Мы с мамой провели первую ночь дома, как она и хотела. Разговаривали, смеялись, наверстывали упущенное.
Она переехала сюда четыре года назад, чтобы поработать на одну из крупнейших и престижнейших фирм страны. Она не проводила долгих часов на мероприятиях, да и вообще уделяла не так уж много времени выходам в свет, но была счастлива и ощущала себя целостной.
По крайней мере, так говорила.
- У меня есть две недели, которые я хочу провести с тобой, - призналась она мне за ужином. В Грант-парке будет музыкальный фестиваль позже на этой неделе, и я знаю, что Гарретт хотел присоединиться к нам; мы еще могли бы прогуляться по Нэви Пиер (1) как-нибудь вечером и перехватить там что-нибудь на ужин. Также новая экспозиция у нас в музее, думаю, тебя бы заинтересовала. И, если интересно, я договорилась о встрече для нас с деканом отделения музыковедения в Северо-западном. Я ни в коем случае не давлю, просто…
- Мам! – прервал я, чувствуя неловкость. – Притормози. Я схожу на назначенную встречу с тобой… но… Я не знаю. – Все слишком навалилось в один момент. Хотя я был рад узнать, что мой приятель Гарретт – сосед по площадке – все еще тут. Я встретил его впервые, когда приезжал к маме, и хоть мы и почти не общаемся, но несколько раз в год, когда я приезжаю сюда, прекрасно проводим время.
- Просто дай мне прояснить все, - вмешалась она. – Я могу заплатить за обучение, тебе не нужно будет брать никакие кредиты. Ты можешь жить тут все время, и ты не обязан искать работу. Я знаю, что там задают много… я не давлю, просто подумай об этом, хорошо?
- Конечно. Подумаю, - заверил ее я, хотя бы просто потому, что она была моей мамой и мне не хотелось ее огорчать. У нас всегда были какие-то временные отношения, и я знал, что ей хотелось большего. Мне тоже. Просто… переезд сюда был такой внушительной ступенью от дома, от всего того, что я так полюбил в Вашингтоне.
- Что с тобой? – поинтересовалась она, с беспокойством покусывая нижнюю губу. – Ты выглядишь как-то не здорово. Что-то случилось? – Она грустно глядела на меня, и я возненавидел себя, что заставил ее испытывать такие чувства.
- Не знаю, - ответил я, пожимая плечами и проводя рукой по волосам. Желудок болезненно сжался, и мне захотелось вернуться в постель.
- Я не часто тебя вижу, но ты мой сын, и я могу сказать, когда тебя что-то беспокоит, - тихо произнесла мама. – Ты хочешь поговорить об этом?
На секунду я задумался об этом. О том, чтобы сообщить ей о своей невероятной тяге к Белле, и о том, как мне плохо от этого. Но мало того, что, скажи я это вслух, ситуация стала б видеться реальной, так еще и сама по себе она была неловкой и неправильной.
- Нет, - ответил я, качая головой.
- Все в порядке с отцом? Что-то… с его женой? – спросила мама, и ее голос надломился на последнем слове.
Я взглянул на нее и увидел в ее глазах боль, сама же она выкручивала пальцы, держа руки на коленях.
- Мам?
- Не обращай внимания, - попросила она, махнув рукой перед лицом.
- Ты ревнуешь?
- Не знаю. Может, немного. Я любила твоего отца. Невероятно сильно. Думаю, если бы мои родители приняли мой выбор, я до сих пор была бы с ним. Я ощущала силу чувств, которые у нас были. Ты – плод нашей любви, в конце концов. – Она дотянулась до моей руки через стол и крепко сжала.
- Вы с отцом когда-нибудь пытались начать все еще раз, когда ты вернулась? – спросил я.
- Нет на самом деле, - ответила она. – Это было разрывающей пропастью, словно ад, первое время, а как только мы начали чувствовать себя комфортно в обществе друг друга, я не хотела все портить и ничего не предлагала.
- Ты когда-нибудь жалела об этом? – спросил я, не поднимая взгляда и думая, как бы отличалась моя жизнь, расти я в доме, где были бы и мать, и отец. И задался вопросом, как бы изменилось моя позиция по поводу отношения с девушками и взятия каких-то обязательств. Я подумал, а встретился бы я когда-нибудь тогда с Беллой, и от этой мысли стал одновременно и счастливым, и невероятно грустным.
- Иногда, - тихо призналась она. – Больше я сожалею, что упустила столько времени с тобой. Не думаю, что я была очень уж хорошей матерью.
- Мам… это не так. Хоть я и не часто видел тебя, ты была значимой частью моей жизни.
- Знаю, - произнесла она, смахивая слезу со щеки. – Но я не стала такой матерью, какой бы хотела быть. И мне хочется попытаться что-то сделать для тебя. Я лишь надеюсь, что еще не слишком поздно.
- Конечно, нет. Я просто не знаю, смогу ли я сделать такой значимый шаг как переезд сюда. Прости.
- Не нужно извиняться, пожалуйста, - искренне попросила она. – Я не пытаюсь заставить чувствовать себя виноватым или еще что.
- Знаю, - ответил я, потирая грудь. Боль вернулась, и я почувствовал, что вряд ли приму верное решение в эти дни. При том, что я действительно верил, что мама не пыталась вызвать у меня чувство вины, вина все же не исчезла, поглощая меня. Мама была одна с тех самых пор, как они разошлись с отцом, но у него по крайней мере был я. У нее же не было никого. Может быть, теперь пришел ее черед.
Но мысль о том, чтобы покинуть Вашингтон, была еще более непривлекательной, чем когда-либо, и все эти «почему» дробью бились в груди, делая только хуже.
Как же я устал.
- Посмотрим, ладно? – произнес я, заставив себя нацепить улыбку на лицо. – Но мы отлично проведем время в любом случае, пока я тут.
- Конечно, - сказал она, беря наши тарелки. – Я люблю тебя, Эдвард. – Она наклонилась и поцеловала меня в лоб, после чего отнесла посуду в раковину.
- Я тоже люблю тебя, - сказал я, сдерживая зевок.
- Почему бы тебе не поспать, дорогой? Уже все равно поздно.
- Конечно, так и сделаю. Спокойной ночи, мам, - произнес я, вставая и чмокая ее в щечку.
- Спокойной, милый. Увидимся утром.
Я прошел в свою комнату, включил телевизор и почти сразу заснул.
Проснулся я от того, что мама гладила рукой мои волосы и мягко что-то говорила мне. Это было так хорошо, что я не хотел двигаться.
- Давай же, милый. Уже за восемь. Я приготовила завтрак.
- Хорошо, - пробормотал я.
- Ты очень много спишь. Уверен, что все порядке?
- Ага, - ответил я, не открывая глаз.

- Эдвард, вставай.
- Угу.
- Милый, уже десять. Прошу, поднимайся.
Мои глаза распахнулись, и я увидел встревоженное лицо матери. Голова была точно свинцом налита, никого желания двигаться вообще не было, но мне не хотелось расстраивать ее, так что я сел, простонав.
- Прости, мам. Встал, - я опустил ноги на пол и потер лицо.
- Не за что извиняться. С тобой все хорошо?
- Да, - ответил я, вновь проводя рукой по лицу. – Я собираюсь принять душ.
- Хорошо. Я разогрею завтрак. Думаю, мы могли бы прогуляться сегодня вдоль реки и захватить обед на свежий воздух.
- Смахивает на план. – Голос мой даже для моих ушей звучал безжизненно, но мама не выглядела обеспокоенной, так что я поцеловал ее в щеку и пошел принимать душ.
У нас с мамой был прекрасный день, и я заметно расслабился во время нашей прогулки и последующего обеда на открытом воздухе на набережной. Я даже не заметил, в каком напряге я был, пока он не стал спадать и я не задался вопросом, сколько же это продолжалось.
Когда мы вернулись в мамину квартиру, писк телефона напомнил мне, что я забыл его тут на весь день. У меня было три пропущенных сообщения и один звонок от папы. Он был расстроен, что от меня ни слуха, ни духа, и очень интересовался, как у меня дела в Чикаго. Он грозился позвонить маме, если я не свяжусь с ним, и мне подумалось, что его звонок маме во время медового месяца может расстроить Беллу. Поэтому я быстренько написал ему в ответ, сообщив, что отлично добрался накануне, и извинился, что не связался с ним раньше.
И именно в этот момент я понял, что весь день не думал о Белле.
Но теперь, когда она возникла вновь в моих мыслях, я не мог прекратить думать о ней.
Было ровно шесть, но я сказал маме, что хотел бы полежать немного перед ужином. Она, мне показалось, вздрогнула, но ничего не сказала, так что я прошел в свою комнату, где улегся на кровать, полностью одетый. Я уснул в одно мгновение и так и не проснулся вплоть до следующего утра.

Кампус Северо-западного университета был большим и находился в тридцати минутах езды от маминой квартиры. Я был там раньше, так что осмотр местности мне не понадобился, но мы пообедали с деканом музыкального отделения - невероятно прекрасной женщиной по имени Виктория Гивенс - и обсудили программу курса, которая оказалась целенаправленной и интенсивной. После обеда я сыграл композицию, написанную недавно, и она уверила меня после того, как просмотрела документы, что примет мое заявление не задумываясь, если я решусь его подать.
После этого мы поехали назад в мамину квартиру. Я рухнул на пассажирской сиденье ее автомобиля, совершенно исчерпанный.
- Эдвард, ты в порядке? Ты тут четыре дня и почти все время спишь. И вновь выглядишь уставшим. Я не хочу влезать не в свое дело, но я волнуюсь.
- Прости, - произнес я. Это единственное, что я смог сообразить в ответ.
- Ты спал больше двенадцати часов вчера вечером и вновь устал. А когда ты играл сегодня…
- Мне жаль, мам. Просто столько всего в мыслях… - туманно ответил я.
- Ты хочешь поговорить об этом? – поинтересовалась она, кратко взглянув на меня и снова возвращаясь к дороге.
- Нет, - тихо ответил я, качая головой. – Но я сожалею, что так устаю. Мы еще сделаем кучу всего вместе до того, как я уеду, обещаю.
- Дело не в этом, просто мне больно видеть тебя несчастным.
- Я в полном порядке. Думаю, просто отсыпаюсь за все то время, что не отоспал за дни учебы. В последнее время было несколько бессонных ночей, да еще и такие объемы задавали.
- Уверен, что дело в этом? - с тревогой вопросила она.
- Да. Просто расслабился и стресс отступил, полагаю. – Я знал, что отчасти это правда. Находиться тут с матерью было легко, как и всегда. Но я также знал той частью своего разума и сердца, где проживала честность, что я сплю, дабы отстраниться от своих дум и чувств, которые были губительными и нездоровыми.

(1) Нэви Пиер - километровый пирс на берегу озера Мичиган.