2024-11-28

16

0

0

Коридоры второго этажа были тёмными и казались нереальными, когда мы по ним проходили. Приближалась ночь, и хотя я знала, что в театре сейчас, должно быть, светло и шумно, но здесь было так мирно… тихо.

Я тяжело опиралась на сильное тело Эдварда, уберегая свою повреждённую ногу от любого напряжения.

- Прости, - сказала я тихо. – Тебе, наверное, уже надоело таскать меня повсюду на себе.

Он улыбнулся:

- Это то, что мы, танцовщики, натренированы делать.

- Но обычно танцовщицы немного больше помогают, - заметила я. – Я могу идти.

Он закатил глаза:

- Думаю, ты уже сделала этой ногой гораздо больше, чем следовало. По правде говоря, мне нужно было бы доставить тебя к доктору Хиллу, а не заставлять двигаться ещё.

- Как только доктор Хилл доберётся до меня, я буду заперта в танцеупорной камере на всю оставшуюся жизнь.

Эдвард с улыбкой взглянул на меня, помогая идти по коридору старшего курса.

- Ты найдёшь выход оттуда – точно так же, как сделала это сегодня.

- Я не хотела нарушать запрет, - сказала я.

Он приподнял бровь:

- Но у тебя была достойная причина для этого.

Я остановилась у двери в гостиную старшекурсников, до которой мы как раз добрели.

- Что ты имеешь в виду?

Мы вошли. Ни один светильник не был включён, но обогреватель перед заколоченным камином давал тёплый оранжевый свет. Эдвард помог мне взобраться на один из диванов, придвинул к нему кофейный столик и положил на него подушку, чтобы я могла удобно устроить больную ногу. Я почувствовала себя такой беспомощной… но в груди разлилось тепло. Я всегда заботилась о себе сама… и сейчас это было странно, но так… хорошо…

- Ты преступила запрет не для того, чтобы станцевать назло кому-то, - сказал он, садясь на край дивана, чтобы смотреть мне в лицо, - или из желания произвести впечатление… тебе не нужно было бы нарушать правила для чего-то подобного. Но для танца как такового? – он пристально поглядел на меня. – Я думаю, ты пожертвовала бы почти всем, чтобы станцевать его… ты танцевала так, как будто этот танец был частью тебя – словно имя или лицо. Этот танец не мог бы станцевать кто угодно, Белла… это был твой танец, - он улыбнулся. – Мы имеем право защищать свою собственность. Ты должна была станцевать это, независимо ни от каких правил.

Я посмотрела на него, чувствуя, как бьётся в груди моё сердце:

- Большинство людей не приняли бы это в качестве законного оправдания.

В его улыбке появилась горечь:

- Я знаю.

- Ты сделал то же самое? – спросила я.

Он кивнул:

- Когда-то я часто делал это – танцевал по своим собственным правилам, а не по чьим-то ещё.

- И что тебя остановило?

Эдвард провёл рукой по волосам.

- В мой первый год в Force я был самым страшным кошмаром для преподавателей. Наверное, не было ни одного дня, чтобы мастер Хайнд не отчитывал бы меня за что-нибудь. Мы с Эмом и Джаспером всегда устраивали шум в обеденном зале. И имели обыкновение вставать после отбоя, когда выключался свет, чтобы встречаться с девушками. Однажды даже пробрались в полночь в учительскую, чтобы подогреть немного печенья, и обнаружили там мадам Кокс, которая курила вместе с мастером Родригесом.

Он улыбнулся своим воспоминаниям.

- Правда, я старательно занимался. Довольно сильно опаздывал на каждый урок истории балета или музыки, но всегда приходил вовремя на занятия танцем. И постоянно был среди лучших на своём курсе – мы с Джаспером вечно боролись за первое место. Но самым замечательным из всего в эти первые шесть месяцев было чувство свободы. Я любил балет сильнее всего остального – так как мог выразить в танце всё, что чувствовал… - он рассеянно посмотрел в окно. – Уже тогда во время выступлений я всецело отдавался музыке. Полностью. Я не думал о следующем движении или своей технике. Я репетировал, пока танец не становился моим вторым я – так, чтобы иметь возможность двигаться с полной свободой, в абсолютном единении с музыкой и собственными эмоциями. Я действительно танцевал…

Он коротко улыбнулся мне:

- Разумеется, иногда моя техника хромала, и преподаватели немножко сердились… но я не верил, что есть что-то сильнее или надёжнее, чем связь между музыкой, эмоциями и танцовщиком – выразительность. И думал, что эта выразительность – всё, что нужно. Да, техника и теория, с которыми они наседали на меня, важны, но если у тебя нет выразительности, то ты годишься только на то, чтобы навеки остаться в кордебалете, танцевать синхронно с ещё двадцатью девятью грациозными роботами. Эта идея была немного сказочной, и всё же я верил в неё…

Он вздохнул.

- Но потом меня пригласили на этот недельный курс в Лос-Анджелес. Танцовщики со всей страны, приехавшие, чтобы произвести впечатление на почётных гостей, - сухо усмехнулся он. – Принимали участие все главные американские труппы – они присылали своих самых опытных звёзд или солистов. Их работой было просто учить нас технике танца и давать нам советы, и всё это время они оценивали потенциальных танцовщиков для своих трупп. Это была хорошая возможность, и я неплохо использовал её. Они дали мне маленькое соло, ничто в сравнении с теми, что достались некоторым старшим парням, но оно было хорошим, с достойной постановкой.

- В последний вечер мы давали показательное представление в Павильоне Дороти Чендлер перед несколькими очень знаменитыми в балетном мире персонами. Там был Фрэнк Ребревэ и множество других художественных руководителей лучших трупп мира… - Эдвард длинно вздохнул. – Я чертовски волновался, но сумел добраться до кулис, не выворачивая наизнанку желудок, как пара других ребят.

- Их рвало? – переспросила я. – Бедные парни…

- Не знаю… они были умнее меня. Они нервничали, потому что знали, что их выступление тем вечером могло обеспечить им карьеру или разрушить её. Конечно, это мне следовало беспокоиться, но я думал только о том, чтобы сделать выступление зрелищным.

Даже в оранжевом свете обогревателя было видно, что Эдвард немного побледнел.

- И что случилось? – тихо спросила я.

Он сглотнул, посмотрев на меня.

- Я вышел. Зазвучала музыка. И вся нервозность пропала. Движения идеально перетекали от одного к другому… Я чувствовал публику, как будто они были под моими чарами. И я рассказал им обо всех эмоциях и безмятежности, которой просила эта музыка… а в самом финале темп ускорялся и я должен был перейти к быстрой серии прыжков…

Он возник перед моим внутренним взором – на большой сцене, высоко взлетающий в воздух подобно богу…

- Это было словно воплощение свободы, и я повёл за собой публику, всё выше и выше в радость, пока не дошёл до момента, когда понял, что простого прыжка будет недостаточно… и, как будто это движение было там всегда, я прыгнул выше и добавил вращение… а потом, приземлившись, почувствовал самую чудовищную боль в своей жизни.

Я посмотрела на него… грёза, которую он создал, внезапно разбилась вдребезги.

- Нет…

- Я всё ещё слышу свой крик, разнёсшийся по всему залу… я почувствовал, что колено вырвано со своего места… - он покачал головой, безучастно глядя в пол. – Я упал перед тысячью зрителей… и когда все ожидали, что я встану, я не смог, хоть и пытался.

- Но ты был травмирован…

Он искоса взглянул на меня:

- «Не существует оправданий»… в общем, в конце концов они догадались, что я не в состоянии ходить, а не то что закончить танец. Закрыли занавес, потом унесли меня со сцены и отвезли в больницу. Я тогда слишком обезумел от боли, чтобы понимать, что произошло на самом деле, но знал, что дело плохо. Мне сделали рентген, а когда сняли боль лекарствами в достаточной степени, чтобы я пришёл в себя, сказали, что колено нуждается в восстановлении… и что потребуется по меньшей мере два месяца, прежде чем я смогу хотя бы подумать о том, чтобы снова танцевать.

- Наверное, это было ужасно… - прошептала я, и моя рука по своей собственной воле потянулась, чтобы дотронуться до его руки. Он слегка напрягся, но потом погладил большим пальцем тыльную сторону моей кисти. Моё сердце глухо и тяжело билось.

Он кивнул:

- Я не вернулся сюда за своими вещами – не мог ни с кем встречаться. То, что я сделал, было таким постыдным, таким глупым… Я поехал прямо в дом своего отца в Чикаго и просто сидел там все четыре недели до операции, хотя было трудно выносить взгляды отца на моё колено каждый раз, как мы оказывались в одной и той же комнате.

- Он танцовщик? – спросила я.

Эдвард хохотнул:

- Слава Богу, нет. Он адвокат. Моя мама была танцовщицей, пока не умерла.

Его мама умерла?

- Извини, - тихо сказала я. – Я не знала.

- Это случилось, когда мне было два года, - ответил он с грустной улыбкой. – Я её совсем не помню… наверное, это, по большом счёту, хорошо… хотя я всё ещё иду по её стопам. Она танцевала в кордебалете US Ballet. Должна была продвинуться дальше, если бы её не выгнали за то, что она была беременна мной, - он с отвращением отвёл взгляд. – Я не считаю своего отца таким уж великодушным человеком, но, по крайней мере, он взял на себя ответственность за всё. Он понял, что из-за него она не смогла осуществить свою мечту, поэтому решил, что я могу сделать это вместо неё. «Так хотела бы твоя мать», - до сих пор его излюбленная фраза.

- Значит, занятия балетом – не твой выбор? – спросила я.

- Вообще-то, нет, - сказал он. – Думаю, отцу повезло, что я полюбил это так сильно. Он оплачивал всё. Частные уроки, балетки, костюмы, поездки в Россию, Францию и Англию только для того, чтобы посмотреть единственный спектакль, стажировку в школе балета Парижской «Opera», короткий курс в «Большом», учёбу в Force. Наверное, он заплатил бы и Тане, если бы её собственная семья не была богатой, - просто за то, что она моя партнёрша и, возможно, окажет какое-то влияние на моё поступление в труппу US Ballet.

- Это немного чересчур, - пробормотала я.

- Очень, - ответил он. – И именно поэтому он здорово разозлился, когда я так сильно облажался перед Фрэнком Ребревэ и другими важными особами. Мой хореограф в том спектакле в Лос-Анджелесе пошёл и сказал всем, что я вставил то движение уже во время исполнения, он старался сделать всё, чтобы не обвинили его, и, наверное, это было справедливо. В больницу ко мне пришли мой отец и руководитель курсов, Хелен Фортескью. Отец долго ныл о том, как я сглупил, почему не мог просто станцевать то, что было в хореографии. Я пытался объяснить, что это движение в тот момент казалось мне правильным, что оно выразило то, что необходимо было выразить, и что падение было просто ошибкой, а если бы я не упал, то он сейчас одобрительно хлопал бы меня по спине, потому что с этим движением танец выглядел бы лучше. Хотя он всё равно не понял этого, но тогда он вообще не слишком хорошо разбирался в балете. Я никогда не прислушивался к нему и по-прежнему этого не делаю.
- Но тогда встала Хелен Фортескью, - Эдвард перевёл дыхание. – Она была гораздо умнее моего отца. Спросила меня, серьёзно ли я отношусь к балету, хочу ли заниматься им всю жизнь. Я ответил утвердительно… и она сказала мне, что если это действительно так, то мне необходимо прекратить вести себя как пятилетний ребёнок. Что вся идея выразительности и танца от сердца – это идея для Диснея, а не для реальной жизни. Сказала, что все остальные уже давно переросли эту идею.

- Что? – переспросила я. – Кто, чёрт возьми, сказал бы такое кому-нибудь?

Он кивнул:

- Я редко встречал таких бесцеремонных людей, как эта женщина. Она сказала мне, чтобы я повзрослел. Что моё соло не было в действительности таким уж хорошим, поскольку застенчивое выражение моего лица усугублялось тем, что моя техника не дотягивала до стандартов. Она сказала, что, танцуя с закрытыми глазами, я был слишком поглощён тем, чтобы выглядеть драматично. Поэтому я ответил, что, по-моему, создание образа – это половина исполнения, - он провёл рукой по волосам. – И она согласилась, однако заявила, что выразительность важна и должна быть отработана так же, как движения. Она не должна зависеть от того, что чувствует танцовщик в данный конкретный вечер. Балет всегда тщательно планируется, подготавливается и управляется, и именно поэтому он выше остальных видов танца.
- Она сказала, что если я всерьёз намереваюсь сделать карьеру в балете, то должен прекратить тратить время впустую на всякую страсть и экспрессию, уподобляясь Барби и двенадцати танцующим принцессам, и сосредоточиться на том, что действительно принесёт мне карьеру, то есть на запоминании движений, схем, жестов и на безупречной технике. Она сказала, что всё остальное, вся эта романтическая чепуха не заслуживает даже того, чтобы о ней думать. Если я хочу быть великим, то не должен позволять своим эмоциям вставать у меня на пути, - Эдвард коротко выдохнул. – А потом повернулась и ушла.

- Что? – дёрнувшись, воскликнула я. – Это же чушь собачья! – я задохнулась от боли, так как движение сместило мою лодыжку.

- Белла… - с улыбкой сказал Эдвард, положив руку мне на ногу ниже колена. – Успокойся.

Несмотря на потрясение, крошечная искра удовольствия зародилась в моей груди от ощущения, что его рука касается меня. – Ты ведь не поверил ей, правда?

Он выпрямился, убрав руку.

- Не сразу.

- Что? – спросила я снова.

- Травмировавшись, ты получаешь массу времени для того, чтобы подумать, Белла. Я считал её стервой, но всё же вынужден был принять её слова во внимание. Директор Лос-Анджелесских Мастер-курсов – это должность, которую можно получить, только если ты добился очень большого успеха. И в чём-то она была права. До Лос-Анджелеса я даже не думал о своей карьере. Просто предполагал, что поступлю в US Ballet и буду продвигаться наверх. Я никогда не ставил под вопрос своё поступление туда, однако внезапно снова оказался лежащим в своей спальне в Чикаго с покалеченным коленом. Я только что опозорился перед всеми руководителями трупп, имеющими вес в мире. Я был унижен… и не мог танцевать. Это было самым важным: я не мог танцевать, - он посмотрел на меня. – А не иметь возможности танцевать – это похоже на…

- На конец света? – тихо сказала я.

Он кивнул.

- И я обвинил во всём свои эмоции. То, как я отдавался музыке, поскольку думал, что это самое главное. Я решил, что никогда больше не буду так поступать, независимо от того, сколько свободы от этого получаю. Потому что это неправильно. Потому что я единственный был достаточно глуп, чтобы делать это.

Я сглотнула, глядя прямо перед собой на доску объявлений, висевшую на стене. В груди у меня, там, где всего несколько мгновений назад я чувствовала тепло, внезапно снова похолодело. На меня вновь обрушились сомнения. Ведь то, что он сказал, было почти абсолютно правильно… и это противоречило всем моим поступкам. Почти всё, что я делала, было против правил, и всё это было просто чувством, которое я испытывала во время танца.

- Белла, - мягко сказал Эдвард. Неожиданно я ощутила прикосновение к щеке его пальца, нежно прочертившего тёплую линию вниз, к подбородку.

Я нервно посмотрела на него.

Его глаза были серьёзными.

- Ты ведь не думаешь, что это так и закончилось?

- Могло, - сказала я с сильно бьющимся сердцем.

Он приподнял тёмную бровь, взглянув на меня, а потом опустил руку обратно к себе на колени.

- Я провёл оставшееся время выздоровления, зарывшись в книги и видеоролики на You Tube. Я изучал всё. Физику пируэтов. Мифологию, на которой основаны классические балеты. Освоил нотацию танца по Бенешу. Читал о том, как преподавать балет, о карьере, о жестах и искусстве создания образов. Каждое прочитанное мной слово заставляло меня всё больше хотеть танцевать, и я всё сильнее ненавидел то, как поступил в Лос-Анджелесе, и хотел стать сильнее. Я начал воспринимать слова Хелен Фортескью как непреложный закон.
- Вернувшись наконец в Force, я стал гораздо меньшим засранцем, чем был до отъезда, - он слабо улыбнулся. – Я прекратил валять дурака. Не присоединялся больше к Эммету и Джазу в их ночных авантюрах, вместо этого я прокрадывался в одну из студий, пытаясь нагнать всё, что пропустил пока восстанавливался после травмы. Более чем когда-либо я сосредоточился на своей технике. На том, что, как я теперь знал, действительно имело значение. Наверное, больше месяца я вообще не покидал территорию академии. Оставался и занимался, пока не начал с большим отрывом побеждать Джаспера и всех танцовщиков. Пока не стал лучше, чем некоторые второкурсники… но этого никогда не было достаточно…
- Я старательно изучал искусство создания образов: нужные выражения лица и трепетание век, выверенные до шестнадцатой (прим. пер.: имеется в виду музыкальная длительность ноты). Участвуя в постановках, я выучивал партии остальных, чтобы действовать с ними абсолютно синхронно. Я так упорно отрабатывал свои движения перед зеркалом, что, когда стоял на сцене, почти ужасался невозможности визуально корректировать себя. И каждый свой шаг я совершенствовал и менял, чтобы быть уверенным, что он идеален.
- Больше я никогда не растворялся в танце. Даже во время исполнения постоянно говорил себе, что только что сделал неверно. Я не считал, что публика ощущает какую-то потерю… только я сам, но, как я узнал, мои собственные чувства были не важны в таком грандиозном виде искусства.

Он продолжил:

- С полной свободой я танцевал только в редких случаях, один. Когда действительно не было другого способа выплеснуть мои чувства без крика. Но совсем не то же самое просто танцевать наедине с собой, не делясь этим с публикой или кем-либо. Я чувствовал себя опустошённым… - он спокойно посмотрел в окно. – И думал, что эта пустота будет заполнена ещё одним звёздным экзаменом по танцу, или ещё одной золотой медалью, или ещё одним отзывом в газете… но почему-то этого никогда не происходило…

Он замолчал, глядя на решётку обогревателя.

Я вспомнила студию, вечер того дня, когда я приехала сюда. Тогда, несомненно, Эдвард танцевал для себя… то, как идеально его тело двигалось под музыку… эмоции в каждом шаге. Как мог он отказывать публике в этой страсти? Как мог отказывать в этой страсти себе? Ведь это было так чарующе, что заставило меня уронить слезу… но, возможно, так было только для меня? Возможно, весь остальной мир, подобно этой ужасной даме, Хелен, не так глуп, чтобы считать то, что я видела, прекрасным.

- Конечно же, всё изменилось, - сказал он тихо. – Когда появилась ты.

Мою грудь сдавило. Эдвард пристально посмотрел на меня со слабой улыбкой на губах. – Я не больно-то думал о тебе, когда Майк Ньютон попросил разрешения встать с тобой в пару.

Я быстро улыбнулась ему:

- Обыкновенная, да?

Он засмеялся:

- Нет. Просто я стал нечувствительным к красивым девушкам, как и полагается любому танцовщику, если он не хочет свихнуться.

Я почувствовала, как кровь прилила к щекам. Как это было странно… когда в последний раз у меня была причина краснеть? Когда один из спортсменов средней школы Форкса подошёл ко мне после показательного танца в сборном концерте и спросил, правда ли, что артисты балета не носят нижнее бельё? Довольно давно, в любом случае…

Я прикусила губу, снова взглянув на Эдварда.

Он улыбнулся:

- Так или иначе, я наконец заметил тебя только когда пришло это жалкое подобие преподавателя, мадам Райт… - он отвёл взгляд. – Когда Майк Ньютон положил на тебя свои руки…

Отвращение, прозвучавшее в его голосе, заставило моё сердце ещё раз толкнуться в груди.

- Он не знал, что делает, - сказала я в защиту Майка, хотя всё ещё помнила синяки на своём животе.

- Понимаю, - буркнул Эдвард. – Мне следовало следить за ним более внимательно, когда он был с Джессикой, но подозреваю, он не был так плох с ней, поскольку она не поднимала шума на эту тему. Вероятно, он держал тебя крепче, потому что нервничал, танцуя с тобой.

- Он не мог нервничать больше меня, - пробормотала я.

Эдвард уставился на меня:

- Ты совершенно не показывала этого. Даже когда на какое-то мгновение ты дала понять, что тебе больно, ты скрыла это так хорошо, что я даже не был уверен, что увидел это. Это было первое, что я в тебе заметил: твоя неразумная решимость… и то, как похожа она была на мою собственную… даже пряча боль, ты не была похожа на остальных. Ты выглядела стойкой, и ты продолжала… - он вздохнул, проведя кончиками пальцев по колючему краю верхнего слоя моей пачки. – Даже когда этот мерзавец чуть не задушил тебя…

Я вспомнила… выжатый из меня воздух… мою мысленную панику… и страшный крик Эдварда, приказывающий прекратить…

Словно припомнив тот же самый момент, он провёл рукой по волосам.

- Было всего несколько случаев, когда я так же разозлился, как тогда. Я не мог поверить ему… но хуже всего было выражение твоего лица.

Я нахмурилась:

- Что ты имеешь в виду?

Эдвард дотронулся до первой золотой лозы, вышитой на моей пачке. Он вёл по её изгибам пальцем, пока говорил:

- Ты выглядела отвергающей. Как будто па-де-де – это самое плохое из всего, что есть на свете. Вот тогда я и осознал, каким ужасным было для тебя всё это занятие. Как я сказал вчера на подъездной дорожке, Белла: я понял, что ты потеряла всю веру в парный танец.

Я безучастно посмотрела на свою опухшую лодыжку:

- И твоей обязанностью как моего преподавателя было доказать, что он не такой, - я не хотела услышать это ещё раз.

Его палец остановился.

- Нет, - сказал он, убедившись, что поймал мой взгляд. – Белла, я танцевал с тобой по совершенно другой причине.

- По какой же? – прошептала я.

Он наклонился вперёд, поставив локти на колени и отстранённо глядя в пол. Свет от обогревателя отбрасывал тёплые отблески на его лицо.

– Я наблюдал за тобой весь урок… - он бледно улыбнулся, - и, конечно, был сосредоточен в основном на том, что делает Майк Ньютон, но не мог не заметить, как ты двигаешься… словно ты была танцовщицей моего внутреннего зрения. Когда я визуализировал движения, я представлял, что нужно выполнять их именно так, как это делала ты. Это трудно объяснить… - он положил ладонь на подбородок. Впервые я увидела, как он пытается подобрать нужные слова.
- Было в тебе что-то такое, что отличало тебя от других танцовщиц. У всех остальных есть свои выкрутасы. Анжела держит руки более согнутыми в локтях. Джессика слегка опускает подбородок в пируэтах. Движения Меган имеют крошечный щелчок в конце… - он покачал головой. – В этом нет ничего плохого – все выглядят немного по-разному, и для других ты, возможно, тоже… но для меня, когда я впервые увидел, как ты двигаешься… - он поднял на меня взгляд, его глаза мерцали в тусклом свете, - ты была похожа на мой собственный персональный идеал.

Я смотрела на него, снова перенесшись в тот момент, когда впервые увидела его в студии… идеальный… он выглядел идеальным…

Моё сердце затрепетало от подобной возможности… но я перевела дыхание, пытаясь остаться сдержанной.

- И поэтому ты решил станцевать со мной?

- Я попросил тебя, - сказал он. – Хотя это едва ли было хорошей идеей после того, что только что случилось с Майком… но я не мог отпустить тебя, не попытавшись. Не увидев, возможно ли это на самом деле.

- И?

Он недоверчиво улыбнулся, глядя в пол.

- Это было так же легко, как дышать… обычно мне приходится думать о движениях – я должен следить за девушкой, чтобы знать, нужна ли ей более высокая скорость в пируэте, или какой у неё ритм, или как она формирует свои движения, чтобы они соответствовали музыке. Но с тобой… это было как будто мы были заодно… твой пируэт и мой поворот были одним и тем же, если ты понимаешь, что я имею в виду, - он снова провёл рукой по волосам. – Не казалось, что у нас разные роли. Наши роли были одинаковыми… каким-то образом, несмотря на то, что движения были разными. Всё было одним целым. Танец был цельным… в нём не было двух интерпретаций. Это было…

- Единением, - тихо сказала я с сильно бьющимся сердцем.

Он поднял на меня глаза и широко улыбнулся:

- Точно. Но, возможно, это было бы нормально: я всё ещё мог убедить себя, что просто показываю движения со студенткой… но та поддержка…

Этот идеальный момент, когда меня, поднятую почти к потолку, охватило ликование…. Словно я парила над миром…

- Я был таким лицемером, - пробормотал Эдвард. – Сказал, что нам не следует делать поддержки вообще, а потом сам же выполнил высокую поддержку.

- Там не могло быть ничего иного, - сказала я без тени сомнения. Не очень хорошая идея… – Других вариантов не было.

Эдвард посмотрел на меня.

- Никто бы не понял, если бы ты сказала это.

- Но ты-то понимаешь? – в мой голос закралась непрошенная тревога.

Эдвард нахмурился, услышав это, и снова сел прямо. Он нежно прикоснулся к моей щеке:

- Ты знаешь, что понимаю, Белла… Мне казалось, что я вот-вот взорвусь, чувства переполняли меня, пока мы с тобой танцевали. Это даже не было танцем в полном смысле слова – просто связка… но я открыл так много в этих нескольких движениях… и низкая поддержка как-то не отобразила бы этого… - его палец обвёл линию моей скулы. Мои глаза на мгновение закрылись, жар охватил нарисованную им дорожку.

Когда я снова открыла глаза, Эдвард внимательно смотрел на меня.

- Это шло изнутри, Белла. Просто я как будто знал, как повернуть тебя или насколько близко встать, и казалось совершенно естественным… поднять тебя над всем… потому я почувствовал, что ты хочешь лететь… - он уронил руку с моего лица обратно себе на колени. – Это глупейшая вещь, Белла, но я говорил серьёзно: с тобой всё ощущалось как одно целое. И когда я держал тебя над собой, это было так, словно я чувствовал твою свободу… почти что испытывал её вместе с тобой.

-Как будто мы оба были над всем, - сказала я тихо, чувствуя, как тихое счастье начинает заполнять мою грудь. Лицо расплылось в улыбке: - Я тоже это почувствовала.

Улыбка Эдварда не уступала моей:

- Я никогда до этого не переживал ничего подобного, Белла… - он наклонился ко мне. Наши руки соприкоснулись поверх моей пачки. – И никогда не думал, что возможно разделить что-то настолько неописуемое с кем-то ещё… - его большой палец погладил тыльную сторону моей кисти. – Но оказалось, что я ошибался.

Улыбка не покидала моего лица ещё одну прекрасную секунду, но потом я посмотрела вниз, на наши руки:

- Тогда почему ты ушёл? – прошептала я, хотя мне начинало казаться, что я уже знаю ответ. Рука Эдварда снова соскользнула с моей и опустилась к нему на колени. Он откинулся на спинку дивана, подтянув колено к груди. Облокотился на него и уставился через тускло освещённую комнату в окно.

- Честно говоря, Белла… мои ощущения во время танца с тобой были такими сильными, что это испугало меня. Я почувствовал, что всё, ради чего я работал, уходит от меня. Меня не беспокоила техника. Я не волновался насчёт того, уроню ли тебя или с тобой всё будет в порядке, или о том, как это отразится на моей репутации. Не думал о последствиях, связанных с Таней. Я просто был поглощён девушкой, что была в моих руках… тем, насколько переплелись наши ощущения… и той бесконечной свободой, которая возникла, когда я держал тебя высоко над головой...

Он вздохнул.

- Но в этом и было всё дело. Этот момент закончился, и я вернулся к реальности. Посмотрел на тебя и понял, что только что бросил вызов всему, чему научился в Лос-Анджелесе. Я вспомнил, что ты первокурсница. Моя студентка. И я только что танцевал с тобой… почти сокровенно… перед целым классом, без единой мысли. Танцевал вслепую, как назвала бы это Хелен Фортескью. И это сделало меня уязвимым. Именно из-за этого я потерял всё в прошлый раз… Поэтому я ушёл. Вышел, злясь на тебя… потому что ты привела меня к тому, что я так старательно пытался скрыть. И на себя – за то, что забыл всё, чему научился.

- Ты собирался когда-нибудь объяснить это мне? – спросила я тихо.

Эдвард наконец посмотрел на меня.

- Нет… и мне жаль, больше, чем я могу выразить, что я вёл себя подобным образом. Ты не заслужила этого. Но я не хотел ничего тебе объяснять. Даже не хотел больше видеть тебя. Я пошёл к Эсми и сказал ей, что Ньютон поранил тебя – это было всё, что я планировал сказать, только чтобы удостовериться, что он понесёт какую-то ответственность, - он вздохнул. – Но Эсми видит меня насквозь. Она поняла, что что-то изменилось, и выпытала у меня, что именно произошло, - он теребил незакреплённую нитку на своём трико. – Я рассказал ей и, хотя утверждал, что это ничего не значило, она поняла, что это значило всё. И заявила, что я не должен бороться со случившимся и что мне следует принять это, поскольку между нами, похоже, возникло нечто исключительно редкое.

- Не это ли она имела в виду сегодня? – спросила я. – Когда говорила, что ты мог бы уберечь людей от огорчения, если бы принял это раньше?

Он кивнул:

- Эсми Каллен умнее почти всех, кого я знаю. Она никогда не давала мне плохих советов, касались ли они балета или жизни. Но я не прислушался к самому важному из того, что она советовала мне… ведь это было как раз то, от чего предостерегала меня Хелен Фортескью: сказки, романтизм… - Эдвард внимательно посмотрел на меня, его голос стал мягким: - А что может быть более романтичной сказкой, чем какая-то связь между танцовщиком и танцовщицей, которые никогда до этого даже не встречали друг друга?

- Это похоже на историю Золушки, - сказала я, понимая. Он был прав: это нереально.

Он снова кивнул:

- Принц влюбился в девушку, которую даже не знал, после единственного танца с ней.

У меня на мгновение перехватило дыхание. Не забивай себе голову этими словами…

- Правда, принц на этот раз не был благородным, - сказал Эдвард. – Как я уже сказал, именно на это Хелен Фортескью велела мне не обращать внимания, если я хочу добиться успеха. В реальной жизни Золушка и принц вообще не поженились бы. Потому что принц это принц и обязан выполнять свой долг.

- Ты талантливый танцовщик и должен думать о своей карьере, - согласилась я.

- Вот именно, - подтвердил он. – Поэтому я не последовал совету Эсми, а вместо этого встал на сторону женщины, с которой встретился только однажды, несколько лет назад, и которая мне даже не понравилась. Я попытался вести себя так, как будто ничего не случилось. Но мне постоянно напоминали. В этой школе слухи распространяются слишком быстро – уверен, тебе это известно.

Я кивнула:

- Особенно учитывая разнообразные эпизоды в обеденном зале с моим участием.

Лицо Эдварда неожиданно осветилось улыбкой:

- Ты действительно звала меня во сне?

Я густо покраснела и опустила голову:

- Да…

Эдвард расхохотался. Я застонала и уткнулась лбом в его плечо:

- Я не нарочно…

Он фыркнул и обнял меня за талию:

- Это лестно.

- И ненормально, - пробормотала я в его футболку. Его запах слегка опьянял.

- Ну, - сказал он, - если это тебя утешит, после того, как за завтраком только и было разговоров, что о тебе с Питером Дэвидсоном, мне показалось, что я услышал в коридоре, как он жалуется на тебя.

Я слегка отстранилась:

- И что он говорил?

Эдвард потёр свободной рукой подбородок:

- В том-то всё и дело, что, как выяснилось, он говорил об Изобел Йейтс или ком-то ещё, а не о тебе, но я узнал это только после того, как налетел на него и прочитал ему длинную лекцию о том, как он должен уважать свою партнёршу, потому что ему так чертовски повезло заполучить её.

- Ох, нет, - улыбнулась я.

Он с отвращением кивнул:

- Все в коридоре точно знали, о ком я говорю и что именно это значит. Элис весь день беспрестанно ухмылялась. Она приставала ко мне с того момента, как услышала, что я танцевал с тобой. Она была как Эсми, только более настойчивой. Я не знаю, сколько раз за те пять дней после нашего танца она пыталась отправить меня туда, где была ты.

- Я ни разу не видела тебя, - сказала я.

- Я могу быть точно таким же упорным, как Элис, - ответил он, когда мы снова сели прямо. – Я ел здесь, а не в обеденном зале, старался смешаться с толпой в коридорах и, конечно, прекратил преподавание в вашем классе. Но даже без постоянных напоминаний Элис я не мог бы не думать о тебе. Всё казалось более нудным теперь, когда я знал, что такое удовлетворение. Вместо того чтобы не отрываться от зеркала, выискивая мельчайшие детали, я разглядывал станок. Как бы ни старался я удержаться, однако не мог не размышлять. Не задаваться вопросами о тебе… Кто ты… обойдёшь ли каким-нибудь образом моё уклонение.

Он улыбнулся:

- И, конечно же, репетиции с Таней стали гораздо хуже. Ничто не было прежним с того момента, как я станцевал с тобой. Мы с Таней хорошо работали вместе… но по сравнению с тобой это было ужасно. Расхождение между нами казалось огромным. Как будто она была не просто на другой странице, но даже совсем в другой книге, (Прим. пер.: в случаях, когда мы сказали бы «на одной волне», англоязычные граждане говорят: «на одной странице». Это значит «быть заодно», «смотреть на что-то под одним углом», «придерживаться единого мнения») – он нервно усмехнулся. – Когда мы танцевали «Лунную сонату», я почти представил, как со мной танцуешь ты. И, разумеется, это привело к тому, что я попросил Таню очень многое изменить, а ей это не понравилось.

- Могу себе представить, - пробормотала я.

Эдвард вздохнул.

- Но я остался с ней. Я сдерживал все свои вопросы, старался напоминать себе о том уроке, который получил в Лос-Анджелесе, и продолжал поступать так, как поступал всегда. Чем больше времени я тебя не видел, тем легче мне было сосредоточиться. Но потом… я был в гимнастическом зале, когда туда ворвалась миссис Коуп и сунула мне в руки телефон.

Я недоумённо нахмурилась:

- Что?

- Это была Эсми, спрашивающая на повышенных тонах, где, чёрт возьми, меня носит, когда я должен вести занятие в вашем классе.

- Анжела, - тихо сказала я.

Эдвард положил голову на руки.

- Это я виноват в том, что случилось. Если бы я не был таким идиотом, то находился бы там и не позволил бы мадам Райт сделать такую глупость… И Анжела сейчас по-прежнему могла бы танцевать.

- Это была вина мадам Райт, Эдвард, - возразила я. – Это она была преподавателем, а не ты.

- Ты сама сказала это, Белла: если бы я знал что-нибудь о безопасности, то не оставил бы ваш класс на неё.

- Я не имела этого в виду, - сказала я отчаянно. Если бы я могла вернуться в прошлое и пнуть сама себя… - Я просто злилась на тебя за то, что ты игнорировал меня. Это не было твоей обязанностью – обеспечивать безопасность на занятиях. Ты был там только для того, чтобы смотреть, как нужно преподавать.

- Именно поэтому я был назначен именно в этот класс а не в какой-нибудь другой, Белла, - сказал он. – Карлайл верил, что я не позволю мадам Райт натворить глупостей.

- Ему следовало уволить её, если он так беспокоился! – воскликнула я. – Быть посредником – это не для тебя. Да и Анжела не винит тебя.

- Она бы и не сделала этого, - сказал он. – Она слишком хороший человек.

Я положила ладонь на его напряжённую руку:

- Тогда не надо принижать её суждение, Эдвард.

Он не пошевелился:

- Есть шанс, что она никогда не сможет танцевать, ведь так?

Я сглотнула и опустила глаза, понимая, что не могу солгать.

- Может быть… они ещё не знают… но ты мог бы жалеть о тысяче вещей в своей жизни, последствия которых ты не смог предусмотреть, и это не привело бы ни к чему хорошему. Ты не мог предвидеть, что это произойдёт, иначе остался бы.

Эдвард поднял на меня глаза:

Как ты сумела понять меня, хотя я не сказал тебе за всё время ни единого искреннего слова?

Я пожала плечами:

- Возможно, где-то глубоко внутри, в моём подсознании, я знала, что твои слова неправда, и прочитывала их обратный смысл...

Он улыбнулся мне, его глаза сияли:

- Вы сила, с которой стоит считаться, мисс Свон.

Я усмехнулась:

- А вы, сэр, рассказчик, не закончивший историю.

Эдвард поморщился:

- Я ненавидел, когда ты меня так называла… - он тяжело вздохнул и сел прямо. – Так на чём мы остановились?

- Следующий день, - сказала я. – Урок парного танца.

Он улыбнулся:

- В конце концов мне пришлось увидеть тебя, - его лицо помрачнело, – вместе с Питером Дэвидсоном… он здорово действовал мне на нервы…

- Он хороший танцовщик.

Эдвард приподнял бровь, взглянув на меня:

- С эмоциональным подъёмом, как у доски.

- Эдвард! – я шлёпнула его по плечу.

Он поднял руки, его глаза светились:

- Что? Это же правда!

- Для тебя… но для меня он был почти идеальным, потому что единственный, кто лучше него… - я прикусила губу, - мне казалось, ненавидит меня.

- Белла… - мягко сказал Эдвард. – Я провёл весь тот урок, пытаясь не думать о том, как сильно хочу быть на его месте. Войдя, я сначала был преисполнен решимости относиться к тебе как к любой другой студентке, но один взгляд на тебя с ним – и я понял, что не смогу. Я хотел быть тем, кто поддерживает тебя… хотел иметь то доверие, которое ты давала ему… и я хотел снова танцевать с тобой. Я не ненавидел тебя. Ни минуты. И я на самом деле не ненавидел Питера, хотя больше всего желал, чтобы его там не было, - он нахмурился. – Я действительно пришёл в ярость, когда узнал, что он уронил тебя.

- Он был вообще не виноват, - возразила я. – Анжела, падая, очень сильно столкнулась со мной. Это произошло слишком быстро.

- И ты никому не сказала, что теряла сознание.

- Я знала, что будет, если я скажу, - заметила я, многозначительно глядя на него.

- Я не мог позволить тебе танцевать, Белла, - сказал он. И махнул рукой. - Ты выглядела так, словно вот-вот упадёшь в обморок.

- Тебе не обязательно было отводить меня к доктору Хиллу.

- Тебя нужно было осмотреть. Могло быть и гораздо хуже, чем было.

Я вздохнула, зная, что он, скорее всего, прав.

- Что ж, это определённо всё усложнило.

- Только слегка, - пробормотал Эдвард. – Извини за всё то дерьмо, что тебе пришлось вынести от твоего класса. Когда они налетели на тебя в обеденном зале, я подумывал подойти и врезать Лорен по её сварливой физиономии…

Я не удержалась от смеха:

- Жаль…

- Мне так хотелось пойти за тобой, когда ты вышла, - сказал он, грустно глядя на меня. – Но я знал, что если хоть раз по-настоящему поговорю с тобой, то закончу тем, что прекращу всякую борьбу. Поэтому вместо этого попросил пойти Элис.

- Ты попросил её? – переспросила я.

Он кивнул:

- Хотя она просто дожидалась, чтобы увидеть, пойду ли я до того, как она сделает это. Она очень беспокоится о тебе.

- Она ведь не рассказала тебе ничего из того, о чём мы с ней разговаривали?

- Нет, конечно, нет, - он отвёл взгляд. – Кроме того, что я самый большой придурок за всю историю.

Я рассмеялась:

- Элис…

- Действительно, Элис, - согласился он. – Извини, что я не поговорил с тобой, Белла… Не знаю, как я сумел проигнорировать тот факт, что тебя обидели… Я не смогу так больше.

- Ты не сделал этого вчера, - заметила я. – Мой класс был в ужасе.

- Хорошо, - он ухмыльнулся. – Мне пришлось очень постараться, чтобы не смеяться весь тот урок. Лорен и правда не поняла, в чём дело. Это было абсолютное злоупотребление властью преподавателя, но оно того стоило… Хотел бы я быть там и во время выходки Эммета и Джаспера.

- Вы трое просто гении, - сказала я.

Он усмехнулся:

- Рад, что мы смогли быть полезными.

Мы помолчали немного, сидя в полутьме. Он рассказал мне столько всего… мне нужно было многое осмыслить. Я никогда даже не думала о том, что можно не иметь выразительности… танцевать не от сердца… даже если это звучало как что-то с канала Disney, я должна была верить, что это правда. Именно это помогало мне пройти через всё, что необходимо было наверстать, стартовав с таким опозданием. Именно это в самом начале заставило меня захотеть заниматься… Именно это делало пуанты достойными причиняемой ими боли. Именно это делало терпимыми долгие занятия. Именно это заставило меня отказаться от образования и родного дома ради балета… но всё же я не достигла того уровня, на каком был Эдвард.

И, возможно, всё обстоит именно так, как сказала эта женщина, Фортескью: если ты хочешь преуспеть в балете, тебе нужно избавиться от всего, что связано с «танцем от сердца». У меня не было доказательств обратного. Я не добилась успеха. Чёрт побери, я первокурсница… может быть, Эдвард не достиг бы таких высот, если бы не отказался от страстности. Может быть, такова цена… и, возможно, для Эдварда имело смысл игнорировать меня… не признавать то, что возникло между нами. Он хотел иметь хорошую карьеру, а не полный провал с партнёршей, которая далеко отстаёт от него по технике.

Водонагреватель на кухне щёлкнул, включаясь, и начал кипятить воду.

Мы с Эдвардом, казалось, одновременно вернулись друг к другу. Теперь он сидел, скрестив ноги, лицом ко мне.

Я подтянула здоровую ногу к груди и положила подбородок на колено.

- Вчерашний вечер был не очень-то приятным, да? – сказал он с грустной улыбкой.

- Не очень, - я нахмурилась. – Почему ты подобрал меня? Я бы и не узнала, если бы ты проехал мимо.

- Я подобрал тебя, Белла, потому что ты выглядела так, словно вот-вот получишь переохлаждение, - он мимолётно улыбнулся мне. – Я уже совершил слишком много недостойных поступков, чтобы ещё и оставить тебя стоять под дождём. Это было просто совпадение. Я ездил вокруг довольно долго, размышляя… задаваясь вопросом, не лучше ли было бы, если бы Хелен Фортескью не приходила ко мне в палату. Если бы я выздоровел и продолжил танцевать для души. Но я понимал, что стал тем, кто я есть, потому что был сосредоточен исключительно на физической стороне. Понимал, что сделаю лучшую карьеру, если продолжу в том же духе.

- И всё же моё любопытство к тебе было таким сильным… могло ли оно так уж ощутимо повлиять на мою карьеру? Это был тот самый вопрос, который мучил меня с момента твоего появления. Я всё ещё был в нерешительности, когда увидел тебя на автобусной остановке, и всю дорогу до Райстоуна… к Тане и Ирине, - он скривился. – Но тут они неожиданно предложили мне быстрый путь в US Ballet, и мне пришлось принимать решение.

- И ты выбрал их, - тихо сказала я.

Глубоко вздохнув, Эдвард закрыл глаза. Когда он снова открыл их, то посмотрел прямо на меня.

- Я выбрал то, что знал. Определённость. Я не стал рисковать. Выбрал то, чего всегда хотел мой отец… и, честно говоря, чего хотела большая часть меня. US Ballet – престижная труппа с замечательными танцами, мировыми турне и великим множеством возможностей. Я мог сделать с ними отличную карьеру… поэтому я сказал да, даже когда ты сидела напротив меня. До твоего появления я принял бы это предложение без размышлений. Но вчера, едва согласившись, я почувствовал, как моё сердце упало.

Он потёр глаза.

- Поэтому, когда ты потребовала от меня объяснений на парковке, я попытался представить всё это как что-то незначительное. Когда я сказал тебе, что танцевал с тобой, потому что увидел, что ты потеряла уверенность, и поскольку это моя работа – восстановить её… когда я сказал тебе, что вылетел из класса, так как зашёл слишком далеко из-за того, что привык танцевать с более опытными балеринами… я говорил тебе то, что хотел бы использовать как оправдания. Что это было просто моим фиаско как педагога и не имело отношения к тому, что ты раскрыла во мне что-то долго скрываемое мной, в чём я сам был так не уверен. Я надеялся, правда, в течение доли секунды, что ты поверишь мне и что это каким-то образом освободит тебя от связи, которую мы чувствовали. Так что ты не ощутишь потери…

- Я поверила тебе, - тихо сказала я. – Но неужели ты действительно подумал, что я могу просто забыть всё о тебе?

- Господи, нет, Белла. Как только я увидел твоё выражение лица, я понял, что ты забудешь об этом с тем же успехом, как и я.

- Я не думала, что ты почувствовал хоть что-то, Эдвард, - сказала я дрожащим голосом, - Мне казалось, что я просто дура. Что я просто ввела себя в заблуждение… и ты позволил мне думать так… ты бросал меня туда и обратно так часто… сколько раз ты смотрел на меня, словно я была не более чем надоедливой маленькой девочкой – а в других случаях глядел, как будто понимал мою душу… только что ты игнорировал меня – и тут же оказывался кем-то вроде ангела-хранителя… - я прикусила губу. Мне необходимо было успокоиться…

- Белла… - выдохнул Эдвард, а потом притянул меня к себе. Я прильнула к нему, уткнувшись головой ему под подбородок, его сердце сильно билось рядом со мной. – Мне так жаль…

- Знаю, - прошептала я ему в грудь. – Это было просто… трудно.

Он обнял меня крепче, и я закрыла глаза от всего мира.