Эдвард

Немного хромая, я покинул медпункт и отправился на парковку. Я был адски зол - эти сучки меня довели, на самом деле они стоят друг друга. И как, по их мнению, я должен попасть домой? С досады я пнул здоровой ногой колесо ни в чем не повинного Дукати. Выплескивая, таким образом, свою злость. Я оглянулся и заметил припаркованную неподалеку Ferrari. Как-никак эта машина теперь принадлежит мне. Я зло усмехнулся и направился к машине.
– Привет, – пропел мелодичный женский голос с соседнего пассажирского сидения, стоило мне только закрыть водительскую дверь алой Ferrari.
– Что ты тут делаешь? – холодно спросил я девушку, не глядя в ее сторону. – Я же просил тебя уйти, исчезнуть из моей жизни.
– Я виновата, прости. Я не хотела, чтобы все так вышло, – прошептала Розали. Ее глаза словно море, покрытое тонкой корочкой льда, словно бледно-голубые льдинки с застывшими где-то в самой глубине жемчужными слезинками. – Но вы меня действительно неправильно поняли. Я всего лишь искала потерянного друга, а не любовь. Все остальное лишь игра - мое самолюбие просто не вынесло того, что ты нашел мне настоящую замену. Ту, что любит тебя всем сердцем: без корысти, цинизма и взаимности. Ее сердце любит тебя во стократ сильнее, чем мое. Конечно, я почувствовала укол ревности и поддержала твою игру. Лишь бы вновь потешить свое самолюбие. Ничего более, просто где-то в глубине моего сердца, моей души, еще живы остатки чувств к тебе. Ты знаешь, сердце можно заставить разлюбить, разум заставить забыть, но прошлое всегда живо в нашей памяти. И пока я живу, я буду помнить и ничего не могу с этим сделать. Я не ты. Я не могу заставить себя забыть, – она повернулась ко мне лицом, ее глаза, они не врали в них не было фальши и теней. Вот она настоящая Розали: она бывает порочной, бывает истинной стервой, но в то же время ей все еще не чужда человечность, она не утратила искренность просто спрятала ее глубоко в омуте синих глаз. Хотя в чем-то она была права, я первым начал эту игру. Она лишь приняла мои правила. – Не злись на меня. Ладно? – она улыбнулась и провела пальцем по моей скуле к уголку губ.
- Я не могу на тебя не злиться, я ненавижу твои интриги,– раздраженно произнес я, убирая ее руку с моего лица.
- О чем ты? – девушка удивленно приподняла правую бровь в искреннем изумлении.
- О чем я? Розали, давай сбросим маски. Что за хрень ты только что несла в медпункте? – спросил я девушку, зло глядя ей в глаза.
- Чистосердечное признание, – холодно ответила она, не отводя глаз. – Решила излить душу и освободить совесть, но я просчиталась. Покаяние не несет облегчения. Как бы там не было, ты два года винил себя в смерти брата, хоть и не имел к этому никакого отношения. Единственный виноватый человек в его смерти это я. Я убийца, – произнесла она, сглатывая подступивший к горлу ком. По ее щеке скатилась одинокая слезинка раскаяния, прочерчивая перламутровую дорожку от нижних ресниц по щеке вниз к пухлым губам. – Я не могу больше хранить этот секрет в своем сердце. Однажды ты все равно бы это узнал. Можешь ненавидеть меня, только, пожалуйста, не мучай больше себя, – маленькие жемчужные капельки отчаяния и душевной боли все чаще скатывались по ее щекам. Теперь это были не редкие одинокие капельки, а настоящий плачь души. Она два года жила с этой болью, два года считала себя убийцей, носила эту тайну у себя в сердце.
– Розали, послушай меня. Слушай внимательно, – я повернулся к девушке лицом и вытер тыльной стороной ладони ее влажные щеки. – Ты не виновата. Поверь мне, я знаю своего брата, ты не настоящая причина. Есть что-то еще, что-то, что ранило его сердце и душу намного сильнее, чем неразделенная любовь. Ты не виновата! – я обнял девушку, пытаясь успокоить ее, остановить поток ее слез. Я знаю, насколько ей больно, как разрывается сейчас ее сердце, чувство вины, должно быть, все еще гнетет ее душу.
- Но в чем тогда главная причина, скажи мне. Я должна знать, – она оттолкнула меня и заговорила, чуть повысив голос. - Скажи!
- Я не знаю, – тихо произнес я, отводя глаза на приборную панель.
- Я не верю тебе. Ты врешь! – воскликнула девушка и ударила меня по плечу. – Почему ты всегда мне врешь? Ты думаешь так лучше для меня, жить в неведении. Почему ты всегда все решаешь за меня?! – воскликнула девушка, закрывая лицо руками.
- Я не помню! Не помню, понимаешь. Мне нечего тебе сказать. Я просто знаю, что ты не причина. Понимаешь, просто чувствую, что в этом замешан мой отчим, – произнес я неожиданно для самого себя. Причина? В чем причина? Почему у меня сейчас появилось стойкое ощущение, что виноват отец? Какое странное чувство: я словно был в шаге от правды, но не мог дотянуться до нее. Но отец, почему я неожиданно вспомнил его, должно быть, он ключ, та ниточка, потянув за которую, я должен распутать этот клубок.
- Твои предчувствия, ими ничего не докажешь. Знаешь, какого мне жить столько лет с мыслью, что это я убила человека? Того единственного кто любил меня настоящей, светлой и искренней любовью. Ты знаешь, какого мне, смотреть на тебя, а видеть его? – воскликнула девушка, зло глядя мне в глаза. В них было столько ненависти и боли. Сейчас в ее глазах я видел себя. Такая же испепеляющая ненависть к себе, равная по силе гиене огненной живет и в моей душе. - Тебе легко, ты забыл. Но моя память, к сожалению, не так уязвима, я все помню: помню его глаза полные боли и отчаяния, когда я выбрала тебя, помню, как он шагнул в пропасть! Понимаешь, помню! – выкрикнула девушка, глядя мне в глаза. Я понимал ее и ее боль, но я ничего не мог сделать. Я не мог облегчить ее боль, очистить ее совесть. Отпустить ее мучения. Мы с ней одинаково прокляты за одним исключением: она проклята за то, что помнит, я за то, что не помню. Мы словно два путника потерявшихся к востоку от рая в самом сердце ночи, мы мучаемся, ходим кругами, натыкаясь во тьме на невидимые преграды, но не можем выйти к свету. – Чертовы Каллены! – воскликнула девушка, отворачиваясь к запотевшему окну. - Лучше бы не стало меня, лучше бы я прыгнула вместо него. Тогда все было бы проще, он был бы жив, – она вытерла щеки и неожиданно повернулась ко мне лицом. – Ведь так было бы лучше согласись? Не было бы боли и сожаления. Признайся, ведь если бы исчезла я, ты бы ничего не почувствовал. Я права? – спросила Розали с легкой усмешкой. Ее губы предательски дрожали, а в глазах застыли невыплаканные слезы, застыла сама боль. Она права, я бы почувствовал лишь боль утраты не более, но она бы прошла, притупилась, утихла и лишь память была незабвенна. Но разве я мог сказать ей это, ранить ее в самое сердце. Она лишь друг, она не любимая и не брат, боль потери не была бы такой убивающей и всепоглощающей.
– Я знаю, что права, – прошептала девушка, так и не дождавшись ответа. – А если бы исчезла Изабелла? – вдруг спросила она. – Что бы ты почувствовал?
Я бы умер! Черт! Это неожиданное признание моего сердца, стало шоком для моего мозга. Я понимал, что она мне больше чем друг. Но любовь? Могу ли я кого-то любить, имею ли я право обрекать человека на боль. Моя любовь, как и моя жизнь, слишком опасна, я завяз в тонне дерьма на самом дне человеческого бытия. Могу ли я тянуть ее за собой в эту пропасть? Хотя, кажется, у меня нет выбора – мое сердце все решило за меня. Мне остается лишь попытаться не дать ей упасть.
– Можешь не отвечать, я знаю, что ты ее любишь. Это видно, – Розали улыбнулась. – Пожалуйста, отвези меня в отель, я очень устала, – тихо прошептала девушка, закрывая глаза.

«Почему я так внезапно вспомнил отца?» – эта мысль не давала мне покоя. Я зашел в свою квартиру, достал из холодильника бутылку виски и упал на кровать. Я сделал пару жадных глотков из бутылки и закрыл глаза рукой.

– Эдвард, когда меня не станет, ты должен заботиться об Эрике. Ты должен быть сильным, – прошептал тихий нежный голос у меня над ухом, нежно обнимая меня. Белые больничные стены, солнечный свет, отражающийся от покрытого морозными узорами окна и заполняющий комнату каким-то волшебным свечением. Худая женщина, с копной длинных вьющихся волос цвета вороньего крыла полусидела на больничной кровати. Ее тонкие длинные пальцы с белой, почти полупрозрачной кожей, выставляющие напоказ каждую синюю прожилку на ее тонких, но не потерявших свою грациозность, руках, перебирали пряди волос на голове у маленького мальчика, свернувшегося клубочком на кровати и положившего голову на ее колени. Тем мальчиком был я. В тот день она умерла. Это видение было столь реальным, что мне казалось, если я протяну руки и дотронусь до белой с восковым отливом щеки женщины, то почувствую теплоту ее плоти. Я словно попал во временной коллапс и перенесся в прошлое. – Отец - он опасный и безжалостный человек. Вы не должны ему доверять, он вас не любит, - почему мама всегда предостерегала нас насчет отца? Почему она всегда говорила мне держаться от него подальше? Почему она растила во мне это семя ненависти к нему? За что я должен был ненавидеть его? Должна быть причина! Почему я не могу ее вспомнить?! – Эдвард, ты запомнил? – и маленький мальчик чуть заметно кивнул головой. – Вот и славно, ты так похож на своего папу, – женщина улыбнулась и, нагнувшись, поцеловала мальчугана в щеку.

Я распахнул глаза и сел на кровати, обхватив голову руками. Это так странно. Сначала она говорила, что я должен остерегаться отца, а через минуту говорит, что я на него очень похож. Бред! Я ударил себя по лбу кулаком. Должна быть связь! Я сделал еще пару глотков обжигающей жидкости древесного цвета. Дикая головная боль снова накрыла меня, перед глазами все плыло, но я отчаянно боролся со своей памятью, превозмогая боль. Я чувствовал, что я на грани своих возможностей - я больше не могу сопротивляться своему приступу. Но я должен был все вспомнить во что бы то ни стало. В глазах окончательно потемнело, словно меня засасывала чернота. Но вместо привычной черной пустоты, перед моим внутренним взором предстала незнакомая комната. Высокие потолки, бежевые стены, черный паркет. Обстановка в комнате казалась до боли знакомой, словно эта комната когда-то принадлежала мне.

- Отец прав, - ты неуправляемый, – зло произнес Эрик. Даже спиной я чувствовал его полный презрения взгляд. В его тоне были снисходительные нотки, словно он насмехался надо мной. Он знает, как меня бесит одно упоминания об отце.
- Заткнись, мразь! – заорал я. – Кто давал тебе права осуждать меня?! Не тебе смотреть на меня свысока, – гневно прошипел я, вставая с пола и направляясь к столу. – На почитай, может, узнаешь кое что новое о своем любимом папочке, – гневно произнес я, кидая ему небольшую книжицу в черной кожаной обложке. Я был просто в бешенстве, его слова ранили меня словно острый кинжал, вспаривающий внутренности. Я заботился о нем, всегда защищал его и занимал его сторону. А он всегда бил меня в спину. Сегодня мое терпение лопнуло, я ненавижу отца и людей, принимающих его сторону. Сегодня Эрик, в который раз, пошел против меня, и я не выдержал. Я решил отомстить.
- Что это? – удивленно спросил брат, вертя в руках пухлый блокнот.
- Открой и узнаешь, – гневно с толикой ехидства в голосе произнес я, выходя на балкон и закрывая за собой дверь, показывая, таким образом, что разговор окончен.

Я с хрипом пришел в себя, хватаясь руками за горло и с трудом делая очередной глоток воздуха, который словно наждачка ранил мои легкие. Постепенно я приходил в норму. Головная боль ушла, оставив после себя неприятную ноющую боль в висках, но это можно было пережить. Главное я вспомнил, я все вспомнил. Эрик – я одна из главных причин его смерти. Я толкнул его на это – я главный побуждающий фактор. В его жизни проблем и причин было море, они накапливались долгие годы. Скрытые обиды, ненависть, боль, несправедливость, предательство – вот они причины, выстроившиеся словно домино. Но над всем этим был я, словно умелый игрок, толкнув одну кость, повалил все остальные. Я сам своими руками морально раздавил брата, заставил сработать его внутренний механизм самоуничтожения. Если бы не я, он бы не потерялся в этом мире, не запутался, я выбил почву у него из под ног. Я словно столкнул его со скалы прямо в неспокойное море и он не смог выплыть. Не смог выжить, не смог смириться. Я в действительности оказался убийцей: холодным, расчетливым, преднамеренным. Сейчас я действительно ненавидел себя, мне было хреново на душе: я чувствовал себя раздавленным. Одно дело подсознательно знать, что ты убийца, но не помнить деталей, а другое вспомнить мотив и осознанно принять, что ты совершил деяние, которому нет оправдания. Что это ты погубил собственного брата. Я взял пачку сигарет с пола и просто вышел из дома на слегка морозный ночной воздух.

Я не осознавал куда иду, просто шел, ради того что бы идти. Лишь бы не останавливаться, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями и гнетущим угрызением совести. Я не заметил, как очутился на лестничной площадке у черной двери. Не знаю, почему я пришел именно сюда, но возможно, потому что за этой дверью жил единственный человек способный понять мое состояние. Она единственная могла меня утешить. Мне не нужна была жалость, сейчас мне просто нужен был кто-то рядом. Та кому по-настоящему доверяю. Я сел на ступени и облокотился спиной о перила, достав из пачки очередную сигарету, и затянулся. Для меня время остановилось: сейчас не существовало настоящего, лишь прошлое. Я услышал звук закрывающейся двери, а затем тихие женские шаги. Они замедлились на секунду, когда девушка поравнялась со мной. Словно их обладательница вела отчаянную битву со своим внутренним «я». Моя интуиция подсказывала мне, что это Белла. Поэтому я, не раздумывая, сжал лодыжку девушки, когда она поравнялась со мной.
- Не уходи, побудь со мной, – тихо произнес я, должно быть я выглядел жалко. Но я действительно чувствовал себя дерьмово, и она просто была нужна мне. – Слышишь. Просто побудь со мной, – Белла замешкалась на пару мгновений, я слышал ее учащенное дыхание, она словно боролась со своими внутренними демонами и страхами. Внезапно, девушка наклонилась и протянула мне руку, я потушил сигарету и не без помощи девушку встал со ступеней. Должно быть, выпитая бутылка виски начинала давать о себе знать. Я молча последовал за Беллой в маленькую, но уютную квартирку и пристроился на софу, Изабелла заняла место напротив меня.
- Что с тобой произошло? – обеспокоенно спросила девушка, не отрывая от меня своего пристального взволнованного взгляда.
- Я вспомнил почти все кроме одного… - задумчиво произнес я. Мой взгляд был устремлен на мои сомкнутые в «замке» руки. Я действительно вспомнил все, кроме одной немаловажной детали. И это забытое воспоминание так же не давало мне покоя. – Я так и не смог вспомнить, где похоронен Эрик, – глухим голосом произнес я, мой взгляд был устремлен в никуда. Я был полностью сосредоточен на своих мыслях, чувствах, воспоминаниях. В водовороте появившихся воспоминаний я пытался распознать то одно, без которого картина моего прошлого все еще была не достаточно полной. – Сегодня ровно два года с тех пор как его не стало, но я даже не могу сходить к нему на могилу, я просто не знаю где она. И это меня раздражает, – с раздражением произнес я, предпринимая последнюю попытку вспомнить. Но, кажется, я действительно не знаю, где он похоронен, потому как, ни разу не был на его могиле.
- Ты разве никогда там не был? – удивленно спросила девушка. Да, посторонних людей всегда удивлял тот факт, что я никогда не был на могилах своих умерших родственников: ни брата, ни матери, ни отца, не говоря уже о всяких дедушках и бабушках. Это странно, я знаю. Но таков человек, приютивший меня, он всегда все скрывал от меня за плотной завесой тайн.
- Нет, не был, – я отрицательно закачал головой и испустил вздох сожаления. – Отец похоронил его, когда я был под следствием. Раньше я никогда не спрашивал его об этом, потому что я боялся поверить в правду. Боялся осознать то, что Эрика больше нет. Мне было легче жить во лжи. Ведь я не помнил почти ничего из того, что было связано с его смертью. А потом я сбежал, так и не узнав, где он похоронен, так же как не знаю, где похоронена моя мать. И сейчас эти мысли не дают мне покоя, – сейчас мне как никогда было важно узнать это место, я чувствовал, что должен сходить туда. Иначе я не справлюсь со своим прошлым, я должен хотя бы попытаться вернуть все на свои места. Я должен попросить у брата прощение, попытаться, таким образом, освободится от этой боли. Сбросить камень вины со своего сердца.
- Но почему ты не позвонишь отцу и не спросишь, где находится его могила? – недоуменно спросила Изабелла. Она старательно пыталась скрыть нотки недоумения, постоянно проскальзывающие в ее голосе, но это плохо у нее получалось. Но это и к лучшему, я знал, о чем она думает, что у нее на сердце. Она не умеет лгать и изворачивается – это одна из причин по которой я пустил ее в свою жизнь. Она чиста как родниковая вода, такие люди редкость в нашем мире. И я действительно ценил ее.
- Он не скажет, потому что он ненавидит меня, – с насмешкой произнес я, глядя девушке в глаза. И это была истинная правда, отчим всей душой ненавидел меня, спорю он сотню раз пожалел, что на месте Эрика не оказался я. С братом он неплохо ладил, потому что с ним никогда не было проблем. - Я понимаю его, должно быть, это ужасно растить детей своей покойной жены, которые с каждым днем все меньше и меньше становятся похожи на тебя. Он не мог, выкинуть нас на улицу, но и жить в одном доме с нами тоже больше не мог. Мы напоминали ему о грехах нашей матери, – медленно с расстановкой произнес я, а затем усмехнулся. Но я не вправе винить его, на его месте я поступил бы также. Да и что греха таить после того как я узнал правду я сам не горел желанием жить с ним под одной крышей. Он не скрывал, что одно мое присутствие его раздражает. Именно поэтому с тех пор как я уехал, он ни разу не предпринял попытки найти меня. Обычно за него это делала Челси, наверно, она чувствовала себя виноватой передо мной, за холодность отца. Но так нам всем было лучше. - Именно поэтому он отправил нас в Бразилию. Наверно, у него просто закончилось терпение. Ему надоело играть в добродетель. На его месте я бы тоже хотел, чтобы эти дети исчезли из моей жизни. Когда Эрик узнал об этом, он принял все слишком близко к сердцу и вправду «исчез», - раздраженно произнес я. Я всего лишь хотел, что бы он так же как и я презирал этого мужчину, что бы он наконец-то увидел его истинное лицо. Но вместо этого Эрик разочаровался в жизни, он счел ложь отца предательством и не смог с ней справится.
- Но как Эрик узнал об этом? Как он узнал, что ваш отец на самом деле не ваш биологический отец? – девушка села передо мной на колени и взяла меня за руку в ободряющем жесте. В ее голосе проскакивали гневные нотки, должно быть она заочно уже презирает этого человека. Я усмехнулся своим мыслям и произнес:
- Это я сказал ему, – я смотрел на девушку с любопытством. Мне интересно было, как она на это отреагирует. Промелькнет ли в ее глазах, отразится ли на ее лице отвращение ко мне, как к человеку. Наверно, в ее глазах ангела-спасителя я превратился в сущего дьявола. Но так лучше, пора заканчивать играть в иллюзию - вот он я настоящий. Я ожидал, что она оттолкнет меня, отпрянет словно от прокаженного, не сможет принять меня таким, какой я есть. Я не ангел и не дьявол - я всего лишь человек, воплотивший в себе множество людских пороков. Но, честно говоря, я ни разу не пожалел, что сказал брату правду. Да я чувствовал вину, но не жалел. Прошлое - это прошлое, мне не дано его изменить. Но даже если бы и смог и вновь очутился в том дне, я бы не смог изменить ход событий. - Когда мы вернулись в Вашингтон, среди вещей мамы я нашел ее старый дневник. Она вела его вплоть до самой смерти. Последняя страница была адресована мне, это было своего рода письмо или послание. На самом деле я должен был его прочесть, когда мне исполнится восемнадцать, но я нашел его раньше. Там она рассказывала всю правду о нашем рождении и мужчине, который и был нашим биологическим отцом. Там еще была фотография нашей матери и его. Я являюсь его полной копией, я так похож на него, это даже смешно. Любовник моей матери был кузеном моего отчима. Через пару дней после нашего шестнадцатилетия, когда мы с Розали вернулись в Вашингтон, Эрик сильно разозлил меня. Я был просто в бешенстве, и я решил рассказать ему правду. Просто из мести, я знал, что он будет мучиться,– с холодной усмешкой и легкой злобой произнес я. Обида, которую он мне причинил, все еще живет во мне. Я все так же зол на него.
- Но какова настоящая причина? Ты же знал, каким ударом это будет для Эрика, зачем ты сделал это? Из жалости, мести? Я не верю. Где истинная причина? – ее голос был спокоен, лишь толика непонимания, никакого презрения – это девушка вновь меня удивила. Должно быть, она все еще верила в мои светлые стороны, или не до конца осознавала, с кем связалась.
- Я рассказал ему правду, потому что ненавидел его. Потому что он всегда был во всем лучше меня. Мама и отчим любили его больше чем меня. Тетя и дядя души в нем не чаяли. Он всегда был таким правильным, идеальный Эрик. Он заставлял меня чувствовать себя лишь его жалкой копией. Когда он совершал какой-нибудь поступок, я назло ему делал все наоборот. Когда он плакал, я злился. Но больше всего меня бесил его характер. Он был настоящим слабаком, размазней, плаксой. Я ненавидел его за это, так же как отец ненавидит меня. Я так же как отец хотел, чтобы он исчез из моей жизни, – с отвращением и злобой начал свой рассказ я. Я не завидовал ему, нет, тут нечему было завидовать. Его характер на самом деле меня раздражал, просто мне было обидно, что люди обычно воспринимали нас как одно целое. Они думали, что мы одинаковые, с одинаковыми характерами, взглядами на жизнь и целями. Они думали, что если Эрик милый и послушный, то и я обязан быть таким же. Их всегда шокировало мое поведение. Они всегда равняли меня по нему, забывая, что с таким же успехом может действовать и обратное равенство. Какой я, таким должен быть и мой близнец. Возможно, просто это не укладывалось у них в голове. Если Эрик делал что-то выдающееся, они хвалили его за это, если я повторял его успех, то они воспринимали это как само собой разумеющееся. И это меня бесило, я злился и начинал делать все на оборот. Возможно, они просто иногда забывали, что мы два абсолютно разных человека, волей судьбы родившихся в один день у одной женщины. Но мне от этого было не легче.
- Но, Эдвард, ты же всегда говорил, что Эрик был единственным членом твоей семьи, единственным человеком который тебя понимал, единственным другом. Ты говорил, что вы были неразлучны, – ее голос был мягок, она словно пыталась вправить мне мозги и наставить на путь истинный. Такое впечатление, что она не поверила в мой рассказ.
- На самом деле, все это была игра, фальшь и фарс. Нам просто не оставили выбора. Мы были вынуждены стать друг для друга семьей. Наша мать умерла, отчим нас ненавидел. У нас никого больше не было, мы были одни во всем мире. И мы были вынуждены с этим смириться, и научится с этим жить. Но все изменилось после нашего возвращения в США, – пояснил я, сжимая руку девушки. Она была такой маленькой и теплой, она давала мне силы, продолжить рассказ. Заставила понять все свои воспоминания, все то, что мне, казалось, я забыл, постепенно само всплывало у меня в голове из сотен не понятных обрывков, превращаясь в логичную картину моей прошлой жизни. - Эрик начал подлизываться к отцу, он не хотел доставлять ему хлопот. Он боялся, что если мы будем плохо себя вести, нас снова выкинут. Я же делал все наоборот, из принципа доводил отца до белого каления. Это случилось после нашего возвращения с Розали в Вашингтон, я устроил крупную драку в школе, был огромный скандал. Отец был просто в бешенстве, и Эрик принял его сторону. И это больше всего меня бесило, никто не давал ему права обращаться со мной также как отец. Я единственный кто заботился о нем, защищал его в угоду своим прихотям и желаниям, не смотря ни на что. Я был готов ради него на все. А он постоянно отворачивался от меня, именно в тот момент, когда мне так нужна была поддержка. Это происшествие стало последней каплей, мое терпение закончилось. Мы не разговаривали больше недели и начали отдаляться друг от друга. С возрастом мы стали абсолютно разными. И я действительно убил его, конечно история с Розали внесла свою лепту. Но добил его я, - холодно произнес я, заканчивая рассказ. Вот она, правда. Я любил и одновременно ненавидел Эрика. Это трудно объяснить и еще труднее понять. Мы были родными братьями-близнецами, которые в душе ненавидели друг друга, и на это было масса причин. Детская ревность и недостаток внимания постепенно переросли в недетские обиды и в абсолютную ненависть. Со стороны, должно быть, казалось, что мы хорошо ладим, но я давно делал все назло не только отцу, но и Эрику. Я хотел, что бы он испытал ту же боль, что и я. Я хотел, чтобы он понял, каково на вкус предательство. Но я никогда не думал, что он окажется так слаб и мелочен. И отомстит мне самым жестоким и изощренным способом, просто наложит на себя руки и заставит меня возненавидеть себя. Он заставил меня жить с этой болью и столь желаемое одиночество и свободу превратит в проклятие, в персональную камеру пыток.
- Наверно, его поведение причиняло тебе боль? – сдавленно прошептала Белла. В ее глазах застыли слезы и я отвел глаза, чтобы не чувствовать себя виноватым. Всегда когда она плачет, я чувствую себя последним мерзавцем и просто не знаю что мне с этим делать, не знаю как на это реагировать.
- Не нужно меня оправдывать или жалеть. Такова правда. Я все вспомнил, я больше не бегу от прошлого. Мой психоаналитик однажды сказал, что люди стремятся поскорее забыть неприятные вещи. Именно это я и делал. После его смерти, я впал в жуткую депрессию и совершенно себя не контролировал. Я бежал от своей жизни и моим укрытием стали девушки, алкоголь, кокс и скорость. Это был мой способ забыться. Но теперь я все вспомнил, и пути назад больше нет, – я опустил голову на руку. Я сам не подозревал, в какое дерьмо превратилась моя жизнь. Я не осознано запустил механизм самоуничтожения, я нарушал все запреты, я пробовал все запретные плоды. Я не скрываю, я хотел умереть и делал для этого все. Но я не раскаиваюсь, я не хочу ничего менять. Человек получает всегда то, к чему стремится. И я не исключение, я действительно к этому стремился: я осознано загонял себя в эту яму, осознанно скатывался все ниже и ниже на самое дно. Но я все еще жив, я получил то, что хотел – свободу и пустоту. – Сейчас слишком поздно, что- либо менять. Его уже не вернуть, – чуть слышно прошептал, пытаясь убедить в этом скорее себя, чем Изабеллу. Я пытался убедить себя в том, что моя жизнь не была ошибкой.
– Эдвард, послушай, ты не виноват, слышишь? – зашептала девушка, обнимая меня. Я обнял ее одной рукой и уткнулся лицом ей в живот. - Не мучай себя, – шептала она между всхлипами, а я не знал, что ей ответить. Сейчас мне казалось, что весь мир вокруг меня рухнул, словно все перевернулось с ног на голову. В одно мгновение добро стало злом, а правда – ложью. Все что я так долго считал светом, вдруг превратилось в ночь…. Но сидя в ее объятьях, чувствуя ее тепло, мне становилось легче, она словно вытягивала меня из пропасти, из моего мира тьмы. Я понимал что стены, так плотно ограждающие меня от прошлого, рухнули и больше это все не имеет значения. Она словно толкала меня в новый мир, принадлежащий лишь нам.
– Спасибо, – произнес я, отстраняясь от девушки. Благодаря ей я снова стал собой. Я не ошибся, она меня поняла и приняла. И я был ей за это благодарен. Иногда мне кажется, что ее послало мне само небо, чтобы я мог исправить ошибки, отпустить прошлое и ту боль, что связывала меня с ним. Она будила во мне человечность, рядом с ней я был другим, рядом с ней в моей душе не было места ненависти и мести. Она принесла в мою жизнь свет.
- Прости, я должна приготовить ужин, – пролепетала Белла, слегка смутившись, и выскочила из комнаты. Я встал с софы и вышел за ней. Я тихо подошел к ней сзади и обнял. Она вздрогнула от неожиданности и повернулась ко мне. Ее глаза были широко распахнуты и в них застыл испуг, она с недоверием смотрела мне в глаза, словно была не в силах отвести взгляд. Меня немного удивила ее реакция, но я предпочел сделать вид, что все нормально.
- Прости меня, – мягким и спокойным голосом произнес я, положив голову девушке на плечо. Я никогда не умел выражать своих чувств. Любовь и привязанность я всегда считал бредом и слабостью. Я всегда думал, что проще быть одному, чем заботится о ком-то. Но сегодня я понял, как сильно я заблуждался. – Я был таким дураком, я пытался бежать от прошлого, но вместо этого все больше в нем увязал. В какие-то моменты мне действительно казалось, что я держусь за тебя из-за того что ты очень похожа на Эрика. Но чем больше я узнавал тебя, тем больше ты мне нравилась. Я начал видеть в тебе не только друга, но и девушку. Но по своей природе я не могу просто дружить с девушкой, она мне либо нравится, либо нет. Но главная моя ошибка в том, что я не умею расставаться с прошлым. Розали – она мой сон, мое наваждение, но она всего лишь часть моего прошлого которому нет места в настоящем, – и это была истинная правда, я всегда думал, что она мой наркотик, на самом деле это было не больше чем иллюзия. Я никогда не любил ее и не испытывал к ней привязанности, она была лишь сексуальной подругой. Однажды мы просто совершили ошибку, переступив грань между дружбой и «любовью». Нас затопила страсть не более, и только спустя столько лет я окончательно это понял. Увидел разницу между влюбленностью и страстью. - На самом деле я не должен был пересекать эту грань между прошлым и настоящим. Это только моя ошибка. Прости, я причинил тебе боль. Вчера ты сказала, что примешь меня, если я захочу вернуться. Я вчера долго думал и понял, что хочу вернуться из прошлого в настоящее. А мое настоящее это ты. Ты сможешь меня простить? – я понимал, что несу бред. Но что поделать признания в любви не мой конек. Девушка улыбнулась уголками губ и коснулась моих губ в неловком поцелуе. Ее глаза лучились счастьем, и это подняло мне настроение.
- Закрой глаза, я хочу тебе кое-что показать, - неожиданно произнесла девушка, все еще улыбаясь. Я изумленно на нее посмотрел, но подчинился. Она взяла меня за руку и куда-то повяла. Я не любил сюрпризы, но в тоже время меня гложет любопытство, что же такое она хочет мне показать. Я слышал шорох бумаги и ее тихие шаги, мне все труднее и труднее было играть по правилам и не открыть глаза.
- Ну что? Как тебе? – взволнованно спросила девушка, я открыл глаза и обернулся. В дальнем углу у окна, стояла картина все еще опутанная наспех перерезанными веревками, но это не мешало мне разглядеть, то, что на ней изображено. И этот рисунок поверг меня в шок.
- Это так странно… - помедлив, произнес я. Я впервые видел себя таким; Эрик часто меня рисовал. Но те рисунки были другими, не то, что изобразила Изабелла. Эта картина она словно жила своей жизнью, она была моей точной копией, но в тоже время человек, изображенный на ней, был другим. В нем было столько энергии и силы. Я не удержался и провел рукой по шершавому полотну. Это действительно невероятно. - Но мне нравиться, - произнес я, ухмыляясь.
- В картине столько энергии, но я симпатичней, – самодовольно произнес я, глядя девушке в глаза. Она застенчиво улыбнулась. – Но в целом, это очень круто! – я подошел к девушке и, заключив ее в свои объятия, поцеловал в лоб. Она невероятно талантлива и эта картина лучшее тому доказательство. Я еще не видел ни одного художника, который сумел бы так точно отобразить в своих работах столько эмоций.
- Я могу кое о чем тебя попросить? – робко спросила девушка, обнимая меня в ответ. В ее глазах застыла нерешительность, она словно боялась, что я ей откажу. Я лишь кивнул, давая ей понять, что может излагать свою просьбу.
- Ты можешь научить меня водить мотоцикл? – пролепетала девушка, испуганно отводя глаза в сторону. Ее лицо покрылось легким румянцем стеснения. Ее просьба меня очень сильно удивила, сначала мне показалось, что я ослышался или неправильно ее понял. Белла и мотоцикл – они казались мне не совместимыми. Я с трудом мог представить ее на моем мотоцикле и то, что я себе представлял меня пугало. Я не знаю за кого я даже больше боюсь – за нее или за свой мотоцикл.
- Что ты только что сказала? Должно быть, у меня проблемы со слухом? Не повторишь? – насмешливо спросил я, мои губы изогнулись в довольной ухмылке. Я не мог отказать себе в удовольствии и немного не подшутить на ней.
- Ну, если тебе не сложно… Ты не мог бы научить меня.… Ну…. Водить мотоцикл… - запинаясь, неуверенным голосом пролепетала девушка. - Я не обижусь, если ты не захочешь, – поспешно заверила она меня, ее щеки снова приобрели довольно милый розоватый оттенок.
– С чего это вдруг такой интерес к мотоциклам? – с любопытством и легкой издевкой в голосе осведомился я.
– Просто хочу понять твой мир скорости. Он чарует меня и пугает. Но я очень хочу разгадать его тайну, понять, что тебя так манит в нем, – произнесла девушка с нотками легкого восторга в голосе. Она заворожено смотрела на меня, ожидая моей реакции. И я не смог ей отказать. Что же если мой мир скорости так ее влечет, я не буду становиться на ее пути. Пусть попробует, если так хочет.
– Ну, если ты так этого хочешь, завтра после твоих занятий в колледже первый урок, – произнес я с легким снисхождением в голосе. Мне самому было интересно узнать, что из ее сумасшедшей затеи выйдет. – А сейчас мне пара, – произнес я, касаясь губ девушки в прощальном поцелуе. Этот поцелуй был таким странным, я не был настойчив, просто хотел быть нежным с ней.
– Ты не останешься на ужин? – спросила меня девушка, все еще пытаясь выровнять дыхание после нашего долгого поцелуя.
– Боюсь, что твоя мама неправильно нас поймет. Ты же знаешь, как она меня любит, – с ухмылкой произнес я, накидывая свою темно-синюю кожаную мотоциклетную куртку. Девушка разочарованно вздохнула, но спорить не стала и лишь послушно закрыла за мной дверь. Я вышел из ее подъезда и жадно закурил, а затем достал телефон и сделал один важный звонок.
– Шен, здорово брат. Мне до завтра надо раздобыть обычный городской мотоцикл, не поможешь? – спросил я у чернокожего парня и по совместительству моего соседа по квартире, находящегося на том конце телефона.
– Да, без проблем. Завтра с утра подгоню, – ответил парень. – Эдвард, не хочешь немного подзаработать? Работенка не пыльная - деньги большие. А, брат?
– Что за работа? – поинтересовался я у собеседника, хотя и так знал ответ.
– Доставка товара, – чуть помедлив, ответил парень.
– Я согласен, – я ответил и отключился. Я знал, во что ввязываюсь, но сейчас мне как никогда нужны были деньги.