Он хорошо ее знал. Слишком хорошо.

Однажды ночью ее разбудил раскат грома, и она села на кровати, глядя сквозь его огромные окна, как молния пронзает небо. Она пододвинулась к краю кровати, подняла ноги и опустила голову на колени.

Проснувшись, он сперва молчал. Пододвинувшись к ней, он так нежно прикоснулся к ней, что у нее заныло сердце. Закрыв глаза, она слушала дождь и звук поцелуя, который он оставил на ее макушке.

– Я понимаю, как несправедливо, что это был я, – пробормотал он, обнимая ее со спины.

Белла сделала судорожный вдох.

– О чем ты? – спросила она, хотя уже знала ответ на этот вопрос.

– О том, что именно ко мне ты пришла, когда он заболел. Что именно я был там, когда жизнь, которую ты на самом деле хотела, его жизнь, просочилась сквозь мои пальцы. – Он покачивал ее. – Что из всех людей, в которых ты могла влюбиться, им оказался тот, кто сказал, что твои желания были не ахти. – Он отодвинул рукав ее шелкового халата и поцеловал в плечо. – Это причиняет слишком много боли?

Она тихо рассмеялась, качая головой, и облокотилась на него со вздохом. Затем открыла глаза как раз в то мгновение, когда небо снова осветила молния.

– Иногда мне кажется, что недостаточно, – призналась она.

Он молчал, просто обняв ее, а потом развернулся, чтобы они оказались лицом друг к другу. Взяв ее ладонь, он поднес ее к своим губам.

– Если ты хоть отчасти думаешь, что я несерьезно отнесся к своей работе, потому что был не высокого о нем мнения…

– Эдвард.

– Нет, дай мне сказать. Я хочу, чтобы ты выслушала меня. Даже если бы я считал его болотной грязью, а это было не так, я бы сделал все возможное, чтобы спасти его ради тебя.

Но этого было недостаточно. Эдвард был хорошим врачом. Быть может, где– то внутри Белла всегда будет верить, что если бы операцию проводила она, ее муж, ее лучший друг, был бы сейчас жив. Но, несмотря на это, она все равно понимала, что Эдвард сделал все, что было в его силах.

– Я скорбел, – тихо сказал Эдвард.

Ну конечно скорбел. Врачи делают свое дело не для того, чтобы смотреть, как люди умирают.

– И не только как врач, потерявший пациента, но и потому, что никогда не хотел причинить тебе боль.

У Беллы защипало глаза. Она пододвинулась ближе к нему, обхватив его руками и ногами. Его ладони уверенно гладили ее по спине, успокаивая. Опустив голову ему на плечо, она вдохнула его запах.

Жизнь никогда не была очаровательной сказкой. В объятьях Эдварда Белла чувствовала себя счастливой. Но тот факт, что Джейкобу пришлось умереть, чтобы она обрела это счастье (а она никогда не позволила бы случиться этому роману, если бы продолжилась ее простая, радостная жизнь с Джейком), всегда будет отдавать горечью. Она бы тогда по многим причинам не выбрала влюбиться в кого– то еще, в особенности в этого мужчину.

Но она влюбилась в него, и при всех своих недостатках, он не был плохим человеком. Отнюдь.

Приподняв голову, Белла обхватила ладонями его лицо. И целовала его, целовала и целовала.



Как бы ее ни раздражало, что она теряет нить размышлений или отвлекается на сообщение, когда должна быть сосредоточена, Белла сочла, что во всей этой влюбленности было много приятных моментов. Перелет в Филадельфию она провела, читая историю болезни. Эдвард, сидя рядом, читал роман. Пальцы их свободных от бумаг рук были переплетены, поглаживая друг друга, и весь полет это дарило Белле тепло и приятный трепет.

– Ты сияешь, – заметил Бенджамин, когда они случайно остались наедине на пару минут.

Белла покраснела. Они как всегда переписывались в перерывах между встречами. Белла твердо обозначила, что флирт между ними должен прекратиться, и Бенджамин не стал возражать. И хотя она не уточнила причину, а он не спрашивал, Бенджамин не был идиотом.

– Значит, ты и доктор Каллен, – размышлял он вслух с видом, будто его это порядком забавляет.

Белла почувствовала, как горят щеки, ее голову заполнили мысли о том, как это приятно и вместе с тем удивительно.

– Доктор я и доктор Каллен, – пробормотала она, все еще удивляясь тому, что эта мысль не вызывает у нее тревоги. Мысль о том, что они с Эдвардом вместе нравилась ей больше, чем она ожидала.

Склонив голову, Белла покосилась на Бенджамина.

– Послушай, мне следовало…

Он покачал головой.

– Не надо драмы, – он улыбнулся фирменной улыбкой. – Не скажу, конечно, что не предпочел бы, чтобы сначала мы с тобой провели вместе…эм… немного времени.

Белла усмехнулась.

– Лишь немного, да?

– Ну, – подмигнул он. – Полагаю, наперед знать нельзя.

Белла рассмеялась, качая головой.

– Могу я признаться тебе в кое– чем безумном?

– Конечно.

Несмотря на его быстрый ответ, Белла замешкалась.

– Я никому об этом не говорила.

– Я обожаю хорошие истории. – Он простодушно опустил ладонь на ее колено. – Мне нравилось быть твоим другом, Белла. Мне нравишься ты, и неважно есть тут вероятность закончить все сексом или нет. Необязательно прекращать наше общение.

Как странно. Большую часть жизни она провела почти без друзей по той или иной причине. Неужели она правда собиралась завести серьезный девчачий разговор с Бенджамином Тоума? Это с ней происходит? Самовлюбленный Эдвард стал ее парнем, а суперзвезда – теперь ее лучший друг?

Что ж. Она решила, что глупо было бы на это жаловаться.

И она рассказала Бенджамину всю их с Эдвардом неприглядную историю. Рассказала, как противоречиво себя чувствует порой, хотя старается понемногу отпускать это чувство. Рассказала о своих тревогах.

– Встречаясь с кем– то из той же сферы, сложно избежать соперничества, – сказал Бенджамин с кривой ухмылкой. – И в твоем случае, в моем понимании это то же самое, как если бы твой партнер пошел пробоваться на ту же роль. Стал бы метить на место, в котором ты заинтересована, понимаешь?

Белла кивнула.

– Учиться быть с кем– то, кто говорит со мной на одном языке, было интересно. Я боюсь рассказывать ему о том, как прошел мой день, потому что чувствую, будто он будет оспаривать принятые мной решения. Что он бы сделал другое назначение. И однажды он так и скажет. Быть собой он не перестал, и не может перестать думать, что он умнее всех.

Бенджамин рассмеялся.

– Ты улыбаешься. Ты знаешь, да?

Белла закатила глаза.

– Я сама себя раздражаю. Раньше меня все это очень злило.

– И будет злить опять, – Бенджамин пожал плечами. – Такова жизнь.

Белла подняла голову, когда Эдвард и Тайлер вышли и направились в ее сторону. Ее сердце замерло при виде него. Она наблюдала, как он прищурился, но расплылся в улыбке, завидев ее. Ее сердце снова екнуло.

– Такова жизнь, – пробормотала она.



Как оказалось, Эдвард не претендовал на интересовавшее Беллу место. После осторожных расспросов выяснилось, что он не только не хотел стать лучшим нейрохирургом, но и вообще имел мало амбиций в этой сфере.

Он озадачено посмотрел на нее, отвлекшись от дороги.

– Скажем так, если мы забеременеем, тебе не стоит волноваться насчет того, кто будет сидеть дома с ребенком.

Белла поперхнулась воздухом.

– Это не… Я не… Мы…

Он рассмеялся.

– Боже, стоило сказать это хотя бы ради того, чтобы видеть это твое выражение лица, – хмыкнул он. – Мне нравится моя работа, и я хорош в своем деле. Это приносит чувство удовлетворения и мотивацию. – Сказал он, глядя в лобовое окно, когда они остановились у дома Калленов. – Но иногда я все же задумываюсь, кем бы я стал, если бы не мой отец.

Белла начала понимать, что его самоуверенность во многом была защитным механизмом. Ему приходилось быть выдающимся, чтобы не остаться незамеченным на фоне выдающихся отца, матери, брата и сестры. И хотя его мать была успешна в своем деле, Карлайла Каллена сложно было не брать во внимание. Белла, несколько раз слышавшая лично его выступления, была поражена, не могла оторваться. Он был устрашающим.

И теперь Белле предстояло произвести на него впечатление и в качестве врача, – а он по– прежнему был самой сильной картой в колоде, – и в качестве девушки его сына. Сделав глубокий вдох, она вытерла руки об колени.

Эдвард потянулся и сжал ее ладонь.

– Не переживай.

– Ой конечно. Тебе легко говорить. Ты моих родителей еще вечность не увидишь.

– Ты в курсе, что это ты организовала эту встречу, да?

Она фыркнула.

– Да, но это было во время одного из моих нелепых приступов, когда я пыталась быть хорошей подружкой. Я знаю, что ты этого хочешь, потому и пошла на это, хотя даже ты не думал, что я готова, – она нахмурилась. – Ты был прав. Ты знаешь, что я ненавижу, когда ты прав. И я не хочу, чтобы ты был прав, потому что я могу со всем справиться сама, но, знаешь ли, раньше было намного проще. В этом, кстати, еще одно преимущество брака с лучшим другом. Когда мы сообщили все его отцу, он ответил лишь: «А, Белла? Ага, отлично».

Белле не нужно было смотреть на Эдварда, чтобы понять, что он улыбается. Она все равно посмотрела, и конечно, его глаза искрились смехом. Она прищурилась, и Эдвард поджал губы, но все равно не сдержался и засмеялся в голос.

– Не могу, Белла. Твоя нервозность безумно мила.

– Ага. Мне и без нее жилось прекрасно.

– Ты же помнишь, что уже встречалась с моими родителями, да?

– Будто бы это считается. Я выделяюсь как мало кто в моей области. Но это не то же самое, что проходить проверку на роль партнера их драгоценного мальчика.

Как оказалось, Белле незачем было беспокоиться из– за доктора Каллена. Карлайл со своей стороны был вежлив и добр. И не был сейчас таким устрашающим. Все еще восстанавливаясь после операции на колене, он ходил, опираясь на трость, и было заметно, что он быстро устает.

Нет, свирепым быком – или, может, яростной мамой– медведицей, в этой семье была Эсми Каллен. Ох, она была сама вежливость, приветствуя Беллу в доме и угощая выпивкой, пока они обсуждали ее благотворительный фонд и то, как хорошо Эдвард ее подменил. Они посмеялись над неудачами прошлых лет.

– Ну и потом, конечно, иногда случались интрижки, – сказала Эсми, понизив голос.

Белла почувствовала, как у нее скрутило живот. Эдвард рассмеялся:

– Вот так скандал.

– А мог быть. У меня однажды гомосексуалист завел интрижку со студентом, – махнула рукой она. – Студенту, конечно, хоть он все еще учился в старшей школе, было девятнадцать, но все же.

– И скандал продолжается.

– Но такое, должна сказать, впервые, – заметила Эсми.

– Какое такое?

– Ну, я понимаю, что между любовью и ненавистью тонкая грань, но это хорошо разыгрывается только в мыльной опере. – Она посмотрела на Беллу поверх бокала. – В реальной же жизни, это маловероятно, не так ли?

Белла с трудом сглотнула ком в горле и закашлялась. Эсми откинулась на спинку кресла с безмятежным видом.

Сидевший рядом с Беллой Эдвард вздохнул.
– Мам…

– Я никогда не ненавидела Эдварда, – сказала Белла все еще хриплым голосом.

– «Если вы просите меня забыть и простить… то однозначно – нет. Я не могу этого сделать», – сказала Эсми. – То были твои слова, как я помню. Всего пару месяцев назад? Или уже три?

Карлайл прокашлялся.

– Эсми, может нам стоит…

– Все хорошо, – она похлопала его по руке. – Белла предпочитает прямоту. – Она склонила голову набок. – Если только какие– то другие из сказанных тобой слов были неправдой.

Белла подняла голову, взяла Эдварда за руку, переплетя их пальцы, и ответила:

– И то и другое – правда, как и то, что я люблю Эдварда.

Эсми вскинула бровь.

– Значит, ты не простила его за это жуткое злодеяние, что тебе причинили.

– Нет, не простила. – Белла крепче сжала руку Эдварда, чтобы он не смог ее убрать, и продолжила, глядя Эсми в глаза. – Но именно это заставляет меня верить, что мои чувства к нему и наша любовь – это прекрасно.

Эсми нахмурилась, но ничего не сказала, и Белла продолжила.

– Ваш сын умеет быть мудаком.

На сей раз Карлайл подавился напитком. Эсми похлопала его по спине, с прищуром глядя на Беллу. Эдвард рассмеялся.

– Он умеет быть занозой в заднице, – продолжила Белла. – Но это все человеческие черты. Что я презирала в идее любви, так это странный побочный эффект, убеждение, что объект любви полностью безупречен и идеален, хотя это всего лишь иллюзия. Я никогда не считала Эдварда идеальным, – Белла посмотрела ему в глаза и с улыбкой покачала головой. – Но я все равно его люблю. Глубоко и по– настоящему. – То, что случилось с Джейком, и тот факт, что последним перед смертью он видел лицо Эдварда, человека, который считал его недостойным, всегда будет причинять боль. Она не могла простить Эдварда за это. Не ей нужно было его прощать. Но она понимала его. – Меня поглощает любовь. Не злость и не чувство несправедливости.

– Все эти милости и нежности? – спросил Эдвард с легкой улыбкой.

– Все эти милости и нежности, – согласилась Белла и повернулась к Эсми. – Я могла бы попытаться злиться и дальше, но, должна признать, это приятнее.

Вид у Эсми был скептический. Она переглянулась с мужем и, когда она вновь посмотрела на Беллу, взгляд ее смягчился. Она кивнула.

– Думаю, ужин почти готов.



Едва они оказались в машине, Белла обмякла в кресле и опустила голову на колени. Впервые за несколько часов она смогла вдохнуть полной грудью.

– Мне стоило знать, потому что именно твоя мама первой разыскала меня, но я, в самом деле, решила, что беспокоиться нужно из– за твоего отца, – пробормотала она.

– Ну, если ты говоришь о том, как это может отразиться на твоей жизни, то тебе действительно стоило беспокоиться именно из– за отца, – подбодрил ее Эдвард.

Белла подняла голову:

– Чего?

– Он выдает презумпцию невиновности, но если бы ты не прошла проверку, он бы тихо и быстро разрушил твою карьеру.

Он говорил об этом так беззаботно, но чем дольше Белла смотрела на него, тем больше понимала, что это правда. У нее округлились глаза.

– Ты это серьезно, да?

– Мои родители играют грязно, если дело касается их детей.

Белла скрестила руки на груди.

– Что ж. Прямо никакого давления.

– Уже нет. Ты прошла, – он покосился на нее. – Не волнуйся, детка. Я бы не дал им причинить тебе вреда, несмотря ни на что.

Она бросила на него сердитый взгляд.

– Не надо так со мной говорить, будто мне нужна твоя защита. Я сама могу разобраться со своими делами, и если бы твой отец попытался сделать что– то на работе, я бы…

Эдвард разразился смехом.

– Ты просто злыдень, ты знаешь это? – проворчала Белла, поняв, что он ее дразнит. Но все равно она была еще немного напряжена. Эсми, конечно, уже не была так холодна, когда они уходили, но и сказать, что она оттаяла, было нельзя. Ужины в доме Калленов будут поначалу немного неловкими.

Эдвард покачал головой и потянулся через коробку передач, чтобы взять Беллу за руку.

– Не могу поверить, что ты назвала меня при них мудаком. Я тебя обожаю, ты знаешь это?

– Очень странная причина, чтобы кого– то обожать, – она начала расслабляться, позволяя его теплу согреть ее.

– Ну а какой я, если не безумно странный, – оно посмотрел на нее с нежностью. – Спасибо тебе, кстати. За этот вечер.

Белла шумно выдохнула, освобождаясь от тревоги.

– Ну да. Это нужно было сделать.

– Раз уж пройдет немало времени, прежде чем я смогу дать твоим родителям допросить меня о моих намерениях, как насчет компромисса?

– Мои родители не устроят тебе допрос с пристрастием о твоих намерениях, потому что они доверяют мне самой принимать решения, касающиеся моей жизни. Думаешь, они не знакомы с взбешенной Беллой? Но продолжай.

– Как насчет ужина с моим лучшим другом Сантьяго на этой неделе, если мы сможем подстроить наши расписания? – он подмигнул ей. – Он почти так же хорош как ты в том, чтобы клеймить меня мудаком.

– Так в этом твой бзик? Окружать себя людьми, которые называют тебя мудаком?

– Это не всегда так приятно, как может прозвучать, но я бы ни на что это не променял. – Остановившись на светофоре, он потянулся к ней и, обхватив ладонью затылок, притянул к себе. – У этого однозначно есть преимущества.

От его близости у нее кружилась голова, и она пододвинулась ближе, глядя на его губы.

– Надеюсь, не это преимущество ты получаешь от Сантьяго, – пробормотала она. – Если приглашение на ужин – это твоя попытка заманить меня в тройнячок, я тебе зад надеру.

– А что если надрать мне зад – это часть тройничка? Я бы не был удивлен. В конце концов, ты буквально ободрала мне зад в нашу первую ночь. – Он снова поцеловал ее, заглушив любой ее возможный ответ, и остатки напряжения покинули ее.

Возможно, она соврала матери Эдварда, потому что спроси ее сейчас кто– нибудь, она бы ответила, что солнце встает и садится исключительно ради него – настолько он был идеален.

Недовольный гудок заставил их обоих подпрыгнуть и отскочить друг от друга. Белла прижала ладонь к раскрасневшейся щеке, и они, хихикая, поехали дальше. Молчание между ними было теплым и комфортным, и Белла первой потянулась снова взять его за руку.

Это не была прекрасная история любви, но это не означало, что они не могли прожить прекрасную жизнь вместе.