Во время долгого перелета во Флориду мое сознание уносится в свое собственное путешествие, и внезапно я увязаю в воспоминаниях, которые подавляла в течение долгого времени.

Я знала, что делаю, когда мне было пятнадцать; все мои действия были направлена на то, чтобы принести Чарли как можно больше стресса и смущения. Так что в первый день учебы в старшей школе Форкса я нашла самую шумную, самую неприятную компанию и пробила себе в нее путь. Я подтрунивала над Джессикой и Лорен и флиртовала с парнями.

Но выяснилось, что они и вполовину не были такими плохими, какими казались, и именно я всегда осмеливалась на различные выходки и обеспечивала нам неприятности. Форкс не предоставлял широкого спектра разнообразных возможностей попасть в неприятности, поэтому я заручалась помощью Лорен и Джессики, и вместе мы уговаривали Тайлера попросить своего старшего брата Марка отвезти нас на выходные в Порт-Анджелес.

Мы проводили пятничные или субботние, а порой и те и другие, вечера, развлекаясь в машинах Марка и его друзей. Я была настолько безрассудной и безответственной, насколько это вообще было возможно, и порой я содрогаюсь от мысли о том, что могло бы произойти со мной, если бы не Майк с Эриком. Под всей своей бравадой они были хорошими парнями и по-своему присматривали за нами, девчонками.

Марк был привлекательным парнем и знал об этом. Как и у Тайлера у него была гладкая, смуглая кожа, широкий, манящий рот, но если темно-карие глаза Тайлера были добры и частенько полны задора, то глаза Марка были холодны и нередко жестоки. Марк был выше и более мускулист, чем его младший брат, что добавляло весомости его угрожающему поведению.

Тайлер был из числа тех парней, к которым тут же испытываешь притяжение, и чья любящая повеселиться натура добавляет им привлекательности, в то время как бесстыдное, агрессивное поведение Марка быстро сводило на нет всякое физическое притяжение, которое можно было бы изначально к нему питать. Он был просто нечто. Ему была свойственна жестокость, и больше всего он любил уговаривать своих друзей выместить ее на нас с девочками. Майк с Эриком, напротив, с легкостью создавали ситуации, полные юмора, остроумия и поиска способов, как дать нам понять, что пора остановиться.

Как-то однажды субботним вечером, спустя несколько месяцев после моего переезда в Форкс, накачавшись водкой, украденной у матери Джессики, я обжималась с его другом Бредом на заднем сидении машины Марка. Тот отпускал отвратительные замечания в адрес Бреда, и мне стало не по себе и пришлось сдерживать Бреда, когда Марк сказал, что, по его мнению, я выгляжу так, будто меня вот-вот стошнит. Я тут же уцепилась за его слова и впечатляюще напилась.

Майк предложил помочь мне проветриться. Он помог мне выбраться из машины и устроил отменное шоу, взяв меня на руки и чуть ли не таща по улице. Мы немного погуляли той ночью, и Майк попытался разговорить меня о моих чувствах. Но я сумела не поддаться ему, хотя он был первым человеком с момента моего приезда в Форкс, который показал, что во мне, по его мнению, есть нечто большее, чем тот человек, которого я демонстрирую миру.

Впервые за долгие месяцы я почувствовала, будто меня, в самом деле, слушают, и, естественно, между нами с Майком установилась связь, хотя и не сразу. Джессика, конечно же, была не рада образовавшемуся между нами напряжению.

Лорен с Джессикой стали еще стервознее, чем когда-либо прежде, но это лишь укрепило мое намерение остаться в компании. Казалось, я получаю удовольствие, раздражая людей. Всякий раз, когда девчонки пытались подставить меня или не брать в расчет в своих планах, Майк всегда вступался и делал все, чтобы я была вместе со всеми.

Чем больше я старалась причинить боль Чарли, тем более пустой и несчастной я себя чувствовала.

Чарли перепробовал все: сажал меня под домашний арест, отвозил в школу и забирал оттуда, читал нотации. Но это ничего не меняло. Теперь, оборачиваясь назад, я понимаю, как сильно его мучило чувство вины и беспомощности. Работа отнимала у него много времени, давая мне возможность идти и делать все, что мне заблагорассудится. Даже когда он был дома, чтобы присматривать за мной, это ничего не меняло, потому что я быстро стала экспертом в лазании по дереву, росшему у меня под окном.

Он перепробовал различные тактики: в один день читал нотации, в другой кричал на меня. Он пытался не обращать внимания на мое поведение, но когда от этого стало только хуже, он снова вернулся к бессмысленным попыткам запереть меня дома.

Все, что мне нужно было сделать, это поговорить с ним и рассказать о том, что я чувствовала, но я не знала, как это сделать. Я так много лет провела, веря в заблуждение о том, что он меня не любит, что была способна лишь наказывать его за преступление, которого он даже не совершал.

Меня накрывает волна сожаления, когда я задумываюсь о том, как вела себя раньше. Между нами всегда могла бы быть эта связь, если бы я не таила в себе бессмысленную обиду и недовольство. Он просто не знал, как ко мне подступиться, а если и знал, то я не позволяла ему. Я еще никогда не чувствовала себя ближе к нему, чем сегодня. Мне потребовались годы на то, чтобы установить связь с Рене, но все равно сегодня я ощутила ее со своим отцом. Я снова была той маленькой девочкой, полной обожания, пока я слушала ритм его сердцебиения.

Я думаю о людях, с которыми сейчас ощущаю эту связь: Рене, Чарли и Джейкоб, а потом мои мысли неминуемо уносятся к Эдварду. С ним я тоже ее чувствовала. Он был первым человеком помимо моих родителей, которого я позволила себе безгранично полюбить.

– Что вы хотели бы выпить?

Из размышлений меня вырывает стюардесса, выжидательно смотрящая на меня. Я моргаю пару раз, пытаясь сфокусировать взгляд на меню. Потом указываю на маленькую порцию «Jack Daniels» и прошу принести мне еще и диетической колы.

Поскольку Рене встречает меня, мне не нужно беспокоиться о потреблении алкоголя, и одному Богу известно, как он мне сейчас нужен.

Я опустошаю стакан в два глотка, и меня тут же накрывает усталость. Я ставлю его в уголок подноса и откидываю сиденье так далеко, как только могу, чтобы не потревожить при этом сидящего позади меня человека. Я закрываю глаза, но за закрытыми веками все равно маячит лицо Эдварда, и я снова распахиваю их. Мои мысли возвращаются к Калленам.

Мы ездили на выездную экскурсию по биологии, и я оказалась в паре с Элис. Помню, как я боялась этого, потому что Элис всегда была очень тихой в школе, и я заметила, что у нее всегда был этот знающий взгляд, будто она видела людей насквозь, минуя всю их ложь. Казалось, она совсем не хотела быть со всеми, а предпочитала сидеть одна в углу столовой за ланчем и читать.

Но во время поездки она оказалась на удивление веселой. Ее энтузиазм был заразительным, а сама она болтала без умолку. Она рассказала мне, что всю жизнь прожила в Форксе, и казалась восхищенной тем фактом, что я жила в Финиксе. Одному только Богу известно почему. Она задавала мне бесчисленное количество вопросов, и я сама была потрясена тем, что действительно хотела ответить ей на них. Я еще никогда не встречала никого, кто бы так мною интересовался, и было непросто не чувствовать себя польщенной.

На обратном пути в школу разговор пошел о ней. Она рассказала мне о своих старших братьях Эммете и Эдварде. Эдвард был на девять лет старше нее и учился на врача. Честно говоря, она рассказывала и рассказывала о нем будто о втором пришествии. К тому времени, когда она, как я краем уха поняла, заговорила об Эммете, я ее уже едва слушала. У него была какая-то спортивная травма, которая разрушила его амбиции стать профессиональным футболистом. Эммет тоже был значительно старше нее. Элис, можно сказать, была ребеночком в их семействе.

На следующий день после нашей экскурсионной поездки Элис села рядом со мной в столовой. Она просто подошла к моему столу и села, будто это было самой естественной вещью на свете. Она, казалось, даже не заметила моих потрясенно округлившихся глаз, и тут же принялась болтать со мной о моих волосах и прочих вещах. Она хотела придать им стиля. Это воспоминание вызывает у меня улыбку. Она всегда просила у меня разрешения сделать что-нибудь с моими волосами, но я никогда ей этого не позволяла, чем сводила ее с ума от разочарования.

Постепенно я стала больше видеться с Элис и меньше с прежней шайкой. Меня стала утомлять стервозность Лорен и Джессики, и надоел весь этот цирк с Чарли. Мне нравилось проводить время у Калленов. Отец Элис не часто бывал дома, но, тем не менее, все в доме были счастливы и охотно принимали меня у себя. Мы с Элис стали очень близки, и я полюбила ее семью, но когда Эдвард вернулся домой со своей женой Ириной, все cтало меняться.

Впервые я встретила Эдварда в роли его пациентки. Он только начал работать в медицинском центре Форкса, и когда я приехала на прием, мне сообщили, что принимать меня будет доктор Каллен, потому что доктор Бейкер отбыл по срочному вызову на дом. Я подумывала отменить прием, но мне потребовалось несколько недель на то, чтобы он состоялся, поэтому я пошла.

У меня была дурацкая сыпь на спине, и она начала распространяться все больше. Я позвонила Рене, и она предложила пойти к врачу и попросить его выписать мне «Yasmin», который, по ее словам, вылечит все мои высыпания, и который являлся оральным контрацептивом, поэтому у меня возникли подозрения, что так она надеялась убить сразу двух зайцев.

Прием был сущим кошмаром. Если бы я знала, что он будет брать мазок из шейки матки, то непременно бы все отменила. И мало того, что он это делал, так он еще позвал медсестру наблюдать за процедурой. Я и заметить не успела, как оказалась раздета от пояса, мои ноги очутились на стременах для осмотра, а он замаячил надо мной со слегка покрасневшим лицом, пытаясь выглядеть профессионально, но без особого успеха. Я решила, что это был не лучший момент для того, чтобы заявить, что я лучшая подруга его сестры.

Мой следующий обед у Калленов был в крайней степени неловким, мягко говоря. Я больше не виделась с ним на его профессиональном поприще после того приема. Но он все равно преследовал нас обоих.

Загорается лампочка на ремне безопасности, и пилот объявляет о скорой посадке. Вокруг меня суетятся люди, и под какофонию звуков отстегивающихся ремней и хлопающихся подносов я отпускаю свои воспоминания и возвращаюсь в сегодняшний день.

Я с нетерпением жду, когда, наконец, сойду с самолета и увижусь с Рене и Джейкобом, но одна простая мысль о Джейкобе заставляет мой желудок резко ухнуть вниз. Я годами уверяла себя в том, что Эдвард был счастлив, живя со своей женой и ребенком, а то, чего он не знает, не причинит ему боли. У него было все, чего он хотел, возможно, за исключением карьеры, но, зная Эдварда, могу сказать, что даже из этого он взял бы все самое лучшее.

Прошлой ночь я долго сидела на крыльце в размышлениях. Я думала, что разобралась во всем. Я думала, что смогу просто приехать обратно в Форкс вместе с Джейкобом и сказать Калленам, чтобы они не лезли не в свои дела. Джейкоб мой, Эдвард выбрал свой путь, а я – свой, и больше добавить тут нечего.

Но теперь это невозможно. Не после того, как я узнала, что Эдварда так трагично лишили возможности вырастить одного ребенка, а я так жестоко отняла у него другого.

Пройдя через арку на контроле, я тут же замечаю Рене, размахивающую в воздухе шляпой. Джейкоб с улыбкой стоит рядом с ней. Он в том возрасте, когда считает себя слишком крутым, чтобы скучать по матери, но не может скрыть, что скучал. Я с изумлением смотрю, как он идет ко мне, сперва медленно, но потом эмоции берут над ним верх, и он мчится в мои объятья.

Я обнимаю его, уткнувшись в его волосы, и наслаждаюсь объятьями его маленького тельца.

– Я скучала по тебе, милый, – вздыхаю я, испытываю такую мощную волну любви, что боюсь раздавить его совсем. Я отстраняюсь и смотрю на него. – Что это на тебе?

Я рассматриваю белый костюм, в который он одет. На рукавах красуются черные надписи, а талию туго подпоясывает кожаный ремень, подозрительно похожий на мой. Его тонкие запястья и внушительной длины предплечья торчат из рукавов, а штаны приспущены. Он улыбается мне и отбивает мою руку приемом каратэ, издав при этом странный высокий звук.

Я смотрю на Рене, которая стоит и гордо улыбается.

– Мы посмотрели «Каратэ-пацана» вчера вечером, Джейкобу понравилось, и он захотел быть Даниэлем Сан, – она с улыбкой треплет его по волосам. – И мы купили сиквелы на DVD.

– Мам, он мал ему на два размера, к тому же это костюм для тхэквондо.

Она закатывает глаза и притягивает меня в крепкие объятья.

– Ты так педантична. Нет же никакой разницы.

Джейкоб снова отбивает мою руку приемом и начинает цитировать мистера Мияги, пока мы идем к такси. К тому времени когда мы выходим на парковку, он машет приемами во все стороны, подробно рассказывая мне о том, как это принесет ему третий дан и черный пояс за одну ночь.

Всякий раз, когда Джейкобу нравится фильм, он хочет стать главным героем, и Рене всегда потворствует ему. Когда он посмотрел «Короля льва», она сшила ему костюм льва из старых коричневых полотенец. Он целый месяц надевал эту чертовщину на ночь, пока она не развалилась. Иной раз он носил его целый день, если я ему разрешала.

Я морщусь от вида его нелепого наряда, пока он залезает в машину. Я не против дать ему волю дома, но Рене любит вывести его на улицу в таком виде, будто он упал в корзину с бельем и вылез оттуда в чем попало.

Джейкоб пристегивается, и я закрываю его дверь. Рене касается моей руки.

– Ты в порядке?

Всего два слова, а я уже готова разразиться рыданиями. Я не могу говорить, поэтому просто киваю, но потом мотаю головой.

– Потом поговорим, – обещает она, притягивая меня в крепкие объятья.

Я сижу на заднем сидении вместе с Джейкобом, и он безумолку болтает о каратэ и Даниэле Сан все дорогу до дома. Он сообщает мне, что собирается построить дом как у мистера Мияги, и что я буду там с ним жить.

Я смотрю на него, пока он говорит, и все, о чем я могу думать, это то, как сильно он похож на Эдварда. Волосы у него темнее, но на солнце в них заметен отчетливый рыжеватый отблеск, в его глазах больше орехового оттенка, чем зеленого, но форма у них точно такая же, как и у глаз Эдварда. У него тот же прямой нос, даже улыбка у него такая же кривоватая.

Все в Форксе, кто знает Эдварда, узнают Джейкоба, как только его увидят. Мне ни за что не удастся сохранить это в тайне. Это так же очевидно, как нос Каллена на личике Джейка.

Рене ведет нас в дом, настаивая на том, что мы отобедаем у нее, прежде чем она отвезет меня в мою квартиру. Я с радостью соглашаюсь, потому что знаю, что нам нужно поговорить. Я улыбаюсь, когда она говорит, что я выгляжу так, будто с удовольствием съела бы хороший домашний обед, а потом берет трубку и заказывает еду на дом.

После обеда Фил отводит Джейкоба в гостиную посмотреть вторую часть «Каратэ-пацана», а у нас с Рене наконец появляется возможность поговорить. Она готовит нам безалкогольные коктейли и ведет меня в сад к шезлонгам, стоящим возле бассейна.

Я сажусь на шезлонг, наслаждаясь солнцем; так приятно видеть его после серого одеяла облаков, застилающего небо Форкса. Солнце скользит по небу, но все равно горит ярким оранжевым кругом на идеальном голубом холсте.

– Ты уверена, что поступаешь правильно? – спрашивает Рене, сдвигая свою соломенную шляпу слегка назад и глядя на меня поверх своих солнцезащитных очков.

Я позвонила ей утром после визита Карлайла и сказала, что хочу остаться в Форксе, чтобы ухаживать за Чарли. Она не была в восторге от этой идеи, и, судя по озабоченному выражению ее лица, до сих пор не в восторге.

– Я уверена, – настаиваю я. – Я хочу быть с ним, помочь ему пройти через это.

– А что насчет Джейкоба?

Я вздыхаю.

– Я понимаю, что ему будет непросто освоиться, но, возможно, на это уйдет всего пара месяцев… – мой голос срывается. – Я хочу, чтобы он узнал Чарли.

Она наклоняется вперед и берет меня за руку.

– Чарли станет очень плохо, и, возможно, Джейкобу будет нелегко видеть все это.

– Мама, я должна сделать это, и мне нужно, чтобы Джейкоб был рядом. Мы же не будем все время сидеть возле постели Чарли и смотреть на него… у нас все будет хорошо!

Она кивает.

– А что с твоей работой?

Рене не свойственна практичность, поэтому я понимаю, что она немало думала об этом.

– Я не знаю, когда вернусь, поэтому мне придется бросить ее.

Она резко смотрит на меня.

– Мам, я найду себе другое место в качестве официантки, когда вернусь, а офисы, в которых нужно убрать, всегда найдутся.

Я не говорю ей о том, что Чарли намерен оставить мне свой дом. Я даже не знаю, думала ли она об этом. Но как бы мне ни была ненавистна эта мысль, я понимаю, что однажды дом станет моим, а посему мне некоторое время можно не беспокоиться о работе.

Мне всегда приходилось ориентировать работу на Джейкоба. Рене много путешествовала с Филом, поэтому я никогда не могла в полной мере положиться на нее. Мне пришлось бросить работу в библиотеке, когда Джейкоб сломал ногу, спрыгнув с крыши моей машины после того, как мы посмотрели «Возвращение супермена». Рене тогда не было в стране несколько месяцев, и за Джейкобом было некому присмотреть, пока я работала. Теперь у меня было две работы – я обслуживаю столики днем и убираю в офисах по вечерам. Не могу сказать, что мне будет грустно бросать такую работу.

– Тебе придется рассказать ему об Эдварде, – тихо говорит она.

Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, но это нисколько не помогает мне снять напряжение.

– Я знаю.

– Ты можешь сказать ему сейчас, если хочешь, возможно, тебе будет легче сделать это, пока я рядом.

Я качаю головой. Мне нужно подумать о том, как я расскажу ему об этом. Ему девять лет, и он отнюдь не способен разобраться в запутанных подробностях моего прошлого. Мы никогда особо не говорили о его отце.

Однажды он поднял этот вопрос, когда только пошел в школу. Он спросил, почему он был единственным ребенком в классе, у которого нет папы. И он принял мое убогое объяснение, заключавшееся в том, что у нас с его папой не сложилось, и он жил в другом месте. Потом он спросил, почему он никогда не навещает его, и почему мы никогда не навещаем его, и я просто ответила, что до него было слишком далеко ехать.

– Сначала мне нужно поговорить с ним о Чарли, а потом я расскажу ему об Эдварде. Завтра.

– Хорошо, милая, но если тебе нужна моральная поддержка, дай мне знать, и я тотчас примчусь, – она наклоняется ко мне, обнимает и целует меня в макушку.

Я забираю Джейкоба домой и разрешаю ему почитать о Японии на википедии перед вечерним купанием. Наша квартира располагается прямо над китайским ресторанчиком в паре миль от дома Рене. Порой запах от готовки становится проблемой, но рента не высока, и я сомневаюсь, что я смогла бы найти место получше, чтобы оно было мне по карману.

После купания Джейкоб мчится на кухню в своем каратэ-костюме без пояса и плюхается за стол. Обычно я бы отправила его в комнату переодеваться в пижаму, но сегодня я позволяю ему эту вольность и ставлю перед ним кружку какао. Он обхватывает ее руками и благодарно улыбается.

– Я рад, что ты вернулась. Бабушка Рене не умеет готовить какао так, как ты, – он отпивает из кружки и довольно вздыхает. – Она ничего не умеет делать так хорошо как ты.

– Зато она хороша в том, чтобы любить тебя, как я, – я улыбаюсь ему и сажусь рядом. – Она будет очень скучать по тебе, когда мы уедем в Форкс.

Он морщит носик, и я успеваю уловить эту незначительную перемену в выражении его лица, прежде чем оно снова становится бесстрастным.

Я взъерошиваю его влажные волосы.

– Ты с нетерпением ждешь нашу поездку в Форкс? – осторожно спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Наверное, – он дует в кружку. – Мне, правда, придется ходить там в школу?

Я киваю.

– Да, мы пробудем там какое-то время, и я не хочу, чтобы ты отстал. К тому же, это станет твоим приключением, ты заведешь много новых друзей.

– Мне нравятся Джош и Бретт, – говорит он, надувшись.

– Они все так же будут здесь, когда мы вернемся, и ты сможешь рассказать им о своих новых друзьях из Форкса.

Он кивает, а потом хмурит брови.

– В Форксе есть клуб каратэ? Может быть, деда Чарли сможет поучить меня, ну знаешь, как мистер Мияги…

– Он не знает каратэ, Джейкоб, но он знаток в рыбалке. Он с нетерпением ждет возможности взять нас на свою лодку, чтобы поучить тебя, – говорю я, пытаясь придать голосу энтузиазма и молча благодаря Бога за то, что сын не смотрел «Челюсти».

– Будет круто, – соглашается он, кивая.

Я прокашливаюсь и рассказываю ему о болезни Чарли. Он тихо сидит, пока я изо всех сил стараюсь объяснить ему так, чтобы он все понял, но не напугать его при этом. Закончив, я испытываю потрясение, увидев, что его лицо напряжено от тревоги, и, вскочив со стула, он кидается и обнимает меня. Тогда-то я и осознаю, что плачу.

– Не плачь, мам, – хрипит он, уткнувшись в мои волосы.

Я прижимаю его крепче, и он прячет лицо в изгибе моей шеи.

– Все будет хорошо, – шепчу я, хоть и знаю, что это не так.

Злясь на себя за то, что я его расстроила, я собираюсь с силами и говорю ему, что пора отправляться в кровать. Я сижу на краю ванны, пока он чистит зубы, и, кажется, что он в порядке, но с Джейкобом сложно судить об этом наверняка. Порой он сдерживает свои эмоции, и они проявляются иными путями. Но когда она заговаривает, я испытываю облегчение оттого, что он не прячет их.

– Как думаешь, ты смогла бы достать мне настоящий пояс по каратэ? – спрашивает он, сплюнув в раковину. – Мне не нравится ходить с кожаным. Выглядит глупо.

Я рассматриваю его костюм, который слишком ему мал, и издаю смешок.

Я укладываю его в кровать и выключаю прикроватную лампу.

– Хочешь, чтобы я почитала тебе?

Он морщится.

– Нет! Я уже большой.

– Я просто подумала, что раз меня не было какое-то время, тебе бы хотелось, чтобы я сделала это.

Он мотает головой.

– Нет.

Я целую его в макушку и встаю, собираясь уходить.

– Мам, можно тебя кое о чем спросить?

Я улыбаюсь ему.

– Конечно, можно.

– Что если я никому не понравлюсь в Форксе?

Он не смотрит на меня. Он смотрит на свои пальцы, теребящие угол клетчатого одеяла. Его брови нахмурены, а губы сжаты в твердую линию. Он поднимает взгляд, и мое сердце камнем ухает вниз, когда я вижу грусть в его глазах.

Я сажусь обратно и беру его за руку.

– Конечно, ты им понравишься, Джейк, почему нет?

– Я там никого не знаю.

– Ну, там будем я и дедушка, – объясняю я. – А когда ты пойдешь в школу, ты познакомишься со многими людьми.

– Ты многих там знаешь?

Я делаю глубокий вдох и смотрю на него с мгновенье, размышляя, стоит ли говорить ему сейчас или нет. В прошлом мне было очень легко просто избегать этой темы, потому что он был слишком мал, чтобы понять. Я всегда гордилась связью, что была у нас с Джейкобом. Мне никогда не казалось, будто он что-то упустил оттого, что у него нет отца, потому что эгоистично полагала, что меня ему было достаточно, что я – это все, в чем он когда-либо нуждался.

Когда я была беременна, я думала о своем округлившемся животе как о маленькой частице Эдварда, которую никто не сможет у меня отнять. Но когда Джейкоб родился, и я впервые взяла его на руки, я испытала такую вспышку любви, что тут же поняла, что он был смыслом моей жизни. Он до сих пор им является, и когда я сижу здесь, чувствуя его теплую ручку в своих ладонях, мысль о том, что я могу потерять его, чуть не убивает меня.

Что если Эдвард захочет бороться за опеку над ним? Я не могу вынести мысли о том, что Джейкоб будет жить не со мной, но я должна рассматривать тот факт, что простых посещений Эдварду может быть недостаточно. К тому же мне нужно учитывать желания Джейкоба. Он взрослеет, возможно, ему будет нужен отец.

– Мам?

Голос Джейкоба вырывает меня из размышлений, которые стремительно выходят из-под контроля. На его лице отчетливо заметно беспокойство.

– Извини, – вздыхаю я. – Помнишь, я рассказывала тебе об Эдварде, твоем отце? – нерешительно спрашиваю я. Он медленно кивает, и я продолжаю. – Ну, его родители и сестра Элис живут там, рядом с дедушкой Чарли.

Его глаза удивленно распахиваются.

– Они захотят увидеться со мной? – я киваю, и он медлит, прежде чем задать следующий вопрос. – Мой папа там живет?

Мне странно слышать, как Джейкоб произносит «мой папа», и я задумываюсь о том, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к этому.

Я мотаю головой.

– Нет, я точно не знаю, где он живет.

– Значит, он не умер? – он хмурится, забирая руку из моих ладоней.

– Что? – ахаю я. – С чего ты это взял?

Он сползает в кровать и натягивает одеяло на голову. Я пытаюсь стянуть его обратно, но он крепко держит его, и я сдаюсь.

Я терпеливо жду, зная, что, в конце концов, он заговорит.

– Ты никогда не говоришь о нем, а когда ты сказала, что он живет далеко, я решил, что он умер, и ты не захотела мне говорить.

– Ох, малыш, – шепчу я, наклоняясь над ним и потирая его спину. – Мне так жаль. Я не хотела, чтобы ты так думал.

– Тогда почему он никогда не приезжает повидаться со мной?

– Все это очень запутано, Джейкоб. Он не знает о тебе.

– Почему?

Я вздыхаю.

– Потому что я никогда не говорила ему о том, что жду ребенка, а потом я переехала сюда и…

Он ерзает под одеялами, словно разворачивается в мою сторону.

– Ты не могла ему позвонить?

Все кажется таким простым, когда он говорит об этом. Но, конечно, ничто в этой ситуации не было простым, и я теряюсь, пытаясь придумать, как заставить его понять, насколько все запутано.

Он выглядывает из-под одеяла, и я тянусь коснуться его лица, но он уворачивается от моей руки. Меня захватывает чувство вины за то, что я солгала ему недомолвками, и теперь ему приходится вникать в суть ситуации, которую он неспособен понять.

Я пытаюсь держать эмоции под контролем, но мой голос хрипит, когда я заговариваю: – Джейкоб, в прошлом я приняла немало решений, о которых теперь сожалею, но я думала, что поступаю правильно. Мне очень сложно объяснить это тебе, но ты должен понять, я делала это не для того, чтобы причинить тебе боль.

– Я хочу спать, – с грустью говорит он, переворачиваясь на бок.

Я долго смотрю ему в спину, пока слезы, наконец, не начинают размывать все перед глазами.

– Джейкоб, – взмаливаюсь я, – поговори со мной.

Я не хочу, чтобы он засыпал, переживая из-за этого. Наступает долгая пауза, и когда я уже собираясь попросить его снова, он заговаривает.

– Он приедет в Форкс повидаться со мной? – его голос тих, и я едва слышу его. – Ну, когда он узнает обо мне.

Я бледнею от последних слов, но отвечаю ему так спокойно, как могу.

– Да, я думаю, что приедет.

Он шумно выдыхает и поворачивается лицом ко мне, но из-под одеяла выглядывают только его глаза.

– Как он выглядит?

Я провожу рукой по его волосам.

– Вы с ним очень похожи. Его волосы рыжее, чем у тебя, и глаза зеленее. Но у вас одинаковые улыбки, – я нерешительно провожу пальцем по его носу, опуская одеяло на ходу, – и одинаковые носы.

Он моргает, будто пытается сдержать слезы.

Он задает мне и другие вопросы о том, о чем я уже должна была рассказать ему, и каждый все больше и больше разбивает мне сердце. Неправильно, что девятилетнему мальчику приходится задавать так много вопросов о собственном отце.

В конце концов, усталость берет верх над любопытством, и малыш пытается подавить зевки. Я обещаю ему, что расскажу ему больше утром, и он неохотно соглашается, когда я спрашиваю, не возражает ли он.

Я наклоняюсь и целую его в макушку, а потом говорю ему, что люблю его, но впервые в жизни он мне не отвечает.

Этой ночью я плачу, пока, наконец, не засыпаю. Я плачу из-за Джейкоба и всего, чего я его лишила. Я плачу из-за всего того, что мы с Чарли упустили, и мои слезы горят от стыда за то, что именно мои эгоистичные решения привели нас к этому.

---

Перевод: RebelQueen
Редактура: Rob♥Sten

Многие из вас уже догадывались, что Джейкоб - сын Беллы и Эдварда, и оказались правы. Но вот отношения Эдварда с Ириной оказались вовсе не такими, как многие предполагали. Оказывается, на момент знакомства с Беллой он уже был женат. Но почему же Белла скрыла это? И почему Эдвард остался с Ириной, если, как утверждает, Элис, любил Беллу?
Жду ваши впечатления и предположения на ФОРУМЕ! =)

Предыдущая глава || Следующая глава