2024-11-22

16

0

0

– Профессор Свон?

Я перестаю собирать вещи и смотрю на своего студента, нервного первокурсника по имени Мэтт, стоящего перед моим письменным столом. Другие слушатели уже выходят из аудитории.
– Да? – спрашиваю я, тепло улыбаясь ему. В этом семестре его ответы во время обсуждения литературных произведений были лучшими, и я знаю, что он волнуется по поводу своей итоговой оценки, хотя для этого нет никаких оснований. Английская литература у него не профилирующий предмет, поэтому его работа тем более делает ему честь.

– Я думал, не могли бы мы как-нибудь встретиться, чтобы обсудить мою курсовую?

– Конечно, Мэтт. С удовольствием. Правда, сейчас я буду занята, но ты можешь прийти в понедельник после занятий, если хочешь, – говоря это, я бросаю взгляд на часы, висящие на дальней стене. Уже начало пятого, и мне нужно торопиться, если я собираюсь попасть в книжный магазин к пяти. А сегодня очень важный вечер – чрезвычайно важный, по многим причинам.

– Это было бы прекрасно.

Я снова улыбаюсь и киваю:
– Отлично. Ты уже написал план?

– Да. Но довольно приблизительный.

– Ничего. Прихвати его с собой в понедельник. До свиданья.

Он вежливо желает мне хороших выходных и исчезает за дверью вслед за остальными однокурсниками.

Я заканчиваю складывать свои листочки с тезисами лекции, засовываю их в портфель, быстро застегиваю его и вешаю на плечо. Перед тем, как закрыть за собой дверь, окидываю беглым взглядом аудиторию: моя аудитория. Мои студенты. Мне это очень нравится.

Коридоры гуманитарного корпуса заполнены смехом и гомоном – кое-кто из парней и девушек разговаривает по телефону, кто-то уже спешит на занятия. Я узнаю несколько знакомых лиц и машинально приветствую их, направляясь к выходу, но сбежать не удается – меня останавливает профессор Смайли, один из самых уважаемых преподавателей отделения английского языка и литературы. Я подавляю вздох, понимая, что моя должность доцента пока еще непрочна и поэтому необходимо налаживать отношения на факультете, ведь в конце года меня должны утвердить в качестве постоянного сотрудника.

А учитывая новые обстоятельства, мне сейчас следует сделать всё возможное, чтобы убедить руководство в том, что я всецело посвящаю себя работе.

– Белла, – доброжелательно говорит он, – я слышал, вы собираетесь работать в этом году в приемной комиссии аспирантуры.

– Да, жду этого с нетерпением, – привираю я. Различные комиссии и так отнимают слишком много моего времени, но Эдвард шутит, что еще одна ничего уже существенно не изменит.

– Что ж, если мне позволительно кое-что порекомендовать… – он продолжает бубнить, и я киваю, начиная нервничать из-за потерянных минут. Наконец, когда он выдает мне, кажется, всё самое важное из того, что считает информацией для внутреннего пользования, я с улыбкой благодарю:

– Я очень ценю ваши советы, Стивен. И постараюсь приложить все усилия, чтобы комиссия приняла во внимание недостаточно высокий конкурс по специальности «восемнадцатый век».

– Прекрасно, прекрасно, – отвечает он удовлетворенно и только потом, похоже, замечает мое беспокойство.

– Торопитесь куда-то?

– Сегодня у Эдварда презентация новой книги.

– О, конечно! Правильно! Ну что ж, тогда вам лучше поспешить. Поздравьте его от меня.

– Обязательно, – сказав это, я устремляюсь к двери, а про себя ворчу, что, если бы Стивена это действительно волновало, то он тоже пришел бы туда. Но я уже поняла, что скрытая конфронтация между литературоведами и выпускниками Магистратуры искусств продолжается и после завершения обучения: во всяком случае, на нашем отделении пожилые профессора литературы редко смешиваются с писателями на каких-то служебных мероприятиях. Не то чтобы это беспокоило Эдварда. Он жалуется, что большинство из них слишком чванливы, чтобы взаимодействовать хоть с кем-нибудь. Однако у нас завязались дружеские связи со многими более молодыми сотрудниками факультета, что очень приятно.

Выйдя из здания, я вдыхаю прохладный воздух и спешу к парковке, где стоит моя машина. Отпираю дверцу и закидываю портфель на пассажирское сиденье. От кампуса университета Санта-Барбары примерно двадцать минут езды до книжного магазина, который Эдвард выбрал для начала рекламной кампании и чтения своей третьей книги (и второго романа). Выехав на шоссе, я чувствую сосущую тревогу и одновременно трепет предвкушения. Остановившись на красный свет, я пытаюсь успокоить расходившиеся нервы и машинально поглаживаю пока еще плоский живот.

Это сейчас он плоский, но… как долго я смогу скрывать его? Наверное, примерно пару месяцев.

Уже неделю или дольше я чувствую себя необычно, но при моем напряженном расписании мне некогда было об этом задумываться. Когда три месяца назад мы с Эдвардом приняли решение прекратить предохраняться, ни он, ни я не предполагали, что последствия нашего решения наступят так скоро.

Но этим утром, словно по наитию, я заехала в аптеку по дороге в кампус и купила тест.

Результат оказался положительным.

У нас будет ребенок.

Что скажет Эдвард? Мои щеки горят от тайного знания. Не терпится рассказать мужу, но я не хочу отвлекать его в этот важнейший для него вечер. Выход в свет этого романа укрепит его репутацию одной из ярчайших восходящих звезд Америки. Я просто уверена в этом.

Включается зеленый, и я осторожно выжимаю газ, прикусив губу от внезапного осознания необходимости быть особенно предусмотрительной, чтобы защитить растущую внутри меня новую жизнь – даже если в настоящий момент мое дитя размером всего с горошину. Моя маленькая горошинка.

Примерно в квартале от магазина есть небольшая парковка, и я ликую, обнаружив на ней свободное место. Обычно, когда после работы мы встречаемся с Эдвардом в центре города, я переобуваюсь во что-нибудь более удобное, но сегодня остаюсь в туфлях на каблуках – в конце концов, это особый случай.

У входа в книжный магазин стоят или прогуливаются несколько студентов Эдварда, начинающих писателей. Многие из них курят. Я пытаюсь не вдыхать, снова думая о своей маленькой горошинке. Они узнают меня и с улыбками расступаются, давая возможность пройти. Две-три девушки сердито посматривают в мою сторону, однако я реагирую довольно благодушно, позволяя себе разве что легкий оттенок самодовольства. В свои тридцать пять мой муж – бесспорно, самый молодой и привлекательный профессор в Университете Санта-Барбары, но принадлежит мне одной.

Открыв дверь, я сразу же замечаю большой рекламный постер:


Обложку украшают иллюстрации в абстрактном стиле, напоминающие рисунки Блейка, но более современные. Две крылатых фигуры – мальчик и девочка – вырываются из водоворота пламени, возрождаясь. Красиво и очень подходит к сюжету. Ведь это наша история.

До некоторой степени.

Когда Эдвард наконец-то завершил этот роман, в основу которого легли пережитые нами события, книга оказалась чересчур сырой и личной, чтобы можно было ее опубликовать. И он корпел над ней несколько лет, дописывая и переписывая, в разладе с самим собой, временами впадая в уныние, часто задаваясь вопросом, не слишком ли он снисходителен к себе и способна ли эта история не оставить равнодушным хоть кого-нибудь. В конце концов, разочаровавшись и чувствуя себя в тупике, он отложил эту работу и принялся за другие, никак не связанные с ней произведения. Его первая книга, сборник рассказов, которые он написал во время обучения в магистратуре, была встречена горячими похвалами критиков, но роман, напечатанный два года спустя, к сожалению, получил противоречивые отзывы, некоторые из них были неодобрительными. Эдварда порицали за потерю энергичного стиля письма, который был свойствен его первому сборнику. Автор литературной колонки в «Нью-Йорк Таймс» выразил мнение, что Эдвард изменил самобытному голосу и взгляду, характерному для его ранних рассказов, поэтому роман, хоть и хорош, всё же грешит скованностью и погоней за модой и коммерческим успехом.

Эдвард во многом согласился с критиками. Однако негативные отзывы не лишили его вдохновения, даже наоборот, дали новый стимул для работы. Он приступил к окончательному редактированию своего главного труда – на сей раз значительно отступая от реальных подробностей нашего прошлого, но полностью сохраняя суть и дух истории.

Между тем я защитила диплом и написала диссертацию «Время и пространство в мифологии Блейка». Как только я окончила аспирантуру, состоялась наша скромная свадьба, на которую были приглашены только самые близкие. Джейкоб приезжал вместе с Леа и их мальчишками-близнецами, но Билли, к сожалению, чувствовал себя слишком плохо для такого путешествия. Карлайл и Эсме щедро оплатили все расходы.

Эсме заплакала, увидев меня в платье с открытыми плечами, – к тому времени мы уже дали им прочитать письма Элис.

Выйдя замуж, я решила снова взять фамилию Свон – отчасти для того, чтобы меня не путали с Эдвардом, когда я буду публиковать свои работы, ведь именно из этих соображений женщины в академической среде, вступая в брак, как правило, сохраняют девичью фамилию. Но, что еще более важно, я усмотрела в этом шанс исправить ошибку, которую совершила в восемнадцатилетнем возрасте, и тем самым отдать последнюю дань верности и любви моим родителям. Эдвард всецело с этим согласился.

Улыбаясь, я прижимаю ладонь к стеклу рекламного постера и ощущаю прохладную гладкость. Идеальная обложка для его книги.

После переезда в Калифорнию, где я получила перспективное место на кафедре литературы эпохи Романтизма в Университете Санта-Барбары, Эдварду предложили годичную практику, дающую возможность днем учить начинающих писателей, а по вечерам работать над собственными произведениями.

Я никогда не забуду день, когда он наконец завершил «Феникс». Не говоря ни слова, он смущенно подал мне рукопись. Я закрылась в кабинете и приступила к чтению.

В пять утра, спустя десять часов и примерно двадцать чашек кофе, я вернулась из своего добровольного заточения – и обнаружила Эдварда спящим прямо на полу в коридоре. Я разбудила его поцелуем и воскликнула со слезами на глазах: «Ты сделал это. Наконец-то сделал!»

К несчастью, через неделю наша радость была омрачена смертью Билли. Он умер тихо и в полном сознании. А я успела проститься с ним и сказать, что люблю его.

– Белла? – раздается рядом со мной знакомый голос. Оторвавшись от воспоминаний, я опускаю руку и оборачиваюсь, смаргивая слезы. В последнее время я стала плаксой. Интересно, не признак ли это гормонального всплеска, сопровождающего беременность?

– Роуз!

– Привет! – восклицает она, крепко обнимая меня. – Мы только что добрались сюда.

– А где Эммет?

– Паркует арендованную машину, – отвечает Розали, целуя меня в щеку. – Чертовски приятно снова встретиться с тобой, девочка. Выглядишь потрясающе.

– Ты тоже! Просто не верится, что вы здесь. Эдвард будет так рад вас видеть.

Мы не встречались с Роуз и Эмметом с тех пор, как уехали из Чикаго, где они по-прежнему живут. Я соскучилась по своим друзьям.

Она кивает, прикусив губу:
– Я бы такое ни за что не пропустила.

Профессиональная деятельность Розали не связана с наукой и преподаванием. Когда Эммет сделал ей предложение, она решила, что работа в респектабельном издательском доме предпочтительнее, чем чрезвычайно непредсказуемые перспективы продвижения на нашем поприще.

Я снова обнимаю ее, отчаянно жалея, что не могу открыть ей свой секрет, ведь я знаю, какое смешанное чувство она испытает, узнав о моей беременности. Они с Эмметом уже три года пытаются зачать ребенка, но пока безуспешно, несмотря на лечение бесплодия.

В этот момент я обнаруживаю, что мы с ней остановились в дверях, а позади скапливаются люди, ожидающие возможности войти.

– Ладно, пошли внутрь, – говорю я. – Эммет нас найдет.

Магазин почти заполнен – в основном здесь наши коллеги и студенты. Я сразу же замечаю агента Эдварда, Стефани, которая стоит в передней части зала. С ней разговаривают Джаспер и Анджела, которые прилетели только позавчера вместе со своей четырехлетней дочуркой Анной. Сейчас она цепляется за мать и застенчиво разглядывает меня, пока мы с Розали приближаемся. Хотя Анжела уже познакомила нас накануне во время совместного ужина, я для малышки явно остаюсь пугающей незнакомкой.

Эдварда нигде не видно.

– Тётя Рози! – пронзительно кричит Анна, отпуская ногу Анджелы. Розали наклоняется и целует девочку в щеку, потом с некоторым усилием поднимает ее.

– Приветик, тыковка!

– Мы здесь уже всегда, и больше ни одного ребенка, – жалуется ей Анна. Я улыбаюсь, внимательно наблюдая за этой сценой и слегка завидуя к тому, что наши друзья и через много лет всё так же близки. Я скучаю по ним, хоть мне и нравится жить в Калифорнии.

– Привет, ребята, – здороваюсь я и обнимаюсь со всеми по очереди. – Где он?

– В служебном помещении, – Джаспер показывает куда-то за свое плечо. – Нервничает.

Секунду-другую я раздумываю о том, следует ли мне пойти к Эдварду, но тут владелец магазина обращается к нам с объявлением, что чтение вот-вот начнется. Оглянувшись на запоздалый звонок дверного колокольчика, я вижу Карлайла и Эсме, которые входят вместе с Эмметом. Я улыбаюсь и машу им рукой, а они занимают места в одном из задних рядов.

Отношения между Эдвардом и его родителями еще остаются слегка натянутыми, но постепенно улучшаются. Мне кажется, определенный прорыв произошел в тот момент, когда, узнав о публикации своей первой книги, Эдвард позвонил именно им, чтобы поделиться радостным известием.

– Крошка Би, – говорит Эммет, обнимая меня одной рукой за талию и целуя в лоб. – Как я рад тебя видеть! Хороша, как всегда.

– Ты и сам тоже очень ничего.

– Я тренируюсь! – Эммет демонстрирует внушительный бицепс и усмехается, показывая озорные ямочки на щеках.

Розали добродушно закатывает глаза, снова устраивая Анну на стуле:
– Сядем? – предлагает она. Я киваю и иду за ней к местам, зарезервированным для нас в первом ряду.

Мой взгляд устремлен к двери служебного помещения, где, как я знаю, ожидает своего выхода Эдвард. Когда он наконец появляется, в темных джинсах, белой рубашке и расстёгнутом сером блейзере, мое сердце начинает давать перебои. Меня поражает его красота – теперь уже мужественная, не юношеская. Он идет к кафедре уверенной пружинистой походкой, вызывающей взволнованное хихиканье у девиц из его фанклуба, которые сидят позади меня.

Но Эдвард смотрит не на них – он ищет мои глаза.

– Удачи! – говорю я одними губами. Он улыбается и шепчет что-то в ответ, правда, я не могу разобрать, что именно.

Эдвард стоит сбоку от подиума, пока хозяин магазина заканчивает краткое вступление, потом шагает вперед и берет со столика экземпляр своей книги.

Покашливает, делает глоток воды из бутылки.

– Перед тем как начать, я хочу поблагодарить вас всех за то, что вы пришли сюда сегодня. Знаю, некоторым из вас пришлось проделать дальний путь, – он смотрит в сторону задних рядов, где, судя по всему, замечает своих родителей. Коротко, но тепло кивнув им в знак приветствия, после крошечной паузы он продолжает: – Кое-кто из присутствующих был свидетелем всего процесса, а вы знаете, что написание этой книги заняло у меня много лет. Одиннадцать, если точно.

Последние слова он произносит с легкой иронией, окинув взглядом наших друзей, сидящих впереди. Эммет смеется – возможно, чуть громче, чем необходимо.

– Поэтому держу пари, вы испытываете облегчение при мысли о том, что это все-таки закончилось. Лично я испытываю. Как бы то ни было, я не смог бы завершить этот роман без вашей поддержки. Поэтому благодарю вас всех, особенно тебя, Белла, – его голос становится тихим и серьезным, когда он смотрит в мою сторону, а у меня перехватывает дыхание, и я снова прижимаю ладонь к животу. – Ты была со мной всё это время. Эта книга – для тебя.


Наблюдая, как Эдвард читает, я чувствую небывалую гордость. Он держится более уверенно, чем когда-либо, и аудитория реагирует восторженно. Когда он заканчивает, раздаются дружные аплодисменты и просьбы продолжить, на что Эдвард смущенно соглашается.

Еще через полтора часа, как только толпа поздравляющих наконец-то начинает расходиться, мы отправляемся в один из наших любимых суши-ресторанов для праздничного ужина.

– Ты сделал всё просто замечательно, – шепчу я, целуя Эдварда, когда остальные уходят вперед.

Его лицо освещает широкая счастливая улыбка:
– Ты так считаешь?

– Это было потрясающе. Ты был потрясающим, – я хочу сказать ему гораздо больше, но момент кажется не самым подходящим. Сообщу ему позже, когда мы останемся одни.

– Ты говоришь так только потому, что ты моя жена.

– Эй, – со смехом возражаю я, – я весьма уважаемый литературовед. Или ты обвиняешь меня в семейственности?

Пройдя еще около квартала, я понимаю, что остаться в туфлях на каблуках было не лучшей идеей. Ноги устали, поясница ноет, но я не хочу жаловаться. Вот только Эдвард, конечно же, слишком хорошо меня знает.

– Тебе больно, детка? – спрашивает он.

– Совсем немного. Со мной всё в порядке. Всё дело в каблуках.

– Вот, – говорит он, останавливаясь и поворачиваясь ко мне спиной. – Запрыгивай.

– Эдвард, я не полезу к тебе на спину.

– Почему?

– Я слишком тяжелая и чересчур старая. Это будет просто позорище.

Он оглядывается на меня с выражением фальшиво-грустной укоризны:
– Ты не тяжелая и не старая. Ну пожалуйста. Ради меня.

– Отлично, – ворчу я, позволяя ему посадить меня на закорки. Он несет меня, а я опускаю глаза, опасаясь сгореть со стыда, увидев кого-нибудь из своих студентов. В таком маленьком городе известие о моем несолидном поведении завтра же разнесется по всему факультету. Но, невзирая ни на что, мне становится весело. Я люблю видеть Эдварда таким счастливым и легкомысленным, как сейчас.

К тому времени, как мы прибываем в ресторан, все уже заняли свои места. При нашем появлении гости поднимают бокалы с шампанским и, пока мы идем к столу и садимся, произносят тосты за Эдварда. Розали передает мне бокал, я беру его и незаметно отставляю в сторону, не желая привлекать к себе внимания. Впрочем, я никогда не пью много, поэтому решаю, что никто не заметит. Эдвард, как обычно, выбирает воду и чай.

Эсме и Карлайл сидят за столом напротив нас, и у нас есть возможность пообщаться с ними. До этого они приезжали в гости всего раз, и Эсме жаждет ознакомиться с окрестностями, поэтому я с радостью соглашаюсь выполнить завтра роль хозяйки и гида. А когда Карлайл просит сына подписать его экземпляр «Феникса», я вижу, как Эдвард тяжело сглатывает, борясь с эмоциями. Он принимает протянутый ему томик, и я подсматриваю через плечо, как он выводит на титульном листе: «Папе, с любовью, Эдвард».

Карлайл берет книгу обратно и улыбается, читая надпись. Мы с Эсме наблюдаем за своими мужчинами и понимающе переглядываемся.

Наконец все приступают к еде, обмениваясь впечатлениями о великолепной презентации.

До этого момента я успешно избегаю алкоголя, но, когда дело доходит до суши, начинаю паниковать. Безопасно ли во время беременности есть сырую рыбу? Не содержится ли в каком-нибудь тунце ртуть или что-то еще?

Когда по кругу передают моё любимое сашими, я скептически рассматриваю его, кладу себе пару кусочков, но оставляю их нетронутыми. А вот роллов с авокадо, к которым я обычно равнодушна, беру больше, чем полагается на порцию. Эдвард поглядывает на меня с любопытством.

– Почему ты не ешь? – спрашивает он обеспокоенно.

– Хм… – я пытаюсь быстро найти объяснение. – Не голодна? – это больше похоже на вопрос, чем на утверждение.

– Лааадно, – он явно не удовлетворен моим ответом и недоуменно приподнимает брови, когда я принимаюсь за овощные роллы.

Но в этот момент Стефани прерывает нас, постукивая вилкой по своему бокалу:
– Прошу внимания присутствующих! У меня кое-какие волнующие новости, – объявляет она. Мы все поворачиваем к ней головы, а она продолжает: – Предварительные продажи книги оказались выше ожидаемых. Мы думаем, что это предвестник серьезного успеха. Издатель предлагает Эдварду этим летом съездить в промо-тур по десяти городам: Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, Майами, Хьюстон… возможно, нам даже удастся организовать его появлениев прямом эфире в паре ток-шоу.

Она говорит, а у меня падает сердце. Этим летом? Я считаю в уме месяцы. К лету у меня уже будет большой срок… И десять городов? Сколько же времени Эдварда не будет здесь? И почему он не рассказал мне об этом?

Я смотрю на профиль своего мужа, который слушает вместе со всеми. Кладу руку ему на бедро и осторожно сжимаю, а встретившись с ним взглядом, вижу, что Эдвард, пожалуй, удивлён не меньше, чем я.

– Эдвард, – говорю я чуть слышно.

– Я не знал, – шепотом отвечает он.

Что-то в выражении наших лиц заставляет всех за столом замолчать.

– Когда это стало известно? – спрашивает Эдвард у Стефани.

– Мне сообщили в издательстве только вчера. Думала, ты обрадуешься.

– Хмм… – он слегка прищуривается. Этот взгляд мне знаком. Ох, Стефани. – Я должен поговорить с Беллой, – лаконично говорит Эдвард.

– Разумеется, – она краснеет, явно уловив по его тону, что он недоволен.

Эдвард отодвигает свой стул и подает мне руку. Я секунду-другую непонимающе смотрю на неё. Он собирается разговаривать со мной прямо сейчас?

– Белла? – в его глазах нежность и тревога. Я беру его за руку и встаю, не оглядываясь на родных и друзей.

Выходя вслед за Эдвардом из ресторана, я в разладе сама с собой: мне не хочется, чтобы эта беременность встала на пути у его мечты. И в то же время я не хочу, чтобы он уезжал.

Оказавшись на свежем воздухе, мы находим в переулке тихое местечко и садимся на скамью.

– Я правда был не в курсе, – говорит Эдвард. – Только что впервые услышал о каком-то туре.

– Знаю, – отвечаю я, пытаясь не давать воли эмоциям. – Это было видно.

– Не разобрался еще в своих мыслях… – он вздыхает, запуская пятерню в волосы. – Наверное, это хорошая идея, правильно? То есть публичность будет способствовать продажам книги, и всё такое…

Пока он рассуждает, я киваю и чувствую, как кровь отливает от лица. Эдвард замолкает и замечает после паузы:
– Ты не выглядишь счастливой.

– Я счастлива, – запнувшись, говорю я. – Просто…

– Детка, что случилось? Ты заболела? Почти ничего не ела… – он кладет ладонь мне на лоб, а я, зажмурившись, подаюсь навстречу его касанию.

– Нет, я не больна. Я беременна, – признаюсь я наконец.

Его глаза изумленно округляются.
– Беременна? – повторяет он.

Я киваю, как маньяк, улыбаясь сквозь эти глупые гормональные слёзы.

– О Господи, Белла, на самом деле? – он трогает мой живот так осторожно, словно даже легчайшее давление может причинить вред.

– Да, – всхлипываю я, накрывая его руку своей. – На самом деле.

– На самом-самом?

– На самом-самом.

Я думала, что мне известны все версии Эдварда. Но за те двадцать с лишним лет, что мы знакомы, я никогда не видела его таким: глаза сияют в тусклом свете фонаря, а улыбка полна чистой радости. Он прекрасен.

Ничего больше не сказав, он встает, притягивает меня к себе и обнимает, нежно шепча возле моего виска слова счастья. Наши рты находят друг друга, мы смеемся и целуемся. И я знаю, просто знаю, что всё будет в порядке.

– Здесь? – спрашивает он, внезапно опускаясь передо мной на колени и прижимаясь ухом к моему животу.

– Да.

– Когда?

– Я только сегодня сделала тест.

– Почему ты сразу мне не сказала?

– Не хотела отвлекать тебя от такого большого события.

Эдвард качает головой:
– Вот, – шепчет он, не отрываясь от меня. – Вот моё большое событие.

Я с любовью запускаю пальцы в его волосы, а он закрывает глаза и мурлычет. Я всем телом чувствую вибрацию и задаюсь вопросом, чувствует ли ее и наша маленькая горошинка.

– Ты счастлив? – спрашиваю я, мне просто нужно это услышать.

– Как никогда.

– Я тоже.

Он целует мой живот, а потом встает.

– Надеюсь ты понимаешь, что я не поеду в этот тур. Пошел он.

– Но Эдвард, это необходимо для твоей карьеры.

– Я не оставлю тебя одну.

– Хорошо, – говорю я, усиленно отыскивая решение. – Может быть, я смогу поехать с тобой. Зависит от того, какой будет срок. Сейчас у меня всего несколько недель.

Он кивает, задумчиво наморщив лоб:
– Может быть. Или, возможно, у меня получится отговорить их от десяти городов. Съезжу в четыре или пять, а в промежутках каждый раз буду возвращаться домой.

– Мы с этим разберемся, – обещаю я, чувствуя себя теперь гораздо более спокойной и уравновешенной.

– Хочу, чтобы ты помнила: для меня нет ничего важнее тебя, – Эдвард берет меня за обе руки. – Ты ведь знаешь это, да?

– Знаю. Но всё равно приятно еще раз услышать. Я беспокоилась.

– Ладно, но больше никакого беспокойства, договорились?

Я встаю на цыпочки и целую его в щеку:
– Договорились.

Мы еще некоторое время обнимаемся, пока оба не понимаем, что нам пора вернуться к остальным, прежде чем они вышлют за нами поисковый отряд. К тому же я еще не готова ни с кем делиться нашей новостью.

– Так ты уверена? – снова спрашивает он, сжимая мои пальцы. – Я буду папой?

– Да, уверена, – говорю я со смехом, но тут же растроганно замолкаю, представив Эдварда с маленькой девочкой или мальчиком на руках.

– Думаешь, у меня получится стать хорошим отцом?

Я киваю, ни на секунду не усомнившись:
– Ты станешь лучшим.