Злость. Отчаяние. Беспомощность и ярость. Испытывала ли я когда-нибудь все эти чувства разом и с такой интенсивностью? Я не могла припомнить. Вряд ли в тот момент я вообще была в состоянии вспомнить хоть что-нибудь из прошлой жизни. Перед моими глазами все плыло. Руки с силой сжимались в кулаки, а внутри разгоралась такая отчаянная жажда крови, что я всерьез испугалась возможности совершить насилие. Мне хотелось крушить, ломать все вокруг, сжигать мосты, убивать. Мне хотелось выбить из стоявшего напротив меня человека всю его самоуверенность. Мне хотелось стереть с его лица его всезнающую улыбку. Мне хотелось, чтобы он никогда, никогда больше не смел появляться на моем пороге и иметь наглость заявлять свои права на меня.
- Я тебя ненавижу, - с жаром выдавила я. – Как ты смеешь приходить ко мне сейчас, спустя пять лет и говорить мне, как ты хочешь все исправить? Пять. Долбанных. Лет. Я убью тебя!
И, как если бы физическое насилие могло облегчить мою боль, со всей отчаянной силой, с беспомощной яростью и ненавистью, бурлившими внутри меня, я обрушилась на единственного в мире мужчину, который был способен вызвать во чувства такой силы – на моего бывшего мужа.
Когда мой кулак впервые ударил его в грудь, Эдвард даже покачнулся, а мои пальцы пронзила резкая боль, отчего у меня на мгновение потемнело в глазах, но я не остановилась, а он не остановил меня. И, наверное, именно его смирение, его готовность принять всю силу моей злости позволили мне окончательно слететь с катушек. Будто реальный мир перестал существовать, и все, что мне оставалось делать – это молотить кулаками по груди Эдварда, по его рукам и животу, чтобы выплеснуть всю боль, и обиду, и отчаяние. Чтобы найти себя. Чтобы выжить. А он только чуть отклонял голову, когда мои кулаки поднимались выше, безропотно принимая удары и молча ожидая, когда бурлящая во мне ярость уляжется.
Я отдавала себе отчет, что в этой буре была не только злость на Эдварда. На его самоуверенность, на его гордость, на его наглость. Здесь была злость и на меня саму. На поступки. На стечения обстоятельств. На судьбу, которой было угодно, чтобы я в одночасье потеряла ребенка и мужа. Эмоции, которые я так долго держала внутри, прорвали шлюзы, и я не могла, просто не могла остановить то, что так долго было спрятано под замок.
- Ненавижу тебя, ненавижу, - повторяла я без остановки.
О, да, я ненавидела Эдварда. Но кровь бурлила в моем теле, подгоняемая не только ненавистью. Мне так хотелось продолжить драться, сцепиться с ним… Прижаться к нему. Внезапно в моей голове возникли непрошенные и нежданные картинки темных ночей и смятых простыней. Мимолетных свиданий, голодных поцелуев, судорожных объятий… Мой пульс вновь участился. А понимание того, что я совершенно не способна контролировать физическую реакцию своего тела на бывшего мужа только сильнее распалило гнев.
И я била его, царапала, кусала. Я обзывала его самыми грязными и обидными словами, которые могла придумать. А он все стоял и молчал, давая мне возможность выплеснуть тоску, негодование, фрустрацию, только в темных глазах плескалась мука и горечь, которые, мне казалось, не имели ничего общего с физической болью, причиняемой мной.
Я не знаю, сколько времени продолжалась эта битва. Мне кажется, довольно долго. Потому что костяшки моих пальцев болели, а кулаки то и дело сводило от напряжения. Да из горла все чаще вырывались не обидные слова, а судорожные всхлипы, грозящие перерасти в настоящую истерику.
И когда я почувствовала, что силы уже на исходе, что злость утихает, а на ее место приходят тоска и печаль, я услышала тихий голос Эдварда:
- Достаточно.
Он уверенно сжал в своих руках мои запястья, предотвращая очередной, уже достаточно слабый, удар по своему телу. Только сейчас я с изумлением почувствовала, что меня всю трясет и оковы его теплых пальцев приносят с собой неожиданное спокойствие и теплоту.
Наши глаза встретились. В его взгляде было столько участия и понимания, что меня охватило отчаяние от собственной несдержанности. О, этим всплеском эмоций и судорожным бормотанием я рассказала ему куда больше, чем хотела бы. И он, конечно, обязательно воспользуется всей этой информацией.
Он сделает меня уязвимой.
В тот момент я была совершенно ошеломлена тем фактом, что я могу вести себя так по-детски, что Эдвард способен вывести меня из себя до такой степени, что спрятаться за холодным равнодушием мне больше не удастся, что теперь я для него – как открытая книга.
Я с трудом перевела дыхание, ощущая сухость в горле. Боль и обида беспощадно жгли сердце. А потом, вдруг, я почувствовала, что на глазах выступили слезы.
Я отвела взгляд и опустила голову в попытке спрятать их, не дать Эдварду увидеть мою слабость.
Но он увидел. С нечленораздельным восклицанием, он рывком притянул меня к себе, так что я уткнулась лицом в его грудь, скрытую тонкой рубашкой. Его сильные руки освободили мои запястья, но только лишь для того, чтобы сжать дрожащие плечи. Я застыла в его объятиях, чувствуя напряжение каждой клеточкой тела. Пока вдруг мое тело не начало сотрясаться от конвульсивных рыданий, которые, наконец, вырвались из моего горла.
- Я не могу… - всхлипнула я. – Я не могууууу...
И в тот момент я сама не знала, что скрывается за этим «не могу». Эмоциональная вспышка всколыхнула глубоко запрятанные воспоминания, темные, уродливые тени прошлого, которые так пугали меня, и я оказалась неспособна отличить их от реальности.
Из моих глаз градом катились слезы. Горло саднило. Всхлипы становились все сильнее. Я хваталась за Эдварда, как за соломинку, которая еще держала меня на плаву, не позволяя увязнуть в водовороте печальных воспоминаний, горечи и обид, готовых поглотить меня всю.
Я оплакивала свою юность, свои разбитые надежды, свой неудавшийся брак, своего ребенка, который так и не родился, и надежду, вспыхнувшую во мне, когда я поняла, что могу забеременеть вновь.
Все это время Эдвард молчал, только медленно гладил меня по спине, предлагая утешение, которое я, к собственному изумлению, на этот раз приняла.
Прошло не меньше десяти минут прежде чем слезы стали иссякать, прежде чем тело перестало вздрагивать от судорожных рыданий, прежде чем я вновь могла рассуждать. Я закрыла глаза, уступая предательскому желанию подольше продлить ощущение спокойствия и безопасности, которые я вдруг испытала, отгороженная от мира кольцом рук Эдварда. К собственному ужасу я осознала, что мне было так хорошо, что даже желание воевать и отстаивать свою независимость в этот миг исчезло. Я подняла руки и несмело обхватила бывшего мужа за талию. Эдвард, видимо, не ожидал этого, потому что на мгновение застыл и тело напряглось, будто от нового удара. Но потом с тяжелым вздохом расслабился, прижал меня к себе еще ближе и склонил голову так, что его подбородок уперся в мою макушку.
Это было такое простое, но такое интимное, такое чувственное объятие. Я спрятала голову у него на груди. Руки стали инстинктивно поглаживать его спину. А обоняние купалось в теплом, солнечном, таком мужском и чистом запахе, который всегда был присущ Эдварду.
И в этот миг я уже знала правду. Знала, что я все еще люблю этого сложного мужчину. Что никто и ничто не смогло вычеркнуть его из моего сердца. Что моя душа и мое тело так же, как и пятнадцать лет назад, принадлежат только ему.
Какое-то время мы молчали. Теперь, когда выплеск негативных эмоций остался позади, я вновь начала чувствовать незримую связь между нами. Связь, которая не исчезла за прошедшие годы.
- Я очень хотел, чтобы ты забеременела, - внезапно раздался у меня над ухом голос Эдварда. Я замерла, затаилась, размышляя, не послышались ли мне эти слова, но он, после секундной заминки, продолжал: - Я так отчаянно хотел этого ребенка, потому что мне казалось, что тогда я смогу привязать тебя к себе, и ты больше никогда не покинешь меня. Но за последние сутки я многое понял. Понял, что я хотел этого ребенка, потому что он бы был частью тебя и частью меня. Потому что для меня он был бы символом любви. Моей любви к тебе. Любви, которую я когда-то имел, а потом, по своей глупости, потерял.
Я почувствовала, что мне не хватает дыхания, и поняла, что все время этого короткого монолога Эдварда сдерживала дыхание. Судорожно вздохнув, я попыталась отстраниться от него, но он не позволил.
- Я бы хотел изменить многое, что произошло с нами пять лет назад, но это не в моих силах, - тихо сказал он. – Я могу лишь постараться сделать так, чтобы мы были счастливы, потому что я вижу, чувствую, что, не взирая на все, что было в прошлом, мы хотим быть вместе сейчас, - он как-то печально усмехнулся. – Прости, я вновь говорю за нас обоих. Правильнее будет сказать, что я хочу быть с тобой и я готов на любые, любые испытания, только бы ты дала мне шанс доказать тебе как сильно я дорожу тобой.
Сделав усилие, я все-таки отстранилась от него и прямо встретила его взгляд. Его глаза были темными и печальными. Уголки губ опущены. На лбу появились морщинки, так что мне хотелось протянуть руку и разгладить их.
- Простишь ли ты меня когда-нибудь? – не сказал, выдохнул Эдвард. – За нашего малыша? За то, что не был рядом тогда, когда ты нуждалась во мне? За то, что не остановил тебя, когда ты уходила? - на его лице застыло такое выражение покорности судьбе, неуверенности и надежды, что я даже немного растерялась, поскольку этот образ совершенно не вязался с тем Эдвардом, которого я знала.
- Я никогда не винила тебя в том, что у меня случился выкидыш, - прошептала я. Голос дрожал, но я постаралась подобрать слова, чтобы он понял мои чувства. – Ты знаешь, я чувствовала, что с моей беременностью что-то не так… И потом врачи сказали мне, что это было практически неизбежно. Патология развивалась молниеносно.
- Даже если это действительно так, в тот день я должен был быть с тобой, не взирая ни на что. Ты звонила и делилась со мной своими опасениями, но я… - неожиданно его голос охрип от нахлынувших чувств. В его глазах была такая мука, такая горечь сожаления, что я почувствовала его боль как свою. – Я помню тот день от начала до конца. Сотни раз прокручивал его в голове. Помню, как плохо спала ты накануне, помню, как утром думал, что ты совсем измучилась и мне нужно быть повнимательнее к тебе, помню сожаление, что вместо меня в лагерь Ренесми отвез отец. Я понимал, что работа отнимает у меня все время, которое должно было принадлежать тебе, и я обещал себе, что исправлюсь, но так и не успел сделать этого. В тот день у меня была очень важная встреча. И когда я говорю важная, я действительно имею это ввиду. Весь бизнес, все состояние нашей семьи было поставлено на карту. Это правда. Ты можешь узнать у Эммета. И все же, и все же я должен был быть с тобой. Я не ищу себе оправдания. Я бы отдал все, чтобы вернуть нашего малыша.
- Ты не говорил мне, что компания испытывала какие-то трудности, - с ноткой удивления прошептала я.
- Тебе было за что переживать и без этого. Я просто не хотел взваливать на тебя еще и свои проблемы. К тому же, когда я был с тобой, мне не хотелось говорить о работе. Мне хотелось держать тебя в объятиях и не отпускать, потому что только рядом с тобой я чувствовал себя как живой человек, а не как калькулятор.
Я вздохнула. Я не сомневалась в его искренности, не могла ставить под сомнение его слова и чувствовала, что на его честность я тоже должна ответить откровенностью.
- Мне казалось, что ты сожалеешь о нашем браке. Я никогда не сомневалась, что ты любишь Ренесми, но чувствовала, что этого второго ребенка ты не желаешь. Что он приносит тебе только неудобства, как и то, что я так тяжело переношу беременность и тебе приходится постоянно со мной носиться. Я… - я покачала головой, мысленно возвращаясь к делам давно минувших дней. – Я чувствовала себя такой одинокой и потерянной. Я вдруг оказалась ненужной тебе, отрезанной от привычного общения, потому что мне приходилось сидеть дома одной, ведь даже Ренесми мы отвезли в лагерь. Я помню, что просто ходила по нашей стерильной квартире и чувствовала себя так, будто я в больнице с заразной болезнью и никто не может находиться рядом…
Эдвард застыл, а потом протянул руку и нежно погладил меня по щеке, медленно повторяя движение мокрых дорожек, оставленных слезами.
- Прости меня, - прошептал он. И в этой мольбе было столько чувства, столько боли и отчаяния, что мой мир, который я так тщательно выстраивала после нашего развода, поколебался.
Я молчала. Только чувствовала его тело рядом со мной, его руки на моих плечах, его теплое дыхание. Он по-прежнему не отрываясь смотрел на меня, и я смотрела на него, чувствуя в воздухе странную наэлектризованность, которая просто не должна была сейчас появляться.
Возможно, нам следовало отвернуться друг от друга, но никто из нас этого не сделал. Эдвард вздохнул, будто покоряясь судьбе, и начал наклоняться ближе, так что я стала ощущать тепло его дыхания на своих щеках, губах. И затем медленно приблизился настолько, что его губы смогли коснуться моих. Легонько, почти незаметно, но и этого было достаточно, чтобы я поняла, чем это все может кончится, и успела предпринять меры, чтобы не допустить этого.
Только я застыла. Не мешала ему. Не протестовала. Смотрела на него и молчала.
И когда он поцеловал меня, поцеловал по-настоящему, а я не оттолкнула его, я кристально ясно осознала, что с моей стороны это капитуляция. Абсолютная, бесспорная капитуляция. И теперь назад дороги уже не будет.
Мои руки крепче сомкнулись вокруг его талии, а доводы разума утонули в лавине ощущений, вызываемых нежными прикосновениями его губ и языка, которые ласкали, покусывали, гладили и совращали, изгоняя из головы все разумные мысли и медленно погружая в океан чувств и восторгов.
Через минуту, показавшуюся мне вечностью, он отстранился от меня. Тяжело дыша, он пытливо глядел на меня. И голод, сверкавший в его глазах, граничил со звериной похотью. Некоторое время мы пожирали друг друга глазами, обуреваемые слишком бурными чувствами, чтобы говорить. А потом его руки сомкнулись вокруг меня, притянули ближе с нетерпением, граничащим с грубостью. И этот новый поцелуй уже не был нежным и осторожным, теперь он был неистовым и жарким, наполненным долго сдерживаемыми чувствами – испепеляющим желанием, жгучим вожделением и чувственным голодом.
Его щетина царапала кожу. Дыхание было влажным, язык нежным. Руки жадными. Поцелуи ненасытными. И все перестало иметь значение. Утро и спешащие прохожие за окном. Моя работа, на которую я безбожно опаздывала. Обещание, что я больше никогда не позволю Эдварду коснуться меня. Прочные барьеры, сдерживающие взаимные чувства на протяжении долгих пяти лет, наконец, рухнули, открыв путь бурлящему потоку страсти и все растворилось в водовороте чувственного удовольствия, в котором просто не было места сожалениям.
Не прерывая поцелуй, Эдвард стащил с меня пиджак, потом слегка наклонился, чтобы умелыми движениями быстро расстегнуть молнию на моих джинсах и стащить их с бедер. Одно мгновение – и они темной массой упали на пол в метре от меня. Окружающий мир завертелся у меня перед глазами. Я застонала, когда правая нога Эдварда протиснулась между моих бедер. Одна его рука задрала мою футболку, а другая поползла по животу и сдвинула в сторону трусики.
На мгновение у меня перехватило дыхание и в глубине души возникло сомнение, но он, тяжело дыша, покрыл мое лицо обжигающими поцелуями, и страх исчез. Настолько, что через секунду я уже сама срывала с него рубашку, дрожащими руками расстегивала ремень на его брюках, целовала его шею и грудь, гладила плечи и жадно впивалась в его рот.
Мы не разделись до конца. В этот первый раз страсть была столь дикой и отчаянной, что я так и осталась с задранной футболкой, а его джинсы болтались у щиколоток. Не было долгой прелюдии, поцелуев, подготовительных ласк, но, честно говоря, они не были нужны – наши тела так давно стремились к друг другу, что малейшее промедление казалось мукой. Словно во сне я услышала свой голос, жалобно выкрикнувший: «Эдвард» в тот миг, когда мы стали одним целым, но после этого наслаждение стало таким мучительным и сладким, что мой мозг больше не мог формировать буквы в слова и я просто стонала от удовольствия, подчиняясь вечному ритму, объединяющему мужчину и женщину.
Эдвард был неутомим. От его ненасытной, яростной страсти не было избавления, но я его и не желала. Я наслаждалась его голодом, его торопливостью, его отчаянными, неловкими движениями, свидетельствовавшими о том, что и он теряет над собой контроль. В этот миг он принадлежал мне, только мне, без остатка, без сомнения. И я приняла его. Приняла душой и телом, чувствуя небывалую гармонию чувств, завершенность и целостность, которая возникала во мне только тогда, когда мы были вместе.
И когда мир рассыпался на тысячу осколков, я услышала, как Эдвард торжествующе выкрикнул мое имя. Его тело вздрогнуло. Его губы прижались к моим в коротком, но очень нежном поцелуе и я закрыла глаза. Потому что на меня снизошло настоящее, чистое удовлетворение.

Было далеко после полудня, когда я проснулась. В ванной шумела вода. По всей комнате были разбросаны вещи. Солнце заглядывало прямо в комнату, щедрыми лучами грея постель, отчего все случившееся в моей спальне казалось еще более постыдным. Я прижала пальцы к губам, ощущая, как они припухли, какими чувствительными стали, чувствуя, как жар заливает мои щеки.
Внезапно звук льющейся воды прекратился. Через пару секунд дверь отворилась и на пороге показался мой бывший муж.
О, Боже…
Если не считать полотенца, небрежно повязанного вокруг бедер, Эдвард был совершенно обнажен, худощавое, но мускулистое в нужных местах тело было покрыто легким загаром, на широкой груди вились темные волосы, в которых блестели, как жемчужинки, капли воды.
Конечно, я много раз видела его обнаженным. Конечно, я занималась любовь с ним всего пару часов назад. Но сейчас, при ярком свете дня, я глядела на него во все глаза и с ужасом обнаружила, что не в силах оторваться. От него веяло такой мужской силой, что у меня перехватило дыхание, а пальцы на ногах поджались.
Он был идеальным. И я теряла голову от одного взгляда на него. Прежде чем я успела придумать, что сказать, в голове мелькнула мысль, насколько бы легче нам было решать наши проблемы, если бы страсть не была такой сильной, почти осязаемой.
- Ну, здравствуй, - хрипловатым голосом произнес он.
Мое сердце забилось чаще. О, Господи, я сейчас растекусь лужицей у его ног только из-за этого голоса. Я отвернулась от него и принялась теребить концы простыни, в которую успела завернуться за секунду до появления Эдварда из ванны.
- Когда ты уезжаешь? Мне нужно на работу и… - я смешалась и так и не закончила фразу.
Я не увидела, почувствовала, как он напрягся. А потом в два шага пересек расстояние, разделяющее нас, и схватил за плечи, вынуждая поднять глаза и посмотреть на него.
- Давай говорить начистоту, Белла, - предложил он с нажимом. – Я не собираюсь никуда уезжать. А когда поеду, надеюсь, ты и наша дочь поедете со мной.
- Мне кажется, ты много на себя берешь, - услышала я свой голос, который, на удивление, звучал вполне твердо. – У нас с Ренесми здесь своя устоявшаяся жизнь.
- Я это знаю. И я не прошу вас ее бросать. Я надеюсь, нам удастся найти компромисс и наладить жизнь между Лос-Анджелесом и Сиэтлом.
- Зачем? Да, мы с тобой поговорили и расставили все точки над i, возможно, мы с большим пониманием относимся к прошлому, да, в сексуальном плане мы хорошо подходим друг другу, но это не меняет действительности.
- Ты сейчас говоришь о сексе?
- А о чем еще?
- О Боже, Белла! Я не хочу, чтобы ты превратно истолковывала то, что между нами случилось в этой постели, у нас и так с тобой неприятностей предостаточно! – он тяжелым взглядом глядел на меня сверху вниз, а в глазах его горел какой-то странный огонь. Затем он глубоко вздохнул и сказал, будто теряя терпение: - Мне от тебя нужен не только секс. Я не хочу входить в твою жизнь на таких условиях! Мне нужно от тебя совсем другое.
- И что же тебе нужно? – задыхаясь спросила я.
- Я прошу тебя вернуться в мою жизнь не как любовница. Я хочу, чтобы ты вернулась, как моя жена.
- Ты, должно быть, шутишь.
- Вовсе нет.
- У нас ничего не получится.
- Почему? За то время, которое мы были в разлуке я ни разу ничего не испытывал ни к одной другой женщине. Меня интересовала и интересуешь только ты. И судя по состоянию твоей личной жизни, ты можешь сказать то же самое.
- Немного самонадеянно делать такие заявления, нет?
- Когда ты ушла от меня и подала на развод, я все ждал, что Ренесми скажет мне, что ты выходишь замуж за Уизердейла, но…
- О, Господи! – воскликнула я, спрыгивая с постели, отчаянно пытаясь удержать на груди простынь, которая так и норовила съехать. – Джеймс-то тут при чем? Я никогда не собиралась заводить с ним отношения! Я уже говорила тебе, что тот поцелуй у нас дома – это было единственный раз и по его инициативе. И, даже если бы ты не появился, я бы сама оттолкнула Джеймса и велела убираться.
- Но он приходил к тебе в больницу! Еще до того, как туда смог попасть я и запретил пускать его, он приходил к тебе! – в ярости закричал Эдвард.
- И что с того? – в тон ему воскликнула я, ощущая закипающую внутри ярость. – Он приходил, чтобы попросить прощения.
- Он приходил, чтобы забрать тебя у меня!
- Ему не нужно было забирать меня. Ты сам отдал меня! А я не видела Джеймса пять лет до той неожиданной встречи на открытии отеля.
- Почему? И не говори мне, что он не хотел тебя.
- Да почему ты настолько слеп? Я не хотела его! Я никогда никого не хотела, кроме тебя! Я очень дорожила дружбой Джеймса, потому что внезапно он оказался единственным, кто находил время регулярно звонить мне, узнавать, как я себя чувствую, развлекать меня рассказами о колледже, в который я никак не могла ходить, - я перевела дыхание и постаралась взять себя в руки. – Сейчас я понимаю, что сама спровоцировала в нем всплеск романтических чувств, дала какую-то надежду, но тогда я просто принимала его дружбу как должное, не заботясь о его чувствах. Я вела себя эгоистично. Но я никогда, никогда не воспринимала его как мужчину с романтической точки зрения. И уж конечно, я никогда не собиралась уходить от тебя к нему.
Эдвард подошел ко мне, но остановился в шаге, так и не прикоснувшись, будто не знал, как подступиться ко мне. И долгое время молчал.
- Белла, пять лет назад я поступил непростительно. Я был поглощен бизнесом. Я ревновал как сумасшедший. Я подвел тебя. Но я больше не подведу. Пожалуйста, поверь мне, - от избытка эмоций голос Эдварда стал неестественным, немного охрипшим и более грубым, чем обычно. – Возвращайся ко мне. Как жена, как любовница, как друг. И я положу все свои силы на то, чтобы ты никогда не сожалела об этом поступке, - он отстранился от меня, взял в ладонь одну мою руку и переплел свои пальцы с моими, а потом прижал их к губам.
- Я полюбил тебя в тот самый момент, как ты зашла в класс биологии. И никогда не переставал любить. Я просто был слишком глуп, слишком самонадеян, слишком молод чтобы доказать тебе это.
Ну вот. Он сказал это. Слова, которые я так ждала от него в прошлом, он, наконец, сказал мне сейчас, спустя пять мучительных лет разлуки, за которые я научилась жить без него… Но, научилась ли? Я вспомнила пустые вечера, холодные ночи, дни, загруженные работой, которая позволяла не думать, не вспоминать, не сожалеть о том, к чему, казалось, нет возврата. Я представила дни, годы, которые ждали меня впереди. Хотела ли я провести их так же? Или же я готова была рискнуть еще раз? Поставить на кон свою душу и свое сердце, уповая лишь на то, что в этот раз судьба будет ко мне более благосклонна?
- Когда мы поженились, я верила, что ты любишь меня, - прошептала я. – Но потом мне стало казаться, что ты жалеешь о нашей свадьбе. Что тебя интересуют другие женщины. Я… Я просто не могла смотреть, как все девицы вешаются на тебя, даже когда мы ходили куда-то вдвоем. А потом ты и вовсе перестал брать меня с собой. И я была уверена, что пока я сижу в нашем пустом доме, ты с Татьяной…
- Никогда, - категорично произнес он. – Ни с Татьяной, ни с кем другим. С тех пор как мы познакомились и до того момента, как официально развелись у меня не было ни одной женщины. Мне никто не был нужен кроме тебя. И даже когда я остался один, убедив себя, что ты больше не любишь меня и совсем скоро выйдешь замуж за Уизердейла, я пытался завести интрижки. Тогда у меня было много женщин. Я не святой, ты знаешь это. Но в итоге я всегда уходил, понимая, что они – это не ты. И я так злился на себя и на тебя за это…
Я вздохнула. Даже несмотря на то, что я не претендовала на верность Эдварда после развода, слышать о его похождениях было совсем неприятно и я поморщилась.
- Забудь об этом, - попросил он тихо. - Вернись ко мне.
Я прикусила губу, чтобы не дрожать. Усилием воли заставляя себя не убежать в панике. А Эдвард между тем осторожно и нежно приподнял рукой прядь волос у моего лица и смотрел, как она, мерцая, медленно падает вниз. При этом у него было такое выражение лица, что я почувствовала, как меня бросило в жар. Его обаяние фатально! Для меня – абсолютно.
- Ты знаешь, что я решил бороться за тебя в тот самый момент, когда ты открыла мне дверь своей квартиры две недели назад? – внезапно спросил он.
Я удивленно подняла брови, в изумлении вглядываясь в его красивое лицо, на котором блуждала робкая улыбка.
- А может быть, это случилось даже раньше, когда я услышал по телефону твой голос, сообщающий мне о трудностях с нашей дочерью, - он усмехнулся. – Мне тогда показалось, что спустя пять лет непроглядной тьмы, для меня внезапно выглянуло солнце. И я уже не мог совладать с собой. Я помчался в аэропорт, убеждая себя, что это только из-за Ренесми. Но на самом деле, я так сильно хотел увидеть тебя, что даже минута отсрочки казалась мне вечностью, – он вздохнул. – Возможно, я выбрал неправильную тактику – я напирал, соблазнял, провоцировал тебя, но мне казалось, что это единственный способ достать тебя из той скорлупы, в которой ты сидела, защищаясь от меня. Я пошел ва-банк.
- Ты сильно рисковал. Я могла лишь еще сильнее спрятаться.
- Но ты этого не сделала, - парировал он. – Ты отвечала мне с не меньшей страстью чем та, которую испытывал я. И это дало мне надежду. Правда, в ту ночь в Форксе, когда мы впервые были близки, и я заснул самым счастливым человеком на земле, а проснувшись, понял, что ты убежала, я подумал, что все испортил.
- Я так испугалась тогда. Я просто запаниковала.
- Думаешь, я этого не понял? В первый миг я ужасно разозлился на тебя, но, представив, что ты должна была испытывать, сразу остыл. Потом мне в голову пришла мысль, что ты могла забеременеть, ведь я не предохранялся и не знал, делаешь ли это ты. И я решил, что судьба сыграла мне на руку. Что у меня может появиться время на то, чтобы убедить тебя в своих чувствах. Остальное ты знаешь.
- Я очень хотела ребенка, Эдвард. Я всегда хотела еще детей. И то, что я могу носить под сердцем твоего ребенка, наполняло меня такой радостью, - откровенно призналась я.
- Но ты совсем не выглядела радостной, - с шутливым упреком произнес он. – Скорее, ты выглядела напуганной и шокированной.
- Я просто боялась.
- А теперь? – с надеждой спросил он.
Я заглянула ему в глаза. Моя ладонь погладила его щеку. Указательный палец повторил резкие контуры его подбородка. И я сбросила последние оковы, сковывающие мое сердце.
- А теперь я готова рискнуть и посмотреть на то, как ты будешь доказывать мне свою любовь.
Глаза Эдварда засверкали, улыбка озарила его лицо. Он схватил меня на руки и закружил, а я засмеялась, чувствуя небывалую легкость на душе.
- Я люблю тебя, - серьезно сказал он, поставив меня на ноги.
Я улыбнулась. Подняла руки и погладила его плечи, потом положила их на грудь, чувствуя под ладонями бешеное биение его сердца, и, впервые за пять лет, ощущая внутри робкие ростки счастья, проникающие в мою душу.
- Я люблю тебя тоже.

PS: в самое ближайшее время выложу эпилог + ссылку на новую историю, на этот раз, о Ренесми. Надеюсь, вы меня поддержите