Внутри у меня как будто что-то проваливается, когда я вижу Эдварда, который появляется из-за угла на велосипеде и вслед за нашей машиной въезжает на дорожку.
– Похоже, Эдвард хочет с тобой поговорить, – сообщает мама, выключая двигатель. – Только помни, у вас всего около десяти минут, нужно начинать готовиться. Грэм зайдет за тобой в пять.
– Ладно, – я вздыхаю, глядя, как Эдвард останавливает велосипед рядом с моей дверцей. Тяну защелку дверной ручки и выбираюсь из машины, пытаясь улыбнуться своему другу. Мама заходит в дом даже раньше, чем у меня получается собраться с мыслями.
– Привет!
– Привет, – грустно отвечает Эдвард и несколько секунд пристально рассматривает меня. Я слежу за тем, как его взгляд опускается к моему свежему маникюру, а потом поднимается к только что уложенным волосам. – У тебя другая прическа.
Я дотрагиваюсь до виска:
– Да. Мама решила, что будет красиво, если мне заплетут французскую косу с этими цветочками. Они называются «Дыхание Ребенка».
Он кивает:
– Смотрится симпатично.
– Спасибо, – нервно сглатываю, понимая, что задолжала ему извинение. – Слушай, мне очень жаль, что я не смогу пойти с тобой сегодня на вечеринку.
Эдвард прикусывает губу и, отвернувшись, глядит в сторону улицы:
– Это облом, что тебя не будет там во время наших традиционных мероприятий в честь Дня Святого Пэдди
(Прим. пер.: Эдвард шутливо называет так Св.Патрика, небесного покровителя Ирландии. День Святого Патрика – религиозный праздник, отмечается 17 марта), – с усмешкой говорит он. – Никому, кроме тебя, не нравится макать вместе со мной французский картофель фри в этот их Шемрок-коктейль. Только мы с тобой делаем это вместе каждый год.
Сердце сжимается, настолько я расстроена из-за того, что подвожу Эдварда.
– Да, это случилось так неожиданно. Грэм пригласил меня на бал только в среду.
Эдвард начинает ковырять талон техосмотра на руле велосипеда:
– Почему же он ждал так долго?
– Вначале его парой была Нэнси Мартин. Но несколько дней назад умерла ее бабушка, поэтому Нэнси пришлось уехать из города и отказать Грэму, вот он и пригласил меня, потому что не хотел идти один, – я прислоняюсь к машине, меня мутит всё сильнее.
– Он тебе нравится?
– Грэм? – я пожимаю плечами. – Ну… наверное. Хороший парень. Его отец работает вместе с моим в полиции, поэтому мы уже давно вместе бываем на вечеринках. Тусовались и раньше.
– Держу пари, ты ему нравишься, – чуть слышно шепчет Эдвард. Не знаю, почему это немного злит меня.
Я покашливаю и говорю с нажимом:
– Мы просто друзья. У меня нет парня.
– Возможно, скоро будет.
Мое сердце внезапно пускается вскачь. Эдвард хочет снова быть моим парнем? Он имеет в виду нас? Или меня и Грэма? Эта неопределенность заставляет меня злиться еще сильнее.
– Мы просто танцуем, Эдвард. Как и все, ходим на танцы в Клуб 87 в Вон-Холле. Ты всегда танцуешь со своими подружками, – это прозвучало немного ревниво. Ну и пусть. Со мной-то он танцует редко.
– У меня нет никаких подружек, – быстро отвечает он, растаптывая сосновую шишку, лежащую на дорожке. – Только друзья, среди которых есть и девочки.
– Ну и у меня то же самое. Друг, который, так уж вышло, оказался мальчиком, – я стараюсь, чтобы мой голос не звучал пискляво. – Просто это будут не танцы для семиклассников и восьмиклассников в Клубе 78, а выпускной бал восьмиклассников, куда в качестве срочной замены придет и одна семиклассница, – я показываю на себя, как будто он этого еще не понимает.
– Да, но он пригласил тебя и на ужин, – Эдвард отступает на шаг. И даже качает головой, начиная вести себя так, словно ему наплевать на все мои объяснения. – Для меня это выглядит как свидание.
Я вздыхаю и прихлопываю букашку, которая летает вокруг моей головы. Не знаю, почему в этот момент я должна чувствовать себя с Эдвардом так неловко. Он никогда не проявлял ревности по поводу моего общения с другими мальчиками, поэтому мне непонятно, почему это происходит сейчас.
Это кажется странным. И сам он кажется странным. Мне это не нравится.
– С тобой всё в порядке? – спрашиваю я, делая шаг к Эдварду.
– Да. Всё хорошо, а что?
– Не знаю. Ты выглядишь расстроенным, а я вроде бы не сделала ничего плохого. То есть мне жаль, что не получится пойти на ежегодную вечеринку твоих родителей в честь Дня Святого Патрика. Знаю, это наша традиция, но не думала, что ты будешь так сильно против.
– Почему же мне не быть против?
Я всплескиваю руками:
– Понятия не имею, Эдвард. Да, мы с тобой друзья, но видимся в основном в школе. Друзья, но не такие сверхблизкие, какими были в детстве. К тому же у вас на вечеринке будет целая компания ребят, с которыми можно тусоваться. Ведь каждый год приглашаются одни и те же семьи.
– Белла, пять минут! – кричит мне мама из окна гостиной. Я оглядываюсь на Эдварда, который пинает камень, целясь в покрышку своего BMX
(Прим. пер.: Bicycle Moto Xtream – спортивный велосипед для тренировок юных кроссменов).
– Короче, я просто не думала, что это так уж важно для тебя, – заканчиваю я свою грустную мысль.
– Я и не говорю, что это для меня
важно. Наверное, всё из-за того, что мы делали так много лет. Перемены не всегда кажутся приятными, – он подчеркивает слово «важно», как будто пытается убедить нас обоих. Не знаю, стоит ли ему верить. Парни вечно всё запутывают, но мне ясно, что имеет в виду Эдвард, говоря о переменах. Они могут быть пугающими и печальными. Особенно если это не перемены к лучшему, к которым вы готовы.
Я киваю и складываю руки на груди:
– Понятно. И извини, что я стала немного раздражительной. Просто мне не нравится, когда меня обижают, а еще больше – когда я сама кого-то обижаю. И, похоже, всё-таки обидела тебя, – я замолкаю, желая, чтобы этот вечер уже закончился. – Прости.
Эдвард пожимает плечами, на его лице появляется слабая улыбка, которая всего лишь самую капельку утешает меня:
– Ничего страшного, – он запрыгивает на свой велосипед и наклоняется назад: – Надеюсь, ты повеселишься этим вечером.
Трудно понять, действительно ли с ним всё в порядке или он только так говорит.
– Спасибо, постараюсь, – улыбаюсь я. Эдвард нажимает на педали и отъезжает, а я добавляю: – Насладись там этим Шемрок-коктейлем!
Он смеется, оглядываясь на меня, и молча машет рукой на прощанье.
.
.
.
Грэм и его мама подвозят меня после бала, и я бреду в пустой дом, но на кухонном столе нахожу записку от родителей:
Беллз,
если ты читаешь это, значит, мы втроем всё еще на вечеринке у Калленов. Джаспер собирается ночевать здесь вместе с Эмбри. Не стесняйся, переодевайся и приходи, если остались силы. Мы вернемся довольно поздно.
Любим тебя,
Мама, папа и Джаз. Не уверена, что в состоянии увидеть сейчас Эдварда. Он казался таким встревоженным. Думаю, перед следующим разговором с ним стоит выждать несколько дней.
Приняв душ и надев пижаму, я открываю раздвижные двери и слушаю ирландскую музыку, смех и дурашливые возгласы, доносящиеся через весь квартал с террасы дома Калленов. Я сижу на заднем крыльце и улыбаюсь, когда участники вечеринки во всё горло распевают «Ринг-динг дидл идл ай-де-о»
(Прим. пер.: Начало припева из песни «Drunken Scotsman»/ «Пьяный шотландец»).
Неожиданный шелест в кустах, хруст сухих листьев под чьими-то ногами – и волосы у меня на затылке встают дыбом от страха. Я тихонько поднимаюсь и начинаю пятиться к двери.
– Белла?
Едва удерживаюсь от крика, услышав своё имя, однако, когда свет падает на лицо Эдварда, утихомириваю часто бьющееся сердце.
– Ты напугал меня до полусмерти!
Он пытается улыбаться, но, похоже, чувствует себя виноватым:
– Извини. Просто принес тебе кое-что.
Я снова спускаюсь по ступенькам, а он вытаскивает из-за спины и ставит на столик белый пакет. Порывшись, извлекает из него два картонных стакана с эмблемой Макдоналдса и сверток из фольги, в котором оказывается большая порция картофеля фри:
– Сюрприз!
Я улыбаюсь и удивленно округляю глаза, догадавшись, что в стаканах наверняка тот самый особый мятный коктейль. Беру ломтик картофеля и поражаюсь, обнаружив, что он с пылу с жару.
– Как ты… они же свежие! Разве твоя мама не отвезла тебя туда перед вечеринкой, как всегда возила нас?
Эдвард качает головой, берет наши стаканы, потом садится на крыльцо и вытягивает вперед длинные ноги:
– Поскольку ты не собиралась приходить, она поняла, что мне не до этого, – он постукивает соломинкой по крышке стакана, пока не протыкает ее. – И была права… но когда я увидел, что ты пришла домой, то съездил на велосипеде, чтобы раздобыть это для нас, – протягивая мне готовый напиток, он чокается нашими стаканами:
– Sláinte!
(Прим. пер.: «Здоровье!» - что-то вроде тоста у тех, кто говорит на любом гэльском языке, то есть у ирландцев, шотландцев, жителей Уэльса. Ирландцы произносят его как «СлАнте» или даже «СлАнче»).
– Sláinte!
– О, и зацени вот это, – он достает из заднего кармана пластиковый пакетик. – Нашел для тебя сегодня после школы. Подумал, что это будет классно, особенно в такой праздник, – Эдвард пододвигает к нам одно из садовых кресел и кладет фольгу с картошкой на сиденье.
Рассматривая зеленую траву в пакетике, я вдруг понимаю, на что гляжу. И чувствую, что глупо улыбаюсь, словно снова и снова слушаю самые забавные шутки. Потом качаю головой. Этот заботливый парень сделал всё это… для меня… для нас.
– Спасибо за мой четырехлепестковый клевер!
Он улыбается, держа в зубах соломинку и наслаждаясь своим ледяным лакомством.
– Просто не верится, что ты ездил на велосипеде аж до Макдональдса. На Стокс-Роуд в такой час? Родители тебя убьют.
Эдвард пожимает плечами и окунает два длинных ломтика картофеля в свой коктейль перед тем, как слопать их:
– Я ехал по парковкам и выбирался на дорогу, только если без этого было никак не обойтись. А наши родители и гости слишком увлечены своим «черно-рыжим», чтобы заметить мой уход, – говорит он с усмешкой и тянется за следующим кусочком картошки
(Прим. пер.: «Черно-рыжее» или «Black and Tan» - название пивного коктейля из темного и светлого пива).
– А как ты понял, что я уже дома?
– Бал должен был закончиться в десять, поэтому я проехал мимо вашего дома около четверти одиннадцатого, – он прислоняется спиной к створке раздвижной двери. – В твоем окне горел свет – значит, ты уже вернулась, вот я и рванул в Макдональдс, а оттуда – прямо сюда. Постучал в парадную дверь, но никто не ответил, и я догадался обойти дом, потому что заметил свет в гостиной.
– И вот она я, – говорю я перед очередным глотком. – Смотри-ка, – показываю на фольгу, – ты даже не дал нашей картошке остыть. Молодец, бойскаут!
Эдвард смеется:
– Пришлось проявить предусмотрительность. Кто же захочет есть картошку не первой свежести?
Еще несколько минут мы наслаждаемся нашим ночным перекусом и неодобрительно качаем головами, слыша пение и безумные вопли, доносящиеся с участка Калленов.
– Хорошо, что мой папа полицейский в этом городе. У наших семей каждый год могли бы быть неприятности из-за нарушения порядка, – добавляю я.
Смеясь мы тянемся за картошкой и макаем ломтики в коктейль снова и снова. На балу с Грэмом мне было весело. Он хороший парень… однако никто и
никогда не будет моим другом, Эдвард.
– Мне очень жаль, что я пропустила сегодня эту вечеринку, но твое угощение было потрясающим.
Кивнув, Эдвард снова чокается со мной картонным стаканом:
– Кто сказал, что ты ее пропустила? Думаю, у нас сейчас отличная вечеринка, – он протягивает руку: – Ладно… настало время ежегодного обморожения мозга коктейлем Шемрок.
Я хихикаю и подношу свой стакан к его:
– Ох, черт возьми, давай… раз, два, три… ВПЕРЕД!
***
Май 1989 Я занимаю место за второй партой в том ряду, что ближе к окнам. Предалгебраические задачи – самый малочисленный курс из всех, на которые родители записали меня в разгар учебы. Кроме меня, здесь всего семь человек. Судя по всему, мы опережаем остальных восьмиклассников и, если хорошо закончим этот учебный год, сможем приступить к ускоренному изучению алгебры, как только перейдем в старшую школу.
Мне нравится этот предмет уже хотя бы потому, что его посещают всего две девочки – я и Эмили Брэдфорд. Так уж оказалось, что она не только невероятно умная, но и одна из самых популярных девочек в нашем потоке. Среди близких подруг Эмили по меньшей мере дюжина других сверхпопулярных девочек и столько же симпатичных и пользующихся успехом парней, с которыми они общаются. И один из них – Эдвард.
С прошлого года дружба между нами стала еще немножко слабее. В нашем потоке только шестьдесят пять учеников, и, по мере того как мы взрослели, Эдварда всё больше затягивала эта толпа, а я держалась за нескольких друзей, которым доверяю. К тому же летом его родители купили другой дом, на противоположном конце города, и теперь мы даже не можем вместе ездить в школу на велосипедах.
При встречах Эдвард всегда ведет себя дружелюбно. Похоже, ему дела нет до того, что со мной не общаются популярные ребята, он никогда меня не игнорирует. А оказавшись где-то только вдвоем – что теперь бывает редко, – мы ладим точно так же, как и раньше, однако этим наша дружба и ограничивается.
Это немного огорчает меня – в основном потому, что за последние пару лет я поняла, насколько Эдвард
великолепен, но это же осознали и почти все
те девочки. И если по радио вдруг передают «О, Шерри», я быстро переключаюсь на другую станцию. Интересно, вспоминает ли меня Эдвард, когда тоже слышит эту песню, поет ли все еще обо мне. От этой мысли у меня в животе завязывается узел.
Время не стоит на месте, а мы с Эдвардом, наверное, просто пошли в разные стороны.
Правда, сегодняшний сон взбудоражил меня. Я витаю в облаках с того самого момента, как проснулась из-за того, что мой радиобудильник завопил голосом Уитни, которую интересовало,
куда деваются разбитые сердца. Мне давно уже не снился Эдвард, к тому же перстень с сапфиром я получила еще во втором классе от дедушки и бабушки в подарок к первому причастию. И всё-таки сегодня ночью Эдвард преподнес мне этот перстень в качестве обручального кольца. Хотя в этом сне мы наверняка были старше, но перстень Эдвард использовал тот самый, серьезно.
Я весь день не могла перестать смотреть на свою руку.
Мистер Джексон входит в класс, призывает учеников к порядку, а Эдвард как раз в этот момент проскальзывает позади него и плюхается за парту прямо передо мной. Обычно он сидит со своими приятелями, в дальней части класса, поэтому сказать, что моё сердце просто пропустило удар, было бы преуменьшением. Эдвард сразу же поворачивается ко мне и спрашивает о моем мнении насчет дополнительного вопроса из вчерашнего домашнего задания.
– Ммм… я просто перемножила
(12+4х) и
(х+4) по правилу умножения двучленов и получила итоговое уравнение, – я указываю на цифры, а он округляет глаза и улыбается, глядя на меня.
– Ох, теперь дошло! – он отворачивается к своей парте и быстро записывает результат в свою рабочую таблицу. Как только мистер Джексон начинает перекличку, Эдвард снова отклоняется назад, чтобы видеть меня. – Спасибо за этот ответ, моя маленькая подружка, – он гладит меня по голове с самой искренней улыбкой, а потом бросает взгляд на мою руку и дотрагивается до пальца: – Ух ты, симпатичное колечко.
«Подруууууужка?» – мысленно кричу я. Я его подружка? Поглаживание по голове и милое обращение заставляют меня воспарить в облака, но когда он еще и мимоходом высказывается по поводу кольца! Того самого, с которым сделал мне предложение сегодня ночью! О боже. Я умираю, но умудряюсь пискнуть: «Спасибо!»
Он пару секунд пристально смотрит мне в глаза, прежде чем снова заговорить:
– Ты всегда была самой хорошей девочкой в нашем потоке и лучшей из всех, кого я знаю. Надеюсь, тебе и самой это известно.
Я улыбаюсь, чувствуя, как начинают гореть щеки, а потом выдыхаю:
– Спасибо. Ты тоже.
Он корчит рожицу:
– Ты назвала меня девочкой?
Мы оба тихо смеемся, пока мистер Джексон, который пишет что-то на доске, не шикает на нас.
– Эдвард, ты идешь к Кейт завтра вечером? – в наш личный момент беззаботно вклинивается Эмили. – Ее родители собираются на побережье, готовить дом к лету. Кейт думает, что ее старший брат, возможно, разрешит нам выпить пива, – она поворачивается и нагло смотрит на меня: – Только для наших близких друзей. Без обид.
Я вздыхаю и начинаю списывать с доски. Вкус пива мне уже знаком, оно меня не интересует. Тот глоток из папиной запотевшей кружки в прошлом году был противным.
Общение с Эдвардом, однако, совсем другое дело. Уж точно далеко не противное.
В ответ на слова Эмили он закатывает глаза и снова всем телом поворачивается ко мне, как будто ему безразлично, что она думает о нем или о нашей дружбе. Это вызывает у меня улыбку.
– Не обращай на нее внимания, – шепчет Эдвард. – Просто помни, что я сказал, потому что это правда.
Улыбка, вспыхнувшая на его лице, заставляет меня мысленно нарисовать наши с ним инициалы и окружить их большим петельчатым сердечком. Моя тетрадка для анкет испещрена надписями: «Белла и Эдвард навсегда». Я провожу множество вечеров, рассматривая наши фотографии, накопившиеся за годы, и снова складывая в мою коллекцию. Это занятие очень нравится мне, но в то же время заставляет чувствовать себя круглой дурой.
Мы с Эдвардом такие разные. Хотя он очень мил со мной в те моменты, когда мы наедине, но это единственное, что у нас осталось теперь, когда мы стали старше. Редкие моменты наедине. Эдвард уже пьет пиво на вечеринках с самыми привлекательными девочками, причем без родительского присмотра, а я всё еще рисую сердечки в тетрадках, надеясь, что он когда-нибудь снова
так посмотрит на меня.
За неполные восемь лет учебы мы вместе прошли через многое. Были ли мы с Эдвардом парой или просто лучшими друзьями и партнерами по игре в прятки с фонариком, наш статус по большому счету никогда не имел для меня значения.
Этот парень по-прежнему владеет моим сердцем и, держу пари, сам того даже не знает.
Вздыхаю… эти годы отрочества для многих были очень тревожными, а? Люди, мы уже на пороге старшей школы. Побудем там, пока эти двое детей разберутся друг в друге И в себе.
... что 
вы можете рассказать о себе и своих произведениях немного больше, создав Личную Страничку на сайте? Правила публикации читайте в специальной 
