Сал

Чертовка вывела меня из себя. Никогда еще меня так не выбивало из равновесия лишь одной короткой фразой, пусть даже брошенной в сердцах. Как мало это было похоже на меня, каким я себя знал. Она не сказала ничего обидного или оскорбительного, и все же ее слова сильно задели меня за живое где-то глубоко внутри, в потаенных глубинах моего сердца. Не злой тон, каким она их произнесла, не неприязненный взгляд, который бросила на меня, произнося их, а эта жалкая пара слов. Сами эти слова, да еще и из ее уст, несли в себе некое табу, таили смутные подсознательные страхи и комплексы, были занозой, впившейся мне в душу.

Полтыщи лет я прожил на земле и до сих пор не знал своих корней, ощущая себя перекати-полем среди вековых дубов с мощными корневищами. В этом и была моя скрытая боль и моя навязчивая идея фикс. Я жаждал узнать — кто я и откуда мои корни. Чувствовал себя жалким сиротой, которого пригрели добрые люди, ставшие мне родными, но среди них я еще острее чувствовал свою особость и обособленность.

Поэтому-то я и отреагировал так остро. Я был с ней слишком резок и суров. Не ее вина, что она случайно задела скрытую ото всех больную струну, разбередила рану.

Я вернулся в лабораторию, желая вновь погрузиться в работу, которая всегда меня успокаивала, отвлекая от донимавших меня мыслей. Прозрачный ряд пробирок, вставленных в штативы, ожидал меня на лабораторном столе. Мне потребовалось некоторое время, чтобы обрести прежнее равновесие.

Потом я вспомнил о просьбе Айрин. Прервав работу, я прошел в кабинет, достал из стола большую тетрадь и несколько карандашей, а затем подошел к заставленным книгами полкам и на несколько секунд застыл в нерешительности, не представляя, что выбрать. Не зная предпочтений девушки, я не мог решить, что ей будет по вкусу. В конце концов выбор пал на любимый томик Данте в переводе на английский. Создатель «Божественной комедии», как и его творение, для меня существовал вне времени. Взяв книгу, я направился в покои девушки.

В комнате ее не было, видимо, она все еще была во дворике. Я оставил принесенные с собой вещи на туалетном столике и глянул в окно. Она сидела в беседке, уткнувшись лицом в ладони, и ее волосы под лучами солнца горели ярче самого пламени. В тот момент я вдруг ощутил острую жалость к своей недавней противнице и, к своему удивлению, мысленно отругал себя за то, что был с ней груб.

Хотя я был уверен, что девушка не сбежит, но все же приказал одному из членов временной стражи встать у входа в галерею и наблюдать за ней.

Возвращаясь обратно к себе, я все еще думал об Айрин. Девушка странным образом занимала теперь почти все мои мысли. Она была удивительным созданием: казалась такой мягкой и даже хрупкой, и в то же время в ней была скрытая внутренняя сила. Помимо своей воли и вопреки здравому смыслу я постепенно проникался к ней симпатией. Сначала меня до глубины души поразила ее жертвенность. Потом, особенно после нападения Кайуса, я почувствовал сострадание к ней, ведь в тот момент она была так беззащитна, сдавшись на нашу милость в обмен на обещание Аро. Конечно, это обещание было чистой воды обманом. Аро никогда не выполнил бы того, что обещал ей. Но она этого не знала. Однако подвергнуть ее такому поруганию было слишком безжалостно и бесчеловечно даже для нас. Приди я чуть позже, и все было бы кончено, Кайус бы растерзал бедняжку.

Я всегда ненавидел насилие над беззащитными, особенно над беззащитными женщинами, а этот мерзавец получал от этого какое-то извращенное удовольствие. К тому же девушка была беременна, в результате насилия она могла бы потерять ребенка.

Кайус был в гневе, когда я помешал ему осуществить его низменные планы. Но я никогда не трепетал перед его гневом. К тому же я знал его ахиллесову пяту: стоило мне напомнить об Афинадоре и о том, что бы она сказала, узнай об этом постыдном поступке мужа, как его гнев сразу поостыл. Больше всего на свете он боялся, что его дражайшая супруга прознает про его грязные делишки. Но зло на меня он явно затаил, и уже не в первый раз. Мы с ним никогда особо не ладили, ему была присуща мелочная злопамятность и подлость — черты, которые я больше всего ненавидел. Но из уважения к Аро я никогда публично не перечил его соправителю, сохраняя видимость субординации.

Общаясь с девушкой, я то и дело ловил себя на мысли, что слишком часто стал ей улыбаться, и не своей дежурной, ничего не выражающей улыбкой, а искренней, почти дружеской. Она пробила мою броню, растопила лед в моем сердце. Нет, я не был очарован ею в романтическом смысле, мое сердце давно умерло для любви, после Бьянки в нем просто не осталось места никому другому…

Ох Бьянка… сколько веков я дышу за нас обоих, покинутый тобой, раздавленный неизбежным. Как же мимолетна жизнь смертных, но ты предпочла ее постылой вечности. Теперь каждый вдох без тебя — это боль от невосполнимой утраты. Я научился ее искусно прятать за бесстрастным выражением лица и спокойным голосом, но из этой боли теперь была соткана моя единственная реальность, все остальное иллюзия, обман.

Но эта девушка… она рождает во мне странные, теплые, почти братские чувства. Сама того не ведая, она все же, как вор, пробралась в мою душу, нашла в ней потаенный уголок — не для страсти, но для братской привязанности. Я всегда был один, у меня никогда не было братьев и сестер, я рос в могущественной семье вампиров, оставаясь при этом одиночкой, чужаком, ни на кого не похожим.

Да, мне повезло с семьей. Ребенком меня холили и лелеяли, меня по-настоящему любили, и не только за мои способности. А когда я возмужал, со мной стали считаться и уважать мое мнение. Но это не изменило того факта, что я остро и неизбывно чувствовал свое сиротство. А эта девушка все изменила. Я безотчетно чувствовал в ней что-то родное, давно потерянное и вновь обретенное, не понимая при этом — почему. Но рядом с ней я испытывал чувство дома, домашнего очага, тепла материнских рук, которых никогда не знал… или не помнил. Нет, я любил Сульпицию, она была мне доброй и заботливой матерью, хотя я ни разу так и не назвал ее теплым словом «мама». Но я жаждал недоступного, того, чего был лишен и что было скрыто от меня. Жаждал припасть к истокам.

Иногда я представлял, что было бы, если бы у меня была такая как Айрин младшая сестра. Порой она казалась мне маленькой принцессой из сказки, которую похитил злой волшебник. И я понимал, что этим волшебником был никто иной, как я сам. Я не понимал откуда проистекают все эти мысли и почему она вызывает во мне такие чувства, и это меня немного злило и пугало, но я инстинктивно чувствовал, что в этой огненно-рыжей деве таился ключ к той тайне, которую я силился все это время разгадать.

<center>***</center>

И, кажется, я почти разгадал ее. Неужели это правда?.. Нет, это чистое безумие...

Вот уже несколько дней, как я углубился в исследования, выходя из лаборатории только для того, чтобы провести очередной осмотр Айрин. Все эти дни девушка была молчалива и не проявляла интереса к чему бы то ни было. Но во время очередного осмотра я заметил, что из книги, которую я ей принес, в качестве закладки торчал карандаш. Значит, она ее читала. Кроме того, на полу у кровати валялся скомканный тетрадный лист. Мне стало интересно, что же она рисует, и я незаметно для нее поднял его и сунул в карман.

Уже покинув ее комнату, я вынул и развернул лист. С него на меня смотрел… я сам, но в минуту гнева, с суровым взглядом из-под грозно сдвинутых бровей.

…У меня дрожали руки, когда я проводил последний тест… Это было лишь наитие, но мне нужно было реальное подтверждение либо опровержение того, что я чувствовал и, возможно, уже подспудно знал. И все равно результат сравнительного анализа двух образцов ДНК оказался для меня ошеломляюще неожиданным… Нет, не может такого быть, это невозможно… Я повторил тест, но результат оказался таким же.

Немного успокоившись, я стал мыслить рационально, как ученый-исследователь. Передо мной два образца ДНК, взятые у двух разных существ, имеющих между собой по крайней мере одно значительное морфологическое отличие, а также принципиально разный генезис. Одно существо было человеком, переродившимся от укуса вампира в гибрида — полуангела-полувампира. У него наличествует видимый признак ангельской природы — крылья. В его ДНК содержатся целые кластеры, не соответствующие ни генам вампира, ни генам человека, очевидно, что это гены, отвечающие за ангельскую природу. Другое существо — также гибрид, полувампир-получеловек, рожденный женщиной-человеком от вампира. Однако, секвестировав ДНК этих двух существ, я получил неожиданный результат: у них оказалось большое число совпадений, а профили митохондриальной ДНК совпадали на 99,98%, то есть митотипы практически идентичны, что говорит о самой тесной степени родства по женской линии.

Итак, у меня на руках были точные научные данные, неопровержимо свидетельствующие о том, что эти два существа каким-то образом связаны близкими родственными узами и у них есть общий предок по женской линии.

Теперь я точно знал, что мои предчувствия меня не обманули. Мысль, что мы с Айрин на самом деле родственники, не укладывалась в голове, но другого объяснения этому не было.

Но еще более удивительным было то, что совпадения в наших ядерных ДНК были именно в тех кластерах, которые у нее отвечали за ее ангельскую природу. Получалось, что я также был носителем «ангельских» генов. Мой мозг лихорадочно переваривал эти невероятные данные, пытаясь найти этому объяснение.

Напрашивался лишь один вывод. По долгом размышлении я пришел именно к нему: моя мать была не просто человеком, она была носителем «ангельских» генов, а Айрин является одним из ее потомков по прямой линии. Значит, у моей матери были и другие дети, а у меня — братья или сестры. Это открытие меня ошеломило. Но оно оказалось не единственным.

Перед моим мысленным взором снова возник тот кулон, что был на Айрин. Он долго не давал покоя, всколыхнув в памяти первые смутные воспоминания моей жизни. Единственные, давно забытые воспоминания, скорее даже ассоциации, связанные с родной матерью…

И тут все кусочки мозаики сложились в четкую картинку: я появился на свет в самом конце благословенной эпохи Кватроченто*, в конце 15-го века. История с первой ангелицей произошла примерно в те же годы... Меня озарила страшная догадка... Нет, невозможно... Что за безумная мысль?... Ангелица была моей матерью?!

-----
* — Кватроченто (итал. quattrocento, букв. — четыреста) — итальянское наименование 15-го века. Эпоха Кватроченто отмечена расцветом культуры Раннего Возрождения.

Предыдущая глава || Следующая глава