Что я чувствовала, пока мы на предельной скорости ехали в больницу? Что ощущала, когда неслась по и без того длинным коридорам больницы, которые сейчас казались просто бесконечными? Честно? Да ни черта!

Я оставила всю себя в стенах особняка Райзада и небольшом домишке, который теперь перестал быть моим домом, ведь там не было моей семьи. А какой дом без семьи? Это всё равно, что человек без души – оболочка, пустая, безжизненная форма.

Единственный, кто меня держал наплаву – это Арнав. Казалось, в одно мгновение он превратился в некое подобие бетонной стены, которая бесконечным полотном растянулась за моей спиной.

С его губ не слетало истерическое«успокойся» или показушное «всё будет хорошо».Я просто знала, что он незримой тенью шёл за мной. И, как ни странно, это придавало спокойствие.

Когда мы заприметили нервно расхаживающего из стороны в сторону Акаша перед двустворчатыми дверьми операционной,я сразу поняла, что дела куда хуже, чем ожидала.

Впрочем, стоило ему остановить взгляд сначала на своём брате, а потом на мне, как его и без того болезненное от напряжения лицо побелело от ужаса.

Я же настолько выдохлась за последние несколько часов, что у меня не было сил, чтобы спросить его о том,что произошло,и почему его жена оказалась в больнице. Но, судя по всему, моё выражение лица оказалось столь красноречивым, что Акаш без лишних предисловий начал посвящать нас в детали случившегося.

— Мы отдыхали дома, и через какое-то время к нам пришла моя мама, — начал он свой рассказ.

Но, впрочем, стоило ему заговорить о Монораме, как я не сдержалась и, устало закатив глаза,не смогла промолчать.

— Акаш, чёрт тебя возьми! Это уже не смешно!— неожиданно для меня и, видимо, самого Акаша в диалог вступил Арнав.

Его речь выдавала злость и неодобрение.

— Как только в вашу с Паяль жизнь вступает твоя ненормальная мама… — продолжила я, уже не сдерживаясь в выражениях, чем вызвала ошеломлённые взгляды мужчин. – Да, Акаш! Я считаю Монораму не совсем адекватной женщиной, так вот, как только она входит в вашу с Паяль жизнь, происходит, черт тебя дери, полная и несусветная задница! И зачастую она направлена в сторону моей сестры!

Надо признать, подобная вспыльчивость с моей стороны стала удивлением не только для меня, но и для Арнава с Акашем, которые первые несколько секунд после окончания моей речи находились в полнейшем ступоре.

Впрочем, к тому моменту я уже слишком устала, чтобы как-то держать себя в рамках дозволенного. Видимо, в тот момент я действительно перешла черту, и моя усталость взяла верх даже над элементарными правилами приличия.

Сестра, родители, Шьям — стоило хоть на секундочку задуматься о том, что произошло за один чёртов день, то впору было свихнуться!

Прислонившись к прохладной больничной стене и устало вздохнув, я взглянула на деверя в надежде услышать хоть что-то вразумительное.

Арнав же с опаской поглядывал на меня. Его взгляд словно беспристрастным сканером прошёлся по моему лицу, явно ища какие-то одному ему известные изъяны.

—Я слушаю дальше, — без лишних эмоций предложила я, обращаюсь к Акашу.

—Пришла моя мама, она хотела помириться с Паяль – извиниться, — заговорил он, впрочем, его слова были встречены моей усмешкой. Проигнорировав её, он всё же продолжил: — Мы поговорили, выпили по кружке чая, а через какое-то время Паяль стало нехорошо. Я привёз её сюда.

В эту секунду я чувствовала себя Шерлоком Холмсом, ища в рассказе Акаша хоть какую-то зацепку для того, чтобы найти причину для госпитализации сестры. И, как ни странно, зацепка нашлась практически моментально – чай.

— Ты тоже пил этот чай?

—Да! Ты хочешь сказать, что моя мама нарочно чем-то опоила Паяль?!

На его лице отразился гнев. Впрочем, как и на моём.

Меня поражало его нежелание видеть столь очевидную ненависть, исходящую от Монорамы в сторону моей сестры.

Из-за этой женщины вся беременность, да и, вероятно, вся замужняя жизнь сестры была наполнена ненавистью, злобой, разрушающей всё на своём пути. Это то же самое, что и жить на пороховой бочке.

Изнутри меня трясло от понимания, чем может закончиться беременность при таком стрессе, который испытывала она изо дня в день. И каждая новая картинка, вспыхивающая в голове, была хуже предыдущей. От них всё внутри цепенело от ужаса.

Сейчас Паяль осталась единственным человеком, который всё ещё держал меня на плаву.
Да, был ещё Арнав, но наши с ним отношения до сих пор оставались весьма нестабильными и казались какими-то эфемерными.Один неверный, и всё в один миг могло разрушиться как карточный домик — без шансов на исправление.

Арнав же словно почувствовал, что внутри меня назревает очередной взрыв, подошёл ко мне и, оторвав от стены, прижал меня спиной к себе в надежде успокоить.

И, как ни странно, это сработало. Не на сто процентов, но всё же.

Мужские руки с нежностью обняли меня за талию, затем прошлись до самых плеч.

—С ней всё будет хорошо, вот увидишь,— прошептал Арнав мне на ухо. – Я тебе обещаю…

Его полный уверенности голос придавал мне сил для того, чтобы просто стоять на ногах, и это уже было немало.

И когда я уже было хотела развернуться к нему, как в сумке зазвучал мой мобильный.
За сегодняшний день я умудрилась превратиться в настоящую неврастеничку, раз обычный звук сотового заставил меня оцепенеть от ужаса.

Практически не чувствуя рук,достала телефон и, стоило взглянуть на имя звонившего, какя не смогла сдержать саркастической усмешки – Пьер.

Если сейчас мне сообщили бы ещё и о проблемах на работе или о несчастном случае с другом или его семьей, я была готова в ту же секунду попросить эвтаназию.

Со спёртым от ужаса дыханием я нажала на клавишу ответа.

— Да, Пьер, слушаю, — как можно более спокойным тоном ответила я по-французски.

А внутри всё окаменело. Сердце словно остановилось, я и всеми силами надеялась не потерять сознание от напряжения.

— Привет, дорогая, как там у вас дела? – совершенно нормальным голосом спросил друг.

— А у вас? – поинтересовалась я в ответ.

Спустя несколько секунд гробового молчания, которое показалось мне вечностью,в телефоне вновь послышался спокойный и размеренный голос Пьера:

—Да нормально всё, не переживай, можешь спокойно отдыхать и ждать появления племянников.

В этот момент с моих плеч словно сняли целый небоскрёб, следствием чего стал вырвавшейся из груди громкий вздох облегчения, что не осталось незамеченным Арнавом, который буквально в то же мгновение спросил:

— Всё хорошо?

Ответом послужил только кивок.

А затем и Пьер задал очередной вопрос:

— Кхуши, у вас там всё хорошо?

Я даже и не знала с чего начать этот душещипательный рассказ под кодовым названием «Возвращение», да и стоило ли другу знать об этом?

— Ну, как тебе сказать, — даже не скрывая упаднического настроения, начала я. – У Паяль преждевременные роды из-за свекрови и бесхребетности собственного мужа, я сейчас нахожусь в больнице, а вторая новость – наши родители решили больше не бороться за отца и,не предупредив, уехали в монастырь, вероятно, навсегда. Как тебе новости?

На той стороне повисло гробовое молчание, которое идеально сочеталось с тишиной больничного коридора, где только мой голос эхом отражался от безжизненных стен больницы.
Про новости о гибели Филиппа я решила умолчать. Расскажу, когда вернусь в Париж. С глазу на глаз, и будь что будет. Впрочем, в голове уже крутились всевозможные картинки исхода подобного разговора. И они не внушали ничего хорошего.

— Хочешь,я прилечу? Возьму билет и примчусь первым же рейсом, — раздался в трубке твёрдый голос друга.

Ни капли сомнения и твёрдость в собственном решении – вот что я услышала в его голосе.
И это вызвало улыбку искренней благодарности судьбе за такого человека как Пьер, а в глазах предательски защипало от осознания того, что Филипп не с нами и не может увидеть, как его друг так рьяно и самозабвенно готов броситься на выручку.

Впрочем, ничего другого я и не ожидала. Да и будь я на его месте, то поступила бы точно также, не раздумывая ни секунды.

— Нет, пожалуйста, Пьер, оставайся в Париже.Пока ты там — мне спокойнее. У меня тут полный дурдом, и мне нужно, чтобы хоть за что-то в своей жизни я была спокойна. Хорошо? Пожалуйста… — умоляла его я, немного отойдя от Арнава.

Он же всё это время смиренно стоял за мной и с интересом вслушивался в наш с другом разговор, а его рука не отпускала моей.

— Хорошо, — через пару мгновений раздумий ответил Пьер, чем вызвал у меня некое подобие улыбки.

«Слава богу!» – выдохнула я мысленно.

— Но ты обещаешь позвонить мне, как только всё более или менее прояснится с Паяль. В любое время, ты меня поняла?! – голосом, не принимающим возражений, заявил он.

— Хорошо,— пообещала я, ни капли не лукавя.

—Умница. Ладно, тогда не буду отвлекать – жду звонка. Кхуши, всё будет хорошо, вот увидишь.

Я лишь устало вздохнула, а друг, не дождавшись моего прощания, отключился от разговора.

И опять по ушам резанула непривычная тишина, нарушаемая лишь шумным дыханием мужчин.

Как только я закончила разговор, Арнав с интересом взглянул на меня, а затем и вовсе обнял, будто стараясь спрятать от всего и вся. Вот так просто. Без предупреждения и с неимоверной любовью, которая, казалось, сочилась сквозь мужские пальцы.Как тогда около бетонной стены. В тот самый момент, когда всё вокруг меня рушилось, мне казалось, что рушилось.

На самом же деле именно сейчас мы вдвоём стояли в самой середине моего личного пепелища. Рядом с нами ничего не осталось, только несколько свежих ростков зелени, каким-то образом умудрившихся пробиться сквозь руины прошлого, нашего общего прошлого: обид, ненависти, любви и обоюдных потерь.

Я не знаю, сколько минут или часов мы простояли в полной тишине, устремив взгляды на дверь, над которой красным цветом горели слова «Идёт операция».

Но когда из операционной вышел уставший доктор, мы все втроём перестали дышать, полностью обращаясь в слух.

— Доктор, как она? – первым не выдержал деверь.

Молчание доктора было сродни самой изощрённой пытке.

— Она очень слаба. Мы наши в её крови очень большую дозу вещества, которые провоцируют выкидыш, что и спровоцировало преждевременные роды и кровотечение.

Наши с Акашем взгляды на мгновение пересеклись, и я увидела в них покаяние. Он будто бы стоял у стены в ожидании расстрела и прекрасно осознавал, что я буду хуже любого палача, если с сестрой или детьми произойдёт непоправимое.

— Но она…жива? Она ведь поправится?

Впервые за несколько лет я говорила с такой мольбой в голосе.

— Да, она поправится, правда, сохраняется угроза повторного кровотечения. И если оно повторится,нам придётся полностью удалить матку, — не скрывая тревоги, заявил врач. – Но мы сделаем всё возможное, чтобы избежать подобного исхода.

Вновь столкнувшись глазами с практически белым от страха деверем,я была готова собственноручно подписать первый акт о его «помиловании».

Я была намерена умереть сама, лишь бы не дать сестре лишиться возможности иметь детей.
Но это потом. Сейчас же всех нас волновал ещё один вопрос – младенцы.

И, словно прочитав его в наших глазах,врач заявил:

— У вас два мальчика. Первый – один килограмм четыреста граммов, второй— побольше, но ненамного – один килограмм шестьсот граммов. Они очень слабенькие,поэтому мы поместили их в кувез, подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких и вводим препараты для более быстрого созревания лёгких.

—Но ведь вы спасёте их? – с неимоверной надеждой в голосе спросил Акаш.

— Будем стараться. Всё решится в течение следующих восьми часов: если у ваших детей и супруги не будет никаких осложнений, то только тогда можно говорить о каких-то прогнозах, — беспристрастно пояснил доктор и, попрощавшись, удалился в противоположную от нас сторону, оставляя нашу троицу в удушающей тишине,насквозь пропитанной ожиданием и надеждой на лучшее.

Никто даже не проронил ни слова. Не было поздравлений и радости, так как все понимали, что это ещё не победа.

Мне хотелось выдохнуть от облегчения, но к горлу подкатил предательский ком, а по щекам покатились слёзы.

— Не плачь, — услышала я успокаивающий голос Арнава, и вновь его руки окутали меня со всех сторон.

Я находилась словно в коконе.

— Акаш, если с ней или мальчиками, что-то случится, я… — буквально рыча от злости и бессилия, попыталась сказать я, но он перебил меня и, посмотрев в глаза, произнёс:

— Если с ними, что-то случится, я сам себе этого не прощу.