Пролог.
Что происходит, когда разбивается зеркало? Оно разлетается на тысячи маленьких кусочков и становится миллионами отражений тебя. Осколки больно режут пальцы, когда пытаешься собрать их воедино. И порой, кажется, лучше вовсе не собирать их, накрыв тряпицей забвения, чтобы не сильно кололо, протяни ты невзначай к ним руку. Но тряпица истончается, а осколки не становятся тупее.
Однако мир так задуман, что человеку всегда кто-то придет на помощь, надо только продержаться до этого момента. Со стороны всегда видно лучше. Как сложить эти кусочки в паззл, чтобы снова появилась красивая картинка? Надо просто позволить себе помочь... (с)
***
Белла.
Привет, меня зовут Белла Свон, мне 18 лет. Я живу на севере Америки, в маленьком городке, затерявшимся среди гор и лесов, который вы не найдете ни на одной карте. Странное место, не правда ли? Но, на самом деле, в нем нет ничего странного. Обычный маленький провинциальный город, каких миллион. Сегодня обычное серое утро, для кого-то, но не для меня. Вы спросите, что во мне такого особенного? Да ничего, кроме того, что я художница и вижу мир немного иным. Я нахожу в нем сотни оттенков, сотни цветов, переплетенных в ярчайшую палитру. И даже этот серый дождливый осенний день я вижу радостным и ярким. Но моя жизнь не столь интересна и разнообразна, как этот мир, она окрашена в серые и черные цвета, цвета одиночества и страха. Страха перед завтрашним днем, страха перед прохожими. Я боюсь почти всего. Да, я боюсь жить! Мой мир слишком тесен и мрачен, чтобы впустить кого-то еще в его владения. Да и кто захочет загнать себя и свою жизнь в капсулу страха? Ответ очевиден, как этот хмурый осенний день. Никто! Но не надо меня жалеть, я не нуждаюсь в жалости. Пока у меня есть краски и кисти, пока я могу видеть краски этого мира, я буду существовать, чтобы рисовать. Вот и сейчас, сидя на скамейке в парке, среди пожелтевших деревьев, я рисую картину матери и младенца. Только рисуя, я могу отвлечься от реального мира, забыть свое прошлое, свой страх. И погрузиться в мой выдуманный мир. Мир без боли и страха – мир счастья.
- Эй, извини! – я вздрогнула и сжалась лишь от одного его голоса. Это парень… зачем он заговорил со мной? Ведь вокруг столько людей.
- Здесь где-то поблизости должна быть больница, называется больница Святого... – я подняла на него свой испуганный взгляд, мои ладони стали холодными и липкими от страха. Я знала этого парня. Он учится со мной в одной школе, но от этого мне не стало легче. Красивый, высокий, слегка худощавый, с бронзовым отливом на волосах и белозубой голливудской улыбкой – таких обычно называют Казановами. Уходи же, уходи…
- Как же она называется? – парень, будто не замечал моего замешательства, а мой страх тем временем все сильнее и сильнее заковывал меня в свои стальные объятия.
- Одну секунду. Подожди... Святого... – он смущенно заулыбался и ударил себя по лбу. Я хотела встать и уйти, молча, не проронив ни слова. Но мое тело меня не слушалось, как будто какая-то неведомая сила заставила меня сидеть на месте. Мои руки сами по себе потянулись к листку бумаги и начали быстрыми размашистыми, но уверенными движениями вырисовывать план.
- Надо же, совсем вылетело из головы!... Э...- Одна размашистая надпись над самым большим зданием в округе – больница Святого Франсиско. И вот мои трясущиеся руки, покрытые белой, почти полупрозрачной кожей, протянули листок.
- Что это? – он удивленно приподнял правую бровь, но забрал листок из моей руки. Его теплые пальцы коснулись моей холодной руки, я вздрогнула, будто приходя в себя.- Больница Святого Франсиско. Точно! – радостно воскликнул парень. Я же хватаю свои вещи, вскакиваю со скамейки и, не оглядываясь, бегу прочь. Главное не останавливаться, надо поскорее вернуться домой.
- Эй, девушка! – он попытался окликнуть меня, остановить. - Девушка! – но я не собиралась останавливаться, а тем более разговаривать с такими подонками, как он. О нем ходят, такие ужасные слухи...
***
Только здесь, за надежно закрытой дверью, я могу чувствовать себя в безопасности... Хотя опасность обычно и таится за этими закрытыми дверями. Прислонившись спиной к деревянной двери, я съехала вниз... Почему всё так, почему это случилось со мной…
-Белла! Что с тобой? – взволнованный голос мамы заставил меня встать с пола и посмотреть ей в глаза. Я заставила себя улыбнуться, зачем волновать ее понапрасну. Мама – единственный человек, который меня понимает. Кроме нее у меня никого нет. Я у нее – я, мы есть друг у друга, но в тоже время мы одиноки. - Я была на кухне и видела, как ты бежала домой. Что-то случилось? – она подошла и ласково обняла меня.
- В парке... Я встретила неприятного парня...
- Кто это был? – в ее спокойном голосе снова начинали звучать взволнованные нотки.
- Мы с ним учимся в одной школе. О нём ходят дурные слухи,- я снова улыбнулась, пытаясь показать, что все в порядке. Хотя так и есть, ей не о чем волноваться.
- Он что-то сделал с тобой? – но кого я пытаюсь обмануть, она умеет читать по моим глазам.
- Он... Он спросил дорогу... Он даже не узнал меня…
- Он только спросил дорогу, что же тебя так расстроило? – мама тепло мне улыбнулась и потрепала по голове.
- Ну, просто... Он мне не нравится. Он плохой человек.
***
Эдвард.
- Повезло, что все удалось закупить во время поездки в Италию. Где бы ещё я мог все это купить... Вот, не те ли самые спагетти, о которых ты рассказывал? Особая технология просушки. А это – пикантный сыр. Ну и запах! Понюхай! – Джейкоб, радостно улыбаясь, протянул мне круглую головку сыра. - Но говорят, чем резче запах, тем вкуснее сыр. Где-то должна быть ещё бутылка вина... В чемодане, наверное, – ловко развернувшись на инвалидной коляске, он направился к своему чемодану.
Сыр и вино. Даже сейчас он думает о глупостях. В этом весь Джейкоб, никогда не унывает и радуется жизни. Даже сейчас, сидя в инвалидном кресле, он продолжает радоваться жизни. А вокруг белые стены больницы и слабые лучи холодного осеннего солнца иногда пробиваются сквозь белые жалюзи.
- Что ты при этом чувствовал? – негромко произнес я, пристально смотря на его покалеченную правую ногу. Правильнее сказать на то, что от нее осталось.
- А... Я потерял контроль на повороте, похоже, меня сильно отшвырнуло... На самом деле, я плохо помню... – в его голосе нет ни сожаления, ни горечи. Все мы знаем, на что мы идем, выходя на старт – никогда не знаешь, чем это может обернуться. Кому-то везет чуть больше, кому-то меньше. Однажды я где-то слышал: « На стартовой прямой правят ангелы и демоны». Значит ли это, что в тот день победили демоны?
- Я имел в виду твою ногу. Как ты? – я пристально посмотрел в черные глаза индейца, пытаясь прочесть в них его жизненную философию, понять, что он чувствует на самом деле.
- У меня не было выбора, – и впервые его голос дрогнул, мне показалось, или я видел в них тень сожаления. - Мне сказали, если не ампутировать ногу, то я вряд ли выживу. Не смотри на меня так, – я опустил голову в безмолвном сочувствие и понимании, - скоро меня уже выпишут из больницы, – но я снова ошибся, ему не нужна моя жалость, он смирился и пытается научиться жить заново, радуясь каждому дню. - Вот, эта бутылка для тебя. А эту давай выпьем сейчас. Хорошо? – с радостной улыбкой он протянул мне бутылку изысканного итальянского вина.
- Хорошо! – я усмехнулся, кивнув головой в знак согласия.
- А вот и стаканы! – он перевел радостный взгляд на вошедшую жену.
- Ты давно здесь? – обращается ко мне Рейчел: высокая, красивая, темноволосая индианка.
- Нет, только пришёл, – я встал, дружески обняв ее.
- Ты уверен, что тебе сейчас можно пить? – Рейчел вопросительно подняла бровь и внимательно посмотрела на своего мужа.
- Всё нормально! – он нежно улыбнулся ей, - Это не вино. Это итальянское оливковое масло. Где ты видела мотоцикл без масла? Так ведь, Эд? – я кивнул и посмеялся в ответ, а что мне еще оставалось.
- Хорошо, делай, что душе угодно! – она подняла руку вверх в примирительном жесте.
- Раз уж ты здесь, расскажу забавную вещь, – продолжила девушка, обращаясь ко мне, - всё утро он надоедал мне, чтобы я тебе позвонила и рассказала, как добраться до больницы. А как я могу до тебя дозвониться, если у тебя нет телефона? И всё это время он придирался и злился на меня за это.
- Нет, вовсе нет, – произнес Джейкоб с наигранным возмущением, - разве эту больницу трудно найти?
- Вообще-то да, – я посмеялся вместе с друзьями, переводя взгляд с одного счастливого лица на другое. И только их глаза выдают правду, спрятанную где-то в глубине их души.
- И как ты попал в больницу, которую так трудно найти?
- К счастью, кое-кто нарисовал мне карту, – я пытался поддержать эту непринужденно веселую обстановку.
- Смотри! – Рейчел взяла меня за руку и перевернула листок с планом, - здесь сзади картинка. Как красиво, – да она права… Кажется, простой карандашный набросок матери обнимающей свое дитя, но что-то в нем есть. Глубина, смысл, душа, что-то, что заставляет на него смотреть, не отрываясь. Впервые вижу столь глубокую картину.
- Что ты наделал! Ты же её всю измял, – она забрала у меня рисунок, пытаясь его разгладить.
- Мне наверное пора? – я развернулся к выходу из палаты, собираясь уйти.
- Эй, Эдвард! – окликнул меня Джейкоб. Я обернулся, встречаясь глазами со своим хорошим другом. - Я кое-что забыл тебе отдать. С этого момента он в твоём распоряжении. Он припаркован внизу, на стоянке, – он кинул мне ключ, и я инстинктивно поднял руку, ловя маленький серебряный ключик с черным пластмассовым наконечником. Я знал, что это, но не мог в это поверить.
- Ты отдаёшь мне свой мотоцикл? – в моем голосе, как и на моем лице, читалась наивысшая степень удивления. Его любимый мотоцикл? Не может быть!
- В любом случае, он мне больше не понадобится, – с горечью в голосе ответил он.
- Неужели я больше никогда… не увижу тебя на мотоцикле? – я видел, как его глаза блестят, заполняясь слезами. Мотоспорт одно единственное увлечение, которое он любил всем сердцем и которому посветил всю свою молодую жизнь.
- По крайней мере, я все еще жив, – он судорожно сглотнул подступившую боль, вызванную воспоминаниями о прошлой жизни, и вновь попытался улыбнуться, хватаясь за что-то позитивное, как за спасительную соломинку. - Пожалуйста, позаботься о нём. Пообещай мне, что будешь осторожен. Хорошо? Эдвард, пообещай!
- Хорошо, – я киваю с вымученной улыбкой и выхожу из палаты, спускаясь вниз по ступенькам к выходу из больницы. На парковке меня ждал серый хромированный Ducati. Я подошел, проведя рукой по гладкому боку стального коня.
- Как я могу обещать то, что от меня не зависит? – я вставил ключ в замок зажигания и повернул его, заставляя застоявшийся мотор рычать от нетерпения. – Да и кому, какая разница, что со мной будет? По мне некому плакать… Интересно, что он почувствовал, оказавшись там за гранью, жизни и смерти…
Впервые пробую себя в таких вещах, поэтому мне очень важно знать ваше мнение. Обоснованная критика только приветствуется. Форум