Белла.

Крупные хлопья белого снега кружились в небе, простираясь по земле легким покрывалом. Первый снег в этом году.

Я шла по темной, извилистой улочке мимо светлых, покосившихся домов, с темными глазницами окон; редкий свет фонарей, окрашивал девственно-чистый снег в желтые, грязноватые пятна, но не давал достаточно света. Иногда мне казалось, что где-то там, в темноте, кто-то притаился и наблюдает за мной. Кто-то плохой. У меня засосало под ложечкой, я испуганно вздрогнула и замерла, ища глазами источник протяжного стука, словно какой-то железкой стучат по трубам, гулкий, но приглушенный, похожий на стон. Затем послышался скрежет и шорох, будто кто-то копался в мусорных баках. Я прищурилась, мои губы затряслись от испуга, когда крышка одного из контейнеров начала приподниматься. Я прижала руки к губам, и готовилась было закричать. Крышка мелко затряслась и подпрыгнула. Я не выдержала и звонко завизжала, мои руки тряслись, но я не могла двинуться с места. Хотя мое подсознание кричало, вопило, взывало к моему разуму: «Беги, Белла, беги без оглядки!» Но я приросла к этой тропинке, на которой мои свежие следы, уже начало заметать, все еще падающим снегом. Крышечка приоткрылась, и оттуда выпрыгнул маленький полосатый котенок, он испуганно взглянул на меня своими большими зеленными глазами. Коротко и протяжно мяукнув, подбежал ко мне, семеня своими коротенькими лапками. Я облегченно выдохнула, хватаясь за сердце, а котенок потерся о мою ногу, словно успокаивая меня. Покрутившись у моей ноги, он тихо заурчал, словно маленький моторчик, а затем испуганно сгорбил спинку, зашипел и убежал в ночь. Испуганно посмотрев по сторонам, сгорбилась не хуже этого котенка и поспешила к дому Эдварда. Мое сердце звонко стучало в каком-то сумасшедшем ритме, я была ужасно напугана. При дневном свете это место не внушало ничего кроме страха, отвращения и удивления. Но в ночи все было просто ужасно, это место по-настоящему пугало. Я чувствовала себя героиней какого-то низкопробного триллера. Но впереди показался дом Эдварда с приветливыми огоньками, словно маяками ведущий путников по этим опасным трущобам.

Я отворила скрипучую, немного покосившуюся от времени и местами проломленную, деревянную дверь и зашла в подъезд. Медленно и аккуратно, стараясь не поскользнуться и не оступиться на обломанных ступенях, начала подниматься вверх. Но на одной из ступенек зацепила стеклянную бутылку, она покачнулась и с грохотом скатилась вниз. Стукнулась об стену и со звоном разбилась, оставив после себя сотню маленьких осколков, переливающихся, словно алмазная крошка в лунном свете, проникающего через разбитые окна. Я заворожено смотрела, как свет играет на их мельчайших гранях; пробивающиеся сквозь разбитые стекла снежинки приносили с собой какую-то чарующую атмосферу.

Я потрясла головой, прогоняя нахлынувшую ностальгию. Почему-то все это мне напоминало о Рождестве, о гирляндах, игрушках, пушистом снеге и россыпи мерцающих огней. До Рождества еще много дней и часов, просто снег в этом году неожиданно рано, просто жизнь у меня немного другая. В этом году время слишком быстро бежит.

Подойдя к такой родной и до боли знакомой двери, стряхнула с волос снежную крошку и подула на озябшие руки. Я поднесла руку к двери и хотела было постучать, но заметила, что дверь приоткрыта, и оттуда доносились голоса: мужской бархатный баритон с небольшой хрипотцой и легкой насмешкой – голос Эдварда и высокий, строгий, сердитый, но очень звонкий и мелодичный – принадлежал женщине. Я затаила дыхание и прильнула к щелочке между стеной и неплотно закрытой дверью. Парень стоял у окна и курил. Девушка, а может быть женщина, в черном расстегнутом пальто с поднятым воротником сидела на его кровати. Небольшая светлая сумочка лежала на ее коленях, и она нервно поигрывала ремешком. Черные сапоги плотно обхватывали ее красивые икры, жабо белой блузы выглядывало из-под полов пальто, а небольшой шарфик в классическую бежево-черную клеточку облегал лебединую шею. На тонком запястье жемчужная нить; девушка то и дело поправляла немного длинноватую челку, и бусинки красиво поигрывали на свету своими сливочными бочонками. Ассиметричное каре, цвета выдержанного бургундского вина из лучших сортов винограда, высокий лоб, немного бледное лицо, пухлые губы насыщенно алого цвета, и фисташкового цвета глаза. Прежде я видела таких дам только на экране телевизора, они обычно сопровождали известных политиков и киноактеров. Красивые, словно лесные нимфы, с точеной фигурой и обезоруживающе доброй улыбкой. Такими в детстве я себе представляла настоящих принцесс. Утонченные, грациозные, женственные и по-настоящему светские. Даже здесь, в этой Богом забытой трущобе, она не теряла своей стати. Мои губы изумленно приоткрылись, что же могло понадобиться такой женщине от Эдварда. В голову, конечно же, полезли всякие немного грязные мысли. Но я отгоняла их прочь и верила Эдварду. Я знала - он богат и принадлежит к другому миру. Но сейчас я по-настоящему столкнулась с этим миром, лицом к лицу. Кто эта женщина? Неужели его сестра, может быть, тетя, или свояченица? Я не хотела думать о… любовнице, это слово вертелось в моей голове. Но это было даже слишком, в это трудно поверить. По сравнению с ней Розали – всего лишь нераскрывшийся бутон, уже красивый, но еще не прекрасный. А эта женщина настоящая роза, такая же чарующая. Я напрягла слух, прислушиваясь. Мне было любопытно, о чем они могут говорить.

- Отец очень недоволен твоей новой работой, – холодно произнесла женщина, пристально глядя на Эдварда.

Я затаила дыхание. Не понимаю. Почему отцу Эдварда не нравится его новая работа. Быть курьером не так уж и плохо. Конечно, должно быть он ждет от него чего-то большего. Но для начала и эта работа не плоха. Мы ведь всего лишь студенты.

- Так, значит, он уже в курсе, – с насмешкой в голосе парировал Эдвард, не глядя на женщину. Его взгляд бесцельно бродил по комнате, периодически останавливаясь на окне. – И кто же меня сдал? Или вы снова приставили ко мне своих шестерок? – с ненавистью произнес он, гневно посмотрев на свою собеседницу. Эдвард стоял ближе ко мне, и я отлично видела его лицо с поджатыми от злости губами.

- Ты действительно думал, что сможешь утаить это от него? – женщина звонко рассмеялась, в элегантном жесте откидывая челку с лица. – Наркотики. Ты, конечно же, не мог найти другую работу? Ты влез в самое пекло, не боясь запачкаться. Твоему стремлению к самоуничтожению можно только позавидовать! Я впервые встречаю человека, который так самозабвенно ломает собственную жизнь.

Мои глаза удивленно расширились. Наркотики! Не может быть. Неужели наркоторговец?! Я была в шоке, не ожидала такого от Эдварда. Это же самая вонючая грязь на земле. Не понимаю, как он мог в это влезть. Здесь должно быть какая-то ошибка. Я в это не верю. Не правда, Эдвард не будет этим заниматься.

- А что в этом такого? Это такая же работа, ничем не лучше и не хуже остальных! – насмешливо произнес парень, растягивая слова.

Я зажала рот ладонью, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Это ужасно. Позади меня послышался чей-то приглушенный кашель, и чья-то тяжелая рука легла на мое плечо. Я не ожидала такого поворота и испуганно вскрикнула, вздрогнув от неожиданности и обернувшись. Позади меня стоял сосед Эдварда, должно быть, я была в таком шоке от услышанного, что не расслышала его шагов. Дверь передо мной распахнулась, ударив меня по плечу. Я подняла глаза и встретилась с настороженным, полным ненависти взглядом Эдварда.

- Какого ты тут делаешь? – воскликнул он, гневно сверля меня своими изумрудными льдинками.

- Ты сам сказал мне придти, – пролепетала я, опуская взгляд.

- Это я помню. Почему ты подслушиваешь под дверью? – недовольно спросил парень, все еще смиряя меня подозрительным взглядом. На его лице отразилось сомнение, он словно просчитывал, как давно я здесь стою и что именно могла услышать.

- Это лучше ты мне скажи. Почему все время держишь от меня все в секрете? – придя в себя, выпалила я, недовольно глядя на Эдварда. Меня дико раздражала эта его черта - все держать в себе. Мы встречаемся, он мой парень, моя вторая половинка. Так почему же у него все еще есть другая жизнь, которая так упорно скрывается от меня? Почему он продолжает играть в эти игры? Почему не заботится о своей безопасности?

- Потому что иногда лучше быть в неведении. Так безопасней, – произнес он. Мы сердито смотрели друг другу в глаза, словно пытались сломить волю соперника в этом немом поединке. Пытались доказать таким образом свою правду. – Эта работа не так уж плоха, – не выдержав, произнес Эдвард. − Я получаю хорошие деньги всего лишь за то, что доставляю товар. У меня свободный график: я могу учиться, тренироваться и больше времени проводить с тобой. Как ты этого не понимаешь? – медленно и четко произнес он, словно преподнося очевидную истину.

- Ты хочешь сказать, что это я толкнула тебя на торговлю наркотиками? Отлично, мы можем больше не встречаться, раз наши встречи так мешают тебе. Мы можем видеться в колледже или по выходным. Это не проблема! – воскликнула я. – Но наркотики! – на моих глазах навернулись слезы. Я не могла в это поверить: он не только сделал меня крайней, но и рискует своей жизнью, ради того, чтобы проводить больше времени со мной.

- Отлично, раз ты так этого хочешь, – гневно выплюнул Эдвард, сердито глядя на меня. Его глаза стали темно-зелеными, и в них я действительно видела злость. Парень по настоящему взбесился, и причиной тому были мои слова. Должно быть, я и правда перегнула палку. Еще ни разу он не разговаривал со мной таким тоном и не смотрел этим полным непонимания и злобы взглядом.

– Ненавижу эту твою черту: из ничего устраивать скандал. Это всего лишь работа, я только продаю. Сам же не принимаю. Так в чем проблема?! – воскликнул он, сверля меня взглядом.
Как он не понимает, что проблема в его безопасности. Как он не понимает, что я умру, если с ним что-то случится. Каждый год в Америке изымают сотни тонн контрабандного героина, и более тысяч продавцов попадают за решетку. И пусть ему не страшна тюрьма и он выкрутится. Но опасность не только в этом. Ежедневно сотни облав совершается полицией и ФБР, и в них постоянно гибнут курьеры, такие как он. Просто потому, что оказались не в том месте и не в то время. Они все так думают, что это всего лишь работа и ничего большего. Я же не принимаю, значит, в безопасности.

- Проблема в самом факте! – воскликнула я, не сдержав эмоций.

- Вот поэтому я держал от тебя все в секрете, – процедил Эдвард.

- Что ты имеешь в виду? – недоуменно переспросила я, немного сбитая с толку.

- Ты никогда не смогла бы это принять, – воскликнул он. – Потому что мы с тобой из разных миров. И тебе не зачем лезть в мой мир! – процедил парень, окончательно выбив меня из колеи. Одинокая слезинка от отчаяния, боли и разочарования скатилась по моей холодной щеке, я развернулась на каблуках и быстрым шагом направилась к лестнице, сбегая вниз, поскальзываясь и почти падая на неровных ступенях. Но я бежала, не оглядываясь, боялась, что он последует за мной. Но он не последовал, и где-то в самом потаенном уголке души поселилось тягостное разочарование. Стыдно признаться, но где-то в глубинах подсознания я хотела, чтобы он остановил меня, не дал так просто уйти и сбежать от проблем. Что-то кольнуло в груди. Его слова, словно тупой кленок, пронзили мое сердце, разрывая его на неровные кровоточащие кусочки. Меня убивала его снисходительность. Для него всегда был он, и была я, но никогда не было нас. Осознавая это, становилось лишь тяжелее на сердце. Словно чья-то невидимая рука сжимает горло, перекрывая доступ кислорода. Легкие горят огнем, боль невыносимая, и вздохнуть невозможно. Я думала, Эдвард меняется, думала, со мной он другой. Но я ошибалась, он все тот же холодный, самоуверенный, самовлюбленный мальчишка. Он все еще живет в своем выдуманном мире, который доступен только ему одному. В мире грязи, предательства, жестокости, боли. Мне казалось, он впустил меня в свой мир, но я заблуждалась, он пустил меня лишь на порог, в светлую горницу, туда, где еще царили лучики счастья. Он с ловкостью карточного шулера, создал для меня счастливую иллюзию его жизни. Но сейчас эта иллюзия рухнула и разбилась на сотни маленьких осколков. Будто разбилось зеркало – портал, соединяющий его выдуманный мир и настоящий. То, что было реальностью, стало ложью, а что было лишь отражением, стало реальностью. Казалось, мир перевернулся, и я попала по ту сторону зеркала, в другой мир, мир зазеркалья. Но я не плакала, слез не осталось, они замерзли на холодном ветру, превращаясь в маленькие серебристые ручейки, покрытые тонкой корочкой льда на моих щеках.

Этой ночью я плохо спала: ворочалась, меня преследовали кошмары, его тайны не давали покоя. Мне почему-то начало казаться, что в каждом его слове есть скрытый смысл, подтекст, в каждом его движении скрыта уловка. Вся его мимика, даже его глаза – лишь маска. Начало создаваться впечатление, что я участница какого-то глупого карнавала теней. Есть лишь одна я и сотня разных Эдвардов, сотня масок и образов. А настоящий спрятан в другом мире, в мире, по ту сторону зеркала. И никому не дано увидеть его сущность, только тем, кто живет там. Тем стервятникам, что кружат над его истерзанной душой.

Я встала непривычно рано, сумрак еще стелился по земле низким серым туманом. А ели, растущие под моим окном, были припорошены белыми узорчатыми одеяниями. Я проснулась с тяжелым осадком на душе - плохое предчувствие не давало мне покоя. Ужасное ощущение, словно что-то надвигается, что-то необратимое, вселяющее ужас и безнадежность. Я попыталась отогнать это дурное предчувствие, стараясь убедить себя, что все еще может быть хорошо. Предчувствие, должно быть, лишь осадок, от зловещего сна.

Я оделась и тихо прикрыла дверь квартиры, стараясь не потревожить спящую маму. Выйдя из подъезда, погрузилась в густой, серый, липкий туман, который окутал меня, будто плотный непроглядный кокон. Под ногами неприятно хлюпало. Вчерашний девственно-прекрасный снег превратился в грязное, черное месиво. Ноги промокли, и я тряслась, как последний пожелтевший кленовый листок на сильном осеннем ветру. Но шаг не ускорила, сейчас мне не хотелось видеть колледж, а главное - не хотелось видеть Эдварда. Видеть его усмешку, его глаза, застеленные пеленой лжи. Я зашла в здание одной из последних, когда звонок уже прозвенел. Первая пара философия, медленно, глядя себе под ноги, поднялась на третий этаж и завернула за угол. Мой взгляд бесцельно скользил по горчичным стенам. У меня, наверное, был глупый вид: отсутствующее выражение лица и стеклянные, устремленные в никуда глаза. Снова превратилась в трусливую, серую Беллу. Он стоял рядом с моим кабинетом, облокотившись спиной о стену. Грустный взгляд устремлен в пол, волосы растрепанны больше чем обычно, черные джинсы и темная, небрежно торчащая рубашка, кожаная куртка была расстегнута, а кисти рук покоились в карманах брюк. Я, молча, подошла к парню и вопросительно посмотрела на него. Мой язык словно прилип к небу, не позволяя вымолвить ни слова. А, может быть, мне просто не хотелось говорить. Нет, скорее всего, мне просто нечего было ему сказать. Все что хотела, я сказала вчера.

- Белла… - обратился ко мне Эдвард, растягивая мое имя, будто перекатывая его на языке. – Почему мы с тобой постоянно ссоримся? – спросил он, глядя мне в глаза немного мутным взглядом. Сейчас, всматриваясь в его изумрудные льдинки, я чувствовала себя немного странно. С одной стороны, не могла простить его обман, но с другой, - не могла поверить, что эти глаза могут лгать. Слишком искреннее сожаление читалось в них.

– Знаешь, я чувствую себя виноватым. Такое странное, противное чувство, – медленно произнес парень, хорошенько обдумывая каждое слово. Он немного поморщился и выжидающе посмотрел на меня. Я грустно посмотрела на него. Не собираюсь так просто прощать, его слова действительно причинили мне боль. – Белла, ты, должно быть, не в курсе, но ты вообще первый человек, перед которым я пытаюсь извиниться, – он взлохматил волосы в отчаянном жесте. Вот теперь я начинаю верить ему, не совсем, но чуть-чуть. – И как я вижу, у меня это дерьмово получается, – чуть замявшись, добавил он с немного виноватой усмешкой. – Черт, я не знаю, что еще сказать. Может, ты почувствуешь себя лучше, если узнаешь, что я завязал с этой работой? Нет, не почувствуешь? - он жалобно посмотрел на меня, и я не выдержала, мои губы тронула робкая улыбка. – Белла, - парень сделал шаг ко мне навстречу, но я отступила назад. – Я клянусь, впредь, чтобы ни происходило, ты будешь узнавать обо всем первой. Идет? Ну же, прости меня, я гавнюк, я в курсе, – впервые я слышала в его голосе мольбу, его искренность в данный момент, не поддавалась сомнению. И я не выдержала. Лед, сковывающий мое сердце, тронулся. Простила его в очередной раз. Я порывисто обняла парня, упираясь лбом в его плечо. Он поцеловал мои волосы. И мне вдруг стало так спокойно и хорошо. На какое-то время, даже забыла о том ужасном предчувствие и смятении. Сейчас мне казалось, что я счастлива. Но не спешила верить этому чувству до конца, приняла Эдварда, но все еще окончательно не простила его. Нужно время, чтобы рубцы, нанесенные его необдуманными словами, затянулись.

***

День в колледже прошел просто ужасно: я была слишком рассеянной и невнимательной. Плохое предчувствие так и не отступило. Весь день у меня настойчиво сосало под ложечкой, и сердце как-то странно стучало в груди, слишком взволновано, быстро и неровно. Пальчики рук предательски дрожали, то и дело, роняя из ослабшей кисти карандаш. Я не знала, что происходит. Такое со мной случилось впервые. Ужасное настроение, ужасное состояние. И даже легкие лучики солнца, робко пробивающиеся из-за низко висящих свинцовых туч, не могли поднять мне настроение. После звонка я первой покинула класс и поспешила на парковку. Мне казалось, что секунды превратились в часы и ползут бесконечно долго. В нетерпение ходила вокруг машины, ожидая Эдварда. Парень вскоре показался, я села в его машину, и мы покинули территорию колледжа. В машине повисло неловкое молчание, я устремила взгляд за окно и сцепила руки в замок, пытаясь унять дрожь. Меня сильно трясло, словно в лихорадке. Знаете, такое бывает, когда вы переживаете самое фантастическое мгновение в жизни. Но в моем случае я просто не видела логического объяснения столь странной реакции моего тела. Что послужило причиной такого перевозбуждения, где предмет сумасшедших эмоций и впечатлений? Иногда я ловила на себе взволнованные взгляды Эдварда. В какой-то момент он просто не выдержал и положил свою теплую руку поверх моих, сжимая в ободряющем жесте. Его руки были такие теплые, и только сейчас я поняла, что мои были, будто ледышки. Немного успокоившись, наслаждалась теплом его рук, его спокойствие постепенно передалось и мне.
Но салон автомобиля постепенно заполнялся воем сирен, с каждым поворот этот звук становился все отчетливее. Он въедался в мозг, раздирал барабанные перепонки, заставлял сердце сжиматься от страха. Звук опасности, боли, трагедии. Звук, изрыгаемый самой преисподней. Звук смерти.

Парень вырулил на улицу, ведущую к моему дому, и почти сразу уперся в полицейские ограждения. Звук сирен стал невыносимым, мне казалось, что от их воя мой мозг просто взорвется. Но страх взял верх. В панике я выскакиваю из машины и, проскользнув под желто-черными оградительными лентами, натянутыми по всему периметру, спешу к месту происшествия. Едкий запах дыма и гари разъедает слизистую, меня душит кашель, я давлюсь затхлым воздухом, но бегу. Бегу к дому, моему дому, напоминающему жертвенный алтарь. Белые стены стали черными от копоти, стекла полопались и из окон вырывались языки пламени, они обвивали стены и крышу, словно руки распутной любовницы. Такие же испепеляющие душу и тело, такие же разрушающие, но такие же горячие и страстные. Я поскальзываюсь и падаю в черную лужу, сдираю ладони в кровь, прокусываю в отчаяние губу. Кто-то из медицинского персонала бросается ко мне, но я отталкиваю его и пытаюсь встать, чувствуя тяжесть в ногах. Пытаюсь прорваться сквозь живой забор тел. И люди расступаются передо мной, словно прокаженной, я попадаю в первый ряд и вижу, как что-то лопается, взрывается с оглушительным звуком, железная дверь подъезда со скрежетом наклоняется и падает вниз, и оттуда вырываются черно-алые языки пламени.

- Мама. Мамуля. Там моя мама! – кричу я, бросаюсь вперед в самый огонь, ко входу в подъезд. Я уже чувствую горячее дыхание огня, опаляющее мне лицо, чувствую затхлый запах паленых волос и плоти, но чьи-то сильные руки, обхватывающие меня за талию, оттягивают прочь. Я брыкаюсь, кричу, зову маму, пытаюсь вырваться, колочу моего «тюремщика», но он не разжимает плотное кольцо своих рук. Он просто сжимает меня еще сильнее, все дальше и дальше оттаскивая от горящего дома, похожего на факел с вечным огнем Прометея. А затем оглушительный взрыв, мне кажется, что в тот момент все смешалось: люди, крики, огонь, дым, смрад. Высотка, будто карточный домик, рушится, стены складываются и исчезают в облаке черного дыма. Мой слух, кажется, я оглохла. Тишина, полная, давящая на уши, тишина, полное безмолвие. Я чувствую, что кричу, но не слышу ни единого звука, срывающегося с моих окровавленных губ. Кричу и не могу перестать. Этот крик, словно вой души, крик отчаяния, боли и страха. Настоящего животного страха. В моей душе сейчас паника, в моей душе сейчас горит этот самый огонь, огонь преисподней. Слезы стекают по моим щекам, мешаясь с сажей, пылью и кровью. Мое тело, моя душа, ее словно порвали на куски. Я чувствую агонию, которую, должно быть, испытывали ведьмы на кострах святой инквизиции. Мне кажется, что я умираю, сгораю заживо, кажется, что чувствую запах своей горящей плоти. А затем кто-то сильно ударил меня по щекам. Резкая боль пронзила мою скулу, я открыла глаза, ощущая, как боль отступает. Я лежу на руках у Эдварда, и он нежно покачивает меня в своих объятиях, гладя мои руки, спину и волосы. У меня нет сил, я просто тихо плачу и зову, шевеля лишь губами: «Мама. Мама. Я люблю тебя». Мои мысли далеко отсюда, они, как и мое сердце, с Рене. Мне показалось, что в какой-то момент мое сердце просто не выдержало и остановилось, что я перешагнула грань между светом и тьмой, побывав по ту сторону, в мире душ. И среди них стояла Рене в объятиях Чарли. Она была счастлива, что-то шептала и качала головой. Их тела белые, мутные, полупрозрачные, но в тоже время такие реальные. Ее губы были растянуты в приветливой улыбке, но в глазах я видела боль, боль расставания. Она будто прощалась со мной навсегда. Должно быть, в тот момент я действительно пережила клиническую смерть, а может быть, психологический шок. Все померкло, и я провалилась в черноту.

***

Я открываю глаза и вижу белые стены и потолок. Мне трудно дышать, на лице какая-то маска. Я резко сажусь и срываю ее, делаю жадный глоток свежего воздуха. В полости носа все еще смердит от запахов гари.

- Эдвард! – вскрикиваю я, заметив парня, стоящего ко мне спиной у окна. Он оборачивается и удивленно смотрит на меня, словно не верит своим глазам. – Где моя мама?! – спрашиваю я. – Где Рене?! – я пытаюсь встать с кровати, выдергиваю трубочки, торчащие из моих вен.

- Белла, – он бросается ко мне и укладывает обратно на кровать, не давая подняться, прижимая своими сильными руками мои плечи к больничному матрацу. – Тише, успокойся, все хорошо, – шепчет он. – Твоя мама, прости… – произносит он, отводя глаза. Здесь слова не нужны, я понимаю его молчание, и все ясно без слов. Она ушла, ушла навсегда, и ее не вернуть. Она оставила меня, бросила в этом жестоком, бездушном мире. Как я теперь без нее? Мамочка, зачем ты так со мной поступила. Одинокая слезинка скатывается по моей щеке, затем еще одна и еще. Я слышу, как тяжелые капли дождя стучат по железному карнизу за окном. Даже небо плачет со мной, оплакивая эту потерю. Теперь я осталось одна, больше нет женщины, которую я ласково назову мамулей, которую обниму, прижавшись щекой к ее шее. Ее теплые, нежные руки больше никогда не обнимут меня и не сотрут слезинку с бледной щеки. Не будет больше ее нежной, лучащейся добротой и пониманием улыбки. Ее добрых глаз, цвета кофе со сливками. Я потеряла кусочек души, кусочек своего сердца. Его безжалостно разломили, а затем раздавили. И так нестерпимо ноет в груди, я задыхаюсь от потока нескончаемых слез, а губы сами шепчут: «Люблю».

Ну вот и новая главка. Надеюсь она вам понравится. Не стесняйтесь высказывайте свое впечатление от прочитанного здесь или на Форуме