Весь полёт от ГОА до Делли наша компания провела молча. Пьер остался на острове в ожидании рейса на Париж, а Кхуши, как и обещала, полетела со мной и Эн-Кей. Хотя без труда можно было сказать, что эта затея пришлась ей не по нраву.

Хоть мне и было тяжело признать, я принял факт, что Кхуши больше не принадлежит Индии – это государство делало её затворницей обстоятельств и чужих решений, а она теперь стала другой. Хотела свободы, той, которую такая страна как Индия дать ей не в силах.

Я перебирал тысячи вариантов возможных способов доказательства моей любви к Кхуши, но единственное, что получил в итоге, – головную боль.

Но ещё больше меня напрягала полная отрешенность Кхуши. Складывалось впечатление, что она находилась вдали от реальности. Сидя в самолете, практически весь путь провела,откинувшись на спинку кресла и глядя в одну точку, не замечая никого и ничего.

Взгляд был пустым и безжизненным, как,впрочем, и его хозяйка. Единственное, что выдавало в ней жизнь, – пара оброненных стюардессе фраз, слова прощания для Пьера и «привет» нам с Эн-Кей.

От вечно болтающей Кхуши не осталось ни следа.

Мне бы обрадоваться, ведь я столько времени пытался заставить Кхуши Кумари Гупта замолчать, и вот теперь имел возможность лицезреть её в полном безмолвии. Но, как и всегда, я вновь облажался. Теперь мне хотелось слышать и слушать её целыми днями напролёт. Но нет. Мне опять не везло.

— Кхуши, может, ты зайдёшь к нам? А потом я мог бы отвести тебя домой.Думаю,бабушка будет очень рада твоему приходу,— неожиданно предложил Эн-Кей, стоило нам приблизиться к присланной Аманом к аэропорту машине.

— Я сам тебя отвезу!— непреклонно заявил я, отпуская водителя и вставая рядом с женщиной, которая не решалась сесть в автомобиль.

—Думаю, не стоит. Не сегодня. И,Арнав, тебе не обязательно делать такой круг, я могу спокойно взять такси и поехать отдельно, —настаивала она.

— Не проблема. Я сначала завезу домой Эн-Кей, а потом и тебя. Нам по пути, брат теперь живёт отдельно,— распахивая перед ней дверь, сказал я не терпящим возражений тоном.

Взглянув на меня уставшим взглядом,Кхуши молча села, чем вызвала наше с Эн-Кей удивление.

Не было никаких самовольных выходок, недовольства – ничего! Она,даже не взглянув на нас, просто устроилась на заднем сидении и смиренно ждала, когда я закрою дверцу.

— Что случилось? Ты опять что-то натворил, Нанав?!—спросил брат,неодобрительно поглядывая на меня, когда мы укладывали в багажник сумки.

— Иди к чёрту! Ничего я не делал!— ответил я, впиваясь в него весьма злобным взглядом.

—Учти! Если ни черта не сделаешь, то, в отличие от тебя, мне не понадобиться пятнадцать лет на раздумья! —укладывая последнюю сумку и с силой закрывая багажник, заявил он, чем вызвал у меня потрясение.

И в очередной раз я почувствовал, как сжимались вокруг меня тиски обстоятельств. Не было времени на раздумья и возможности для просчёта ходов. Я должен был действовать прямо сейчас, пока сама Кхуши давала мне шанс.

Не обронив больше ни слова, мы сели в машину и двинулись вперёд.



Стоило нам высадить брата около его дома и попрощаться, как в автомобиле повисла гнетущая тишина, которую до этого момента как-то умудрялся разбавлять мой братец, то и дело бросая нелепые фразы.

— Может мне всё-таки поймать такси? — спросила Кхуши, заметив, как я наблюдаю за ней через зеркало заднего вида.

— Извини, задумался, — соврал я, трогаясь с места и выезжая на дорогу.—У тебя что-то случилось? – поинтересовался я.

Мне просто необходимо услышать её голос. Даже наблюдать за её безразличным состоянием было ужасно!

— С чего ты взял?— задала она вопрос поразительно спокойным тоном, подняв голову и взглянув на меня огромными карими озёрами.

—Ну, просто после приезда в аэропорт ты сама не своя. Что-то случилось?— начал защищаться я.

— Я бы так не сказала. Просто устала. Эти несколько дней меня немного выбили из колеи,— призналась она, устало потирая переносицу и отбрасывая волосы за спину, тем самым обнажая лебединую шею.

А внутри меня что-то вспыхнуло, стал доходить смысл её слов.

—Хочешь уехать обратно в свою Францию?— с гневом и болью в голосе спросил я.

Никогда я не произносил слово «Франция» с такой желчью.

А чего, собственно, ожидал? Что она сразу же бросится в мои объятия, мы заживём долго и счастливо и нарожаем своих детишек, а радостная Амала будет бегать вокруг нас и, смеясь от радости, называть Кхуши мамой?

Все это иллюзия. А моя мечта – несбыточна. Ведь прошло столько лет. И всё из-за меня, из-за моего чёртового языка!

— Дело не во Франции как таковой,Арнав, — совершенно спокойно произнесла она.

Теперь она не кричала в ответ. Но этот контраст ещё сильнее выводил из себя.

—Значит, я всё-таки прав, ты хочешь уехать отсюда!— ударяя по рулю и резко выворачивая на какую-то лесную тропу,заорал я.

Сердце билось с сумасшедшей скоростью, а грудь сдавило от понимания: всё, что я мог сделать для неё, будет бесполезно.

—Арнав! Стой! Останови машину!— приказала она.

Полный мощи и стали голос в одну секунду оглушил меня, и нога, будто сама по себе, резко нажала на педаль тормоза.

Автомобиль остановился, а меня не отпускал гнев, трясло от переполнявших эмоций, но, мельком взглянув в зеркало, я увидел перекошенное гримасой боли лицо Кхуши.

Кровь стучала в висках с такой силой, что, казалось, ещё секунда, и она хлынет наружу, а кожаная обивка руля протестующее заскрипела от силы, с которой я его сжал.

Вздохнув, Кхуши вышла из машины, но буквально через секунду уже сидела рядом со мной на пассажирском сидении.

—Ты обещала дать мне шанс. Нам шанс!— припомнил ей её же слова.

Меньше суток назад она давала мне возможность доказать, что я люблю её, а в итоге выходило, что у меня и не было этих самых шансов. Ни одного. Никогда.

—Я знаю, —практически шёпотом проговорила она, но её голос эхом разнёсся в моём сознании.

Подняв голову, я увидел перед собой совершенно иную женщину. Передо мной сидела Кхуши – без прикрас и маски. Такой я видел её вчера на пляже.

—Ты совсем не меняешься, зазнайка. Всё такой же вспыльчивый,— добавила она через пару минут молчания,нежно пройдясь по моим волосам кончиками пальцев. —Стало легче, когда наорал?

В её голосе звучала нежность и понимание. А в глазах цвета топлёного шоколада отражалась поддержка.

Слов не было. Хотя,наверное, сейчас она понимала меня и без них.

—Арнав, дело не в тебе, а во мне. Я…— начала она, но затем замолчала и устало откинула голову на спинку сидения.

Если в прошлом практически все наши разговоры заканчивались как минимум тем, что в глазах Кхуши появлялись слёзы, то теперь на них не было и намёка. Теперь там образовалась поволока, делавшая взгляд просто бездонным, словно она старалась заглянуть в самое сердце Вселенной.

— Я не собираюсь лгать тебе. Просто…— продолжила она и вновь замолчала, подбирая нужные слова.

Мне не нужны были отговорки. Я хотел получить ответ. Мой мир слишком долго находился в подвешенном состоянии. Меня слишком долго терзали мысли. Мысли, от которых я не мог скрыться на протяжении пятнадцати лет.

— Скажи, что я не дослушал тогда, когда ты разговаривала с Шьямом! В тот вечер,— заявил я, вглядываясь в глаза женщине, которую любил столько лет, которую, как мне казалось, знал, но вышло всё наоборот.

Я помнил каждую фразу, которая была произнесена ими, помнил ту сжирающую душу боль от каждого звука их голосов. Но я должен был знать правду! Даже спустя время этот диалог снился мне в самых жутких кошмарах.

На лице Кхуши отразилось то самое выражение, которое говорило, что это не принесёт мне счастья, но она сдалась.

— Что ты услышал последним?— несколько отрешённо спросила она.

— Твой вопрос о том, почему Шьям не разведётся с сестрой, а потом ушёл.

—Почему-то я не удивлена, —бесцветным голосом сказала она, вглядываясь куда-то вдаль.— Если бы ты задержался у той чёртовой двери хотя бы на секунду, то услышал бы, как я сказала этому ублюдку, что никогда в жизни не стала бы женой такого человека как он.

Произнеся последнее слово, она повернулась ко мне, нанося тем самым контрольный выстрел. В упор. Без шансов на жизнь. Она не лгала мне ни сейчас,ни тогда,на крыше, никогда! Всегда говорила правду. А я…

А я был столь ослеплён ненавистью, что опять не поверил ей. И за это неверие заплатил сполна. Да останься я на какую-то пару лишних секунд, всё могло сложиться иначе. Ведь в тот день я хотел…довериться и сказать ей…

Какая-то пара мгновений стоила нам обоим пятнадцати лет жизни.

Как и в тот вечер, я хотел вновь закричать от сводящей с ума боли и обиды.

Время остановилось, а сердце рухнуло в пятки.

Воздуха в лёгких стало катастрофически не хватать, будто сама судьба нанесла мне удар в солнечное сплетение. Хотя разве это не так?

Теперь я знал правду. Правду, которую знал, но коей так и не позволил встать во главе всего. Я верил Кхуши уже тогда, но из-за переполнявшей злости в тот вечер умудрился упрекнуть во всех своих бедах.

Молча выйдя из машины, почувствовал небывалую слабость в ногах и, пройдя несколько шагов,осел на землю.

Мысли вихрем перенесли меня в тот злополучный день. А фантазия как будто назло стала подсказывать варианты нашего возможного будущего с Кхуши, дослушай я тот разговор до конца.

Вот я признался ей в чувствах, она смущена, робкий взгляд, но смотрит на меня полными теплоты и нежности глазами. Прижав к себе, я больше никогда её не отпускал. Наша жизнь наполнена счастьем, безграничной любовью, верой, искренней преданностью и нескончаемым детским смехом, который уже успел стать само собой разумеющимся.

Она больше не вздрагивала от моих прикосновений, без страха обнимала меня за плечи, прижималась к моей груди, кладя крохотную ладошку туда, где бьётся моё сердце, сердце, которое навсегда будет отдано ей одной.

Мои иллюзии разрушил сильный порыв ветра, шорох земли под ногами и едва уловимая смесь ландыша и ириса.

Теперь так пахла моя Кхуши. Ушёл запах сандала, выпечки и благовоний, не оставив после себя ничего.

—Что я натворил?— не то простонал, не то провыл я, всматриваясь в бескрайний небосвод, будто надеясь получить там ответ.

— Мы оба виноваты в этом, —ответила присевшая рядом Кхуши.— Ты — в том,что наговорил лишнего, а я — что с самого начала поверила Шьяму, а потом не дождалась тебя.

И опять между нами повисло полное гнетущих воспоминаний молчание.

—Как думаешь, что было бы, если бы я успел приехать? —задал я самый дурацкий вопрос, который был способен спросить в сложившейся ситуации.

—Не знаю…— после некоторого раздумья ответила она. – Возможно, что развелись,как и планировали изначально. Вероятно, ты бы не женился на Абхе,и у тебя не было Амалы, а я…

Тут она замолчала, не решаясь продолжить, а внутри меня появилась ещё одна рана и ещё один повод обругать себя! Идиот!

— Кхуши, я…прости…—попытался извиниться за своё невежество, всматриваясь в мягкие черты лица, которые на крохотное мгновение исказила мука.

— Нет, не нужно извиняться,— тихо произнесла она.

Не было ни слёз, ни подрагивающей нижней губы, ничего, разве что в огромных карих глазах отразилась лёгкая грусть, но на женственном лице вопреки здравому смыслу сияла улыбка.

— Это моя часть жизни. И даже несмотря на весь ужас, что я умудрилась испытать, в ней было много хорошего, и я согласилась бы пережить всю свою жизнь заново.

— Например? —спросил я.

Я не мог поверить в услышанное. Наши с ней отношения она была готова пережить заново? Вновь испытать всю ту боль, что я ей причинил? Ничего не меняя?

— Даже в нашем с тобой «союзе», — она специально выделила это слово, а затем легко засмеялась, – было много хорошего.

—Но,Кхуши! То, что я делал, что позволял!— ошарашено воскликнул я, глядя на неё, как на сумасшедшую, а она так и продолжала улыбаться, а глаза сияли от радости.

— Я знаю…—сказала она, кладя руку поверх моей, тем самым останавливая поток моего недоумения.

По телу словно прошёл электрический ток, а сердце сбилось с привычного ритма.

—У нас с тобой было много хороших моментов. Например, с голубями, Девали, танец на Сангите Акаша и Паяль, выступление на конкурсе,— начала припоминать она.

А у меня перед глазами вспышками начали мелькать столь красивые мгновения нашей общей истории.

—Надо было поцеловать тебя тогда на Девали,—как бы между прочим сказал я.

— Нельзя. Ты был в отношениях с Лаваньей.

— Меня в тот момент это не волновало. Да и остановило скорее не осознание того, что я был несвободен, а ты,— смеясь, ответил я, вспоминая те глаза, полные какого-то детского, но при этом такого явного страха.— Ты так посмотрела на меня в последнюю секунду, что на меня будто вылили ведро холодной воды.

– Ха-ха-ха, да уж. Я помню.

Её звонкий и такой искренний смех отозвался где-то в груди. А я решил возродить ещё один момент,когда всё могло пойти по иному пути.

—Помнишь Холли? Я ведь тебе тогда соврал: помнил всё, до последнего слова,— с грустью признался, припоминая, с какой холодностью солгал Кхуши,задавшей вопрос о том, помню ли я, что произошло между нами на террасе.

— Я поняла, что ты солгал, хотя и не сразу.

—Как? Где я себя выдал?

— Не ты. Просто со временем я стала лучше понимать людей. Видеть больше. И сейчас некоторые моменты жизни стала воспринимать несколько по-другому,—заявила она, глядя мне в глаза.

После этого мы вновь погрузились в полное молчание. Два человека просто сидели рядом, не произнося ни слова, но понимая друг друга и без них.

Не было криков, упрёков, слез, угнетения –ничего, только улыбки и поволока на глазах от нахлынувших воспоминаний.

Вот наша первая встреча на показе, а в ушах до сих пор раздавался звук от падающих на пол и бьющихся бусин. Ощущение её хрупкого тела в моих руках было столь знакомо, что,кажется, это происходило именно сейчас.

Ненависть и гнев сошлись в неравной схватке с добротой и милосердием. В наших отношениях всегда была борьба. Которая, впрочем, ни к чему хорошему не привела.

— Я не женат, - сказал я, припоминая её слова о жене.— И никогда не был. Амала появилась вне брака. Мы даже не жили с её матерью, просто иногда проводили время. Потом, через какое-то время она пришла ко мне и заявила, что беременна. Но даже после этого я не попросил её стать моей женой.

На знакомом лице я ожидал увидеть осуждение, непринятие, недовольстве, даже готовился к словесному порицанию. Но,как ни странно, увидел лишь понимание.

—Почему я не удивлена? —с иронией поинтересовалась она, повторяя уже произнесённые ранее слова.

Но меня удивило другое.

—Неужели я не услышу в свой адрес гневных слов?— не скрывая замешательства, выпалил я, чем вызвал лишь лёгкую полуулыбку.

— Я могу осыпать ругательствами на французском, но станет ли тебе от этого легче – вопрос. Это твоя жизнь, твой выбор. И, как однажды сказала Лаванья, рано или поздно ты всё равно женишься и сделаешь это, когда будешь готов. И никакая другая причина не сможет заставить тебя совершить сей шаг,— как прописную истину сказала Кхуши, в очередной раз сжимая мою руку в своей.

Тепло, которого я не чувствовал уже многие годы, вихрем пронеслось по телу. Тепло, которое я чувствовал, только находясь рядом со своим Счастьем.

Знала бы она, что уже тогда, пятнадцать лет назад, состоя с ней в фиктивном браке, я уже давно перестал считать его таковым. Я любил её. Всеми фибрами души, которую разглядела она.

—Знаю, что в Индии тебя больше ничего не держит, кроме Паяль и родителей, но прошу тебя, не уезжай, —упрашивал её я.

Несколько минут она молчала, всматриваясь мне в глаза и ища ответы на только ей одной известные вопросы.Видимо, найдя, её глаза просияли.

— Пока не решу все вопросы с семьей, я не собираюсь уезжать, Арнав. Обещаю, что в этот раз не сбегу, пока не улажу все проблемы здесь, — заявила она,пристально наблюдая за тем, как мои губы едва ощутимо коснулись бархата её руки.

Запах её кожи, цветочный аромат духов, смешиваясь с потрясающим благоуханием леса, делали этот коктейль незабываемым, и он, без всякого сомнения, отпечатается в моей памяти на долгое время, если не на всю жизнь.

Я стал понимать, почему французы так сакрально относились к такому проявлению нежности и уважения к женщине, как поцелуй руки. Было в нём что-то личное, интимное.

Вот так мы и сидели на голой земле, вдвоём, в тишине, которую лишь изредка нарушали трели птиц, лёгкий шорох листвы.

—Райзада, ты меня пугаешь, —неожиданно практически шёпотом заявила она, наблюдая за мной с мало скрываемым интересом.

— Тебе неприятно?—поинтересовался я, прекращая поцелуй и мысленно готовя себя к самому худшему из возможных ответов.

Кхуши лишь помотала головой и улыбнулась.

Не переставая сжимать её руку, я поднялся и потянул ее за собой.

И, как ни странно, чувство единения, которое воцарилось между нами минутами ранее, никуда не пропало, разве что немного поблёкло.

— Мы с тобой совсем заболтались,— сказала Кхуши, расправляя платье.

—Надо чаще устраивать такие разговоры,— деловито сообщил я.

—По-моему, мы и так за эти два дня слишком разоткровенничались друг перед другом,— ответила она, поправив ворот моего костюма и отряхнув его.

—А это разве плохо?— приподнимая бровь, поинтересовался я.

—Странно. Обычно у нас с тобой подобные откровения происходили под изрядную дозу бханга и ничем хорошим не заканчивались,— напомнила она и уже хотела отойти, но я поймал её руку и прижал хрупкое тело к себе.

Родное тепло окутало со всех сторон, как мягкий плед в зимний вечер.

—Я хочу знать о тебе всё! Всё, совершенно, —молил её, пробегая кончиками пальцев по нежному лицу.

Теперь в карих глазах не было ни капли страха или стеснения. Она встречала мои прикосновения, уверенно глядя в глаза, не вздрагивая и не прячась.

—Ты и так знаешь обо мне куда больше, чем мои родные. Тебе этого мало? — поинтересовалась она, с вызовом впиваясь в меня взглядом и, кажется, проникая в самое сердце.

— Мне всегда будет мало, — улыбнувшись, заявил я.

Мне действительно хотелось знать всё, что произошло с ней за эти пятнадцать лет: от любимого цвета до того, в каких местах она побывала и где хотела бы оказаться ещё. Я желал приложить все возможные усилия для того, чтобы Кхуши и Амала подружились.

— Да подружимся мы, не переживай, не съём я твою принцессу,— неожиданно сказала Кхуши, засмеявшись, а я даже и не заметил, что произнёс последнее предложение вслух.

В одну секунду я почувствовал себя полным олухом. И уже хотел начать оправдываться, как рука Кхуши легла мне на грудь, останавливая мой порыв.

—Хочу дать тебе совет. Даже два, —серьёзным тоном сообщила она.

Стоило посмотреть ей в глаза, как я понял, что сказанное окажется из разряда важного.

Не будет шуток или смеха. Не будет ничего такого, что вызовет у меня даже мимолётную улыбку.

—Если ты собираешься что-то делать, пожалуйста, не пытайся меня купить,— произнесла она.

Я уже готовился проинформировать, что и не думал делать ничего подобного, как она закрыла мне рот ладошкой.

—Арнав, запомни на свою долгую и счастливую жизнь со мной или без меня – неважно:никакие деньги на свете не будут ценнее твоей дочери. Мой сын прожил очень мало. И я знаю, что провела большую часть его жизни с ним, каждый день говорила, что люблю его, обнимала, целовала, но, оглядываясь сейчас, понимаю, что могла быть с ним ещё чаще. Поверь, если бы я знала, что меня ждёт, не ела, не спала, не отвозила бы ребёнка к его дедушке и бабушке, просто прилепилась бы к этому маленькому существу и не отпускала до самого конца. Да, эгоистично, но я бы не отходила от своей семьи ни на секунду, даже на мгновение. Цени, что у тебя есть. А фирма, деньги — всё это такая чепуха. Хочешь, я угадаю, зачем ты работаешь?— Она вскинула голову и продолжила смотреть в упор.

А у меня не было даже сил ответить.Кажется, в одну секунду меня приклеили к земле, и единственное, на что я был способен: слушать и смотреть в любимые глаза, наполненные нечеловеческой болью и безнадежной тоской. Болью, которую я чувствовал кончиками пальцев, которая сочилась из каждого произнесённого слова. И тоски, которая граничила с сумасшествием. Только теперь на лице часто плакавшей Кхуши не было ни одной слезинки, и, если честно, от этого становилось ещё страшнее.

—Ты думаешь, что трудишься ради будущего дочери, но мы-то с тобой знаем, что ты на него уже давным-давно заработал. Ты не тот человек, который растрачивает деньги. Скорее всего, у тебя уже есть специальный счёт на имя Амалы, и там достаточно денег, чтобы её будущее сложилось куда лучше, чем у многих детей в Индии, а может, и в мире. Ты работаешь, потому что не умеешь и не можешь по-другому. Учись жить иначе. Потому что Амала в один момент может поблагодарить тебя, нет, не за игрушки, которые подарил ей, а за то, что ты просто есть, и точно также она сможет оттолкнуть, потому что отсутствовал, когда был ей нужен.Услышь меня, передвинь свои дела на второй план и поверь: дети всегда ценнее, и именно они должны быть на первом месте. Всегда!

—Тогда зачем же ты работаешь?

— Во многом —из-за уважения к делу Филиппа и чтобы просто-напросто не свихнуться от копания в воспоминаниях,— сказала она холодным как лёд тоном, не стыдясь, не прячась и не играя.

Затем она просто отошла и села на заднее сидение автомобиля, оставляя меня в полном потрясении, но с чётким пониманием, что она права. Впрочем, как и всегда.