила шепотом.
— Ты не понимаешь, Белла?
— Не понимаю, что? — Да в чем ее проблема?
— О, Боже мой, ты еще не поняла. — Она снова ахнула.
В этот момент я стала еще более нетерпеливой.
— Хватит уже загадочных разговоров, Элис. Чего я не поняла?
Она покачала головой и несколько раз щелкнула языком. Я как раз собиралась накричать на нее, чтобы она сказала мне, в чем, черт возьми, ее проблема, когда она скрестила руки на груди, выглядя чересчур самодовольной, будто узнала какой-то невероятный секрет, в который еще никто не был посвящен.
— Ты не можешь сказать мне, что до сих пор не поняла этого. Серьезно, Белла, ты что ослепла и не замечаешь этого?
— Не замечаю чего? — прорычала я.
— Ну и дела, я даже не знаю, — засмеялась она. — Например, тот факт, что ты влюблена в него.
Мой рот открылся, и я уставилась на нее широко распахнутыми глазами.
— Я что?
* Meu anjo — (португальский) Мой ангел
** Leva o mal — (португальский) Ты заставляешь плохое уйти
Давайте вместе поблагодарим редактора, за проделанную работу -
ИрисI Своими впечатлениями и мыслями по поводу главы можно поделиться на
ФОРУМЕ