Он выскользнул на улицу вслед за грузным посетителем кофейни, который одарил оказавшегося слишком близко мужчину подозрительным взглядом и поспешил удалиться, на ходу проверяя, на месте ли бумажник. В отличие от него, Белла прекрасно видела, что дело не в попытках что-то украсть; её спутник всего лишь спешил пройти в открытую дверь, словно не желая дотрагиваться до смешной ручки в форме ложечки. Тонкие губы едва заметно подрагивали – его брезгливость не была столь очевидна, как во время разговора с Беллой, но в её присутствии сомневаться не приходилось.

Не глядя нащупав потёртую лямку сумки, женщина подхватила её и направилась к расплывчатому силуэту, что ждал за витражным стеклом. Именно разноцветные узоры окон привлекали Беллу в эту кофейню. Она редко позволяла себе окунаться в здешний уют, пропахший корицей, кофе и мёдом, но когда оказывалась внутри – всегда невольно восхищалась магией казалось бы обыкновенных стёклышек, которые умудрялись противостоять всепоглощающей серости Чикаго. Однако даже они не могли добавить жизнерадостности в облик застывшего у входа мужчины.

Белла переставляла ноги, запрещая себе сомневаться. Она нуждалась в нём. В этом незнакомце, который парой слов мог умело вскрыть её грудь, ворваться внутрь щупальцами своего взгляда, опутать ими лёгкие и заставить их пульсировать в такт её сердцебиению, заставляя дышать, и осознавать, и жить. Женщина давно не считала себя достойной жизни, но несмотря ни на что она оставалась человеком, обычным человеком, который, однажды сделав глоток сладчайшего наркотика в мире, не был в силах от него отказаться.

Не ответив на бодрое «До свидания!» симпатичного бариста, Белла толкнула дверь и вновь оказалась в облаке пара. Незнакомец курил, глядя куда-то в сторону и не обращая ни малейшего внимания на застывшую бок о бок с ним женщину. А она молчала. В голове крутилась тысяча вопросов, но сладость сигареты смешивала их в одну бесполезную кучу. Сдавшись, Белла вытянула из сумочки свою пачку. Привычно обхватила губами фильтр, щёлкнула зажигалкой – и горький дым смешался с окружавшей мужчину приторностью, разбавляя её, делая терпимой.

Внимательно наблюдая за ним, Белла ухватила мимолётное изменение в позе, напряжение в мышцах, то, как дрогнула державшая электронную дрянь рука; она была готова к его придиркам, решив на этот раз дать отпор. Уверенная в том, что обычные сигареты он презирает с такой же силой, как и её саму, женщина не была готова к спокойному тягучему тону его голоса.

- Веди.

- Куда? – Она опаздывала, не успевала в погоне за ним, его действиями, его мыслями. Изначально была в проигрышном положении, но с каждой секундой расстояние между ними всё увеличивалось. Белла каждой клеточкой ощущала эту растущую пропасть; пульс, который и до этого не отличался медлительностью, теперь нёсся вскачь в попытках догнать и понять.

Он молчал, а Белла внезапно с болезненной остротой ощутила неправильность происходящего. С первого взгляда в клубе всё, связанное с ним, было до абсурдности не таким, как положено. Сам мужчина был не таким, и теперь Белла отчётливо видела это. Безоговорочно красивый, он не привлекал заинтересованные взгляды проходящих мимо женщин; то, что для неё стало зовущим светом, остальным казалось отталкивающим уродством.

Белла могла их понять. Когда-то она сама предпочла бы обойти стороной мужчину, настолько пропитанного презрением ко всему вокруг. Теперь же всё было иначе.

Сглотнув, она глубоко затянулась и медленно выпустила дым на свободу, щуря слезящиеся от его едкости глаза.

- Куда вести? - Она поклялась себе, что если он не ответит – больше вопросов от неё не дождётся. Белле вдруг представилось, что остаток её жизни пройдёт именно так: мимо будут идти равнодушные прохожие, дым будет щипать глаза, а пар –лёгкие; она будет ждать, он – молчать, словно не придавая значения её существованию.

Эта мысль заставила её вздрогнуть. Белла внезапно осознала, чем привлёк её болотно-тинистый взгляд; почему она стояла теперь рядом с незнакомым человеком, готовая практически на всё, только бы он не уходил.

Он придавал ей значение.

Ещё тогда, в клубе, среди извивающихся потных тел – он придавал ей большее значение, чем все кавалеры-однодневки, вместе взятые. Он и правда считал её никем, в этом не было сомнений, но делал это с такой скрытой силой, что ошибки быть не могло. Он мог презирать её, издеваться над ней, мог сколько угодно окатывать своим показным равнодушием; теперь Белла знала правду. Её существование влияло на него, и это знание искрилось внутри Беллы далёким маяком.

Словно услышав её мысли, незнакомец устало вздохнул. Тонкие пальцы спрятали сигарету и мимолётно прижались к вискам в явно тщетной попытке унять головную боль. Так и не посмотрев на Беллу, он наконец заговорил:

- Вот это, - небрежный взмах рукой, и кончики пальцев едва не коснулись её кожи, заставив затаить дыхание, - симбиоз. Попытка хоть что-то исправить в этом грёбаном мире.

- Ты хочешь сказать, исправить меня, - уточнила Белла, невольно заражаясь его отстранённостью. Не было в этих словах ничего унизительного; только правда.

Незнакомец кивнул, и губы его дрогнули, кривясь.

- Тебя.

Они ещё немного помолчали. Прохожие обходили их стороной, объединяя своим безразличием. Затушив сигарету, Белла открыто разглядывала своего партнёра – кажется, именно так следовало называть того, с кем состоишь в симбиозе? Всплывшие из глубины памяти знания заставили улыбнуться, и сухая кожа на верхней губе треснула, сопровождая улыбку уколом боли. Белле стало интересно, действительно ли это будет мутуализмом? Ей сложно было представить причину, по которой он хотел быть рядом с ней, говорить с ней, иметь с ней хоть какое-то дело. Уже отказавшись от попыток разобраться в его намерениях, женщина не удержалась от истерического смешка, озарённая догадкой.

Их взаимодействие не могло быть взаимовыгодным; оно скорее напоминало паразитизм. Видел ли он её жалкие попытки отыскать его пустой взгляд? Видел ли, как она беспомощно оглядывалась, оказываясь в толпе, как день за днём теряла способность существовать самостоятельно, мечтая лишь о том, как бы поскорее вцепиться в мужчину и – пусть против его воли – начать высасывать столь необходимые ей эмоции? К сожалению, Белла прекрасно знала ответ.

- Где ты… обитаешь? – ворвался он в её размышления, разметав их в клочья. – Показывай дорогу.

Она покачала головой. Пробудившиеся остатки совести мешали плыть по его течению. Горло сжимала необходимость молчать, но Белла стиснула зубы и всё же выдавила:

- Тебе необязательно это делать. Если…

- Твоё мнение меня не интересует, - прервал он её, и женщина не сдержала вздох облегчения, вызвавший брезгливую гримасу на его лице. – А попытки говорить то, что должно, всем телом крича: «Заткните меня», - вызывают мигрень. – Он снова прижал кончики пальцев к вискам, но вскоре бессильно опустил руки.

Белла не знала, как у неё хватило решимости. Он видел её никчёмность, видел отсутствие смысла в каждом её движении, и женщина купалась в его глазах, где отражалось то же, что она сама ежедневно находила в глубине зеркала своей спальни. Это ощущение освежало, лишало контроля, и её рука, взметнувшись, прижалась к лихорадочно-горячей шее, а пальцы, найдя нужные точки, умело надавили на них.

Закусив губу, Белла сверлила взглядом его ухо и волосы – матово-чёрные, словно высеченные из оникса; если бы она не чувствовала, как мягко они щекочут её кожу, поклялась бы, что о них можно порезаться. Она старалась сосредоточиться на нём, а не на воспоминаниях, которые отчаянно рвались на поверхность; отбиваясь от них, Белла морщилась и обещала себе, что позволит им вернуться – только ночью, когда рядом не будет ни души, когда можно будет свернуться калачиком, стать той Беллой, которая уже когда-то массажировала шею мужчине, чувствуя мягкость волос, Беллой с семьёй и друзьями, Беллой, которой было ради чего жить – и плакать, плакать, плакать…

Её запястье вдруг оказалось захвачено сильными длинными пальцами, и женщина вздрогнула, приходя в себя. Браслеты-змейки скрылись под горячей ладонью, впились звеньями в кожу, заставили вздрогнуть от долгожданной боли.

Большего Белла и не заслуживала.

- Веди, - повторил незнакомец, имени которого она так и не узнала.

Опустив взгляд на серый, серый, серый асфальт, на этот раз Белла послушно развернулась и пошла вперёд, ввинчиваясь в толпу. Ей не нужно было оглядываться, чтобы понять, что он идёт следом: звуки города не мешали ей различать шорох его шагов. Едва слышный, он был похож на шум прибоя; Белла могла поклясться, что где-то над их головами кричат чайки, а ноздри её щекочет аромат йода, соли и солнца. Думать о море было больно, но она терпела, обхватив талию руками, не давая себе развалиться на части прямо перед ним. Всё это было бессмысленным; Белла была уверена, что он всё равно видит её насквозь, видит, насколько она жалкая, но на какое-то мгновение она позволила себе обмануться. Представила, что они равны, что в его глазах отражается не её гнилая суть, а лишь поверхность; что он идёт следом, и вслушивается в перестук её шагов, и наблюдает за тем, как покачиваются ему в такт густые тёмные волосы, собранные в конский хвост, как переливаются на запястьях браслеты, как обтягивает тело чёрная водолазка и вытертые джинсы цвета неба. Представила… и услышала за спиной тихий смешок.

Всю оставшуюся дорогу соль набегающих на пятки волн нещадно жгла Белле глаза.

---