Каждый день Гермиона возвращалась в свои комнаты, и он был там. Готовый пронзить ее мозг оскорблениями и жалобами, и это начало высасывать из нее жизнь. Она отсиживалась на занятиях и возвращалась в дортуар, чтобы выполнить домашнюю работу, зная, что в библиотеке будет слишком людно примерно до восьми вечера, и он всегда был там. Просто ждал; его язык, влажный и готовый втянуть ее в спор, который может длиться в течение нескольких минут или часов, исключительно в зависимости от того, насколько упрямы они оба будут.

И всегда одни и те же презрительные слова.

Мерзкая.

Сука.

Грязнокровка.

Грязнокровка...

Иногда это причиняло боль, а иногда и нет. Она медленно развивала к ним иммунитет, но время от времени Малфой бросал ей что-то новое, и это полностью ошеломляло ее. С другой стороны, она старалась вести себя как раньше. Они были примерно равны, но после недели пульсирующих головных болей и его голоса, гремевшего в ушах, Грейнджер решила, что с нее довольно.

На восьмой день его пребывания, в пятницу, во время урока по Нумерологии, на Гермиону снизошло озарение, пришедшее с голосом матери.

Задиру ничто не раздражает больше, чем то, что ты никак на него не реагируешь. А еще лучше – будь с ним мила.

Она никогда не обращала внимания на эти глупые маленькие советы, которые давали родители, поскольку чаще всего они не приносили никакой пользы. Но этот она могла бы использовать. Малфой явно собрался затравить ее из-за своей скуки, но если бы она прекратила замечать его или просто стала обходительной, это свело бы его с ума. А если все станет совсем худо, она просто запрет его в комнате, пока тот не успокоится.

Грейнджер никогда так сильно не ценила свою волшебную палочку.

Еще два урока, и занятия на сегодняшний день будут окончены. И он будет там. Ждать. А она станет его игнорировать. Независимо от того, сколь сильно он ее заденет, она не станет реагировать.

Она не станет реагировать так, как ему хотелось бы.

Остались только Зелья и Гербология, и она сможет проверить свою маленькую теорию на самодовольном мерзавце.

Между кухней и ванной комнатой было четыреста пять плиток. Все белого цвета. Пятьдесят шесть из них были с трещинами. Из-за того, что его прервала эта чертова Грейнджер, а также из-за присущей ему необходимости все перепроверять, подсчет занял три дня.

После чего он снова вернулся к половицам. В общей сложности их было девяносто семь; он насчитал тридцать восемь в своей комнате, а затем добавил все остальные в дортуаре, сложив их вместе. Все, без учета тех, что находились в комнате Грейнджер, разумеется. Он пытался проникнуть в ее спальню два дня назад, и ощутил то же жжение, что было после попытки с входной дверью.

Пораженные пальцы. Замечательно.

После сегодняшней изматывающей ночи он проснулся в два часа. Еще больше кошмаров, которые стали намного хуже. Взгляд сам собой переместился на изголовье кровати, чтобы изучить его собственное творение, так же, как он делал это каждое утро до этого. Так вышло, что у него было шесть отметин, а у Грейнджер лишь пять. Насколько он помнил, было несколько дней, в которые они спорили по несколько раз. И должно быть сегодня была пятница.

Он появился здесь тоже в пятницу, а значит, уже шел его восьмой день в аду.

По крайней мере, он был в состоянии следить за ходом времени. Вроде как...

Более разумным было бы отмечать на спинке кровати дни, а не количество проигранных споров. Но на хер это! Он выигрывал, так что все останется, как и есть.

Драко встал с кровати, переоделся и отправился на поиски нового занятия. Нового объекта подсчета. Просто чтобы скоротать время до возвращения Грейнджер, когда они смогут заняться ставшей привычной дуэлью умов.

Грейнджер...

Ее запах был повсюду, загрязняя атмосферу, словно удушливый смог. Мыло, которым она пользовалась, пахло чайным деревом с ноткой летнего дождя, и тем, что он в итоге определил как вишню. Сладость с оттенком специй. Не совсем неприятный запах, просто чертовски удушающий, когда приходилось вдыхать его целый день, каждый день. Ее аромат просочился даже в его комнату, и теперь постоянно был внутри него самого.

Драко не мог убежать от этого. Убежать от нее. И безумие проникало в его мозг немного быстрее.

По пути в гостиную он захватил свой обычный завтрак – миску с хлопьями и яблоки – и принялся искать что-либо для подсчета... Но ничего не осталось.

Поэтому он просто смотрел на часы, наблюдая, как стрелки отсчитывают время, пока без двадцати четыре она не вернулась с занятий, как делала всегда. Точна до минуты. Ее миниатюрная фигура проскользнула в комнату, и он позволил себе жестокую ухмылку.

Да начнется игра.

– Добрый день, грязнокровка, – дерзко поздоровался он, не особенно обеспокоившись, когда она никак не отреагировала. Требовалось некоторое время, чтобы взбесить ее до уровня, доставляющего ему наслаждение. – А как же сегодня прошли занятия у нашего любимого книжного червя?

– Хорошо, спасибо, – ответила она ровным голосом, занимая свое обычное место на диване.

Он опешил. Что, никаких «отвали, Малфой» на сегодня?

– Я задал тебе вопрос...

– А я тебе ответила, – спокойно произнесла она. Слишком спокойно.

– Этого не достаточно, – возразил он, подходя ближе.

Она пожала плечами. Просто пожала плечами и развернула пергамент, чтобы приступить к выполнению домашнего задания. Спокойное поведение, новый вызов. Ладно, он в состоянии сыграть и в это. Рано или поздно она начнет реагировать. Ей придется. Он ждал огня в глазах и резких реплик в течение часа. Он нуждался в них. На самом деле жаждал их.

– Что это за хуйня? – выплюнул он, выхватывая пергамент из ее рук и критически его изучая. – Ты даже пишешь как уродская маггла. Грязнокровки не в состоянии научиться красиво писать?

Она по-прежнему не смотрела на него, просто вытащила книгу из сумки и начала читать. Он отбросил ее домашнюю работу в сторону и зарычал.

– Тебе меня не одурачить, Грейнджер, – медленно произнес он, стоя прямо перед ней и скрестив руки на груди. – Я знаю, что ты делаешь.

– Я читаю, – тихо сказала она, окинув взглядом чернильные страницы.

– Ты же знаешь, что хочешь на меня накричать, Грейнджер, – протянул он, убежденный, что должен дразнить ее до тех пор, пока та не накинется на него, впиваясь в плоть ногтями или бросаясь оскорблениями. – Или я должен снова упомянуть уебка, который никак не сдохнет, и его рыжего дворняжку?

Его каменный взгляд переместился к ее пухлым губам и замер в ожидании момента, когда она, как обычно, дернет ртом. Когда вы изолированы в комнате и коротаете время всего с одним человеком, вы наблюдаете и замечаете говорящие знаки; Грейнджер была довольно увлекательным объектом для чтения. Все, что требовалось, – это быстрый оскорбительный намек о ее двух «особых» друзьях, и ее губы всегда подрагивали. Затем ее зрачки расширялись, и взволнованный румянец окрашивал щеки еще до того, как остроумные реплики начинали литься из уст.

Но сегодня не было никаких подергиваний. Нет, ее пышущий цветом рот и вовсе не двигался. Она изменила порядок вещей. Порядок, который он почти запомнил. Как она посмела.

Малфой выхватил книгу и резким движением швырнул себе за спину.

– Блять, смотри на меня, Грейнджер! – высокомерно потребовал он, едва сдерживаясь, чтобы не топнуть ногой. – Сейчас же!

Она медленно подняла на Драко взгляд медовых глаз, но он было абсолютно пустым. Даже скучающим. Не обращать на него внимания оказалось проще, чем она ожидала; у нее было много практики игнорирования разговоров Гарри и Рона о квиддиче. Пока Малфой разглагольствовал о том, насколько грязная ее кровь, она использовала момент для изучения его лица; отмечая его кожу, словно у фарфоровой куклы. Так странно. Обычно ему это шло, но она могла бы поклясться, что кожа стала почти серой.

– ...не станешь игнорировать меня! – продолжил он, но ей было все равно. – Грейнджер, я чертовски...

Она обвела его взглядом и заметила, насколько он ссохся. Не истощенный от нехватки сна. Скорее обессиленный, с остекленевшими глазами, в которых не виднелось ни намека на энергию. Гермиона вдохнула; он был достаточно близко, чтобы почувствовать его запах.

Яблоки и сон. Всегда яблоки и сон.

Ей в голову пришла мысль, и ее губы распахнулись от удивления. Она вскочила на ноги, когда его сердце не успело завершить даже одного удара, и пронеслась мимо него в кухню.

– Черт, да куда ты идешь? – Гермиона смутно слышала его требовательный голос. – Я спросил, куда ты идешь, черт побери?

Малфой пронесся за ней, когда та начала открывать дверцы шкафчиков и изучать их содержимое, а также пытаясь вспомнить, что она ела в последние несколько дней. Мерлин, как она могла не заметить этого раньше?

– Эй! – позвал он, проходя позади нее. – Грязно-сучка! Я спросил тебя...

– Что ты ел? – резко произнесла Гермиона, разворачиваясь и обнаруживая Малфоя немного ближе, чем хотелось бы.

Он моргнул, пребывая в состоянии острого замешательства.

– Что...

– Что ты ел? – повторила она более жестко. – Насколько я могу судить, ты не прикоснулся ни к какой еде, кроме яблок и молока...

– Что, блять, с тобой не так?

– Это все, чем ты питался? – спросила она в ужасе. – Яблоки и молоко?

Он сощурил глаза, чтобы скрыть замешательство, и нахмурился из-за странности её поведения. Чем именно она была так оскорблена его предпочтениями в еде?

– И еще хлопья, – пробормотал он, не зная, что еще должен сказать, но чувствуя желание защититься.

– И все? – она нахмурилась и посмотрела на него печальным взглядом, который он так презирал. – Малфой, на такой диете долго не протянешь …

– Почему бы тебе…

– Ты доведешь себя до истощения, – продолжила она, а он вдруг сделал шаг назад, как будто только что вспомнил, что ее грязная кровь может быть заразной. – И, скорее всего, может развиться дефицит белка...

– У этой занудной лекции по анатомии есть какой-либо смысл? – нетерпеливо рявкнул он, делая вид, что рассматривает ногти.

– Ты должен больше есть, – сказала Гермиона, понимая, что в ее тоне снова появился нежеланный намек на озабоченность. Будьте прокляты гены заботливой мамочки. – Почему ты не...

Она замолчала, поскольку реальность накрыла ее с головой, и проанализировала его черты лица, искаженные предупреждением не высказывать комментарий, что вертелся на кончике ее языка. Гриффиндорская отвага и весь этот джаз – она была упрямой ведьмой.

– Ты не знаешь, как готовить без магии, – догадалась она, округлив глаза и понизив голос. – Ведь так?

– Отъебись, Грейнджер.

Это значило «да». Восемь дней с ним, а у нее уже появился небольшой встроенный переводчик Малфоя, спрятанный в мозге. Каждый день появлялись новые дополнения, но «отъебись, Грейнджер» определенно имело код «да, но я не признаюсь в этом».

– Почему ты молчал? – осторожно спросила Гермиона, склонив голову так, что Драко захотелось оторвать ее. – Я могла бы...

– Могла бы что, Грейнджер? – усмехнулся он, делая шаг, вновь приблизившись к ней. – Взглянуть на меня этим глупым жалостливым взглядом, которым смотришь сейчас? Отложить его в моей голове...

– Я бы не...

– Мне не нужна твоя помощь, – сказал он жестоким шепотом. – Просто забудь...

– Я не могу, – пробормотала она, и в ее тоне послышалось извинение. – Ты должен питаться...

– Это послужило бы твоей цели – чтобы я сгнил в углу! – зарычал Драко, возвышаясь над ней; таким образом, его фруктовое дыхание заскользило по ее скулам. – Почему, тебе вообще не похер...

– Просто не похер! – выплюнула она, восполняя нехватку роста громкостью голоса. – Я такая, какая...

– Чертовы гриффиндорцы, – проворчал он, быстро отстраняясь от нее с отвращением в глазах и уходя прочь. Гермиона внимательно смотрела на Драко, когда тот исчез за дверью, и в этот момент октябрьские холода внезапно настигли ее.

Скрывшись в комнате подальше от ее чертового сочувствия, Драко сполз по двери и уронил лицо в потные ладони. Он определенно скатился еще ниже; ему сочувствовала она. Сегодня все было иначе, был некий сбой в привычном распорядке, на который они случайно наткнулись. Стены снова немного сдвинулись.

Малфой даже не потрудился встать и оставить отметку на спинке кровати. Насколько он мог судить, никто из них не выиграл этого спора.

Он оставался в этой защитной позиции час или четыре часа, прислушиваясь к движениям Грейнджер и вдыхая ее вездесущий запах. Драко слышал, как закрылась входная дверь; предположительно, она ушла. Он неуверенно поднялся на ноги, внезапно осознав, как затекли мышцы. Вернулся в гостиную и ощутил, как что-то новое наполнило собой воздух.

Еда. И она пахла чертовски восхитительно.

Драко с опаской посмотрел на дымящийся горшок с тушеным мясом на столе. Она явно оставила это для него; гордость пыталась подавить урчание в животе. Но, Мерлин, запах был изумительным, и искушение было слишком сильным.

Еды было достаточно для троих, но он съел все сам. И это было прекрасно.

А потом он почувствовал растерянность. Сегодня произошло слишком много изменений, и это разрывало его на части. Они не орали бездумно друг на друга, как делали обычно; а еще вся эта еда...

Грейнджер выворачивала ему мозг.

И больше ничего не осталось для подсчета! Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Ему нужно было как-то отвлечься или же он падет. Взгляд переместился на книги, и он решил, что это единственный вариант. Черт, он съел пищу, приготовленную грязнокровкой; насколько сильнее он заразиться, если прочтет одну из ее книг?

Выбрав простого вида учебник по зельям, который он наверняка читал раньше, Драко открыл книгу.

– Хорошо, мисс Грейнджер! – похвалила МакГонагалл, выпустив еще одно заклинание в сторону своей студентки. – Продолжайте держать защиту!

Гермиона почувствовала, как пот стекает по лбу и скользит вниз по позвоночнику. Мышцы на руке, сжимающей палочку, болели как после пыток, но она держала оборонительную позицию. Это определенно было самое долгое время, что она когда-либо держала защитные чары, и, к ее большому разочарованию, щит начал колебаться.

Еще совсем чуть-чуть...

Директриса выкрикнула очередное заклинание, которое пробило ее защиту. Оно задело руку Гермионы и девушка свалилась на пол с разочарованным ворчанием. У нее заняло всего одну минуту, чтобы отдышаться и вновь вскочить на ноги.

– Еще раз, – выдохнула она, заняв прежнюю позицию.

– На сегодня достаточно, – сказала Минерва, опустив палочку. – Уже поздно...

– Но завтра суббота, – оспорила она. – Давайте, еще один раз…

– Вы должны научиться отступать, пока вы ведете, мисс Грейнджер, – посоветовала седовласая женщина. – Тем более, у меня есть несколько вопросов, которые я хотел бы вам задать.

– О чем?

– О мистере Малфое, – ответила она так, как будто это было очевидно. – Я думала, что вы многое можете о нем рассказать, но вы ни разу не упомянули его. Все в порядке? Я ожидала, что вы попросите незамедлительно его отселить.

– Думаю, что справляюсь с этим лучше, чем предполагала, – объяснила Гермиона, устало пожав плечами. – Полагаю, шесть лет его злословия достаточно хорошо меня подготовили.

– Я знала, что вы не разочаруете меня, – профессор с любовью ей улыбнулась. – Так как он себя вел?

Гермиона не могла сдержать фырканья.

– Не хочу забегать вперед, – сказала она, – я едва видела его между занятиями и обучением с вами. Мы много ругаемся, но в этом нет ничего, чего бы я раньше не слышала или с чем не могла бы совладать.

Пожилая ведьма на минуту погрузилась в раздумья.

– Ваши ссоры хоть раз доходили до драк?

– Пару раз он пытался схватить меня, – вспоминала она с прищуром, – но у меня всегда с собой волшебная палочка, поэтому я могу с ним справиться.

– Хорошо, – МакГонагалл протянула руку. – Дайте мне вашу палочку, Мисс Грейнджер. Я вспомнила о заклинании, которое может вам помочь. Оно похоже на отталкивающие магглов чары, которые жгут руки, если кто-либо пытается дотронуться до заколдованного предмета.

– Но Малфой ведь не маггл.

– Я в курсе, – МакГонагалл нахмурилась и наложила невербальное заклинание. Гермиона наблюдала, как кончик ее палочки на какой-то момент загорелся зеленым свечением. – Но он лишен своей палочки, поэтому заклинание должно сработать. Мне нужно будет обновлять чары каждые девять или десять дней.

– Спасибо, – пробормотала Грейнджер, когда палочка вернулась ей в руки.

– А как насчет поведения мистера Малфоя? – продолжила директриса. – Вы замечали за ним какие-либо странности?

Гермиона нахмурила брови, задумавшись.

– Я... Я точно не знаю, – наконец-таки, выдавила она. – Как я и сказала, я не особо…

– Мне бы хотелось, чтобы впредь вы уделяли ему немного больше внимания, – произнесла профессор беспристрастным голосом.

Грейнджер побледнела.

– Почему я…

– Этот юноша провел, по меньшей мере, пять месяцев запертым в лачуге, – медленно объясняла МакГонагалл, – а сейчас он вынужден оставаться в вашей небольшой комнате. Заключение может творить разрушительные вещи с нашим разумом, мисс Грейнджер, и я могу представить, что он был весьма... обеспокоен, как...

– Ну, это его личная проблема…

– Я сомневаюсь, что общение с неадекватным Драко Малфоем будет для вас полезно, – мудро заявила ведьма, провожая Гермиону к двери. – И было бы неплохо, чтобы вы, когда будете иметь дело с ним, помнили, что он был принужден к своей миссии.

Молодая ведьма задумчиво пожевала губу. Ей было известно, что убийство Дамблдора никогда не было идеей самого Малфоя, и что ему угрожали смертью в случае провала. Все это довольно неохотно рассказал ей Гарри после того, как она спросила его о том, что он услышал той ночью; но это никогда не уменьшало ее ненависти к слизеринцу. Оплакивание Альбуса и подготовка к войне не оставляла шанса постараться понять все это... Постараться понять его...

И тогда она осознала, что, несмотря на неоспоримый факт гнева Волдеморта, он был до сих пор не в состоянии убить Дамблдора, и это полностью ее отрезвило. Но не сделал этого, несмотря на угрозу собственной жизни.

Она встряхнула головой и фыркнула, когда МакГонагалл повела ее по коридору к выходу, и ее неподатливое дыхание порхало под сводами прохода.

Нет. Это не имеет значения. Пусть он не был убийцей; это не оправдывает его мерзких качеств. Он по-прежнему оставался мстительным злобным гадом.

Но...

Тем не менее, что-то щелкнуло в ее голове. Что-то схожее с самой сутью сложившейся ситуации, и она задумалась, не было ли это причиной того, что она позаботилась оставить для него горячую пищу. Она наконец-таки поняла, откуда взялся этот акт доброты.

– Профессор, – неохотно начала она, – как вы думаете, почему он этого не сделал?

Гермиона не могла припомнить случая, когда бы профессор выглядела так же нерешительно и неуверенно, как в этот момент.

– Полагаю, это известно лишь мистеру Малфою, – наконец, произнесла она, когда они дошли до двери. – И, возможно, причина не так уж важна.

– О чем вы?

– Возможно, единственно важной вещью является то, что он не делал этого, – предположила МакГонагалл, ее сильный акцент был полон мудрости, которую Гермиона всегда находила поучительной. – И я порекомендовала бы вам заострить свое внимание на этой мысли до конца его пребывания.

Зубы немного сильнее сжали ее нижнюю губу.

– Хорошо, – согласилась она. – Я постараюсь.

– Это все, о чем я прошу, – сказала престарелая ведьма. – Проводить вас до дортуара?

– Не стоит, – отказалась Грейнджер, делая несколько шагов в сторону двери. – Спокойной ночи, профессор.

Она медленно пошла в сторону комнат, детально продумывая, как именно ей удастся приглядывать за Малфоем, когда единственное, чего она желает, – запереть дверь в его спальню и никогда больше с ним не встречаться... Вроде как... Ее ранние мысли о Дамблдоре заставили задуматься, оправдана ли сила ее отвращения к нему. Ей стоит об этом подумать.

Гермиона почти ожидала, что Малфой будет ждать ее; готовый опрокинуть горшок жаркого ей на голову за подобное оскорбление. Она знала, что он будет рассматривать это, как оскорбление его чистокровной гордости. Но парню нужно питаться. Точка.

Если она пострадает от жаркого за свою наивную попытку доброты, так тому и быть.

Но его там не было.

И горшок был пуст.

Он действительно все съел?. .

Еще она нежеланная улыбка, вызванная Малфоем, тронула ее губы, и она ощутила, как интерес расцветает в груди. Может быть, размер ее ненависти к нему был неоправданным. Но с другой стороны, возможно, он был так сильно голоден, а она всегда спешила найти нечто хорошее в людях.

Твою мать...

Драко проснулся с солеными каплями, стекающими по его лицу, и на самом деле не имел понятия, что это – пот или слезы.

Гребанные кошмары.

С наличием дымящейся еды от грязнокровки и скучного перечитывания двух книг выходные прошли довольно быстро. Осталось еще девяносто девять. Он покидал свою комнату лишь для того, чтобы воспользоваться ванной или же прихватить еды. И если он не натыкался на Грейнджер, то мог хотя бы притвориться, что это не она оставила обед.

Он мог притвориться, что не принимал ее жесты доброты.

Потому что сама перспектива заставляла его желать биться головой о стену, пока не разобьет ее. Или вызывала рвоту, и он не мог с ней справиться. Особенно, когда каждый день просыпался мокрый от пота.

Он не знал, что хуже: что она тратила время и силы на приготовление пищи, или тот факт, что она всегда следила за тем, чтобы еда оставалась горячей; он предполагал, что она использовала некое подогревающее заклинание. Почему бы просто не бросить её остывать? Для чего растрачивать магию ради уверенности, что он получит удовольствие от пищи? Это было чертовски унизительно.

Настал понедельник. Грейнджер снова была в душе, а это значит, что он проснулся более чем рано, если она еще даже не ушла на занятия. Успокаивающий звук водных брызг танцевал по его комнате подобно влажному миражу. Малфой отчаянно не желал возвращаться к ночным кошмарам, которые стали ожесточеннее, и он начал физически на них реагировать. Они причиняли боль; пульсировали в его висках часы спустя, и он не мог удержать дрожь, терзающую тело.

Они разбивали его...

Один из ее восторженных стонов прорвался в его комнату, и он мог бы поклясться, что головная боль немного утихла. Он облизал губы и стал ждать следующего стона, просто для того, чтобы убедиться.

Спустя мгновение послышалось еще одно девичье мурлыканье.

Да, оно определенно затуманивало его сознание и отгоняло пульсацию в голове. Он хотел бы усомниться в этом, но не смог.

Вместо этого Малфой встал с кровати, потянув за собой одеяло, чтобы укрыться от сырости осеннего утра. Он завернулся в тонкий материал и сел напротив стены, разделяющей его комнату с ванной. Позже он сможет возненавидеть себя за это, но, Мерлин, он был готов на все, лишь бы изгнать болезненные отзвуки ночных кошмаров.

С поверженным рыком он прислонился головой к стене, греясь во влажных шумах и ее гортанных звуках. Один из наиболее приятных стонов вызвал дрожь, пробежавшую по его позвоночнику; после событий в Астрономической башне он еще не чувствовал себя настолько расслабленным.

Вода и ведьма убаюкивали его, и хоть он знал, что эти звуки были приятны и для его ушей, и для души, он никогда прежде не ненавидел себя больше.

Когда Драко вновь проснулся, то определил время по углу солнечных лучей, выглядывающих из-за облаков, – было около полудня. Он натянул свои обычные черные брюки и черный джемпер, подумав, что его одежде скоро потребуется стирка. Отлично. Еще одно одолжение от нее.

Гриффиндорский галстук вокруг его шеи с каждой прожитой минутой становится все более заманчивым. И дело было вовсе не в модных предпочтениях. Как будто бы он станет носить красный с чертовым золотым.

Он прошел в гостиную и увидел кастрюлю, стоявшую на привычном месте на плите, и еще один осколок его гордости откололся и полетел прочь. Он открыл ящик, чтобы достать вилку. Должно быть, он открыл не тот ящик, потому что обнаружил внутри лишь три небольших пузырька с прозрачной жидкостью и цилиндрические трубочки с иглой на конце.

Что за хрень?

Драко с опаской осматривал чужеродные объекты в течение нескольких минут, пока не пришел к заключению, что это некие странные маггловские штуковины.

Затем он взглянул на часы и прорычал, поскольку понял, что ошибся в определении времени. И как только эта мысль сформировалась в его сознании, входная дверь распахнулась, и в комнату ввалилась Грейнджер, очевидно, имея некоторые проблемы со своей сумкой.

Она выглядит иначе...

И это было правдой. Он понятия не имел, в чем было дело, но что-то определенно изменилось.

Она была единственной, кого Малфой видел за последние десять дней, и он мог признать, что прекрасно изучил ее черты лица, но что-то определенно изменилось. Она не заметила его присутствия, поэтому он продолжил изучать ее своим ртутным взглядом, пытаясь найти изменения.

Те же губы, цвета розовых лепестков.

Те же глаза, цвета густого золота.

Та же тронутая солнцем кожа.

Та же россыпь едва заметных веснушек на переносице.

Определенно, то же катастрофическое воронье гнездо, что она называет волосами.

Грейнджер по-прежнему сражалась со своей сумкой, когда закрывала за собой дверь; спустя еще несколько секунд Драко определил ее «изменения» как то, что не видел ее в течение последних двух дней. Изоляция в своей комнате не очень-то пошла на пользу его разуму, и теперь, вероятнее всего, он играл с ним. Ему это не впервой.

Она вскинула голову, и он почувствовал себя участником дурацкой игры в гляделки, от участия в которой всегда отказывался еще ребенком.

Да, определенно, все те же золотистые глаза.

Шесть ударов сердца спустя она, нахмурившись, отвернулась от него и прошла в гостиную.

– Сегодня я не в настроении спорить, Малфой, – сказала она, беспардонно падая на диван. – Поэтому, если ты…

– Отъебись, Грейнджер, – перебил он, отмечая, что после двух дней молчания его голос был немного скрипуч. – У меня есть дела и поважнее, чем попусту тратить на тебя свое время.

Она раздраженно хихикнула.

– Да, неужели? – усмехнулась она. – И что же именно это такое? Прятаться в спальне…

– Прятаться от тебя? – холодно фыркнул Драко, на какой-то момент позабыв о еде. – Не смеши меня, Грейнджер. Я скорее останусь в своей комнате, чем рискну увидеть твое лицо…

– И чем же конкретно ты занимаешься в своей комнате, Малфой? – спросила она, пряча любопытство за насмешливым тоном. – Я заметила, что пропала пара моих книг.

Дерьмо...

Теперь ей было известно еще больше фактов для его разоблачения, и от этого малфоевская гордость буквально изнывала.

– Есть какие-то проблемы с тем, что я читаю, Грейнджер? – начал он беспечным тоном, решив, что отрицание было бессмысленно, ведь он был единственно возможным виновником.

Гермиона остановилась, задумавшись, и признала, что на самом деле ее ничуть не волнует, читает он ее книги или нет. До тех пор пока они ей не потребуются, это действительно было не важно. Желание притвориться мелочной и привести еще один аргумент проскочило в ее мыслях, но чего конкретно она этим добьется?

– Нет, все в порядке, – наконец, пробурчала она, упустив вспышку шока, блеснувшую на его бледном лице. – Просто было бы неплохо, если бы ты сначала попросил.

Он понятия не имел, что ответить. Перспектива на самом деле просить ее о чем-либо была просто отвратительной, и крутила ему внутренности. Нет, ни за что; ни в этой жизни, ни в следующей. Если она хотела продолжать важничать и настаивать на приготовлении еды и чего там еще она собиралась делать для него, то это был только ее выбор. Но озвучить ей свою просьбу – это то, чего ему никогда не позволят его воспитание и гордость.

– Должно быть, ты отлично выдрессировала рыжего сученыша и бессмертного сиротку, – жестко прошипел он, хотя можно было бы заметить, что голосу не хватало привычного яда, – но могу тебя заверить, что я не собираюсь ни о чем тебя просить.

Она вздохнула.

– Хорошо, – сказала Гермиона. – Я так и думала. Как моя стряпня?

Малфой такого не ожидал, и его брови взметнулись от удивления.

– Что?

– Моя стряпня, – повторила она, возможно, немного застенчиво, но ей удалось это хорошо скрыть. – Съедобно?

Маленький гортанный гул задрожал у него во рту, и необходимость ответа нежелательным напоминанием застучала в груди.

– Она… приемлемая, – быстро ответил Драко, сразу же пожалев об этом. Особенно, когда легкая улыбка коснулась ее губ. Это было впервые с тех пор, как он был вынужден жить с ней; улыбка выглядела печальной. Но она ей все равно подходила.

– Хорошо, – она кивнула, и в его голове пронеслась мысль сменить тему разговора.

– Грейнджер, – осторожно начал он, взглянув на ящик со странными маггловскими штуками, что он обнаружил ранее. – Что это за хрени в ящике?

– О чем ты? – спросила Гермиона, вставая с дивана и подходя к Малфою. Она подумала, что настолько близко они еще не находились друг к другу, чтобы не начать орать друг на друга; она ощутила некое неудобство, когда случайно задела его. С понимающим выражением на лице Грейнджер открыла ящик, на который указывал Драко. – О, ты об этом? Это мои антигистаминные уколы.

– Антигистаминные уколы? – повторил он, отходя от нее на шаг. Слишком близко к грязнокровке...

– У меня аллергия на пчелиный яд, – поспешно объяснила Гермиона, подняв один из готовых шприцов для демонстрации. – Если меня ужалят, мне нужно будет сделать себе укол. Внутри находится адреналин, я должна воткнуть иглу…

– А разве нет какого-нибудь подходящего заклинания? – спросил он.

– Возможно, – она пожала плечами. – Но я привыкла пользоваться таким способом.

Его скептический взгляд блуждал между ней и шприцами.

– Пиздец как отвратительно, – наконец, выпалил он, проталкиваясь мимо нее и подхватывая кастрюлю и вилку, а затем направившись к своей комнате. – Тупые магглы.

Она закатила глаза от его предвзятого комментария, но втайне радуясь, что им каким-то образом удалось избежать пылкого спора. Это случилось впервые с тех пор, как он оказался здесь. Может быть, все начало налаживаться.

Следующим утром Драко проснулся очень рано, и снова расположился у стены, прижавшись ухом к ее холодной поверхности.

В этот раз он даже не пытался избежать приятного роптания утреннего ритуала Грейнджер. И было совсем не важно, увидит ли она или кто-либо еще, как он вслушивается в созвучие ее успокаивающих утренних стонов. Это звучало слишком очаровательно... Слишком успокаивающе.

Самое эффективное противоядие от его головных болей и ночных кошмаров. Ее вездесущий запах был все еще заточен в ловушку в его ноздрях... но и это не было плохо. Почти как одно из тех растительных лекарственных средств, о которых беспрестанно разглагольствуют травники.

И он мог бы поклясться: незадолго до того, как звуки окончательно убаюкали его, стены расступились. Возможно, лишь на дюйм или два… но комната определенно стала больше.

За редактуру большое спасибо Хельге Французовой!