Моя мама была самой лучшей.

Некоторые мамы ждали бы до выходных, чтобы отпраздновать день рождения своего ребёнка, но моя мама была ненормальной. Я сказала ей, что этот праздник выпадал на школьный день, и она сказала мне, что мы закатим вечеринку после школы и что это будет самая лучшая туса.

Я не поверила ей, потому что знала, что мы не можем позволить себе устроить вечеринку с пиццами или нечто подобное. Однако мама была права. Она устроила для всего моего класса игру «Охота ну мусор» [п.п: игра, участники которой должны найти и собрать за ограниченное количество времени определённые предметы] по всему району. Одна пожилая леди пожаловалась, что мы вели себя слишком громко, но все остальные соседи нормально отнеслись к происходящему.

На крыльце мы организовали стойку с закусками, лимонадом и печеньем, и лимонад оказался выпитым. Я отправилась в дом, чтобы принести ещё. На кухне никого не было, но я слышала, как моя мама орала на кого-то.

Она никогда не орала. Она была классной мамой.

Я замерла на входе, сомневаясь, войти или остаться снаружи.

– Я сказала: убирайся!
Тогда-то я и увидела его. Мама выталкивала мужчину к двери, но человек совсем не торопился. Он оставался спокоен, как будто совсем не боялся мамы.
Я взглянула на него, и он посмотрел прямо на меня.
– Возвращайся в свою комнату, Мари. – Голос матери был тих и свиреп.
– Но… – Это ведь мой день рождения. Как она могла быть такой злой? Я не сделала ничего плохого.
– Мари. В комнату. Живо.

Я совсем немного протопала к лестнице. Взойдя на первую ступеньку, я украдкой оглянулась посмотреть, наблюдает ли за мной мама.

Нет.

Она внимательно смотрела на мужчину, а он изучал меня. Я взбежала по лестнице и захлопнула дверь.

Казалось, я не ложилась спать вечность, пока мама не поднялась проверить меня.

– Эй, – сказала она, и материнская улыбка красовалась на её лице, а голос звучал обыденно.
– Кто был тот мужчина?
Рене не сразу ответила. Вместо этого она плавным движением смахнула волосы с моего лба.
– Кто он? – повторила я, потому что моя вечеринка в честь дня рождения была испорчена, и мне хотелось винить кого-нибудь, но не мою маму.
– Мари, я хочу, чтобы ты пообещала мне кое-что.
– Что?
– Не разговаривай с незнакомцами. Если этот мужчина или кто-то ещё попытается убедить пойти с ними куда-нибудь, кричи как можно громче и беги.

Мы больше никогда не заговаривали об этом, и я совсем выкинула этот разговор из головы.



После того как Эдвард сказал, что любит меня, я застыла.

Он говорил всерьёз? Вокруг находились люди. Мог он подыгрывать мне? Знал ли, что я действительно имела это в виду?

Быстро моргнув, я бегло осмотрела комнату в поисках свидетелей нашего обмена нежностями. Элис смотрела на нас сияющим взглядом. Конечно же она смотрела на нас: Эдвард держал её ребёнка. Вообще-то все смотрели на нас. Непрошеная слеза скатилась по моей щеке. А затем другая. Сонм эмоций в палате ошеломлял.

Эсме в одночасье приобняла меня за плечо.

– Почему бы тебе не присесть?

Она отвела меня к стулу возле кровати, и я повалилась туда.

Элис пристально наблюдала за мной, и я вяло улыбнулась ей.

– Он прекрасен, – скрипучим от эмоций голосом проговорила я.
Элис одарила меня хитрой улыбочкой.
– Эдвард всегда хорошо управлялся с младенцами и детьми.
– Мы уже помолвлены, тебе не нужно расписывать мне его достоинства.
– О, знаю, но иногда я гадаю… – смолкла она, и я напряглась, неуверенная в том, что она говорит. Но не успела я ответить, как она сказала: – Эдвард, принеси мне моего ребёнка.

Эдвард медленно подошёл сбоку кровати. Моя голова находилась на уровне его бедра, и он перегнулся через меня, чтобы вручить Джошуа Элис. Я ожидала, что после передачи мальчика, Эдвард отойдёт, но этого не случилось. Он остался стоять близко ко мне и в привычном жесте опустил руку мне на плечо.

Элис сосредоточила всё своё внимание на Джошуа-Карлайле Уитлоке, баюкая его на руках. Джаспер материализовался в дверях с тарелкой еды. Я сдержала улыбку при виде его – разумеется, он не считал еду из больничного кафетерия пригодной для Элис.

– Дорогая, – обратилась Эсме к Элис, – мы с твоим папой направимся домой, если только ты не нуждаешься в нас.
– Со мной всё хорошо, мам.

Эсме поцеловала Джаспера в щёку и положила руку ему на плечо. А затем на выходе многозначительно посмотрела на нас с Эдвардом, и до меня дошло, что нам необходимо дать новоиспеченной семье немного времени наедине. Эдвард помог мне подняться на ноги. Мы вышли из госпиталя вместе, и он придержал для меня дверь. Я робко поблагодарила его, до сих пор сомневаясь насчёт всей ситуации. Он улыбнулся мне, но его лицо оставалось непроницаемым.

Обратная дорога домой прошла в тишине. Я нервничала. В миг, когда он признался мне в любви, я возликовала… а сейчас я критиковала себя. Что если это было только для отвода глаз его сестры? И затем другая коварная мысль пробралась мне в сознание.

– Эдвард?
– Да?
– Кое-кто почти что узнал меня на вечеринке.
Костяшки его пальцев на руле побелели.
– Кто?
Джейсон Дженкс.

Молчание.

Спустя несколько минут Эдвард наконец-то произнёс: – Ты узнала его?
– Нет.
– Скажи мне, что конкретно он сказал.
– Он спросил, чем я занималась до встречи с тобой, потому что у него было чувство, будто он знал меня откуда-то.
Я ждала, что Эдвард будет шокирован или напуган, но взамен он оставался тих, взгляд не отрывался от стелющейся перед нами дороги.
– Возможно, он знает тебя, возможно, нет. Это достаточно типичная в социальных кругах фраза пикапера.
– Но он женат.
Эдвард невесело рассмеялся.
– Ты думаешь, это что-то меняет, но это не так. Пообещай, что скажешь мне, если столкнёшься с ним снова.

Его глаза соскользнули с дороги в поисках моего лица, и я кивнула, не зная, могу ли доверять своему голосу. Я хотела, чтобы он защитил меня, но также я хотела защитить его. Я не могла произнести вслух, что сделаю что-то, что будет угрожать ему.

Когда мы прибыли домой, то в доме уже убрались. Единственным доказательством прошедшей вечеринки были несколько причудливых цветочных композиций, украшавших кухонный островок. Под одной из ваз лежал сложенный белый листок.

Я открыла записку и разгладила её. Она гласила: «С вас должок. Мы принимаем оплату наличкой или натурой. РХК»

Я не осознавала, что Эдвард читал через моё плечо, пока не заговорил:
– Как обычно.
– Что?
Я не представляла, о чём он говорил. Невозможно было сосредоточиться, когда я чувствовала, как его дыхание щекотало мою шею, и наш разговор в машине забылся.
– Розали.
– А что с ней такое?
Мне совсем не нравилось направление разговора.
– Она не может сделать кому-то добро, не потребовав что-то взамен.
– Она сделала предостаточно добрых вещей!
– Немного ощетинилась, не так ли?
– Просто потому, что ты не видишь хорошее в людях…
– Серьёзно? Я трачу свою жизнь на поиск добра в людях.
– И тем хуже: ты не видишь его в собственной семье.
Челюсть Эдварда свело судорогой, и на минуту я подумала, что он наорёт на меня, но вместо этого голос его прозвучал тихо и властно: – Я люблю свою семью.
– Розали с Эмметтом не должны были организовывать уборку дома, и мне кажется, записка была шуткой.
Эдвард вздохнул.
– Я не хочу ссориться с тобой. Не сегодня.

Во рту пересохло. Я тоже не хотела ругаться с ним, особенно, если он всерьёз сказал те слова в больнице. Настало время мне спросить. Мне необходимо сделать это сейчас, пока я не растеряла храбрость. Я должна была узнать.

Недолго думая, я положила руку на оголённую руку Эдварда. Он замер.

– Тыговорилэтовсерьёз? – Слова вышли изо рта в почти что неразличимом потоке.

Глаза Эдварда так долго изучали мои, что я начала психовать. Ведь я так верила в него, и всё казалось таким верным в тот момент. Сейчас же я не знала, что думать. Если он смог солгать о таком на глазах у людей, то могу ли я верить всему, что он говорит? Я отпустила руку мужчины, готовая в попытке отшутиться в ответ. Я не могла дать ему понять, что любила его, если он до сих пор считал этой игрой.

Вместо того чтобы отодвинуться, Эдвард подошёл ближе, вторгаясь в моё личное пространство так, что сердце пускалось вскачь. Его руки нашли мои и обхватили их. Когда он заговорил, то наклонил голову вниз, отчего прядь волос упала ему на лицо и коснулась моего лба.

Я перестала дышать и устремила взгляд в пол.

– Белла, посмотри на меня, пожалуйста.
Мои глаза метнулись к его, и я осознала, что, наверное, мои ладони вспотели в его руках.
– Я люблю тебя, – просто сказал он.
Сдавленный звук вылетел из моего горла, и я кинулась ему на грудь.

Эдвард окружил меня руками, а я льнула к нему. Некоторое время мы стояли, и когда я немного окрепла, то уставилась на него.

– Я тоже тебя люблю.

Я собиралась сказать больше, промямлить это, но Эдвард спас меня, накрывая мой рот своим.

Поцелуй был игривым и любящим, и я ответила всем своим существом. Когда мы прервали поцелуй, Эдвард потянул меня за собой в нашу спальню.

Наступил мой момент. С самого первого раза я хотела этого, снова хотела его. Возжелала его, правда. А теперь мы займёмся сексом!

Я прильнула к нему, вжимаясь своим телом в его, а затем всё испортила.

Я зевнула.

Да, зевнула. Моя жизнь – это не летний блокбастер, как я привыкла думать, потому что в фильме у главных героев в этот момент шла бы пылкая постельная стена.

Эдвард слегка усмехнулся мне и посмотрел на часы.

– Давай немного поспим.

Возможно, свернуться клубочком около Эдварда не совсем то же самое, что заниматься диким, страстным сексом, как в любовных романах, но ощущать его дыхание на моей шее и руку, обвитую вокруг меня, – чертовски хорошо.



Воскресным утром сторона Эдварда на кровати пустовала, и я попыталась подавить разочарование. Для моего уровня комфорта он чересчур часто исчезал. Теоретически наши признания в любви ничего не меняли, но сейчас я чувствовала, что имею право знать, где он и что делает.

Никто никогда не говорил о том, что я была логичным существом.

Я рассматривала вариант набрать его мобильный, но решила, что, возможно, ситуация прояснится, после того как я приму душ и окончательно проснусь. Я почистила зубы и включила горячую воду в душе.

Душ Эдварда – это нечто божественное. Я включила режим дождя, и вода ласкала меня, стекая по телу. Я стояла под душем, пока все мои заботы не смылись в слив. Где бы ни был Эдвард, меня это устраивает. Важно то, что у меня есть он, а он – мой.

Вытершись одним из модных пушистых турецких полотенец Эдварда и обмотавшись им, я неслышно прошла обратно в спальню взять одежду.

Там оказался Эдвард, развалившись на кровати в одних лишь боксёрах. Руки сложены за головой, а на лице – сексуальная полуулыбка. Завтрак разложен на два подноса – по одному на каждой стороне кровати. Там был бекон, французский тост, фрукт и сок.

– Надеюсь, ты голодна.

Это он про еду или про что-то другое?

Неважно, что он подразумевал, – я хотела всего. Но прежде должна была поинтересоваться: – Ты приготовил это?

Эдвард рассмеялся.

– Скажи я «да», ты бы поверила?
– М-м.
– Французский тост был заморожен, но я разогрел бекон в микроволновке.

Мне потребовалась большая сдержанность, чтобы не хихикнуть. Ни за что на свете он не мог приготовить французский тост. Честно, я сомневалась в том, знал ли Эдвард, как кипятить воду. Однажды я видела, как он включал микроволновку, так что в приготовление бекона, по крайней мере, можно было верить.

– Подойди сюда. – Он похлопал по кровати рядом с собой.
Я замешкалась. Я стояла в полотенце. Насколько неудобно будет сидеть в нём на кровати, но будет ли ещё более неловко завтракать голой?
– В шкафу есть халат.

Халат! Да. Хорошая мысль. Нечто в пребывании с Эдвардом отключало трезвое мышление.

Я прошла к шкафу и открыла дверь. Шкаф был громадным, и поблизости у входа, на крючке, висел халат, который я очень даже хорошо помнила после нашей первой совместной ночи. Надевая его, я краснела, и Эдвард либо не замечал, либо притворялся, что не замечает.

Мы съели всё ровно за десять минут. Возможно, мы оба испытывали сильное сексуальное возбуждение, чтобы перейти к главному блюду.

Я ждала этого, ждала его. И на этот раз я была хорошо отдохнувшей и полной энергии.

Я хотела его

О, как же я хотела его.

Поэтому когда он наклонился поцеловать меня, я безбоязненно и целиком отдалась поцелую. Если я что и выучила из всей этой программы по защите свидетелей, так это то, что жизнь нужно проживать. Безумие – терять время, если не знаешь, сколько тебе осталось.

Ладони Эдварда ласкали мои плечи через ткань халата, и шелковая материя чувственно тёрлась о мою кожу. Жар иголочками взорвался в моём теле.

– Эдвард, – прошептала я, когда мы отстранились. Кончиком пальца я очертила его лицо. Он любил меня. Любил! Я хотела прокричать это Небесам.

На этот раз я инициировала поцелуй.

Как и всегда, я откликнулась всем телом, но в этот раз было кое-что ещё. Моя неуверенность ушла. Вместо желания вперемешку с нервозностью я чувствовала ликование. Я находилась ровно там, где мне того требовалось, и с нужным человеком.

Наши рты двигались друг о друга, а его руки продолжали ласкать мои плечи. Эдвард завёл волосы мне за плечо, и ладонью ласкал вдоль V-образного выреза моего халата, и затем продолжил, под тканью, таким образом касаясь моего голого плеча.

Моё нутро превратилось в желе, и я развязала халат, страстно желая дать ему беспрепятственный доступ к остальному моему телу. Я позволила своим рукам нырнуть за резинку его трусов, но неглубоко. Это был наш первый раунд секса по любви, так что незачем спешить. И это первый раз, когда я занимаюсь сексом, не беспокоясь о своей девственности, так что действительно незачем было спешить.

Прошлая неделя или около того вылилась в гигантский раунд прелюдии. И наконец-то она подошла к концу.

К чёрту прелюдию.

Я подключила вторую руку, ухватилась за резинку его трусов и потянула вниз.

Он ахнул.

Я усмехнулась.

Эдвард толкнул меня на кровать, и на долю секунды наши взгляды встретились. Его тело накрыло моё словно щит; нежность читалась на лице мужчины.

– Я люблю тебя, – прошептала я.

Мы не разрывали взгляда, когда он вошёл в меня. Я думала, что истосковалась по физическим ощущениям, но это было лучше. Это было больше.

Мы принадлежали друг другу.



Эмметт

В прошлую и позапрошлую ночь сон выдался хреновым.

Может быть, что я больше никогда не засну.

В субботу вечером Элис рассказала мне о трогательной сцене в больнице, где Эдвард держал на руках Джошуа, а затем последовали слащавые признания в любви. Я едва не выронил телефон.

Это было Плохо, и не в стиле Майкла Джексона. Это был самый худший вариант Плохого. Мой брат любил Мари Свон, свидетеля века. Только больше я не воспринимал её как Мари Свон, потому что она влилась в наши жизни в качестве Беллы.

Воскресение стало днём моего эскопизма. Целый день я слонялся, пытаясь убедить себя, что они притворялись и это была фальшь. Что они сказали это только из-за присутствия других людей. Что если они запудрили Элис мозги? Если они правильно выполняли свою работу, то и дурили всех.

Сегодня я вернулся на работу, и мне пришлось разгребать дерьмо. Белла была некудышной лгуньей, поэтому я знал, что она говорила искренне. А Эдвард, ну, он безнадёжный случай. Слово на «л» для него произнести – дело серьёзное. Если он думал, что и она настроена серьёзно, то никогда бы не вводил в заблуждение, ответив ей взаимностью.

Я встал и закрыл дверь кабинета. Было почти восемь утра, поэтому другие скоро прибудут. Мне необходимы тишина и покой, чтобы подумать. Также нужно, чтобы меня оставили в покое, дабы я мог обуздать свою сильную головную боль. Я прошёл обратно в свой кабинет, сел в кресло, облокотился на стол и уронил голову на руки.

Она – свидетель. Мой свидетель. Когда всё закончится, она войдёт в программу по защите свидетелей и должна будет исчезнуть. Четыре месяца назад я мог поклясться, что въедь к Эдварду супермодель, тому было бы всё равно. План по отмене помолвки «Беллы» и Эдварда казался разумным, когда я задумывал его. Эдвард часто менял женщин, но никто, кроме мамы, не верил, что он был способен на длительные отношения.

Насколько мне известно, это может стать единственным шансом для моего братца в плане любви. Да, мы разные, но я не имел в виду, что хотел бы, чтобы он прожил всю жизнь монахом. А что насчёт Беллы? Учитывая, через что она прошла, если она может обрести счастье с моим братом, то почему бы и нет? Мои девочки уже звали её тётей Беллой. И это не принимая во внимание то, что сестрёнка захотела её присутствия в больнице.

Теперь, когда Розали и Элис воспринимают Беллу как сестру, мои девочки уже строят планы с ней, словно она – души не чающая в них тётушка, а влюбившийся Эдвард… как она может исчезнуть из наших жизней? А вдруг я не смогу защитить её? Как я смогу объяснить Либби и Эмме, что плохие парни убили тётю Беллу?

Розали убьёт меня, и одному только Господу известно, что она заставит дочерей положить на мою надгробную плиту. Моя способность утаивать от жены в лучшем случае была слабой, а ситуация поднялась до уровня, когда она узнает. Раскаивался ли я? Чёрт возьми, да, я сожалел, что скрывал от Розали эту информацию. Но не сожалел о том, что помогал Белле. Единственное, о чём я жалел, что не был кем-то вроде провидца, кто мог знать, что Белла сблизится с моим братом и всей семьёй – знай я это, то поступил бы совершенно по-другому.

Но я делал, что должно. И сейчас оказался в неразберихе явно безвыигрышного характера.
Не способствовало ситуации и наличие в самой программе по защите свидетелей крыс, что ограничивало мои варианты. Теперь они знали, что девушка жива, дата суда назначена и быстро приближалась. На прошлой неделе Джеймс разнюхивал около моего офиса, расспрашивая, где я был в день дачи показаний.

Разумеется, у меня было «железное» алиби, и лгал я лучше Эдварда, но это придало мне уверенности. Как далеко зайдут Вольтури, чтобы не позволить Белле свидетельствовать? Если они думали, что имелся хотя бы небольшой шанс, что я знал её местопребывание, находился ли я в опасности? А моя семья?

Мне требовался план. И как бы мне ни хотелось, мне придётся привлечь в него Эдварда. Он был единственным, кто оставался на шесть ходов вперёд своего противника. И ему было что терять.



Белла с Розали навещали Элис и Джошуа. Мои девочки находились наверху, спя в своих кроватках. Запасы снобисткого бельгийского пива хранились в кулере – большая уступка, учитывая, что весь мой дом был проамериканским.

Я приготовился к нашей сердечной беседе.

Тихий стук в дверь раздался ровно в полдесятого утра. Я увидел брата в камеру и отпер дверь.

Эдвард ступил в дом и разулся. Я немного расслабился. В последнее время между нами воцарилось напряжение, но Эдвард соблюдал правила Розали, снимая обувь в доме. Какое бы между нами напряжение ни висело, его можно было рассеять.

Мы прошли в гостиную. Не успел я и слова произнести, как Эдвард гаркнул.

– Кулер в гостиной.
Кулер был гениальным ходом, даже если Эдвард и не признает это.
– Так нам не придётся постоянно подниматься.
– Боже упаси нам тратить силы на подъёмы и походы на кухню.
– Мы можем поставить твоё в холодильник, если это поможет тебе сохранить твою аккуратную фигуру, но моё останется в кулере.

Всё так же ухмыляясь, Эдвард сел в моё любимое чёрное кожаное кресло с подголовником.

Вытащив бутылку его пива из кулера, я кинул её брату. Эдвард поймал его и вскинул бровь при виде этикетки.

– Да. Я сломался и купил твоей иностранной дряни. Тебе лучше выпить его. И лучше поверить, что не выпиваемое тобой пиво отправится с тобой домой.

– Открывалка?

Ну конечно же ему понадобилась одна единственная вещь, которую я оставил на кухне. Никому не нужна открывалка для американского пива. Широким шагом я прошёл на кухню за одной.

Когда я вернулся, Эдвард водрузил ноги на кофейный столик. Я никогда не видел его таким расслабленным. Он выглядел… иначе. Глаза посветлели. Даже морщин на лбу не виднелось. А рот дёргался, словно он мог улыбаться. Жуткое зрелище.

– Лови, – сказал я, швыряя ему открывалку.

Он поймал её, и глазом не моргнув. Эдвард даже не сострил о том, как мне всегда требовалось всё кидать. Подозрительная сторона моей натуры задавалась вопросом, а не добрались ли до него Вольтури. Существовали наркотики, которые делали людей неестественно-счастливыми.

– Зачем я здесь?
Верно. Пришло время приступить к делу. Это не деловая вечеринка, даже несмотря на то, что я прикрылся этим поводом.
– Белла сказала тебе, что дата суда назначена?
– Не сказала. – Эдвард стиснул челюсть, и бороздки опять пролегли у него на лбу. Я немного расслабился. В конце концов, он мой брат.
– Да. Двадцать третье февраля.
– Скоро.
– Знаю. Нам необходимо поговорить об ожиданиях.
– Чьих ожиданиях?
– Моих. Твоих.
– Прекрасно.
– В последнее время мы с тобой не виделись с глазу на глаз.

Это ещё мягко сказано, но пока я не собирался всё выкладывать. Я теребил краешек этикетки на своей бутылке. В колледже срывание целой этикетки с бутылки означало удачу в тот вечер. Мне бы она не помешала.

– Я люблю её.

Я перевёл взгляд с бутылки на Эдварда и увидел, что он смотрит прямо на меня. Даже ожидая нечто подобного, это до сих пор меня пугало. Я отпил пива, чтобы выиграть себе несколько секунд для размышлений. Такую тему необходимо осторожно преподносить. Розали не было дома, но я всё же поставил пиво на подставку под горячее. Наклонившись вперёд, я скрестил перед собой руки.

– Эдвард. Что, по твоим ожиданиям, случится после суда?
– Я не хочу быть вдали от неё.
– Ты понимаешь, что она останется в программе? Что не будет в безопасности после суда?
Глаза брата сверкнули в тусклом свете.
– Я не идиот.
– Значит, ты довольствуешься временем, которое имеешь сейчас, а после суда вы расходитесь?

Молчание.

Возможно, стоило отдать предпочтение виски. Я думал, что мы выпьем по паре бутылок пива, прежде чем перейдём к делу.

– Ты должен знать, что не сможешь обезопасить её. Вольтури повсюду.
– Думаешь, я не знаю этого? Думаешь, я не изучал ситуацию через свои каналы? Что я не мониторю людей из нашего окружения?
Стойте. СТОЙТЕ. Попридержите коней.
– Что ты подразумеваешь под мониторить людей из нашего окружения?

Мой голос был вежлив и ровен, как и во время разговора с нервничающим свидетелем. Конечно, Эдвард не станет скрывать от меня информацию, связанную с безопасностью Беллы. Я профессионал. И мне положено обеспечивать её безопасность.

Должно быть, выражение на моём лице было убийственным, потому что Эдвард плавно откинулся на кресле и быстро заговорил.

– Я потратил время на изучение людей, с которыми она может пересечься в моём кругу. Это оказалось хуже, чем я предполагал.

Я не знал, что бесило меня больше: что Эдвард не потрудился рассказать мне о своих находках или то, что я не потрудился провести аналогичное расследование. Либо он игнорировал мою ярость, либо не обращал внимания, потому что продолжал говорить.

– В моём кругу есть более пятидесяти контактов, напрямую или косвенно имеющих отношение к Вольтури.
Я подавился пивом.
– Какого чёрта ты подразумеваешь под тем, что знаешь пятьдесят человек, связанных с Вольтури? Ты не думал, что это могло быть важной информацией, которой нужно поделиться?
Ему хватило манер проявить лёгкое чувство вины.
– Я знал, что ты будешь рвать и метать.
– И когда ты собирался рассказать мне об этом?
– Когда потребуется.
Я поморщился, так как Эдвард не рассказал мне самого худшего. Он и в детстве так себя вёл. Преуспел в шахматах, но вшивенько работал в команде.
– Есть ли что-то ещё, что мне может потребоваться?
– Я в процессе подачи заявки на вступление в «Окки».
– Что, чёрт возьми, эта дубовина? [П.п.: Игра слов, так как Эмметт произносит глаза по-итальянски (окки) как прилагательное от дуба.] Вольтури явно не имели отношение к группе любителей деревьев.
– Секретное общество, используемое Вольтури в целях контроля над людьми, я их новый поручитель, – спокойно ответил он. Эдвард поставил свою пустую бутылку на кофейный столик и рывком вытащил другую из кулера. Прежде чем сесть, он кинул мне второе пиво.

Я скрутил крышку и тотчас наполовину опорожнил бутылку. Мне пришлось, или же я вспылю. Предполагалось, что сегодня вечером я раскрою Эдварду карты, а вышло всё не так. Я допил пиво и со стуком поставил его на столик.

– Надеюсь, ты понимаешь, что я проявляю нечеловеческую выдержку, дабы не изувечить твою голову.
– Я на войне с Вольтури. Я следую основополагающему принципу держать своих врагов ближе к себе.
– Ты один человек. Против мафии. У тебя нет и шанса, кроме как быть убитым вместе с Беллой.
– Не соглашусь.
– Ещё бы, – проворчал я. – Знает ли Белла об этих «дубравах», в коих ты гуляешь?
– Конечно нет, – прошипел он.
– А не думаешь, что ей положено знать?
Эдвард сердито уставился на меня
А я так же в ответ. Потому что я прав. Не так ли?
Осторожно проговаривая каждое слово, он выбыл из нашего «гляделкиного» соревнования.
– Беллу это растревожит. Ей уже снятся кошмары. Она уже боится. И ничего не может поделать с Вольтури вокруг нас. И не может запретить мне взаимодействовать в «Окки». Это уже сделано. Это лишь встревожит её, и эту вероятность мы с трудом можем себе позволить, когда её безопасность лежит на нас, успешных лгунов.

В его словах имелся смысл. В идеальном мире Белле положено было знать, но лгунья из неё хреновая, так что, возможно, такая информация подвергнет их ещё большей опасности. Но Эдварду необходимо избавиться от заблуждения, что он ведёт шоу, и это должно случиться pronto [п.п.: (итал.) быстро, скоро].

– Всё нормально. Вот как всё пройдет. Никаких сольных выступлений. Тебе нужно постоянно быть на связи со мной обо всём. О связях Вольтури. «Окки». Обо всём. Мы команда, ты и я, и я ожидаю полной кооперации.
– Ладно. Но я хочу по возможности не вовлекать Беллу в это.
– Вполне справедливо. – И тут-то я заколебался. – Я немного… обеспокоен… тем, как породнилась нам Белла.
– Как и я.
– Но ты позволил этому случиться.
– Я не вижу, как мог бы это остановить. Ты виделся с Элис?
– Я бы настраивал тебя против неё каждую неделю.
Эдвард усмехнулся.
– И проиграл бы, потому что Элис маленькая да удаленькая.
– И каким же, чёрт нас подери, мы собираемся всё исправить?
– Белла маскируется. Всё нормально.
– Ты вступаешь в какую-то странную мафиозную группировку. Это не нормально. – Ненормально – преуменьшение, однако Эдвард плохо воспринимал честные заявления, и я пытался говорить на его языке.
– Всё под контролем. – Он даже осмелился уверенно улыбнуться мне.
Я стрельнул в него взглядом.
– Это не игра. Мы говорим о дорогих нам людям.
– Если я хотя бы на минуту верил, что её присутствие угрожает нашей семье, то отвёз бы её в другое место.
– Ловлю тебя на этом слове. – И волей-неволей я тоже.

---

Всех с Рождеством! Как вам долгожданное сближение во всех смыслах? Ваши, ответы и пожелания жду на форуме.