Безличный приговор
Мощеные улочки эхом разносили звук моих шагов. Солнце только-только поднималось над горизонтом, оранжевые лучи касались моего лица и согревали холодную кожу. Цвет неба медленно менялся от светло-желтого и бледно-розового до насыщенного голубого, занимающего все больше места на небосводе. Раздраженный, я шагнул ближе к тени и побежал в противоположном восходу направлении.
Город только начал просыпаться, древние стены зданий были украшены красными флагами, похожими на кровавые пятна, небрежно оставленные на виду. Люди все больше заполняли тротуары. Я отпрянул ближе к стенам, в самую тень. Серая дымка, словно плащ, окутывала тело и скрывала то, кем я был на самом деле.
Обхватив голову руками, я представлял лишь ее. Единственное, что помогало, — ее образ перед глазами. Ее лицо было расплывчато и размыто по краям, глаза — молочно-карими, а кожа — бледной, почти белой. Я моргнул, пытаясь избавиться от следующей трагичной картинки: глаза ее были стеклянными, рот — приоткрыт, а она сама — мертва. Я вздрогнул, крепче сжав голову, боль жалила и сжигала изнутри.
Я видел, как маленький автомобиль проехал мимо семьи, собирающейся пересечь дорогу. И в тот момент спорил сам с собой: стоит ли мне поднять машину над головой, чтобы привлечь побольше внимания. Я мог бы сделать это, но лучше провернуть что-то такое рядом с большим скоплением людей, например, на главной площади, где толпа невинных свидетелей будет внушительнее.
Я наполнил легкие глубоким вдохом, и теплая кровь каждого члена этой семьи теперь грозила им опасностью. Я всегда мог выбрать легкий путь решения проблемы и просто утолить жажду. Но и это должно будет иметь более широкую огласку.
Мать нахмурила лоб, покрепче сжав руку дочери, склонила голову и натянула капюшон, скрывая лицо. Ветер подул в их направлении. Обеспокоенная, мать поторапливала ребенка поспешить в безопасное место.
Маленькая девочка оглянулась на меня; ее большие глаза оказались темно-коричневого цвета, а щеки покраснели и слегка потрескались от сильных порывов ветра. На ней был красный плащик; две тесемки, повязанные бантиком на шее, удерживали капюшон. Длинные темные волосы обрамляли лицо. Она улыбнулась, помахав мне рукой.
Отвернувшись, я отвел глаза.
— Я не смогу, — прошептал себе под нос.
Я чувствовал присутствие Деметрия, его запах витал в тени рядом. Стража была заметно близко, наблюдая за каждым моим шагом и следуя за мной по пятам.
Игнорируя вампира, я радовался, что он был на достаточном удалении, чтобы я не слышал его утомительные мысли.
Планы изменились, что автоматически вернуло мои мысли к Элис. Она знала, чем я занят. И я надеялся, что она будет достаточно благоразумна, чтобы держаться подальше. Она понимала, как сильно я люблю Беллу, и, безусловно, не была согласна с моим решением, но она должна позволить ему претвориться в жизнь, потому что я не смогу существовать в мире, в котором нет Беллы.
Я смотрел, как солнечные блики переливаются на стенах, как в воздух взмывают крошечные пылинки, как свет и тень играют с их гранями. И вспоминал, как любила солнце Белла.
Ее волосы на свету становились темнее цвета угля, глаза загорались, вспыхивая ярче. Все ее лицо менялось, зрачки всегда мерцали, когда она смотрела на радугу, отбрасываемую моей кожей. Прослеживающие вслед за легкими касаниями путь солнца на моем теле, ее широкие глаза были полны любопытства, но никогда страх не ложился тенью на ее идеальные черты.
Но вот воспоминание исчезло, сменившись на образ безжизненного лица Беллы; ее глаза были темнее, чем я когда-либо видел. Обтянутая в синее, грозового оттенка платье, которое обычно подчеркивало розоватый тон ее щек, девушка казалась еще более неживой из-за сочетания цветов, контрастирующих с бледностью фарфоровой кожи. Дополняла картину фрезия: крошечные белые цветы по контуру окружали гроб, в котором Белла лежала. Мой живот скрутило, когда все существо воспротивилось этому видению, всему случившемуся.
Бумажное объявление пролетело рядом, ведомое потоком ветра. Я поймал его и развернул, чтобы хоть на что-то отвлечься от тягостных мыслей. Итальянская афиша вызвала улыбку на лице. Сегодня девятнадцатое число, а я думать об этом забыл, ведь ничего уже не имело для меня значения. Но даже это не отменяло всей иронии ситуации.
Солнце, казалось, засветило еще ярче, а ветер унес от ушей лишний шум. Сегодня наступил день святого Марка, праздник, посвященный христианскому проповеднику. Легенда гласила, что Отец Марк изгнал всех вампиров из Вольтерры почти полторы тысячи лет назад.
Празднование было глупой насмешкой, Вольтури просто тешили свое самолюбие, ведь это была их личная победа. Интересно, насколько они обезумеют от гнева, если кто-то запятнает столь значимое достижение в их биографии?
Запах Деметрия усилился, когда солнце стало подбираться ко мне. Это было бы так просто... Я улыбнулся, поднялся на ноги и отступил подальше, скрываясь за стенами города, прячась от света.
Мне нужна была более драматическая обстановка, чтобы показать людям сверхъестественную часть моей сущности, но при этом обойтись без кровопролития и позора на головы семьи Каллен. Я сделаю все проще — выйду на солнце. Люди будут в ужасе, начнут строить догадки.
Я знал, как сильно Белла любила наблюдать за мной в лучах солнца, и это станет моим подарком ей — мой последний и финальный выход.
Надежда
Я смотрел на небо, просчитывая, когда солнце начнет светить с максимальной силой и яркостью.
В полдень.
Не так уж скоро — стрелки часов едва достигали отметки «десять». Смогу ли прождать так долго? Я нахмурился. Ошибки быть не должно, я не мог рисковать.
Все вокруг меня было словно размыто; изображение окружающего мира искажалось, едва передвигаясь, пока солнце слишком медленно поднималось выше с каждым мгновением.
Ничто не волновало меня, лишь намеченная цель, горечью отдающая на языке — я практически мог чувствовать ее приближение. Я не мог сосредоточиться, моя голова была забита лишь мыслями о предстоящем конце, отказываясь воспринимать окружающую обстановку или обращать внимание на случайные невыносимые мысли, проносящиеся мимо меня с потоками ветра.
Единственное, что еще существовало для меня, — последняя надежда и безжизненное тело, оставшееся в Форксе.
Я сжался под гнетом кричащих и терзающих меня мыслей. Все худшие моменты моей жизни проносились перед глазами, какие-то повторялись, какие-то опускались, мелькая частями, но при этом нанося удары по самым болезненным точкам. Начиная с последнего раза, когда я видел ее, в тот самый день, когда я оставил ее сломленной и плачущей на лесной опушке. Слезы текли из ее глаз, когда она тянулась за мной. Как мне удалось уйти — до сих пор загадка для меня. Я начал дрожать и обхватил голову руками, чтобы не дать ей взорваться от силы неизбежной муки, которая повторялась и повторялась, рвала на части, раздирала на кусочки и пожирала внутренности.
Я никогда не смогу успокоиться; боль сжала горло и подчинила себе, навсегда превратив меня в своего слабого и жалкого раба. Без
нее я всегда был безжизненным, пустым, бесполезным, ничтожным. И она умерла.
Я никогда не увижу ее снова. Я никогда не строил воздушных замков о нашем воссоединении или о ее человеческой жизни, совершенной без моего в ней присутствия — не мечтал о мире, в котором я мог бы существовать рядом с ней. Но не так, совершенно не так; я чувствовал себя больным, все еще дышащим и портящим тем самым воздух, в котором ее никогда уже не будет. Ничто в мире не могло сравниться с агонией, которая терзала меня и царствовала в моем вечном аду.
Я скрылся в темном проулке. Отсюда прямая дорога вела к главной площади. Мне нужно было привлечь максимально возможное количество людей, чтобы произвести самый шокирующий эффект. А для этого нужно много свидетелей.
Большая башня с часами возвышалась над моим маленьким убежищем, центр площади расположился буквально в десяти шагах от меня. Расстояние было достаточным, чтобы выйти в самый эпицентр и тем самым привлечь внимание толпы раньше, чем меня убьют.
Я улыбнулся, позволяя этой фантазии заполнить мысли. Солнце все больше освещало площадь, и на ней уже образовалась огромная масса нечаянных свидетелей, будто ожидающая неожиданное разоблачение. Люди разговаривали и смеялись, одетые в легкие свитера, защищающие от ветра, гуляющего по площади. Шеи их были закутаны красными шарфами, а темой праздника были вампиры.
Мысли и болтовня эхом отзывались во мне, не задерживаясь в голове. Все эти разговоры были бессмысленными. Страж выжидал, все еще пристально следя за мной на случай, если я попытаюсь выкинуть что-нибудь этакое, но в целом Вольтури мало заботили мои печали. В нетерпении я переминался с ноги на ногу, пока стрелки часов подходили к половине двенадцатого. Неужели я собираюсь ждать и дальше?
Нет.
Солнце было безжалостным, толпа — огромной, я мог выйти и положить конец этому мучительному исступлению прямо сейчас. Но что-то в голове тянуло за ниточки, что-то едва уловимое, но сильное, какая-то внутренняя реакция, заставляющая ждать дальше.
И я отошел глубже в тень, дожидаясь подходящего времени.
Голова продолжала кружиться, борясь с туманом, блокирующим боль. С туманом, в котором я искал и выглядывал, метался, пытаясь увидеть
ее в своем нездоровом сознании. Но все, что я мог выцепить из воспаленного разума, было слабым нереальным воспоминанием о ее запахе. Сказочный образ ее улыбки искажался под натиском маячащей на грани сознания боли. Ее аромат смешивался и менялся, исчезая, будто умирающий цветок, который с трудом удерживал последние лепестки.
Я отбросил эти мысли подальше, крепко сцепив зубы.
Ничто не могло оправдать мое решение оставить ее; я никогда не смогу расплатиться с этим долгом. Я покинул ее. Убил ее. Вина и боль нарастали. Я не мог выдержать их. Чувствовал, как ноги сами понесли меня к краю тени. Протянул руку, проверяя невидимый барьер, сдерживающий меня, коснулся запретной линии, которая наконец позволит мне покинуть этот мир. Рука дрогнула, когда мозг выдернул меня из гипнотизирующей пропасти, неизбежно заставив отпрыгнуть назад, обратно в тень. Я должен подождать еще, только до полудня. Я напоминал себе это каждую секунду.
Я скрыл лицо в ладонях. Крошечная надежда мерцала на краю подсознания, направляя меня и позволяя справляться с этой агонией в безмолвных мучениях. Я молился о капле милости. Что до того, как я прожил столько лет в качестве демона, которым, бесспорно, и был на деле, плутая в темных катакомбах ада, — надежда все равно была сильнее. Бог окажет мне свою известную всем милость и приоткроет врата на небеса, чтобы я мог заглянуть внутрь. Позволит мне в последний раз увидеть Беллу.
Мир замер. Все вокруг меня застыло в покое, и единственное, что разрушало тишину, — далекие щелчки хода секундной стрелки.
А потом мир снова ожил, стремительно сбив меня напором своей жизни. Часы пробили полдень. Я улыбнулся, чувствуя тепло, когда звон колоколов разрезал воздух. Через голову стянул рубашку, отбросив ее на землю.
Я закрыл глаза, когда очередной удар часов сотряс землю. Все вокруг меня исчезло. Я был поглощен ощущением вечного небытия, темнота вокруг стала успокаивающе утешительной, и казалось, что все сложилось правильно.
Мой мозг, наконец, сосредоточился, явив мне лицо Беллы. Ее большие глаза сверкали, а щеки горели, расцвеченные румянцем. Ее аромат был сильным и ярким, а ощущение тепла ее тела было почти осязаемым, пока солнце бликовало на моей коже. Постоянная боль, удерживающая меня в своем плену, медленно сменялась неописуемым умиротворением. Это было чем-то за пределами моего понимания, так как я позволил надежде и эгоизму захватить мой разум. Я собирался увидеть ее снова. Я чувствовал это каждой горящей клеткой моего тела, пока часы продолжали отбивать полдень. Я ощущал, как мои ноги сделали первый шаг и вывели меня из проулка.
— Я люблю тебя, Белла, — прошептал я, обнимая ее крепче, пока ее губы не коснулись моих.
— Я люблю тебя больше, — ответила она мне, опаляя сладким дыханием.
Прежде, чем я успел опровергнуть это, она приоткрыла рот и поцеловала меня. Ее пальцы пробежались по моим рукам вверх и зарылись в волосы. Она сжала их в кулак, прижимая меня к себе, и я ответил ей. Приоткрыв рот, я позволил ее настойчивым губам наконец попробовать меня. Больше никаких границ не существовало. Ничего больше не существовало. Ничего, кроме второго шага, который приблизил меня к цели.
Убрав руки с ее талии, я переместил их на ее лицо и нежно обхватил его. Провел пальцами по пылающей коже, напоследок запоминая мягкие черты. Подушечки дрожали, ощущая ее тепло, и хотя она и так была прижата ко мне, я притянул ее еще ближе, пытаясь сделать нас одним целым, чтобы мы больше никогда не расстались.
Что-то далекое потянуло меня вниз, едва-едва, но достаточно ощутимо, чтобы заметить. Сигнал на уровне инстинктов, останавливающий от следующего шага.
Я подумал, что меня отвлек очередной удар часов. Это было что-то более тихое, почти неслышное, но в то же время такое громкое и настойчивое на фоне звона курантов.
Это была Белла; я бы узнал ее голос где угодно. Почувствовал, как губы дернулись, когда я повернулся в сторону ее идеального потерянного зова, тонущего в гуле заполненной площади. Я знал, что все происходило лишь в моем подсознании, но этого хватило, чтобы мои ноги зашевелились и сделали последние шаги, выведшие в самый центр под солнце, раскрывая меня и наш вид миру.
Голос Беллы затих, но воспоминание о ее шепоте все еще отражалось в моей голове, ее высокий и мягкий голос звал меня по имени.
Я зажмурился и расслабил мышцы. Заблокировал все прочие мысли, сосредоточившись лишь на Белле. Ее улыбке, ее прикосновениях, ее голосе, ее аромате, ее глазах. Все, что я мог охватить взглядом, собиралось где-то на затылке, пытаясь удержать этот миг, прежде чем он ускользнет, прорвется мимо и сокрушит меня, сжигая в огне блаженства и боли, заставляя меня дрожать и увядать. Моя жизнь ушла с последним выдохом. Ее взгляд стал затухать, в темных шоколадных глазах поселилась боль. Она кричала, просила и отчаянно умоляла меня бежать и уйти от солнца, которое окутывало меня, согревая обнаженную грудь. Куда же мне бежать, Белла? — спросил я отчаянно. Не в пустую же вечность этого мира, где не будет тебя? Это невозможно.
Теплое солнце поцеловало мое лицо…
______________________
Перевод: Shantanel
Редактура: Валлери