Один год. Пятьдесят две недели. Триста шестьдесят пять дней. Восемь тысяч семьсот шестьдесят часов. Пятьсот двадцать пять тысяч шестьсот минут. Тридцать один миллион пятьсот тридцать шесть тысяч секунд.

Без него.

Без Бута.

Ее напарника и друга. Ее чего-то большего.

Он разворачивается, уходит вперёд к Афганистану, военной форме и городам, захваченным террористами. Бреннан не думала о его смерти с тех пор, как в него стреляли в баре, ведь поняла: он в безопасности, пока она рядом. У неё нет ни пистолета, ни такой физической подготовки, но она его напарник. Она всегда рядом, чтобы убедиться, что он каждый вечер возвращается домой.

Она не хочет, чтобы он строил из себя героя и мученика.

Он должен вернуться домой.

Она все ещё смотрит на него. Его волосы выглядят забавно, когда разделены на пробор. Это напоминает ей об их самом первом совместном деле, когда он был всего лишь привлекательным агентом ФБР, которого она по глупости поцеловала в один день и залепила пощечину — в другой. Они оба были молоды и не понимали, как это важно — иметь напарника.

Иметь напарника. В настоящем времени.

Он вернётся домой. Он вернётся домой. Он вернётся.

Ей тоже стоит идти — самолёт скоро взлетит. Ее будущее может измениться из-за поездки в Малуку, она снова появится в научном журнале благодаря знаменательному открытию о прошлом человеческого рода. Они с Дейзи могут кардинально изменить подход к изучению происхождения человечества. Это важно. Это куда более ценно, чем поимка убийц. Она может изменить антропологию навсегда.

А Бут отходит все дальше, пока её ноги, кажется, прикованы к полу, а глаза — к нему.

Её Буту.

Она отказала ему несколько месяцев назад, и их сердца были разбиты, но по-разному. Он был разбит из-за настоящего, она — из-за будущего. Она любит его, это факт. Он — это реальное доказательство тех химических реакций в мозге, которые дарят людям ощущение любви. С ним она улыбается, стоит ему оказаться где-то рядом; она жаждет его быстрых прикосновений, любит слышать его смех и вдыхать его особенный запах. Она любит его, но он достоин наивысшей формы любви. И она не знает, может ли дать ее. Мужчина, достойный вселенной, не может быть счастлив с одной звездой.

От мысли, что она не увидит его улыбку целый год, скручивает живот. Его улыбка настолько широкая, что разрушает все правила анатомии — поразительно, как мускулы и жилы не рвутся от того натяжения, когда он улыбается так, что становятся видны зубы.

У Бута много улыбок: игривая, очаровательная, победная, но помимо всего остального есть одна, предназначенная именно для неё. Бреннан заметила её несколько лет назад, и эта улыбка до сих пор не прекращает восхищать её. Это его самая широкая улыбка. Та, которая затрагивает тёмные глаза и заставляет их сиять. Улыбка, основанная на заботе.

А ведь ещё есть объятия. Не просто «дружеские», а объятия дарующие спокойствие, тепло и ощущение, самое близкое к понятию «дом». Это его руки. Он притягивает её к себе и опускает подбородок ей на плечо, параллельно выводя круги не спине. Стоит ей закрыть глаза — и она там, прямо в его объятиях. А что, если это изменится за год? Ей не хочется снова ощущать пустоту.

Бреннан стоит на месте лишь считанные секунды, однако они кажутся часами, пока Бут направляется в сторону выхода. В груди сжимается, ей больно, и она не уверена, что может дышать. Это и есть любовь? И этого достаточно? Того, что она не может дышать, пока не уверена на сто процентов, что он будет рядом с ней в нужный момент?

— Бут!

Слова срываются с губ, как только она нервно втягивает в себя воздух.

Бреннан не уверена, что Бут услышал её, до тех пор, пока он не оборачивается. На его лице написано непонимание, а глаза слегка расширены. Он начинает идти обратно к ней, медленно и неуверенно.

Пятеро друзей, стоящие рядом, шокировано ахают, но она едва ли обращает внимание, ведь какого черта он идёт так медленно?

Поэтому она начинает бежать. Она бросает свои вещи и бежит к нему, бежит к будущему. Нет времени на сожаления. Она маневрирует между людьми и видит, как Бут тоже начинает бежать, и его губы непонимающе изгибаются, рот приоткрывается, словно он хочет спросить: «Что происходит, Кости?»

Вот он. Их момент. Не тот печальный поцелуй перед зданием ФБР. А сейчас.

Она читала книги, в которых мужчина и женщина летят друг к другу и сливаются в страстном поцелуе, к которому вели триста страниц прелюдии. И ей всегда казалось это очень нелепым -- настолько поддаться эмоциям. Эмоции мимолётны, а поцелуй легко забыть.

До этого момента.

Она почти сбивает его с ног, крепко обнимая за шею и прижимаясь своими губами к его. Они мягкие и пахнут дешевым кофе. Его удивленный стон превращается в довольный, когда он обхватывает её за бёдра и притягивает ещё ближе. Она находит пальцами его челюсть, и он сгибает голову, чтобы углубить поцелуй.

Вот оно. Этот поцелуй, жажда тепла его кожи и забвение, что их окружают одни незнакомцы. Он позволяет ей увидеть свою версию реальности, которую она всегда хотела познать. Его реальность яркая и возвращает её в те времена, когда ей было десять. Надежда и детский оптимизм, которые были украдены несколько лет спустя и заменены на расчётливость и гипотезы. Она вспоминает о надежде и счастье благодаря его улыбке, от которой можно было бы упасть на пол, если бы не его крепкий захват.

Он пахнет тем ароматным шампунем, который она однажды использовала, оставшись у него на ночь после тяжелого дела. Это спокойствие и он сам. А затем она распознаёт запах его формы: затхлый и отдающий лимонным порошком. Это совсем не похоже на свежий льняной аромат его рабочих костюмов. Это то, что он бросил много лет назад, только чтобы она снова подтолкнула его на это своим отъездом на острова. Это все ужасно неправильно.

Она разрывает поцелуй, её рука — у него на груди. Его глаза открываются, и они напоминают их любимое шоколадное мороженое, которое они берут одно на двоих. Он пытается скрыть улыбку, но она читается в его порозовевших щеках и сияющих глазах. Она улыбается в ответ, прежде чем время снова начинает идти, а реальность даёт о себе знать.

— Не уезжай, — её голос дрожит. — Я не могу смотреть, как ты уходишь.

— Это моя дань стране, — он опускает взгляд. — Кроме того, чем ещё мне заниматься, пока ты на своих островах? Я не хочу работать ни с одним другим судебным антропологом.

— Я останусь. Мы продолжим работать вместе. — Горло как будто сдавливает. Но она не может заплакать, пока нет. Он должен выслушать её.

— Нет, Кости, я не могу позволить тебе сделать это. Ты сможешь изменить все своими открытиями. Я не могу лишить тебя этого. — Он тоже, кажется, на грани слез.

— Я уже сделала несколько открытий. Пусть это достанется мисс Вик.

— Не она лучший судебный антрополог в мире, а ты. Твои способности безграничны, и ты обязана этим воспользоваться. Ты же сама говорила: год — это не так уж и долго. Мы увидимся очень скоро.

— Бут...

— Я серьёзно, Кости. Когда вернёмся, мы продолжим с того, на чем остановились. Будет весело читать о тебе в газетах, пока я в Афганистане. Это поможет мне справиться с ожиданием. Я смогу утереть всем нос, что мой напарник меняет мир ученых. Я смогу...

Она хватает его за руки, и по её щеке скатывается слезинка.

— Бут, хватит. Замолчи. — Бреннан кажется, что она не может дышать, но она сглатывает и стискивает зубы. — Когда мы только стали напарниками, я видела в тебе лишь того, кто помогает мне делать мою работу. С тобой было весело, но большую часть времени ты выводил меня из себя, потому что я никогда не встречала того, кто бросал бы мне такой вызов.

Он слегка улыбается.

— Но потом ты стал моим другом. Я полюбила раскрывать с тобой дела, а затем отмечать их закрытие. Ты заботился обо мне, когда я думала, что это больше невозможно. И мне очень жаль, что я отказала тебе несколько месяцев назад. Я считала, что недостаточно хороша для тебя. Мне все ещё так кажется.

В его глазах стоят слезы, и он обнимает её. Это объятие отличается от других. Оно крепкое, буквально сокрушающее, и несет в себе куда больше, чем могут выразить слова.

— Ты достаточно хороша, — шепчет он. — И даже больше.

— Так останься, не строй из себя героя, — говорит она ему в куртку.

— Но Малуку и первобытные люди... — слабо возражает он.

— Ты важнее любого открытия, Бут.

Он целует ее. Настолько сильно, что почти больно. Она даже не пытается сдержать удивлённый полувскрик, когда он приподнимает её над землёй. Она обхватывает его ногами за талию, а руками — за шею. Бреннан знает, что они устраивают какое-то шоу, но ей плевать. Это он. Их момент.

— И как мне объяснить начальнику, что я не приеду на базу? — спрашивает он в перерывах между поцелуями.

— Ну, я в это же время буду объяснять своему, почему мисс Вик улетела на острова одна, — смеётся Бреннан.

— Мы разозлим несколько очень высокопоставленных людей.

— Они всегда могут найти замену.

Он согласно мычит.

Когда он опускает её на землю, она мгновенно переплетает свои пальцы с его. Им не нужно давать этому определения, просто так чувствуется правильно. Бут, наверное, скажет, что «мы были созданы друг для друга», и пускай эту фразу никак не может объяснить наука, Бреннан не станет возражать. Даже после стольких событий, через которые прошли, они все ещё вместе. Похищения, драки, почти отъезды. Но они смогли.

Она пытается не зацикливаться на том, как идеально её ладонь помещается в его. Или на том, насколько правильно чувствуются его губы. Или на том, как идеально они сочетаются, когда она опускает голову ему на грудь — словно два кусочка пазла. Этого никак не объяснить, но впервые в жизни ей этого и не нужно.

Он здесь, и она дома.