Гермиона закрыла книгу, её тревога с каждой минутой становилась всё сильнее. Беспокойные мысли летали в её голове, не давая сосредоточиться на Сказках барда Бидля. Грейнджер постоянно перечитывала их, пытаясь понять, что ожидал от них Дамблдор, чего хотел. Всё ли они поняли правильно, а, может быть, всё уразумели не так.

Альбус Дамблдор всегда оставался для Гермионы Грейнджер загадкой, облачённой в синюю атласную мантию, усеянную звёздами, загадкой с хитрым блеском в глазах и добродушной улыбкой. Но что за ней стояло все эти годы?

Гермиона не позволяла Гарри сомневаться в директоре, она запретила ему даже думать о том, что из-за того, что Джеймс Поттер отдал мантию-невидимку Дамблдору тогда, много-много лет тому назад, он погиб вместе с Лили. Всё это было давно. Это было уже неважно. Дамблдора больше нет, и все его тайны умерли вместе с ним, погребены в Белой гробнице.

Как сейчас, Гермиона помнила белый мрамор плит, под которые уложили этого могучего волшебника. Всем собравшимся у могильных камней казалось, что Дамблдор всего лишь прилёг отдохнуть. Даже палочку он по-прежнему сжимал в руках, мирно покоящихся на груди.

Гермиона потянула руку к сумке. Расшитая синим бисером сумочка звякнула, когда Грейнджер взяла её в руки. Чего там только не было. Заклинание Невидимого расширения служило надёжно и никогда не подводило хозяйку сумки.

«Маленькая, но победа», — подумала Гермиона, нащупав в сумочке золотую чашу.

Это была и их общая победа, и её личная, в частности. Её и человека, называющего себя Симусом Данти.

«У Гарри и Рона были «свои» крестражи, — размышляла Гермиона. — Они уничтожили по одному. Гарри проткнул дневник, Рон разломил медальон. А я разбила чашу!»

Гермиона оглядела пространство вокруг. Она вернулась из Хогвартса, но не нашла в палатке ни Гарри, ни Рона.

«Скоро будем».

Писал явно Рон, он не утруждал себя подробными описаниями, даже когда посылал друзьям письма на каникулах.

«Скоро будем» длилось, и конца не было видно.

Гермиона вышла из палатки, так любезно подаренной им Флёр ещё во время их визита в Ракушку. В воздухе пахло весной. Солнце ещё не скрылось за горизонтом, но его оранжевые долгие лучи уже стелились по земле. Стволы близрастущих деревьев казались облачёнными в аспидного цвета кору, а их листья, молодые и тонкие, выглядели так, словно были облиты чернилами. Шелест листвы убаюкивал смятённую душу Гермионы.

Закрыв глаза, Грейнджер стала прислушиваться. Она слышала звук собственного сердца, разгоняющего кровь, далёкие птичьи трели, возню мелких грызунов в траве и шаги... Гермиона открыла глаза и увидела направляющихся к палатке Рона и Гарри. Солнце светило им в спину, поэтому она не видела их лица, только чернильные силуэты. Гермиона приложила ладонь козырьком ко лбу и вгляделась получше.

Гарри поддерживал Рона, взвалив его руку себе на плечи. Рон заметно хромал и шипел при каждом шаге. Его футболка была изорвана, как и джинсы.

— Ч-что произошло?! — обеспокоенно крикнула Гермиона, поторопившись им навстречу.

— Ох, не спрашивай, — проныл Рон.

— Помоги, Гермиона, — пропыхтел Гарри. Гермиона, подставив Рону плечо, приняла на себя часть его веса.

До самой палатки они продвигались молча. Было видно, что Гарри подбирает слова, не зная, что сказать.

— Ну? — Гермиона упёрла руки в бока и недовольно уставилась на друзей.

— Если в двух словах, — сказал Гарри, потерев уставшую шею, — то вот.

Он поставил на стол золотую чашу. Точную копию чаши Хельги Хаффлпафф.

Сначала Гермиона не поверила своим глазам.

«Как такое возможно? Ещё одна чаша? — искренне удивилась она. — Но мы же совершенно точно уничтожили крестраж с Симусом ещё в январе в подвалах Малфой-мэнора».

Её изумление, настоящую причину которого он, конечно, знать не мог, заставило Гарри улыбнуться.

— Я же говорил, что видел. Видел, как Реддл бросил чашу в озеро! — с какой-то странной гордостью, но одновременно и с грустью сказал Гарри.

— Да уж, я не знаю, как там дела обстояли с василиском, — проговорил Рон, раздирая штанину, пропитанную кровью, — но достать эту штуку оказалось очень непросто. Жаль, что уничтожить её пока не получится, — добавил он, покачав головой.

— Почему? — вопрос вырвался у Гермионы сам собой.

Гарри и Рон хмуро переглянулись.

— Потому что меч мы потеряли, — вздохнул Гарри, ударив себя по коленкам.

— Потеряли? — Гермионе захотелось расплакаться. А ведь день так хорошо начался. Она узнала, где диадема, побывала в любимом Хогвартсе...

— Пришлось, — Гарри явно винил в произошедшем себя. — Мы нырнули в озеро за чашей. Да, Гермиона, — он поднял руку в останавливающем жесте, увидев, что подруга готова была разразиться потоком нелицеприятных слов, — к инферналам. Но всё пошло в какой-то момент не так, как мы задумывали...

— Задумывали? — всё-таки не смолчала Грейнджер. — Как давно?!

— Если честно, то с января, — тут же раскололся Рон. — Что? — воскликнул он, когда Гарри грозно посмотрел на него.

— С января, а мне не говорили ни слова?!

— Я знал, что именно так ты бы и отреагировала, и потом... я пытался поговорить с тобой! — вспылил Гарри. — Я должен был достать крестраж, и я это сделал!

— Ох, Гарри, — покачала головой Грейнджер.

— Так, а обо мне кто-нибудь вспомнит? — подал голос Рон. — Я знаю, когда вы спорите, вам не до меня, но я тот героически раненный солдат.

— Да, Рон, извини, — Гарри начал осматривать раны на лодыжке Уизли.

— Что случилось с ногой? — настороженно спросила Гермиона, помогая Рону сесть поудобнее.

— Его схватил инфернал, впился, словно когтями.

— Я же не превращусь в мертвяка? — испуганно спросил Рон. — Гермиона, Гарри, скажите, что это неопасно.

— Успокойся, Рональд, — отчеканила Гермиона, которая, к восхищению Гарри, всегда оставалась предельно собранной в такие вот моменты.

— Нужны бинты и бадьян, — проговорил Гарри, посмотрев на Грейнджер. Она кивнула, начав шептать магические формулы над ранами Рона.

Гарри подхватил сумочку Гермионы и засунул в неё руку. Он нащупал там деревянную раму портрета Найджелуса Блэка, колючую брезентовую ткань, которой они накрывали палатку во время дождя, зубную щётку. Гарри спохватился, что куда проще воспользоваться палочкой и приманить бадьян и бинты магией, как вдруг ладонь коснулась чего-то гладкого и холодного. Гарри повёл рукой: металлический ободок, эти контуры стали ему слишком знакомы за последние часы. Он обхватил золотую ножку, делающую предмет похожим на кубок, и вытянул из сумки блестящую чашу Хельги Хаффлпафф.

— Что это? — глухо спросил Гарри, тупо уставившись на неё. На какой-то миг он даже подумал, что это те самые тёмные чары, отсутствие которых его так удивило ещё в пещере.

«Вот она — магия крестража, она заставляет меня видеть крестраж везде. Хочет свести с ума».

Рон вытаращился на золотую чашу, забыв даже о боли в ноге. А вот Гермиона, наоборот, глаза опустила.

— Это чаша, Гарри, — чуть слышно выдохнула она, прикрыв глаза. — Настоящая чаша.

— Что значит настоящая? — всё ещё не понимая, что происходит, произнёс Поттер.

Он поставил вторую чашу рядом с первой на стол. Они ничем не отличались.

— Когда-то она была крестражем, — сказала Гермиона, открыв глаза и покосившись на друга. — Пока я её не разбила.

— Не очень-то походит на разбитую, — хмыкнул Рон.

— Её потом починили, — вздохнула Гермиона, словно растолковывая очевидное.

— Эм-м, — Гарри взлохматил волосы и подошёл к рубашке, висевшей на стуле. Он порылся в кармане и достал оттуда очки. Когда-то их подарила ему Джинни. Он водрузил их на нос и посмотрел на два крестража, вернее, теперь он уже не знал, является ли хотя бы одна из чаш крестражем. — Я бы хотел услышать историю целиком, — он выразительно поглядел на Гермиону.

— Я... в общем... Гарри, я брала у тебя мантию-невидимку, чтобы встречаться с Пожирателем смерти!

— Что?! — взревел Рон, резко опустив с лавки раненую ногу, и тут же взвыл уже от боли.

— Но он хороший, правда, — поторопилась добавить Гермиона. Она посмотрела на мрачного Гарри, сохранявшего тягостное для неё молчание.

— Значит, тогда я видел Пожирателя, а не охранника склада! — хлопнул по столу Рон. — Я так и знал!

— Да, — Гермиона почувствовала, как подступили слёзы. — Простите меня, пожалуйста. Я встретилась с ним на складе раз или два, потом там появился ты, Рон, и я не решилась тогда сказать правду. Он помогал нам, Гарри, честное слово! Он... мы были в пещере у моря, — она всхлипнула, отчаянно надеясь, что сейчас её лучший друг скажет ей, что ничего дурного не произошло. — Мы вернули туда крестраж. Пустой крестраж, потому что Тёмный Лорд проверял их. Я была в доме Блэков, говорила с Кикимером. Он провёл нас туда.

— И у родителей ты не была, — процедил Гарри, обжигая Гермиону неприязненным взглядом.

— Что? Нет, Гарри, не была.

— Я знал, знал, что тогда мне не показалось, — продолжал гнуть своё Рон.

— Симус хороший, — проговорила Гермиона. — Он позвал Добби! Да! Да! Это он помог мне спасти вас из поместья Малфоев! Он принёс мне чашу и помог её уничтожить!

Гарри застонал, надавив указательными пальцами на виски. Его голова раскалывалась от боли и обиды.

— Я не понимаю, Гермиона, почему ты не рассказала это нам сразу, — с горечью произнёс он. — Неужели тебе было легче довериться незнакомому Пожирателю смерти, слуге Сама-Знаешь-Кого, чем лучшим друзьям? Зачем тебе было так рисковать?

— Я... не могла, Гарри, — тяжело вздохнула Гермиона. Она боялась, что дальнейшие её слова ещё больше обидят друга, но сделала глубокий вздох и приготовилась. — Ты связан с Сам-Знаешь-Кем. Он может проникать в твои мысли, как и ты в его. Сам посмотри, он хотел, чтобы ты погиб в озере, пытаясь достать чашу. Он же показал тебе это? Ты сам говорил, что видел его в пещере.

Гарри стало действительно больно от её слов, в большей степени потому, что Гермиона была права.

— Я не могла тебе всего рассказать, потому что боялась, что Сам-Знаешь-Кто узнает. Нельзя было, чтобы он узнал о том, что нам известно о медальоне, о чаше...

— Не нам, а тебе, — прошипел Гарри.

— Мне, — согласилась Гермиона.

— Гарри, — тихо сказал Рон, заставив Поттера посмотреть на себя. — Гермиона права. Не во всём... конечно...

— Это касалось не только меня, но и предавшего его слугу.

— И кто же этот слуга? Или ты и теперь не скажешь? — усмехнулся Гарри.

— Самой бы знать, — пожала плечами Гермиона. — Мне он назвался Симус Данти. Я не знаю, кто он на самом деле. Одно знаю — он мой друг!

— О, ну тогда извинись перед ним за меня, — Рон натянуто улыбнулся, — ну... за эту... Сектумсемпру.

Гермиона посмотрела на Рона. Впервые за последние месяцы она была ему благодарна. Он понял её и простил. Она выставила его дураком, обманула, из-за неё он сейчас был ранен, но он её простил. А Гарри? Она оглянулась на лучшего друга, напряжённо обдумывающего что-то. В новых очках он выглядел непривычно, даже более странно, чем без очков вовсе.

— Значит, мы не одни, — наконец, сказал он. — Даже в его лагере не все его поддерживают. Хорошо, — Гарри подошёл к Гермионе, которая уже не пыталась сдержать слёзы. Он стиснул её плечо. — Ты говоришь, что он твой друг. Я бы не доверял ему, но я доверяю тебе, Гермиона. Беспрекословно, без каких-либо сомнений. Если он помог тебе, нам... Мне остаётся только поблагодарить его. Так ты говоришь, что он поспособствовал нашему спасению из мэнора, помог достать чашу?

«Чаша Хельги Хаффлпафф воистину обладает волшебной силой, — вдруг подумала Гермиона, посмотрев на стоящие на столе чаши. — Упорство, лояльность, честность и преданность ценила в людях основательница жёлтого факультета. А о её чаше ходила молва, что испившие из неё враги становились друзьями, а друзья — никогда не предавали дружбу».

— Гарри, — улыбнулась сквозь слёзы Гермиона. — Он помог достать не только чашу. Благодаря ему я знаю, где диадема Ровены Равенкло — предпоследний крестраж Тёмного Лорда!

— Чудно! — фальшиво радостно воскликнул Рон. — Только вот уничтожить его нам нечем.

* * *

Гермиона сама вызвала его. На этот раз она не стала лгать друзьям о том, куда она собирается идти и с кем намеревается встретиться. Они порывались пойти с ней, но она была категорически против.

— Он не потерпит этого, — сказала она Рону, когда тот вышел следом за ней из палатки. — Я хочу, чтобы он мне доверял. Он не подводил меня, а я не хочу подводить его.

«Я просто не хочу делиться им ни с кем, — эта мысль удивила Гермиону, но она была до тошноты навязчивая. — Пусть он раскроет тайну только мне. Гарри и Рон лишь помешают. Он может просто уйти. И мне будет... жаль».

Она не знала, что заставило её назначить встречу на старом складе пиломатериалов. Здесь всё закончилось плохо. Гермиона ждала его отказа, но он согласился и пришёл.

Симус вошёл в комнату неслышно, он всегда передвигался очень тихо и замирал в нескольких шагах от неё, словно ожидая каких-то действий с её стороны. Выжидал чего-то. Он будто бы давал ей время проверить себя, и она проверяла. Шар Фиде всегда оставался светлым и чистым, Гермиона так привыкла к этому, что не видела смысла проверять. Она доверяла.

«Как же там сказал Гарри... Беспрекословно, без каких-либо сомнений».

Данти каждый раз смотрел на голубой шар, опускающийся вниз, а когда тот гас, подходил ближе и как-то странно выдыхал воздух из лёгких. Шумно и тяжело, будто реакция заклинания каждый раз его удивляла.

— Ненавижу это место, — сказал он, снова следя взглядом за голубого цвета шаром.

Настроение у Драко было паршивым. Как всегда, Грейнджер вызывала его, когда это было удобно ей. Пивз вволю поглумился над пенным наполнителем в ванной старост, и все старосты сегодня расхаживали с волосами цвета гнилой картошки. Драко не исключение. Министерский жетон нагрелся в кармане как раз в тот момент, когда Малфой искал заклинание для перекраски.

— Знаю, но я не хотела встречаться сегодня у Хогвартса.

— Почему же? — лениво поинтересовался Драко, присаживаясь в старое кресло, наверняка когда-то принадлежавшее владельцу этого склада.

— Пасха, — ответила Гермиона. — В это время в Хогвартсе обычно проходит Пасхальный пир. Шоколадные пасхальные яйца на столах, тыквенный хлеб под ванильной глазурью, запах цветов. Не хочу видеть Хогвартс в эти дни мрачным и тихим.

Драко кивнул. Уж о Пасхальном пире в замке и речи не могло быть.

— Почему не пришла?

— А ты был там? — удивилась Гермиона.

Драко не торопился с ответом, слишком удивлённым был тон у Грейнджер. Конечно, она могла прокрасться в Зал Трофеев под мантией-невидимкой, но ведь он был готов к этому. Он был Симусом Данти. Ждал её там, ускользнув незамеченным с собрания. Он ждал, что она продолжит говорить, Грейнджер всегда была разговорчивой. И она его не подвела.

— Я ждала тебя там, но ты... Когда ты пришёл? В назначенное время в зале был только Малфой.

Грейнджер сощурилась.

Драко чуть удар не хватил.

«Как она узнала, чёрт возьми! — завопил его разум. — Откуда? Она не может знать, нет! Иначе не говорила бы сейчас со мной так. Не говорила бы о Малфое».

— Ах, Малфой, — Драко нервно провёл пальцами по деревянному подлокотнику кресла. — Да, но он быстро ушёл.

— Пф-ф, — пренебрежительно фыркнула Гермиона. — Если для тебя это быстро... Я ждала тебя довольно долго.

— Не понимаю, ты была в Зале под мантией?

— Эм-м, нет, — призналась Гермиона. — Меня там не было. Я не могла так рисковать. Он же Пожиратель смерти!

— Пожиратель смерти? — передразнил её Драко, стиснув подлокотники, но Грейнджер это не заметила. — А с кем ты сейчас тогда разговариваешь?

— Ты другое, — потупилась Гермиона. — Малфой... это Малфой.

Драко открыл рот, чтобы задать волнующий его вопрос, но не осмелился. Он жаждал узнать о себе из уст Гермионы Грейнджер. Но разве нужно было ему это слышать? Что она могла ему сказать о своём школьном неприятеле, обзывавшем её и изощрённо пытавшемся испортить жизнь. Трус и слабак — самые мягкие определения его персоны, которые могла она дать. Он даже позабыл спросить Гермиону о том, как же она узнала, что в Зале Трофеев был Малфой, не видя его самого.

— Что с диадемой? — спросил он, отводя взгляд от Грейнджер.

— Я всё узнала, — воодушевлённо ответила Гермиона. — Ты был прав, она спрятана в Хогвартсе.

— Конечно же, тебе удалось разговорить эту напыщенную даму.

— Она совсем не напыщенная. Благородная и несчастная!

— Да что ты? Такая благородная, что нос воротит от всех, кто чуть поглупее Мерлина будет.

Гермиона надулась, уперев руки в бока.

— Диадема спрятана в Выручай-комнате на восьмом этаже.

Драко удивился.

— Неужели? — проговорил он, откидываясь на спинку. — Вот так да... Под носом у старика Дамблдора.

Гермиона нахмурилась ещё сильнее. Она хотела признаться Симусу Данти, что рассказала обо всём друзьям, но, когда была готова выложить ему всё, он резко поднялся.

— Стоит поискать её там, не находишь?

— Это будет непросто, — устало сказала она. — Выручай-комната огромна.

— Да, весьма проблематично, но что делать, — усмехнулся Малфой. Он прошагал к двери и взялся за ручку. Гермиона задумчиво смотрела ему в спину, но он не уходил. Проклиная себя, на чём свет стоит, Драко обернулся.

— Почему я — другое? — спросил он, и всё в его душе замерло в ожидании ответа. — Почему ты так сказала?

Гермиона растерялась.

— Просто ты мой друг. Я всё понимаю, у тебя есть метка, маска, мантия, но даже всё это вместе не делает тебя Пожирателем смерти. Я думаю так.

— А того мальчишку?

— Малфоя? — Гермиона горько усмехнулась. — Ты правильно сказал. Мальчишка. Злой и вредный мальчишка.

— Злой и вредный? — Драко сжал золотой жетон в кармане. — Не могу себе представить, что же он сделал тебе, если ты так о нём отзываешься.

— Вообще-то ничего, — ответила Гермиона. — Ничего хорошего. Я не хочу говорить о нём. Не так давно я считала его умершим.

— Да что ты?

— Да, ужасное было зрелище, — Гермиона поёжилась, как будто почувствовав мороз, витавший тогда в Годриковой Впадине. — Я была уверена в этом. Я видела, как в него попало разящее молнией заклинание. От такого ни у кого бы сердце не выдержало, но, видимо, у мерзавцев сильные сердца. Или их вовсе нет.

— Нужно же им как-то разгонять чёрную гнилую кровь по венам, — усмехнулся Малфой.

— О, у него кровь совсем другая. Чистая, как слёзы младенца, во всяком случае, он так считает.

— А ты считаешь, она не такая, — лениво протянул Драко.

— Нет, конечно, — отмахнулась Грейнджер, а потом подозрительно посмотрела на него. Неожиданно она подошла ближе и протянула руки к капюшону его мантии. Малфой отпрянул.

— Ты что задумала? — зашипел он.

— Сними капюшон, — твёрдо сказала Гермиона.

— А больше ничего снять не надо? — нагло осведомился он.

— Сними капюшон, Симус!

Драко обомлел от такой наглости. Грейнджер снова попыталась подойти к нему, но он увернулся.

— Хорошо! Стой! — рявкнул он, что-то решив про себя. — Только капюшон! — он быстро стянул ткань вниз, почувствовав, как зачёсанная чёлка упала на лоб, а затем вернул капюшон на место.

«Тёмные, — Гермиона с облегчением вздохнула. — И что только не придёт в голову? Я устала, и эта рана Рона, меч...»

— Извини, — выдавила она.

Драко кивнул.

— Был рад повидаться, — насмешливо сказал он, торопливо отворачиваясь и благодаря про себя Пивза. — Счастливо оставаться!

— Мы потеряли меч! — крикнула Гермиона, когда Драко вышел. Его рука легла на дверной косяк, а сам он болезненно ударился ногой о камни, оставшиеся от дыры в стене.

— Что, прости? Скажи, что я стал глуховат, что мне на ухо наступил квинтолап. Ты только что произнесла это? Потеряли меч?!

— От тебя это слышать ещё неприятнее, — Гермиона поморщилась, как от зубной боли. — Не всё потеряно.

— Нет, конечно, если у вас есть второй такой же, — протянул Драко, но тут же поймал на себе очередной подозрительный взгляд Грейнджер. Его голос прозвучал слишком похоже на привычный малфоевский гнусавый распев. Снова. — Мерлин, это место мне порядком осточертело. Оно приносит одни дурные вести, — отрезал Драко, машинально потерев маску на лбу. Кожа чесалась в том месте, где когда-то зияла рана, полученная на этом самом складе.

Пока Грейнджер не «обрадовала» его другими новостями, Малфой поспешил убраться оттуда.

* * *

Пасхальные каникулы Драко предпочёл, несмотря ни на что, провести рядом с матерью, ей, казалось, стало в последние дни ещё хуже. Впервые Драко ощутил сходство матери с Беллой. Тот же блуждающий взгляд.

Блэковское безумие.

«Все Блэки — безумны, — подумал Драко, перешагивая порог родного дома. — Сумасшедшая Беллатриса, помешанная на чистоте крови Вальбурга, сумасбродный крёстный Поттера — Сириус Блэк, безрассудный храбрец Регулус, теперь моя обезумевшая от горя мать... И я сам недалеко ушёл», — Драко вдруг так отчётливо осознал это, что голова резко пошла кругом. Он тоже Блэк, пусть только на одну половину, более того, на лучшую. Как ни крути, Нарцисса куда порядочнее Люциуса. Отрицая правду, ничего не изменишь. Драко был Блэком, и его поступки были столь же безумны.

Драко поднялся по мраморным ступеням, свернул в коридор, ведущий к собственной спальне. Ноги ступали тяжело, в висках бухало сердце.

«Мы потеряли меч»

«А голову вы свою не потеряли»? — хотелось спросить ему Грейнджер.

Драко отворил дверь и вошёл в свою комнату. Здесь всегда было немного прохладно, но никогда не было так же уютно, как в комнате Нарциссы.

На подоконнике сидела рыжая сова, цветом перьев ужасно напомнившая Драко семейство Уизли. Он никогда не любил Джинджер — обожаемую сову лучшего друга, любившую растопыривать холёные пальцы с длиннющими когтями в момент отвязывания от лапы письма.

Драко ожидал, что хотя бы Блейз порадует его чем-нибудь интересным и подсластит и без того неудавшиеся деньки Пасхальных каникул.

Но написанное Забини огорчило его ещё больше.