- Не обижайся, но выглядишь ты, Белла, неважно.

- Ну, спасибо тебе, - отвечаю я Анжеле, своей подруге и по совместительству коллеге по работе в издательском доме, когда, приблизившись к моему столу, она протягивает мне бумаги на подпись. Как ассистент главного редактора, я должна передать их ему, а потом и забрать обратно, но чувствую себя слишком уставшей, чтобы заняться этим сию же минуту, хотя он и находится в своём кабинете прямо за моей спиной. Мне не снились особые кошмары, но, часто пробуждаясь и ворочаясь, я всё равно спала гораздо хуже обычного. Благодаря делам, которые никто не отменял, и ударной дозе кофеина я держусь довольно-таки прилично, но, видимо, некоторые вещи вроде кругов под глазами, как не старайся, всё равно не скрыть. Я задумываюсь о том, чтобы рассказать, в какую в некотором роде переделку попала накануне вечером, возвращаясь домой из магазина мимо тёмной подворотни, но в конечном итоге решаю ничего не говорить. В конце концов, что было, то прошло, а беспокоить человека по пустякам, учитывая тот факт, что не случилось ничего страшного, мне совершенно ни к чему.

- Ты случайно не заболела?

- Нет. Просто не выспалась. Но ничего, со мной всё в порядке.

- Точно? Может быть, тебе что-нибудь нужно?

- Нет, не беспокойся. Я позвоню, когда документы можно будет забрать.

- А какие планы на вечер?

- Завалиться на диван и забраться под плед. Возможно, посмотрю какой-нибудь фильм.

- Звучит несколько скучно, - морщится Анжела, вероятно, как всегда, собираясь снова меня куда-нибудь позвать, но если порой я и соглашаюсь и даже с удовольствием провожу время в баре, каком-либо ресторане или клубе, то сегодня у меня определённо нет ни настроения, ни сил куда-либо идти. Я вымотана и физически, и эмоционально, и не желаю ничего другого, кроме как заварить чаю и наслаждаться горячим и ароматным напитком в тиши и покое своей уютной гостиной.

- Я с радостью схожу с собой куда угодно, но только не сегодня. По правде говоря, день несколько тяжёлый. Не обидишься?

- Конечно, нет. В любом случае компанию мне составит Бен, - упоминает своего мужа Анжела, замуж за которого вышла ещё до моего появления в компании и нашего знакомства. - Я просто хотела, чтобы и ты не коротала вечер в одиночестве.

- О, обо мне не беспокойся. У меня всё отлично, - отвечаю я, нисколько не кривя душой. Пусть у меня и нет собственной семьи, и мои единственные относительно серьёзные отношения, начавшиеся ещё в старшей школе, закончились незадолго до окончания университете аж три года назад, но, обзаводясь собственным жильём и съезжая от родителей, я со всей ответственностью и серьёзностью не могла не понимать, что после работы встречать и ждать меня никто не будет. Быть может, поначалу это и воспринималось несколько грустно и тоскливо, но сейчас я уже привыкла и полагаю, что моё время просто ещё не настало. Не пришёл тот день и час, когда я встречу того, в ком увижу и почувствую своего человека и свою судьбу. Неважно, что он заставляет меня в некотором смысле ждать, я живу полноценной жизнью и не считаю, что нуждаюсь в особой опеке, заботе и внимании только из-за того, что в свои двадцать шесть лет ещё не обрела своего единственного и в большинстве случаев коротаю досуг исключительно и всецело наедине с собой. Но ничего из этого не критично, и на данном жизненном этапе мне даже нравится нынешнее положение дел, ведь так я могу сконцентрироваться на карьере и заслужить повышение.

- В таком случае я за тебя рада. Ну, пойду работать дальше.

- Ещё увидимся.

- Непременно.

Я тоже возвращаюсь к работе, но, невзирая на необходимость бегать по многочисленным поручениям, отвечать на звонки и электронные письма и планировать поездку на конференцию в Вашингтон, собственные должностные обязанности — это последнее, о чём я думаю, и в конце концов, признавая неспособность собраться с мыслями и чувствуя себя чуть ли не заболевшей, я отпрашиваюсь домой и вскоре, поймав такси, уже выхожу у своего подъезда. Мысленно я уже представляю себя расслабляющейся в наполненной пеной тёплой ванной, но вдруг, успев лишь повесить сумку на крючок и даже не начав разуваться, застываю после первого же шага, когда осознаю, что не доставала ключи, а входная дверь, тем не менее, открылась в ту же секунду, как моя рука на автомате надавила на алюминиевую ручку.

От ощущения чьего-то враждебного присутствия по моему телу начинают ползти мурашки, мельчайшие волоски на коже встают дыбом, и я почти не вздрагиваю, когда в поле моего зрения попадает силуэт выходящего из моей спальни высокого мужчины в чёрном пальто. С растрёпанными, отливающими медью волосами и с серо-голубыми глазами, которым почему-то хочется верить, одетый в, скорее всего, тёмный костюм, он излучает некий магнетизм и, не производя впечатление злого человека, тем не менее, выглядит странным, опасным и пугающим, и моя реакция не заставляет себя долго ждать. Неприятные ссадины и ещё только проявляющиеся, но уже довольно-таки заметные синяки неизвестного происхождения здесь по моим ощущениям совершенно ни при чём, но, инстинктивно двигаясь назад, моё тело упирается в дверь, и в груди распространяется некая паника, стремительно заполняющая всё мое существо. Но я не отмалчиваюсь и надеюсь, что мой голос стабилен, спокоен и твёрд, и не передаёт моих настоящих эмоций и того, как я на самом деле обеспокоена:

- Вы кто? И как попали в мою квартиру? – мне хочется вооружиться, чтобы в случае чего постоять за себя, но всё, что есть под рукой, это зонт, и я начинаю тянуться за ним, но в этот момент незнакомец поднимает руки вверх, будто сдаваясь, и этот его жест немного притупляет мою вызванную вторжением тревогу.

- Я понимаю, что полноценно вы видите меня впервые, но вам не нужно меня бояться. Я не причиню вам вреда.

- Кто вы? – настойчиво просто повторяю свой вопрос я, одновременно нащупывая так кстати оказавшийся в правом кармане телефон. Пусть из-за сенсорного экрана и отсутствия кнопок я и не смогу воспользоваться им вслепую, чтобы позвонить в полицию или кому-либо из тех, кого знаю лично, ощущение его в своей руке меня необъяснимо ободряет и поддерживает.

- Моё имя вам ничего не скажет, но, пожалуйста, не надо никуда звонить. Это ни к чему, - судя по всему, мои телодвижения, которые я скрывала, как могла, однако, всё-таки не ускользнули от внимательного, словно сканирующего и пронизывающего взора, и это замечание молниеносно заставляет меня отдёрнуть руку от аппарата сотовой связи. Возможно, не самая разумная реакция, но если вы действительно хотите что-то сделать, то не ждёте наиболее подходящего момента, а просто берёте и действуете, ведь так? Если бы мне собирались навредить, то вряд ли бы стали пускаться в длинные объяснения и подбирать самые подходящие и уместные слова. - Вы спасли меня вчера ночью, и я здесь, чтобы вас поблагодарить, и не более того. Вы сделали хорошее дело, но, тем не менее, несколько безрассудное и глупое, - договаривает он, и я тут же понимаю, что конкретно произошло с его всё равно прекрасным лицом, и что стало причиной возникновения на нём характерных для участника драки травм и повреждений, и вспоминаю каждую, даже самую мелкую деталь вчерашнего вечера. Всё то, о чем подумывала рассказать Анжеле, но в последний момент решила этого не делать.

А именно то, как, услышав то, что не предназначалось ни для моих, ни для чьих бы то ни было ещё ушей, не считая себя равнодушным человеком, не смогла пройти мимо и проигнорировать чужую боль, в то время как наказуемые законом действия неуловимо и невольно вмешались в мои планы, внесли в них сумятицу и своей неправильностью нарушили покой моего сердца. Нас учат быть настороже, избегать угроз, неприятностей и проблем, и я знаю, что разумнее, не останавливаясь, было продолжить свой путь, пока о моём присутствии не стало никому известно, но мне бы хотелось, чтобы в подобной ситуации меня также выручили и помогли. Начинать нужно всегда с себя, и ноги сами привели моё тело на тошнотворные, дикие, берущие за живое и неприятные звуки ругательств, сталкивающихся кулаков и драки, и именно так я и оказалась там, где опасно. Инстинкт самосохранения будто отключился, попытка убедить себя не вмешиваться не принесла положительных результатов, и в итоге моему взгляду предстали двое крепко сцепившихся в рукопашной мужчин, и хотя рассмотреть их и не представилось возможным, сомнений в том, кто в данный момент превосходит силой противника и является нападающим, а не жертвой, а кому, грубо зажатому у кирпичной стены переулка, остаётся лишь обороняться, у меня совсем не возникло.

Тем временем, которое словно замедлилось и растянулось в пространстве, схватка становилась всё ожесточеннее и яростнее, а характерный шум громче, пока, притаившись в темноте, я словно ждала, что они, возможно, одумаются и остановятся, позабыв обо всём том, что толкнуло их на путь распри, и, обнявшись, помирятся, но когда в свете выглянувшей из-за облаков луны я заметила лезвие неожиданно ярко блеснувшего ножа, то поняла, что больше ждать нельзя. От меня, вероятно, зависела жизнь человека, и вследствие этого моё дальнейшее промедление несло в себе настоящую угрозу для попавшего в западню человека. Мне часто говорят, что, как дочь полицейского, я обладаю, пожалуй, слишком обострённым чувством справедливости, наверняка проникшим в мои гены ещё при зачатии, и потому, не в силах по-прежнему оставаться безучастной, в какой-то момент я осознала, что в моих руках оказалась стеклянная бутылка минералки.

Это было не совсем внезапное решение, оно являлось почти стопроцентно обдуманным и взвешенным, но, тем не менее, я всё равно несколько неожиданно для себя самой обнаружила, что занесла её над головой выхватившего неизвестно откуда холодное оружие мужчины, а потом и вовсе обрушила тару вниз, из-за чего он, едва успев обернуться и кратко взглянув на меня расширившимися в немом удивлении неприятными холодно-карими глазами, тут же потерял сознание и упал на грязный и мокрый после недавних проливных дождей асфальт. Бутылка выпала из моей внезапно ослабевшей правой руки, а я сама, кажется, впервые за последние несколько минут сделала полноценный вдох, одновременно уловив на себе изучающий взгляд, и тут же вспомнила, что здесь, помимо меня, не считая поверженного, есть и ещё один живой человек, с помощи которому для меня всё и началось. Во мраке рассмотреть его хотя бы в общих чертах не представлялось возможным, и он мог оказаться кем угодно, но я бы вряд ли простила себе просто уход, предварительно не убедившись, что он относительно в порядке. Совершенно не размышляя и действуя абсолютно инстинктивно, я даже протянула руку, чтобы позволить опереться на себя и помочь ему подняться и принять вертикальное положение, но незнакомец справился сам, и только тогда, когда он выпрямился, я поняла, насколько он высок, и что наша разница в росте составляет никак не меньше десяти, а то и пятнадцати сантиметров.

- У вас всё хорошо? - выручить его физически мне не удалось, но я всё равно обратилась к нему и уже было собралась предложить вызвать скорую помощь и полицию, когда поверженный мною мужчина, неожиданно придя в себя, встрепенулся у наших ног и, сфокусировав свой взгляд на мне, удивительно ясным и чётким голосом, так не сочетающимся с его контуженным и несколько помятым видом, произнёс:

- Я тебя ещё найду, сучка. Можешь даже не сомневаться. Это однозначно был последний благородный поступок в твоей жизни.

- А ну заткнись, - фактически прорычал в ответ спасённый незнакомец прежде, чем наклонился и спустя некоторое время, похоже, вырубил его снова. Как именно это произошло, из-за темноты сказать я точно не могла, но подробности, как и то, откуда у него такие познания, меня и не волновали. Имела значение лишь пугающая угроза, которую я всё-таки услышала от начала и до конца и не собиралась преуменьшать её значение, по крайней мере, в данный момент времени, и так ко мне и вернулся временно ушедший инстинкт, призвавший спасаться и не оглядываться назад, и, словно очнувшись от некого транса, я незамедлительно повиновалась этому исходящему из самих глубин души призыву.

Я сбежала, каким-то образом не обронив свою сумку и магазинный пакет, и торопливо покинула ту мрачную и навечно напугавшую меня аллею, и перевела закономерно участившееся дыхание лишь после того, как оказалась в своей прихожей и заперла дверь на все замки и даже цепочку, чего в принципе никогда до того не делала, хотя к настоящему моменту и прожила в этой квартире уже без малого три года. Но я была напугана, всё моё тело дрожало, и, не понимая, что на меня нашло, и как я могла быть такой глупой и безрассудной, я была близка к полуобморочному состоянию. На улицах мегаполисах, к числу которых, собственно, и относится Нью-Йорк, где я и живу с самого своего рождения, случается всякое, и риск попасть в затруднительное положение лишь возрастает в геометрической прогрессии, если, будучи в одиночестве и не имея сопровождения после наступления сумерек, ты позволяешь себе свернуть с оживлённых улиц туда, куда не достаёт свет фонарей.

Поверьте, я отлично это знаю, но в какой-то момент мои мозги словно затуманились, мыслительный процесс прервался, и я фактически подставила себя под удар. К моему величайшему счастью, я в порядке и совершенно невредима, но произойти могло всё, что угодно, и, говоря об отложенных эмоциях или даже о посттравматическом расстройстве, меня накрыла приличная истерика, заставившая моё тело сползти по стене и превратившая его в трясущийся комок ревущей и глотающей слёзы плоти. Мне едва удалось собрать себя по частям, чтобы добраться до комнаты, принять успокоительное, на всякий случай хранящееся в прикроватной тумбочке, и рухнуть в кровать. Купленные продукты так и остались валяться там, где я их бросила, но меня это совсем не волновало, и, больше не чувствуя аппетита и погружаясь в спасительный сон, я мечтала лишь о том, чтобы к утру мои благие намерения и то, каким ужасом они могли обернуться, просто забылись, как самый страшный кошмар. Ни за ночь, ни в течение дня этого, к сожалению, так и не произошло, и, оказываясь на улице, я ощущала беспокойство и риск и неоднократно думала, что за мной следят, и, как следствие, мне мерещились нападение и похищение, а сейчас мой рассудок и подавно заполняется разрозненными картинками, соединяющимися в одно целое, и у меня нет ни малейшего представления, как это остановить. Но в то же самое время в груди поднимается злость и даже почти что ярость, и именно эти чувства и поглощают всё моё внимание. Как можно делать выводы об умственном развитии человека, совершенно ничего о нём не зная? Мы абсолютно чужие друг другу люди, а он уже позволил себе вынести вердикт, что я недалёкая, тупая и наивная? Ну, уж нет. Может быть, я и не самая умная в мире, но в подобных вещах меня ещё никто и никогда не упрекал и носом в них не тыкал, а незнакомцы и подавно, и это не то, что можно взять и просто простить.

- Так вот как вы благодарите? - задаюсь вопросом я, даже не пытаясь говорить тише и сдерживать собственные эмоции, прорывающиеся на поверхность. - Называя меня неразумной и глупой? Да кто вы вообще такой, что позволяете себе говорить так о тех, с кем едва знакомы? Вы меня не знаете. Собственно, как и я вас. Учитывая все эти вещи, это как минимум бестактно. А вообще вам лучше уйти.

- А ведь вы правы. Это, и правда, некрасиво. Вот только я не употреблял в ваш адрес ни одного эпитета из тех, что вы тут упомянули. Вы всё не так поняли.

- Да неужели? И в чём же именно я ошиблась?

- Да в моём к вам отношении! Глупы вовсе не вы, а принятое вами решение, ведь вы не знаете, куда влезли. Наверное, я и сам этого до конца не знаю, но в любом случае я вам благодарен, и, если что, вы можете на меня положиться.

- Нет, - немного придя в себя, после, наверное, значительного промедления, наконец, качаю головой я.

- Что нет?

- Мне ничего от вас нужно, - в ответ вносятся дополнения, а спустя мгновение и они тоже конкретизируются, – а если быть до конца точной, то я хочу, чтобы вы немедленно ушли, пока я действительно не позвонила, куда надо.

- Хорошо, я понял. Не волнуйтесь. Считайте, что меня уже нет. Вы позволите? – спрашивает он, указывая на дверь, и, с новой силой неожиданно ощутив деревянную поверхность тканью одежды, я вспоминаю, что перегородила путь к единственному выходу из квартиры, и торопливо отхожу вправо, не сводя взгляда с незнакомца и внимательно следя за его осторожными передвижениями. Наверное, мне, и правда, ничего не угрожает, но собственный шумный выдох доносится до меня только тогда, когда за ним захлопывается сразу же запираемая мною дверь. Несмотря на это, расслабляться рано, и, вся вспотевшая от стресса, я обхожу все комнаты, заглядываю за двери и под кровать и, лишь убедившись, что здесь никого, возвращаюсь в прихожую, чтобы, наконец, раздеться.

Тут-то на глаза мне и попадается золотая визитка, лежащая на тумбе для обуви, и, взяв её вмиг задрожавшими руками, я немедленно понимаю, кому она принадлежит. Почти не моргая, чтобы среагировать в случае внезапного нападения и попытаться оказать сопротивление представителю противоположного пола, который априори сильнее меня, я проглядела менее важное событие, а он тем временем не воспринял мои слова по-настоящему серьёзно и, невзирая на то, что я импульсивно его прогнала, оставил свои координаты. Не обратить внимание на имя, выведенное аккуратным печатным шрифтом по гладкой поверхности, не удаётся, оно кажется мне знакомым, будто где-то я его уже слышала, но в голову не приходит ничего конкретного, и я решаю, что это не слишком-то и важно. А данные для связи мне так и так совсем не нужны, и я выкидываю прямоугольник твёрдого картона в корзину для бумаг под своим столом. Делая это, я не жалею о таких поспешных и опрометчивых с точки зрения рассудка действиях, но исключительно в силу того, что пока невероятна далека даже от мыслей об изменении собственного мнения.

Предыдущая глава || Следующая глава