15 сентября, четверг

Сижу в гостиной, забравшись с ногами в кресло, и делаю вид, что готовлю уроки. Даже учебник рядом положила. А на самом деле строчу дневник. Глупое занятие, но привычка – великое дело. У камина устроились Мародеры: что-то оживленно обсуждают, смеются, и я поглядываю в их сторону, стараясь, чтобы никто не заметил. Рядом с Джеймсом сидит сияющая Лили: по-моему, она до сих пор не может поверить, что встречается с ним. Где-то рядом еще Петтигрю и Ремус, но меня в этой компании интересует только один человек. Который в этот момент что-то азартно рассказывает друзьям, время от времени отбрасывая со лба длинную прядь черных волос, так и норовящую упасть ему на глаза. Сколько я помню, он всегда так делал – немного раздраженно, но с небрежным изяществом. Девчонки млеют от этого жеста. Вот и сейчас рядом послышались томные вздохи. Бесят! Даже несмотря на то, что он не обращает на них внимания. Притворяюсь, что мне все равно, и усиленно смотрю в лежащий рядом учебник. Но не выдерживаю и двух минут.

Забавная у тебя была манера испепелять взглядом девиц, заигрывающих с Бродягой, а потом презрительно фыркать и отворачиваться с деланно равнодушным видом.

У него звездное имя, и сам он похож на звезду – яркую, сияющую, невыразимо прекрасную, но такую далекую… Во всяком случае — от меня.

Девчонки без конца подходят к нему под самыми глупыми предлогами, пытаются завязать разговор, кокетничают, а он только вежливо-равнодушно улыбается и тут же отворачивается. Еще ни одной не удалось приблизиться к нему – пара походов в Хогсмид, прогулки у озера, поцелуи при свете звезд. А через несколько недель – прости-прощай. Хотя нельзя сказать, чтобы они не старались. Наверное, в этом все дело: ему надоели девушки, которые сами вешаются ему на шею. Поэтому я только наблюдаю за ним издалека. Ладно, вру – на самом деле я просто позорно трушу.

Как он улыбается своим друзьям! Мечта всей моей жизни – чтобы он так улыбнулся мне, стать для него хотя бы другом…

Мои размышления прервала появившаяся в гостиной Мэри, так что дописываю уже ночью. Все спят, а я сижу по-турецки на своей кровати, задернув полог, при свете огонька, замершего прямо в воздухе. Этому заклинанию меня научил Ремус. Кажется, он все давно про меня понял, но молчит, только иногда сочувственно улыбается.

Конечно, понял – было бы что понимать!

Но я отвлеклась. Ехидное замечание Мэри: «Все на Блэка любуешься?» – заставило меня подпрыгнуть, и я выронила перо.

Подруга засмеялась – была довольна, что застала меня врасплох. Я только пронзила ее сердитым взглядом, не соизволив ответить. Да, я, как последняя дура, по уши влюблена в первого красавца Хогвартса, но зачем об этом постоянно напоминать? Однако Мэри нисколько не смутил холодный прием – уселась на подлокотник моего кресла и невинно так спросила:

— Почему ты не подойдешь к нему?

Спасибо еще, что тихо: не хватало, чтобы весь факультет оказался в курсе моих переживаний.

Вот умеет она делать такое наивное лицо, будто в самом деле ничего не понимает! Хотя прекрасно знает, что я просто не хочу быть одной из многих, о которых он забывает на следующий же день. И вообще, я просто смотрела – чисто эстетическое удовольствие. Он такой красивый…

Я так размечталась, что не заметила, как сказала последнюю фразу вслух. Хвала небесам, что Гриффиндор – не Слизерин, подслушивать некому…

— Конечно! – иронично согласилась Мэри.

У меня душа в пятки ушла, а Мэри все не успокаивалась:

— Зачем ты строишь из себя серую мышку? Ты же совсем не такая. Вон как вчера Мартину съязвила – я готова была аплодировать! А рядом с Сириусом словно тенью становишься!

— Потому что мне плевать, что подумает обо мне Мартин!

Я начала злиться. Я очень люблю свою подругу, но кто ее просит лезть в мою жизнь? Мэри хмыкнула, проигнорировав мое недовольство. Иногда она бывает просто невыносимой!

— Очнись, Лина, будь самой собой!

Выдала. Будто не знает, как я ненавижу это сокращение. Конечно, я буквально взвилась в воздух, опрокинув по пути чернильницу.

— Не называй меня Линой! Сколько можно просить! – рявкнула я так, что Мэри вздрогнула. – Эванеско!

Все-таки я слишком сильно разозлилась: вместе с разлитыми чернилами исчезла значительная часть ковра. Резко развернувшись, я уже хотела направиться к лестнице, как столкнулась с веселым и любопытным взглядом Сириуса. Ме-е-рлин, какие у него глаза! Кажется, я на несколько минут выпала из реальности и просто смотрела ему в глаза. Интересно, у меня галлюцинации, или я правда увидела в них искорку заинтересованности?

Рядом хихикнула Мэри, и волшебство пропало. Что еще делать было, кроме как удрать из гостиной, решительно топая по лестнице?

Шуму ты произвела много… Бродяга тогда со смешком прокомментировал:

— Прямо как Тонкс…

— Марлин, ну не злись! – в оклике подруги слышалось раскаяние, но не оборачиваться же было, а уж тем более — не возвращаться же!

Я демонстративно дулась весь оставшийся вечер, хотя на самом деле вовсе не злюсь на Мэри – она переживает за меня и хочет как лучше. Но я терпеть не могу, когда лезут мне в душу. А теперь вот пишу свой дневник – надо же куда-то излить эмоции, – слушаю сонное дыхание соседок и пытаюсь понять, что мне делать со своим глупым сердцем. Мне ведь совершенно не на что рассчитывать. Нет, я, конечно, не уродка, даже вполне симпатичная. Особенно мне нравятся мои пышные каштановые волосы и большие серые глаза. Но ничего особенного во мне нет – обычная девчонка, каких тысячи. И как мне обратить на себя его внимание?

Какая самокритичность! Неужели ты всерьез не понимала, как выгодно отличаешься от тех дурочек, что постоянно крутились вокруг Сириуса?

Все. Хватит на сегодня терзаний. Второй час ночи, завтра зачет по трансфигурации. Надо спать. Нокс.

28 сентября, среда

Вчера долго не могла заснуть – полнолуние, что ли, так на меня действует? – повертелась в постели, нарвалась на недовольное ворчание Кэти («Хватит шуршать!»), в итоге, накинув свой любимый пушистый халат, пошла в гостиную. Думала дочитать «Маленьких женщин», раз уж все равно бессонница. Эту книгу я привезла из дома – соседка-магла посоветовала – по-настоящему увлеклась, но в школе все как-то не было времени на чтение. Однако планам моим не суждено было осуществиться.

Начав спускаться, я обнаружила, что гостиная вовсе не пуста, как можно было ожидать: на диване кто-то лежал. Я хотела вернуться в спальню, но вдруг узнала Сириуса. Сердце, как всегда, бешено заколотилось. Что делать: уйти, остаться?

Блики огня от камина скользнули по его лицу, и я поняла, что он спит. Это все решило. Осторожно приблизившись, я опустилась рядом с диваном на колени. Странно, что он спал там, а не в своей спальне. Ждал кого-то? Девушку? Но я прогнала все ревнивые мысли. Сидеть так близко к нему, что можно рассмотреть каждую ресничку – это было невероятным счастьем. Я легонько провела пальцами по его волосам – он только слегка улыбнулся во сне. И тогда я сошла с ума – больше никак не могу себе объяснить свой поступок — я поцеловала его, едва касаясь мягких губ.

Сириус пошевелился, я испуганно отпрянула назад, едва не упав. Но он не проснулся... Не представляю, что я делала бы, открой он в тот момент глаза… Вот так вот: украла у него поцелуй. Будет о чем вспомнить в старости. Безумно хотелось повторить опыт, но я побоялась его разбудить.

Ого, какие подробности всплывают! Жаль, Бродяга не знал…

Мне стало интересно, что ему снится? Или кто? Я ведь многое о нем знаю: годы наблюдений не проходят даром. Знаю, что у него ужасная семья, о которой он очень не любит говорить, что в прошлом году он сбежал из дома. Знаю, что, чем ему тяжелее, тем беспечнее и надменнее он кажется. Знаю, что для него нет никого дороже друзей, особенно — Джеймса. Знаю, что весь этот его вид «а-ля наследный принц» – лишь маска, на которую, впрочем, многие покупаются. Знаю, что он любит поспать, и по утрам ребята будят его на уроки с боем: он всегда появляется на завтраке взъерошенный и недовольный. Знаю, что он любит кофе и терпеть не может тыквенный сок. И еще тысячи и тысячи мелочей, известных, наверное, только его друзьям. И мне.

Я довольно долго сидела, завороженно глядя на его лицо, такое умиротворенное во сне. В темной уютной тишине гостиной лишь едва потрескивали дрова в камине. Наверное, это меня и усыпило.

Проснувшись с первыми лучами солнца, я обнаружила, что лежу на диване, заботливо укрытая мягким красно-желтым пледом. Сначала я никак не могла понять, что происходит, а когда вспомнила… Это что – получается, Сириус, когда проснулся, увидел меня, спящую рядом с ним? Боже, какой позор! Как я теперь на него посмотрю? И что он обо мне подумал?

О да, Бродяга тогда сильно удивился, обнаружив рядом с собой спящую красавицу! А Сохатый долго после этого над ним прикалывался: мол, его сон уже прекрасные девы сторожат.

Весь день я старалась держаться от него подальше, что было довольно проблематично, учитывая, что мы учимся на одном курсе и на одном факультете. Стоило мне взглянуть в его сторону, как я начинала неудержимо краснеть. Мне постоянно казалось, что обычные перешептывания Мародеров на уроках на этот раз исключительно обо мне. Пару раз Сириус явно пытался подойти поговорить, но я позорно сбегала. Что я ему скажу? Что шла мимо и случайно заснула? Ха!

Правильно казалось: именно о тебе мы и говорили. Тогда-то Сириус и заинтересовался тобой. Хотя, если подумать, ты всегда ему нравилась, и этот случай просто послужил толчком.

Неожиданно вспомнилось, как на четвертом курсе я пыталась подбить Мэри пойти погулять во время уроков, чему она усиленно сопротивлялась. В пылу спора я крикнула: «Давай прогуляем зелья!» и только после этого заметила идущего нам навстречу профессора Слизнорта. Мое заявление он явно слышал, а я не придумала ничего лучше, как мило улыбнуться ему и рвануть прочь. На зелья я в тот день таки не пошла. И потом долго еще краснела, стоило мне глянуть на профессора. А он, по-моему, в глубине души забавлялся моим смущением. Вечно я в идиотские ситуации попадаю!

Помню, как долго мы ржали после этого… и какое ошеломленное выражение лица было у Слизнорта.

Мэри, конечно, заметила, что со мной творится что-то неладное, но ничего вразумительного добиться от меня не смогла. Кажется, она обиделась – мы ведь с первого курса доверяли друг другу все свои тайны. Но я просто не могла ей рассказать о ночном приключении. Сижу теперь в спальне одна, поскольку обиженная Мэри ушла в библиотеку, Лили гуляет с Джеймсом, Кэти вечера предпочитает проводить в гостиной, а я боюсь туда спускаться.

Сижу и думаю, что мне теперь делать. Что ж мне так и бегать от него до конца учебного года? Внезапно поняла, как это страшно звучит – конец учебного года. В этом году мы закончим школу и разлетимся в разные стороны. И больше я никогда его не увижу. А я вместо того, чтобы пользоваться каждым мгновением оставшегося времени, сижу тут, будто скрывающаяся от правосудия преступница. Нет, хватит! Гриффиндорка я или кто, в конце концов?! Пошла вниз.

30 сентября, пятница

Сириус, казалось, забыл обо мне, и я расслабилась. Тогда-то он меня и подловил. Когда я выходила после обеда из Большого зала, он появился, будто ниоткуда, схватил меня за руку и потащил подальше от шумной толпы расходившихся после обеда студентов. Честно – я пыталась сопротивляться, даже пару раз дернула руку. Правда, безуспешно. И только потом до меня дошло: Сириус держит меня за руку! Да плевать, куда мы идем и что потом будет – моя ладонь в его руке!

Даже сейчас я помню это ощущение прикосновения его теплой сухой ладони, крепко, но аккуратно сжимающие мою руку длинные тонкие пальцы. Мне потом руки мыть не хотелось. Собственно, я и не мыла. Посмотрела, что я тут написала, и поняла, что мне уже никто не поможет – последняя степень помешательства.

Сириус привел меня в просторную нишу с окном, выходившим на квиддичное поле – подальше от посторонних глаз.

— Надо поговорить, — заявил он.

Я только кивнула. Мне уже ни до чего не было дела. Я так боялась попасться и нарваться на этот разговор, а в результате просто стояла и смотрела на него. Так близко к нему, как в тот момент, я еще ни разу не была, и от этого полностью отключалось сознание. Сириус начал издалека:

— Лина, ты нарочно избегаешь меня?

Я немедленно возмутилась:

— Да что ж всем так нравится издеваться над моим именем! Меня зовут Марлин!

Нет, ну, правда — достали! К тому же это был отличный повод проигнорировать его вопрос. Сириус вдруг весело улыбнулся, и у меня перехватило дыхание. До сих пор эта картинка перед глазами стоит.

— Ты напоминаешь мне мою племянницу. Только она, наоборот, не любит, когда ее называют полным именем. Предпочитает, чтобы ее звали по фамилии.

— Это которая Нимфадора? – я невольно заулыбалась в ответ.

А он вдруг резко стал серьезным и как-то странно на меня посмотрел, подозрительно спросив:

— Откуда ты знаешь?

Язык мой – враг мой! Уже не первый раз убеждаюсь в истинности этой сентенции. Вот зачем я это ляпнула? Я почувствовала, что лицо у меня прямо-таки запылало, и поспешила опустить взгляд, принявшись усиленно разглядывать свои туфли. Даже вспомнить стыдно.

— Марлин, ты ничего не хочешь мне сказать?

— О чем?

Да-да, я не хуже Мэри умею делать невинное личико.

— Не притворяйся дурочкой – тебе не идет, — он, кажется, поморщился. – Например, о том, почему ты не так давно спала в гостиной на полу у дивана, а не в своей комнате?

— А ты почему? – дерзко ответила я, вовремя вспомнив, что лучшая защита — нападение.

— Знаешь, есть тут ма-а-ленькая такая разница: когда я засыпал, в гостиной больше никого не было…

Он так на меня посмотрел, что я поняла – меня загнали в ловушку, и я почти раскрыта. Ужас и отчаяние придали мне смелости, а может, окончательно свели с ума. Потому что я выдала длиннющую сердитую тираду о том, как мне надоело, что все вокруг постоянно лезут в мою жизнь. Сейчас сама уже не помню, что несла, но такого ошеломленного лица я у Сириуса еще не видела.

Ха! Я тоже! Мы, помнится, с огромным трудом сдерживались, чтобы не засмеяться, слушая рассказ о том, как Сириуса отчитала девчонка.

А потом я в который раз позорно сбежала. Неслась по коридорам, не разбирая дороги. Ну, зачем, зачем, он решил все выяснить? Я же не хотела, чтобы он узнал, во всяком случае, не так…

Оставшиеся уроки я благополучно проигнорировала и весь день пролежала на кровати в своей комнате. А вечером Мэри устроила мне настоящий допрос. Пришлось рассказывать.

В итоге она заявила, что я глупо себя веду, и что раз он сам подошел, значит, заинтересовался, и нечего от него бегать.

Нет бы послушаться подругу – она ж была абсолютно права!

Но я с ней не согласна. Ему просто стало любопытно, и все. Я упрямо помотала головой, и Мэри только рукой обреченно махнула: мол, делай, как знаешь.

В этот момент очень не вовремя зашла Лили и, заметив наши траурные лица, конечно же, спросила, что у нас случилось.

— Марлин страдает от безответной любви, — тут же сдала меня с потрохами Мэри.

Я чуть не убила ее, честное слово! У Лили сделалось жутко сочувствующее лицо. Она явно хотела начать меня расспрашивать, выяснить, не может ли помочь. Но я с показной небрежностью заявила, что все ерунда, и Мэри преувеличивает.

— Скорее, преуменьшаю, — недовольно пробормотала та, но, к счастью Лили ее не расслышала.

Опять же к счастью, Лили торопилась к Джеймсу, и от нее удалось быстро отвязаться. Еще не хватало, чтобы она узнала – тогда эта новость точно дойдет до Сириуса.

А завтра – Хогсмид.

1 октября, суббота

В Хосмид мне пришлось отправиться в одиночестве, поскольку Мэри недавно начала встречаться с хаффлпаффцем Дэвидом Стрейком и умчалась с ним на свидание. С утра она так виновато и жалобно на меня смотрела, что я постаралась побыстрее выгнать ее из комнаты. Ну и что, что только у меня до сих пор никого нет? Нечего меня все время жалеть! И, между прочим, меня приглашали – я сама отказалась.

Ушла я, наверное, самой последней. Медленно плелась, раскидывая ногами опавшие листья. Несмотря на редкий для этого времени года солнечный денек, настроение после вчерашнего было паршивое. Я даже не пошла, как всегда это делала, ни в «Зонко», ни в «Сладкое Королевство», а просто бесцельно бродила по улицам, старательно избегая встреч со знакомыми. Что было довольно-таки непросто, так что в итоге я оказалась на пустой, тихой окраине и уселась там на скамейку.

И вот сижу я там, хандрю, как вдруг появляется рядом здоровенная черная псина. Не то чтобы я боялась собак, но больших все-таки опасаюсь – кто знает, что им в голову взбредет? А эта конкретная собака еще к тому же так была похожа на Грима, что в первый момент я серьезно перепугалась. Но пес подошел осторожно, усиленно виляя хвостом, с таким добродушным выражением на морде, что я сразу успокоилась. Я нерешительно протянула руку, и он с готовностью наклонил голову. Я рассмеялась и уже без опаски принялась его гладить. У него была очень густая шерсть, невероятно приятная на ощупь.

Так вот как вы встретились! Голову даю на отсечение, Бродяга специально за тобой пошел.

— Ты чей такой, песик? – спросила я, почесав его за ухом.

Он, понятно, ничего не ответил, только негромко гавкнул. Настроение начало стремительно улучшаться, и я весело предложила:

— А давай я угадаю, как тебя зовут? Пушок?

Пес недовольно скривился, совершенно по-человечески, и я снова рассмеялась на его мину.

— Значит, не Пушок. Черныш? Грим? – последнее я произнесла из чистого озорства.

Пес зафыркал, и у меня сложилось впечатление, что он смеется. Но ведь этого не может быть, собаки ведь не смеются, правда?

Еще как смеются! Представляю, как он ржал про себя в этот момент! Мы же постоянно его Гримом дразнили. Да и Черныш тоже к месту был.

— Бродяга? – сама не знаю почему, выдвинула я очередную версию. Кажется, я где-то уже слышала эту кличку.

Пес радостно гавкнул и положил мне голову на колени.

— Угадала? Ух ты! Ну, здравствуй, Бродяга, а я – Марлин.

Он протянул мне лапу с невероятно важным видом. Мне пришлось взять ее обеими руками – такая она была громадная. После этого он снова улегся головой мне на колени. Я принялась его гладить и сама не заметила, как начала рассказывать этому странному псу о своих запутанных чувствах. И все время меня не покидало стойкое ощущение, что он прекрасно понимает каждое слово. Хотя это глупо, конечно. Собака просто реагировала на интонацию.

И чего он после этого так долго еще не решался к тебе подойти?

Так мы и сидели, пока моего лохматого приятеля не позвали.

— Бродяга, ты куда пропал? – раздался вдалеке голос, в котором я с ужасом узнала Ремуса Люпина.

Пес встрепенулся, посмотрел на меня словно извиняясь – мол, прости, зовут – и умчался. А я так и осталась сидеть, с раскрытым ртом. Только тогда до меня дошло, что у пса были синие глаза. У собак ведь не бывают глаза такого цвета! Теперь вот думаю: может, это и не собака вовсе? Да нет, глупости – станет какой-то анимаг утешать незнакомую девчонку. Да и в списках за последние полвека собак не было – я же помню… Паранойя это называется.

Но причем тут Ремус? Я совсем запуталась. Наверное, надо просто перестать об этом думать и выбросить все из головы.

7 октября, пятница

Вот уже несколько дней ловлю на себе взгляд Сириуса. Впору было бы обрадоваться, но как-то странно он смотрит. Наверное, он все-таки догадался про меня и теперь жалеет. Решила не обращать внимания: не нужна мне его жалость!

Сегодня вечером, зайдя в гостиную, я случайно подслушала очень странный разговор.

— Что ты как маленький, Сириус! – сердито выговаривал Ремус. – Пригласи ее на свидание, в конце концов. Поверить не могу, что я объясняю Сириусу Блэку, как вести себя с девушкой!

Сириус ответил так тихо, что я не расслышала.

А жаль, потому что Бродяга тогда заявил: «Это не просто девушка! Это Марлин!» Точь-в-точь с той же интонацией, что Сохатый говорил: «Это Лили!»

Тоном умудренного старца Ремус изрек:

— Все влюбленные – придурки!

Золотые слова! Скажи то же самое себе, Ремус.

Услышав это, я быстро пробежала к лестнице и поднялась в спальню. Значит, Сириус в кого-то влюбился? Влюбился по-настоящему? Мне, конечно, и раньше надеяться было особо не на что, но если это правда – все кончено… Захлопнув за собой дверь, я заметалась по комнате. В голове крутились отрывочные бессвязные мысли о том, что потом я все равно его потеряю, но, пожалуйста, только не в этом году! Не сейчас! Не хочу, не хочу, не хочу…

Сидела на подоконнике и бездумно смотрела в одну точку, пока не пришла Лили. Некоторое время наблюдала за ней, и у меня в мозгу как будто что-то щелкнуло.

— Лили, — самым своим небрежным тоном спросила я. – Ты не знаешь, Сириус влюблен в кого-то?

Лили пожала плечами, не отрываясь от поисков заколки:

— Он каждую неделю влюбляется в кого-то. Будто ты не знаешь!

— Нет. По-настоящему…

Лили внимательно на меня посмотрела. В это мгновение ее взгляд странным образом напомнил мне Ремуса. Я невольно поежилась и сделала еще более невинное лицо.

Зря старалась: Лили тогда все поняла, потом еще со мной своими наблюдениями поделилась.

— Насколько я знаю, нет, — медленно ответила она, но не успела я обрадоваться, как она добавила: — Но я могу и не знать всего. Если хочешь, я спрошу у Джеймса.

Я яростно замотала головой: только не это! И со всем доступным мне равнодушием бросила:

— Да ладно! Я так просто спросила!

Пришлось сделать вид, что меня очень заинтересовало происходящее на школьном дворе, где малышня увлеченно носилась друг за другом. Лили еще некоторое время посверлила меня взглядом, но допытываться не стала. А я, так и не поняв, что мне думать, решила не думать об этом вовсе. В конце концов, мне еще уроки надо было делать, в этом году ЖАБА сдавать, и вообще…

Вот ведь два дурака. Вместо того чтобы поговорить и быть счастливыми, вы столько времени мучались и друг друга мучили.

Чтобы отвлечься, пошла ночью прогуляться по замку. Я всегда любила такие прогулки, когда осторожно крадешься в темноте и тишине спящего Хогвартса, по стенам пляшут отсветы факелов, из окон льется призрачный лунный свет и похрапывают портреты. На первом курсе было очень страшно – все вокруг было такое чужое, незнакомое, так и казалось, что вот-вот из-за угла выпрыгнет какое-нибудь чудовище. Но с годами замок стал родным, я научилась прекрасно ориентироваться в запутанных коридорах, предугадывать перемещения лестниц, скрываться от Филча и его вредной кошки. Я знала множество тайных ходов, бывала в заброшенных коридорах, где можно было найти совершенно потрясающие картины. Иногда в этих вылазках меня сопровождала Мэри, но она не настолько любила приключения, чтобы получать от наших похождений настоящее удовольствие. Да и, если честно, я предпочитала бродить в одиночестве – тогда чувствуешь себя единственным островком бодрствующего сознания в огромном замке, погруженном в тишину, которая окутывает и баюкает его. Мне всегда казалось, что Хогвартс – почти живое существо, и ночью можно услышать, как он прислушивается к тебе. А если с ним подружиться, то он будет помогать: в самый нужный момент появляются темные ниши и тайные комнаты, когда надо спрятаться от завхоза; неожиданно натыкаешься на интереснейшие места; а иногда он приоткрывает свои тайны.

И у нас такое впечатление сложилось.

Я уже возвращалась назад, когда за очередным поворотом налетела на Мародеров. Как это я не услышала их шагов? Мы стояли с невероятно дурацкими выражениями на лицах и смотрели друг на друга. То есть у них были дурацкие выражения – себя-то я не видела, но подозреваю, что у меня было не лучше. В общем, стоим мы, молчим и смотрим: они четверо – на меня, я – на Сириуса. Я чуть опять не сбежала, поскольку почувствовала, что начинаю краснеть, но он вдруг улыбнулся, в его глазах заплясали веселые огоньки. Я тоже улыбнулась и с некоторым вызовом заявила:

— Привет, мальчики!

Ремус усмехнулся с таким видом, словно все понимает лучше всех.

Потому что так оно и было. А ты сомневалась?

— Ты что здесь делаешь так поздно? – невероятно нравоучительным тоном спросил Джеймс, обменявшись с Сириусом одним из их телепатических взглядов.

— То же, что и вы! – нахально ответила я, гордо вскинув голову.

Они вдруг расхохотались, а спустя секунду я к ним присоединилась. Наше веселье было прервано шаркающими шагами и зловещим мяуканьем. Мы на мгновение замерли, когда из-за поворота послышался ворчливый голос Филча:

— Вот я вас поймаю – никуда от меня не денетесь! Взяли моду – шастать после отбоя!

— Бежим! – выдохнул Сириус и, схватив меня за руку, рванул в противоположную от голоса сторону, остальные помчались за нами.

Мы неслись, как сумасшедшие, постоянно сворачивая в какие-то тайные ходы, о существовании половины из которых я даже не подозревала. А ведь думала, что хорошо знаю замок! От быстрого бега перехватывало дыхание, сердце готово было выскочить из груди, но азарт кружил голову, а необъяснимое ощущение, что меня приняли в компанию, заставляло чувствовать себя на седьмом небе.

Полная дама скорчила недовольную мину из-за того, что ее разбудили посреди ночи. Но когда Сириус очаровательно ей улыбнулся, сразу смягчилась. Я почувствовала, что начинаю ревновать к портрету. Дожили! Совсем ты рехнулась, Марлин – клинический случай.

Оказавшись в безопасности родной гостиной и отдышавшись, мы переглянулись и снова рассмеялись. Чувство сопричастности, того, что я «своя» для этих мальчишек, стало еще отчетливее.

Прощаясь, Сириус вдруг склонился и со средневековой галантностью поцеловал мне руку. Парни захихикали, а я наверняка покраснела до кончиков ушей и поспешила убежать к себе. В спальне я с блаженной улыбкой (сильно подозреваю, что страшно глупой) сползла спиной по двери и долго сидела, глядя в потолок. А потом подскочила и принялась будить Мэри: меня распирало от желания поделиться с кем-нибудь своим счастьем.

— Марлин, ты совсем того? – недовольно пробурчала Мэри, пытаясь скрыться от меня под одеялом. – Третий час ночи! Чего тебе не спится?

Бедная Мэри! Я ей как собрат по несчастью сочувствую: парни постоянно точно так же будили меня посреди ночи: «Рем, Рем, послушай! Ну, проснись же, Луни!»

Но от меня так просто не отделаешься. Поняв, что я не отстану, подруга с тяжелым вздохом села в кровати:

— Ну, рассказывай.

Рассказывала я долго, потому что от переполнявших меня бурных эмоций, получалось сбивчиво и непонятно. Впрочем, недовольство на лице Мэри быстро сменилось улыбкой.

— Рада за тебя, — она крепко обняла меня. – А теперь иди спать.

Но разве я могу спать в самый счастливый день в своей жизни? Или правильнее сказать – ночь?

19 ноября, суббота

Блаженствую. Вот уже скоро как целый месяц. Из-за этого совершенно забросила свой дневник. Какой дневник, когда я подружилась с Мародерами! Правда, я стала гораздо меньше общаться с Мэри. Но с другой стороны — она полностью погрузилась в свой роман с Дэвидом, так что не жалуется. Вроде бы. Про дневник я вспомнила после сегодняшнего весьма странного разговора.

Мы всей компанией (Мародеры, я и Лили) отправились в Хогсмид. По дороге, обрадовавшись первому снегу, покидались друг в друга снежками и, когда добрались до «Трех метел», были все мокрые и встрепанные. Но мадам Розмерта не обиделась, что мы ей полы заляпали, только усмехнулась и подмигнула.

И вот сидим мы, болтаем ни о чем, как вдруг я вспомнила осенний поход в Хогсмид. И решила развеять свои сомнения и недоумение. Говорю:

— Рем, а где ты свою собаку держишь?

О-о, это был невероятный разговор. Парни чуть не лопнули от сдерживаемого смеха, да я и сам с трудом оставался серьезным.

Сириус при этих словах почему-то поперхнулся сливочным пивом, поспешно отвернулся и закашлялся. Ремус недоуменно спросил:

— Какую собаку?

— Ну, как – какую? Здоровый такой черный пес, размером с небольшого медведя. Я в прошлый раз в Хогсмиде его встретила, пообщалась немного, а потом ты его позвал. Я точно помню, это твой голос был.

Теперь и Джеймс закашлялся, и в его кашле мне отчетливо послышалась попытка скрыть смех. Лили закусила губу и усиленно смотрела в окно, будто ничего не слышала. Питер хрюкнул, уткнувшись в свой стакан сливочного пива. Они явно что-то от меня скрывали… Ремус бросил странный взгляд на Сириуса, в его глазах мелькнула озорная искорка, и спокойно ответил:

— Ах, этот пес! Не знал, что он с тобой пообщаться успел, — и снова непонятный взгляд в сторону Сириуса, который продолжал делать вид, что не может откашляться. – А оленей ты случайно не встречала?

Ну, я ведь тоже Мародер, захотелось позабавиться – у Бродяги такое невероятное выражение лица было в тот момент!

У парней, кажется, началась настоящая истерика – они изо всех сил старались не расхохотаться, даже покраснели. У Лили тоже губы дрожали. Это была слишком странная реакция на мой вопрос.

— А разве олени здесь водятся?

— Один точно водится, — все тем же невозмутимым тоном заявил Ремус, в глазах у него при этом так и плясали чертики.

Я тогда только ресницами похлопала. И до сих пор не могу понять, что происходило. Что-то важное, доступное и понятное только им – это точно, но что?

— Ну, я не видела. Так что про собаку?

Еще один взгляд на друзей, губы Ремуса растянулись в лукавой усмешке:

— А он в Визжащей Хижине живет. Сама понимаешь, в Хогвартсе такого пса держать негде.

— Не могу больше! — простонал Джеймс и уткнулся лбом Лили в плечо, плечи его тряслись, как бывает, когда человек рыдает. Или хохочет.

Я склоняюсь ко второму варианту. Лили потрепала его по черным вихрам, но поведение своего парня никак не прокомментировала. Более того, она сама уже улыбалась до ушей. Сириус по-прежнему избегал смотреть на меня, зато бросил на Ремуса поистине убийственный взгляд.

Ага, блэковский убийственный взгляд – практически как у василиска.

Я строго оглядела их всех по очереди:

— Так. Я поняла, что вы что-то от меня скрываете. И я даже не буду спрашивать, что. Захотите – сами расскажете. Только не нужно надо мной насмехаться.

С твоей точки зрения это, наверное, действительно было обидно: ржут над чем-то, а над чем — непонятно. Да еще ничего толком объяснить не хотят.

— Никто над тобой не насмехается, — Сириус сразу стал серьезным. – Не обижайся, ладно? Я обязательно тебе расскажу, но не сейчас.

Он так умильно на меня смотрел – точь-в-точь обиженный щенок. Ну, как можно на этого человека сердиться? Я, конечно, сразу растаяла.

Но это не значит, что мое любопытство исчезло. Подождать, пока расскажет, как обещал, или попробовать разузнать самой?

И, конечно, остановилась на последнем варианте. Кто бы сомневался!