Белла Свон

– Беллз, ты в порядке?

На секунду я отрываю взгляд от дороги, чтобы взглянуть на Питера. Он слегка развернулся ко мне, его плечо упирается в окошко арендованного грузовика, как раз для переездов. – Да, я в порядке. – Я улыбаюсь ему, прежде чем снова сосредоточиться на дороге. – Это мне следует спросить, как ты себя чувствуешь после недавнего мега–взрыва Лорен. Боишься, что мы увидим её, когда приедем домой?

– Мега–взрыв – это правильное слово, – говорит он, усмехаясь. – Нет, не думаю. Я написал ей по электронке, что мы приезжаем, но не думаю, что она решит заглянуть.

– Мне до сих пор жаль, что ничего не вышло. – Когда он сказал мне, что они расстались всего через пару месяцев после того, как решили дать отношениям второй шанс, я волновалась, что брату будет совсем хреново, учитывая всё, что произошло в нашей жизни за последнее время. Но он вроде как в порядке, просто отбросил всё и сказал, что не уверен, была ли Лорен в восторге от перспективы переезда в Сиэтл, и что расстояние оказалось лишь досадной помехой.

– Спасибо. На самом деле, я рад, что мы попытались ещё раз, но думаю, и в первый – мы были правы. Это просто не наш случай.

Я киваю и слегка улыбаюсь ему, а затем сосредотачиваюсь на дороге. Мы уехали из ЛА вчера, поздним утром, ощущая похмелье после прощальной пятничной вечеринки в братстве Гарретта, и доехали до Реддинга, там остановились в мотеле на ночь. Сегодня мы двигались быстро, и не делали остановок до прибытия в Форкс.

Мой выпуск прошёл именно так, как я и рассчитывала. Местами волнительно. Пройтись по сцене, облачённой в мантию и шапочку выпускника, после четырёх лет напряжённой работы, было очень приятно. Но отчасти грустно и печально. На церемонии Пит сидел рядом с семьями Кейт и Гарретта; когда я увидела его в толпе, он выглядел таким одиноким. Трудно не думать о том, что в этот момент рядом с ним должен был быть папа. Прощаться с Кейт и остальными оказалось сложно, но Кейт уже забронировала билеты, чтобы навестить меня в Колумбии, так что я пыталась внушить себе, что это не конец моей привычной четырёхлетней жизни и общения с этим человеком.

Изначально мы планировали, что после выпуска папа поможет мне перевезти вещи, накопленные за четыре года учёбы, в Вашингтон, чтобы у Питера была возможность вернуться в колледж, насладиться последней неделей в качестве студента. Я приготовила всё к отправке в Форкс, но Питер настаивал на аренде небольшого грузовика, чтобы организовать переезд именно так, как мы и планировали с папой. Вероятно, мы могли бы пристроить большинство моих книг и ламп, и других вещей в арендованной машине, но в грузовике была дополнительная комната, так что ехать на нём казалось комфортнее. После переезда, мы собирались провести несколько дней дома, в Форксе, чтобы перебрать вещи, прежде чем уехать в Олимпию в среду. Правда у Питера тогда останется всего лишь пара дней до выпуска, но он заверил меня, что не возражает.

Моё маленькое приключение в братстве Sigma Nu, к счастью, было быстро позабыто, а после окончания экзаменов, мы с Кейт провели основную часть свободного времени за упаковкой вещей и завершением всех оставшихся дел. Или для Кейт, это значило – зависать где–то с Гарреттом, для меня – это в основном вращалось вокруг попытки найти место, где я смогу не думать о Джаспере двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

– Эй, – я чувствую руку Питера на плече и снова смотрю на него. Его лёгкая улыбка становится печальнее. – Ты где?

– Что?

– Тебе надо вернуться в реальность или мы пропустим наш поворот.

Я смотрю на проплывающий дорожный знак за окном и понимаю, что он прав. Качаю головой, сетуя, что в последнее время стала такой рассеянной, и пересекаю две дорожные полосы, прежде чем съезжаю с магистрали.

– Может, хочешь о чём–то поговорить? – спрашивает он.

Я морщу нос, мой брат слишком восприимчив, пытаюсь решить, что бы ему сказать. Мои проблемы с Джаспером – точно не вариант, не уверена, стоят ли они моего времени, или времени Питера, так что я думаю о других, беспокоящих меня вещах.

Когда я осознаю, что всеми усилиями стараюсь не думать о Джаспере, я так же понимаю, что мне совершенно не хочется закрывать именно эту главу моей жизни. Ещё пять месяцев назад – а, может, даже два – я была бы взбудоражена перспективой переезда отсюда, новым местам и лицам, но сейчас мне хочется остаться в том месте, где всё знакомо и привычно. Никому не говорила, но я волнуюсь, что переехав на Восточное побережье, окунусь в штуку под названием «реальный мир», и выйдет так, что я не смогу с нею справиться, и весь этот мир полетит к чёрту.

Мне не нравится направление моих мыслей, тем более, я знаю, что по большему случаю буду в порядке. Я бы не получила стипендию и не была бы принята в Джорджтаунский университет, если бы кто–то мог подумать, что я всё провалю. Но эти мысли не убирают острое чувство страха, что гложет меня, ведь пора выбираться из своего уютного, привычного мирка, окружавшего меня долгие годы. Часть меня с полуужасом, с полутрепетом ожидает того, что уже вскоре тысячи и тысячи километров будут отделять меня от Питера. Мы будем связываться только по электронке или телефону, но по рассказам других девушек из колледжа, я слышала, что даже небольшая разница в часовых поясах может сделать общение неожиданно проблематичным.

Я пытаюсь отбросить подобные мысли, папа сказал бы мне, что единственный способ узнать, справишься ли ты, – это попробовать. «Вот почему они играют в игры», – говорил он. Даже если одна команда будет выглядеть и внушительнее, и сильнее, и если результат всегда был бы предсказуем, они и шагу бы на поле не сделали.

Не уверена, что, высказав все свои опасения Питеру, вызову у него ещё какие–то чувства, кроме беспокойства. Уверена, все эти эмоции и неопределённость вполне нормальны. В любом случае, я переживу. А у брата и так достаточно проблем, чтобы я подкидывала новых.

Я улыбаюсь ему, как я надеюсь ненатянутой улыбкой. – Не сейчас, может, перед отъездом?

– В любое время, Беллз, ты же знаешь, – он кивает, а я включаю поворотник и еду направо, с каждой милей оставленной позади, становясь всё ближе к месту, которое всегда, несмотря ни на что, будет наполнено для меня болью.

Когда мы, наконец, добираемся до дома, ещё светло, не как в тот раз, когда меня сюда привёз дядя Уэйлон. Три с половиной месяца, прошедшие с момента смерти папы изменили меня, то, как я чувствовала себя тогда и сейчас – абсолютно разные вещи, но я смотрю на дом, и знакомое чувство тяжести в груди, разбивающее мне сердце, мешает сделать вдох.

Я нерешительно иду за братом по подъездной дорожке.

– Завтра всё разгрузим. Может, Джейк приедет и поможет нам, – Питер оглядывается на меня через плечо, прежде чем вставить ключ в замочную скважину и открыть дверь.

Я медленно ступаю в холл. Призрачные голоса и образы моментально накатывают на меня. Вот папа, заходя после работы в дом, первым делом отстёгивает кобуру, вынимает обойму и жетон. Вот Питер с Джейкобом гоняются за мной по всему дому с полными руками червей, что папа и Билли накопали для рыбалки. Поминки, время после похорон. Наша семья и близкие друзья здесь. Глубоко вздохнув, я стараюсь прогнать эти мысли прочь, но они вращаются и вращаются вокруг меня, и я просто не могу не смотреть и не видеть частички своего прошлого в этих стенах.

– Эй, – Питер встаёт передо мной и печально смотрит. – Странно как–то, да?

Я киваю, и мой взгляд падает на фото папы, Питера и меня, которое всё ещё стоит на столике у входа. Это снимок с барбекю у Билли в резервации, мы тогда были подростками. До сих пор помню, как сделали эту фотографию. Одной из сёстёр Джейка только–только подарили камеру на день рождение, и она снимала на неё всё: жуков, рыбу, костёр, каждого, кто попадал в прицел объектива. Через две недели она приехала к нам с фотографией, гордая, что снимок вышел настолько удачным, да таким, что до сих пор украшает наш холл.

Питер трёт моё плечо и осматривается. – Беллз, если хочешь, мы можем остановиться где–нибудь в другом месте. В отеле, или у Блеков, нас всегда рады там видеть.

– Нет, всё в порядке, Питер. Просто я… – я отрицательно качаю головой и тру глаза, надеясь, что эти чувства не будут преследовать меня всё время до самого отъезда с полуострова.

– Да, я понимаю, – бормочет он. – Первый раз, когда я вернулся после… было очень трудно.

– Жаль, что меня не было рядом. – Я делаю шаг вперёд и обнимаю его за талию. Его руки опускаются мне на спину.

– Всё не так уж плохо. Может, оно и к лучшему было. Вероятно, мы бы тут вдвоём совсем сникли. – Он тихо смеётся, и от этого мне становится чуть–чуть легче. – Станет лучше, обещаю. Надо лишь подождать…

Всё ещё уткнувшись ему в грудь, я киваю и отстраняюсь. Как бы сложно не было здесь находиться, у меня нет желания задумываться, что, возможно, это последний раз, когда я вообще сюда приехала, в единственное место, где я жила. Я иду за Питером на кухню. – Нам надо было заехать в магазин по пути, – в холодильнике пара бутылок воды, видимо, остались с последнего визита Питера, так что я беру по одной для нас.

– Хочешь пообедать или просто перекусить? Могу смотаться по–быстрому к «Ньютону» и захватить несколько сэндвичей или чего другого. Подумай, а я пока наш багаж притащу.

Я расхаживаю по первому этажу, пью воду. Все крупные вещи до сих пор на месте – мебель и прочее – но есть немало изменений с моего последнего визита. На полу кухни – несколько коробок, там кастрюли, сковородки и прочая утварь. Картины, что висела на стене в гостиной, больше нет, как и старых часов над камином. Питер почти ничего не рассказывал, что он сделал за те два раза, что приезжал в Форкс; я говорила, что могу помочь с чем угодно, но думаю, он слишком обеспокоен, что это расстроит меня, поэтому и занимается всем по большему счёту самостоятельно. Знаю, Питер хочет разобраться с как можно большим количеством дел и вещей, до того, как мы отправимся в Олимпию, чтобы выставить дом на продажу до его переезда в Сиэтл. Он какое–то время раздумывал, стоит ли оставаться в Форксе, но знаю, папа не хотел, чтобы Пит менял планы. Кроме того, найти хорошую работу здесь – или, по крайней мере, такую, которая была бы интересна брату, – довольно трудно.

Я снова переживаю из–за расставания Питера и Лорен. Знаю, ему будет сложно пробыть здесь одному целую неделю, даже если Билли и Джейк будут наведываться. Я бы могла выехать позднее, задержаться, отложить на неделю или две свой переезд в Колумбию, но Питер сказал – это глупо, и всё с ним будет в порядке, так что я, как и планировала, лечу в Сиэтл уже в воскресенье.

– Ты решила? – спрашивает Питер, бросая пару наших сумок у лестницы.

– В общем–то, я не голодна. Но если ты чего–то хочешь, съезди. – Мой взгляд скользит по книжным полкам в гостиной, они пусты на половину. – Думаю, я просто отправлюсь в кровать.

Питер хмурится. – Уверена? Я вернусь через пятнадцать или двадцать минут. Ты можешь поехать со мной – может, Майка повидаем.

Хмыкнув, я направляюсь к сумке, но Питер перехватывает её быстрее. – Звучит заманчиво, но я хочу отдохнуть, подготовиться к завтрашнему дню.

– Ну, хорошо. Сбегаю, куплю что–нибудь на время нашего пребывания здесь, раз уж спать не собираюсь. Видимо, я хорошо вздремнул по дороге, совсем в сон не клонит. – Питер несёт мою сумку наверх, ждёт меня. Я прохожу мимо, направляясь прямиком в свою комнату, глядя строго перед собой.

Но это не срабатывает. Как только я оказываюсь у двери кабинета отца, на месте нашего "преступления", та часть меня, что всё ещё заставляет чувствовать вину, начинает пилить изнутри. Спонтанно я поворачиваю голову и смотрю в кабинет сквозь слегка приоткрытую дверь. Светильник в коридоре не освещает всю комнату, но я замечаю край дивана, а этого уже достаточно – на меня обрушивается лавина воспоминаний, которые всё больше преследовали меня по мере приближения к Форксу.

...Руки Джаспера в моих волосах, его губы покрывают поцелуями мою шею...

Носок тапочки зацепляется за край ковра, я спотыкаюсь. Питер подхватывает меня свободной рукой в тот момент, когда я как раз успеваю опереться о стену.

...его губы находят мои, руки блуждают по моему телу...

– С ума сойти, Беллз. Переутомилась, может? Ты в порядке?

Пытаясь совладать со своим дыханием, я намеренно запрещаю себе смотреть в сторону кабинета.

– В порядке. Это ведь я. – С усилием заставляю себя рассмеяться, но, боюсь, это больше похоже на хрип. А когда мы входим в мою комнату и я разворачиваюсь к Питеру, то вижу странное выражение на его лице.

...я обхватываю его ногами, он прижимает меня к стене...

Он кидает взгляд в сторону коридора, затем снова смотрит на меня, и на его лице, кажется, застывает эта эмоция. – Уверена?

Кивнув, я открываю сумку в поисках зубной щётки и чего–нибудь, во что можно переодеться ко сну.

...не отрываясь, он смотрит мне в глаза и шепчет моё имя...

– Белла?

– Что? – я отвлекаюсь от сумки, вижу, что Питер сверлит меня взглядом.

– Просто, если что–то понадобиться, звони. Я буду на связи.

Я пытаюсь проморгаться и прочистить свою голову, чтобы хотя бы спокойной ночи брату пожелать. Обняв Питера, я выхожу вслед за ним и желаю ему доброй ночи, уже заходя в ванную. Входная дверь внизу захлопывается раньше, чем я успеваю закрыть дверь в ванную за собой.

Через несколько минут я снова в своей комнате, выключаю свет и ныряю под одеяло. Потолок старомодно покрыт обоями со звёздами, и они светятся ярко, несмотря на то, что значительно выцвели за прошедшие годы. Я смотрю в потолок и не хочу засыпать, потому что знаю, как только закрою глаза, мои мысли завертятся вокруг Джаспера и всего, что с ним связано. Для меня не стало неожиданностью, что пребывание здесь, в этом доме, спровоцирует воспоминания, и я не уверена, удастся ли мне выстоять под гнётом этого натиска разума.

Хотя и нельзя сказать, что я совсем не думала о нём. На самом деле, все мои старания забыть Джаспера покатились к чёрту, когда я прослушала голосовое сообщение, оставленное им две недели назад.

– Белла, прости, я пропустил твой звонок. Пожалуйста, перезвони. Я обязательно отвечу... и я тоже скучаю по тебе.

Я тоже скучаю по тебе...

Боже, что же я ещё наговорила, когда звонила?

В ту субботу я провела почти весь день в попытках вспомнить, что говорила, что могла наговорить за эти сорок секунд, но ничего не вышло. Я была рада услышать его сообщение, по которому поняла, что бы ни наговорила, это не было настолько ужасно, чтобы разозлить его или отшить навеки веков. В его голосе я слышала неприкрытую грусть, он правда скучал по мне. Спустя столько времени.

Может, и ему так же не удаётся всё забыть.

Удивительно, насколько сильно хочу верить, что это правда. Я первая перестала звонить ему, ничего не сказав, чем, наверняка, оставила его в полной неопределённости и заставила разозлиться. Но он всё равно радовался моему звонку. По крайней мере, перезвонил.

Сложно не зациклиться на этом. Уж не я ли послала к чертям всё, что уже было, перестав звонить ему? Прошло почти два месяца, и я всё ещё не знаю, могу ли сейчас поговорить с Питером. Ведь он не особо обрадовался, когда узнал, что мы с Джаспером просто разговариваем...

Разумная часть меня, пытается усмирить вышедшую из–под контроля и витающую в облаках, и всё ещё не верит, что этот разговор имеет смысл. Особенно теперь, когда я собираюсь улететь за три тысячи миль уже через три дня.

Но я не могу не представлять, как встречу его на выпускном Питера. Это неизбежно.

Что если я увижу его, а он меня проигнорирует и не захочет общаться? Тогда будет проще сесть в самолёт и уехать. Но его голосовое сообщение... Сказал бы он, что скучает, если бы не скучал на самом деле? Джаспер никогда не проявлял подобной наклонности.

Что если, увидев его, я смогу думать только о том, что случилось между нами в кабинете отца? А что, если я только лишний раз вспомню о смерти папы и о том неуважении, которое проявила в день его похорон?

Или, не знаю лучший или худший это вариант, но что если то, что мы чувствовали друг к другу – если, конечно, Джаспер чувствовал что–то большее, чем простое физическое влечение – что если мы обнаружим это чувство снова и поймём, что оно реально? Стали бы мы пробовать отношения на расстоянии? Смогли бы писать письма, сообщения и видеться только, когда я возвращаюсь на каникулы к брату? Как мы справились бы с барьером расстояния, преодолимого пятичасовым перелётом, начиная новые отношения, если Питер и Лорен, зная друг друга с семи лет, не смогли сохранить свои чувства, находясь на расстоянии всего четырёх часов езды?

А ещё и с Питером проблемы. Мы не говорили о Джаспере с того дня, когда он рассказал мне о Марии, и я удалила номер Джаса. Он не упоминал о нём, рассказывая о вечеринках с друзьями, поэтому меня немного беспокоит, что происходит с их дружбой. Достаточно ли времени прошло, чтобы я могла всё ему рассказать и объяснить, почему не говорила о наших с Джаспером телефонных разговорах. Есть ли вероятность, что теперь он не так остро отреагирует?

Эти мысли, словно заевшая плёнка, крутятся в моей голове. Они прекрасно сопровождают боль, поселившуюся у меня в груди, с тех пор как я увидела номер Джаспера на экране своего телефона, а ещё отлично дополняют, точнее, усугубляют, вновь воскресшие в памяти образы из кабинета.

Ещё некоторое время я пялюсь в сверкающий потолок, затем откидываю одеяло и встаю с кровати. Приоткрыв дверь, я не слышу никаких звуков снизу, но знаю, что Питер скоро вернётся из магазина, у меня не так много времени.

Я быстро пересекаю коридор и захожу в кабинет, оставляя дверь открытой, чтобы услышать, когда вернётся Питер.

Я иду прямо к дивану, медленно сажусь, устраиваясь на том самом месте, где был Джаспер, держа меня на своих коленях. Кожа, которой обит диван, прохладная на ощупь, я задеваю её пальцами, провожу рукой к подушке.

Знаю, ничего хорошего не выйдет, но я ощущаю умиротворение, а в этом доме, переполненном воспоминаниями, оно дорогого стоит. Ещё немного и я уйду отсюда, обещаю себе. Я вспоминаю Джаспера в этой комнате, в моей спальне, в гостиной, эти картинки мелькают перед моими глазами, и вот я уже физически ощущаю его присутствие.

Воспоминания всецело поглощают меня, но вместо того, чтобы поступить разумно и вернуться в свою комнату, я ложусь на диване, прижимая колени к себе. Обнимая себя руками, чтобы согреться, и неожиданно чувствую необычайный комфорт и спокойствие.

Одним ухом прислушиваясь к звукам в доме, чтобы не пропустить Питера, я убеждаю себя, что завтра всё будет по–другому. Завтра я отброшу все эти глупые грёзы и переживания и сконцентрируюсь на своём будущем, которое уже вовсе не за горами – светлое и яркое. В последний раз, всего на одну ночь, я потеряюсь в воспоминаниях о прикосновениях и словах, которые уже никогда не смогу ощутить и услышать наяву. Это навсегда останется только моим воспоминанием.

Проснувшись утром, я удивляюсь, почему моя кровать как будто не моя. Но потом я открываю глаза и вспоминаю, где я. Я всё ещё на диване, но теперь укрыта одеялом с эмблемой Института Южной Калифорнии. Мне знакомо это одеяло, оно всегда лежит на кресле внизу.

Под одеялом тепло, поэтому я не спешу вставать, прислушиваясь к окружающей меня тишине. Когда я, наконец, поднимаюсь, решаю не идти в душ, сообразив, что после разгрузки всех моих вещей из пикапа и затаскивания их в дом, всё равно придётся мыться. Натянув шорты и футболку, я спускаюсь вниз.

Питер на кухне, стоит у стола, на котором я вижу апельсиновый сок и кусочек хлеба.

– Доброе утро, – тихо здороваюсь я, открывая холодильник в поисках молока.

Питер натянуто улыбается мне и кивает в знак приветствия. На голове у него беспорядок, и выглядит он каким–то уставшим.

– Спасибо, что укрыл меня ночью.

Он отворачивается к тостеру и начинает сразу гипнотизировать прибор, словно пытаясь поторопить его. – Ты выглядела так, как будто мёрзла.

– Мне было неспокойно, не могла заснуть. Вот и забрела туда. – Мне кажется, Питер заслуживает хоть какого–то объяснения, но более детальное не совсем подходит.

– Я испугался, увидев, что дверь в твою комнату открыта, и тебя нет. – Он смотрит на меня отсутствующим взглядом, и в этот момент тостер издаёт характерный звук, выкидывая поджаренный хлеб. Он открывает банку арахисового масла, а мне так и хочется спросить, всё ли у него в порядке, потому что, судя по его состоянию, это не так. Но он сегодня явно не настроен на разговор, поэтому я оставляю эту идею. Задумавшись, я понимаю, что тоже не особо хочу говорить сейчас.

Проходя мимо Питера с молоком и коробкой хлопьев, я успокаивающе глажу его руку. Мы едим в полной тишине, потом Питер моет посуду, а я убираю со стола.

Из разных углов кухни мы долго смотрим друг другу в глаза, наконец, он кивает в сторону двери, приглашая меня. Я двигаюсь в сторону выхода, и Питер разворачивается, шагая впереди, идёт в гостиную, где мы начинаем перебирать старые вещи, вспоминая наше детство.