Глава 7. Депрессанты

В понедельник Гермиона принесла Драко не две, а три книги: «451 по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, «Франкенштейна» Мэри Шелли и «Превращение» Франца Кафки. Он отметил, что, в отличие от настоящих книг, которые он привык читать, эти были тоненькие. Сначала он решил, что осилит все три за один вечер. Может, магглам особо нечего сказать, или они используют меньше слов или что-то в этом роде? Но, прочитав Брэдбери, он переменил мнение. Ему понадобилось четыре часа, после чего он аккуратно закрыл книгу, положил на колени и долго сидел, глядя прямо перед собой.

Оказалось, что магглам есть, что сказать, и при этом они не отвлекаются на подробные описания парадных мантий, бальных залов и мерцающего света свечей. Он привык к тому, что изысканно разукрашенная проза смягчает удар, но маггловские авторы были безжалостны. Им было все равно, плачет ли он, злится так, что не может смотреть на страницы, или испытывает настолько сильные чувства, что вынужден отложить книгу и уставиться в стену, гадая, зачем вообще нужны стены в таком мире, как этот. Он никогда особо не задумывался, каково это — жить без магии, когда, если что-то пошло не так, никто не явится, чтобы взмахнуть палочкой и все уладить.

Если Гермиона Грейнджер выросла, читая эти жуткие книги, он мог понять, почему она с такой страстью кидалась на любое дело. Драко полагал, что уж он-то отлично разбирается, что такое страх, но теперь ему казалось, он не знает ничего. С детства он боялся простых и понятных вещей: смерти, отца, Волдеморта и неудачи. Именно в таком порядке. Малфоев обвиняли в трусости, но он всегда думал, что на самом деле это не трусость, а трезвый расчет. С другой стороны, волшебников было не так просто прикончить: когда не было войн, убийства случались очень редко, и при нынешнем состоянии магической медицины Драко мог уверенно рассчитывать дожить до ста пятидесяти лет.

Странно, что такие живучие люди прилагали столько усилий, чтобы отсрочить неизбежное. Магглы каким-то образом сумели усвоить драгоценную мудрость, которая так долго не давалась колдунам: смерть — это не враг. Конечно, Дамблдор и еще парочка полоумных стариков пытались это объяснить, но тогда Драко им не верил: само собой, смерть — это худшее, что может случиться. Это же смерть.

В маггловских книгах смерть случалась с людьми наряду с прочими бедами, и они должны были с ней мириться, потому что нужно было заботиться о более важных вещах. Гермиона объяснила, что в книге описаны события, которых на самом деле не было, но он знал, что часть ее — правда. У магглов были машины специально для того, чтобы убивать друг друга, и их было так много, что за всеми невозможно было уследить.

Поэтому самый злобный, преступный и тупой маггл мог творить, что угодно, и большую часть времени это сходило с рук. Драко никогда не сознавал в полной мере, какую защищенную вел жизнь благодаря магии. В этом была своего рода ирония, учитывая, что подростком ему довелось участвовать в войне. Мир оказался намного больше, чем он воображал.

Он так и не нашел сил приняться за следующую книгу. Вместо этого он лег в кровать, и понадобилась вечность, чтобы заснуть.

* * *
На работе Драко первым делом заварил себе крепкого кофе, добавив туда изрядную порцию Бодроперцового зелья. Он перенапрягся, размышляя над моральными проблемами, и теперь его мозг без предупреждения отправился в отпуск (если не считать предупреждением коротенькую запись на внутренней стороне черепа насчет Ямайки и рома). Когда он походкой инфери с темными кругами под глазами вошел в зал, Бьянка решила, что он заболел, и пыталась отправить домой.

Он с трудом справлялся с наплывом посетителей после трудового дня, и, возможно, был излишне резок с парой пожилых ведьм, но все окупилось, когда появилась Гермиона. Он вручил ей прочитанную книгу, и она улыбнулась:

— Ты быстро. Ну как, тебе понравилось?

— В жизни не испытывал такой тоски, — ответил он, а он знал, что такое тоска.

Ее улыбка померкла.

— Значит, остальные тебе тоже не понравятся.

— Я не говорил, что мне не понравилось. О чем она?

— А ты как думаешь? — спросила она, приподняв брови.

Ему не хотелось признаваться, что он не понимает, и он решил ответить наугад:

— Ну, наверно автор предупреждает людей, что будет, если они перестанут думать сами и будут слепо исполнять приказы. Это гораздо лучше, чем магическое издание. По крайней мере, ясно, что к чему.

— Ты прав, — кивнула она в ответ. — А еще это книга про культуру американских магглов, но ты про нее ничего не знаешь. Автора огорчало, что люди перестали читать книги. У магглов появилось телевидение и другие развлечения, поэтому они почти не читают.

— Это печально.

— Брэдбери того же мнения.

Она открыла рот, чтобы продолжить, но Драко ее перебил.

— Не вздумай накидываться на меня на этот раз, потому что я как раз собирался спросить, что тебе подать.

У нее была привычка улыбаться в самый неподходящий момент, когда нормальный человек начал бы орать, но поскольку для него по-прежнему оставалось величайшей тайной, почему она вообще с ним разговаривает, он не был склонен вникать в мелкие загадки.

— Я хочу ванильный латте.

Он сделал кофе и поместил на поверхности стакана пузырь в виде книги. Он очень старался, так что когда жидкость колыхалась, страницы переворачивались.

Гермиона не сказала ни слова, но по ее лицу он понял, что она впечатлена. Она протянула ему деньги и сделала глоток.

— Хорошо.

— Знаю.

Она повернулась, чтобы уйти, но он ее остановил:

— Погоди— А счастливые книжки у магглов бывают?

Он сообразил, как глупо это прозвучало, только когда сказал.

Но она восприняла вопрос всерьез.

— Бывают, но с ходу я не вспомню. Хорошие книги обычно невеселые, потому что их задача — чтобы люди обратили внимание на то, что действительно важно.

— Если вспомнишь, приноси.

— Ладно.

Она помахала ему на прощание, но поскольку он такого не ожидал, то не ответил.

* * *
Дома он смотрел на две оставшиеся мрачные маггловские книги, но чувствовал, что пока не готов их читать. От скуки он решил на следующий день перед работой заглянуть в лавку на Диагон-аллее, где торговали маггловской музыкой. Каждый день он проходил мимо, и нельзя сказать, что заведение не бросалось в глаза: над входом плавали в воздухе ярко-раскрашенные металлические шары и кольца, а изнутри доносилась громкая музыка. Переливающаяся всеми цветами радуги вывеска сообщала, что лавка называется «Подвал».

Внутри подавляло изобилие выбора. Узкая, длинная комната была заставлена рядами крохотных блестящих коробочек. Драко понятия не имел, что в них. Названия типа «Рок», «Техно», «Ритм-энд-блюз» или «Хэви Метал» ровно ничего нему не говорили. В половине случаев они даже не напоминали слова. В проходах стояли люди в черных наушниках, шнурами прикрепленными к коробочкам на витринах. Глаза у многих были закрыты, и он не мог понять, чем они занимаются. Он бесцельно бродил вдоль первого ряда, рассматривая странные рисунки на обложках. Он сообразил, что надпись «Компакт-диски» имеет отношение к музыке, но не мог понять, какое. Он взял один из дисков, прочитал названия песен и положил обратно.

— Вам помочь? — окликнул его голос слева от него. Он повернулся и обнаружил колдуна средних лет с длинными спутанными волосами, в рваной «футболке» и выцветших «джинсах». На руках у колдуна были странные отметины.

— Мне кажется, я вас где-то видел, — сказал Драко.

На жестком лице колдуна проступила улыбка.

— Я — Донован Тремлетт. Раньше играл в «Вещих сестричках».

Драко был потрясен. Донован Тремлетт больше десяти лет занимал высшие позиции в магических чартах. Вся юность Драко прошла под написанные им песни.

— Я ваш старый поклонник, — сказал он, протягивая руку для приветствия. Может быть, он задержал чужую ладонь чуть дольше, чем следовало, но это же был Донован Тремлетт. Он жалел, что не может забыться до такой степени, чтобы попросить автограф: фамильная гордость некстати напомнила о себе.

— Почему вы больше не играете?

Тремлетт бросил взгляд по сторонам, чтобы проверить, не нуждается ли кто в помощи. Никто не нуждался.

— Раз вы такой старый поклонник, вам рассказать в подробностях?

Драко торопливо кивнул.

— Ладно. Родители у меня магглы, и я вырос в музыкальном магазине. Потом получил письмо из Хогвартса и узнал, какое дерьмо слушают в магическом мире. Меня чуть не стошнило, честно! Я потолковал кое с кем в школе, нашел тех, кто любит музыку, и так образовался наш ансамбль. Я сыграл им маггловскую музыку, и они пришли в восторг. Мы начали подражать магглам и приобрели безумную популярность, потому что никто ничего подобного не слышал. Но годы шли, и мне все меньше нравилось то, что играем мы, и совсем не нравилось то, что играют все остальные. На весь волшебный мир приходилось три ансамбля, и нельзя сказать, чтобы мы надрывались изо всех сил.

Драко не подозревал, что Тремлетт — магглорожденный. Это, безусловно, проливало новый свет на томительные вечера, проведенные в хогвартской спальне, когда они под музыку «Вещих сестричек» возмущались, как это Грейнджер посмела обойти его на Рунах.

— Я бы в жизни не выбрался из этой колеи. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. В смысле Волдеморт — тут Драко сморгнул — распорядился начать регистрацию магглорожденных. Само собой, я не собирался подчиняться этому долбаному психу, прости за откровенность, поэтому отправился назад в маггловский Дублин. Стал там играть с маггловскими ансамблями, освоил кое-какие новые приемы и вернулся только в прошлом году. И, к своему изумлению, обнаружил, что все из кожи вон лезут, чтобы подражать магглам.

Он потряс головой и рассмеялся отрывистым лающим смехом.

— Ну, я задумался, как сделать, чтобы проигрывать диски с помощью магии, а потом открыл эту лавку. Очень скоро ко мне зачастили магглорожденные со своими дисками, потому что хотели, чтобы их любимая музыка тоже была в продаже. С «Сестричками» я тоже играю, если они присылают сову и просят по-настоящему убедительно, но лавка для меня — главное. И если честно, — тут он обвел комнату рукой, — эта музыка лучше, чем все, что я написал за свою жизнь.

— Мне ваша музыка очень нравится, — сказал Драко, и Тремлетт снова рассмеялся.

— Не думай, что я не оценил комплимент. Очень даже оценил. Но это потому, что ты ничего больше не слышал. Тебе помочь?

Драко кивнул.

— Я сделал несколько подборок специально для таких, как ты, кто раньше не сталкивался с маггловской музыкой, потому что поначалу может быть сложновато. Вон на той стойке, — он указал на витрину справа от Драко, — есть неплохой выбор. Советую начать с рока.

Драко подошел к полке и стал рассматривать диски. Вместо рисунка на обложке был только список песен. Он взял подборку с более или менее жизнерадостными названиями в надежде, что магглы умеют не только вгонять в тоску, но и веселить. Тремлетт предложил ему принести список любимых песен, чтобы посоветовать, что еще можно приобрести, и Драко двинулся вниз по улице к «Ворону».

Когда он с диском в руках вошел в кафе, Бьянка попросила посмотреть и с мечтательной улыбкой прочитала список песен на обложке.

— Думаю, Драко, тебе понравится: они все веселые. Так что, ты иногда все-таки веселишься? — уточнила она, отдавая ему коробку.

— Конечно, веселюсь, — ответил он, иронически искривив губы. — С утра до вечера.

— Вот только не сейчас, — поддела она его.

— Я не веселюсь, потому что ты веселишься по поводу того, что мне невесело, — парировал он, и она рассмеялась.

— Извини, не хотела обидеть. Просто мы с мамой немного беспокоимся. У тебя порой бывает такое лицо, словно ты самый обделенный жизнью колдун в Британии.

— Как ни странно, это не так, — сказал он, придя в себя. — То есть, я думал, что это так, но на днях встретил еще более обделенного типа, и был вынужден отдать пальму первенства ему.

Бьянка рассмеялась, а Драко с трудом сдержал улыбку.

— Кстати, это мне напомнило, что мама просила поинтересоваться, что ты собираешься делать в следующую среду. Я понимаю, что это День феникса, и у тебя могут быть другие планы, но мы хотели пригласить тебя к нам на небольшую вечеринку. Встретишься с остальными членами нашей семьи.

— Ну-

Она застала Драко врасплох. Это что, у него одним ударом появятся друг номер три, номер четыре, а может, и больше?

Праздник совершенно вылетел у него из головы. День феникса отмечали второго мая в память Битвы при Хогвартсе. В этот день лавки не работали. Сначала его праздновали очень скромно, собираясь после поминальной службы, но теперь лилась рекой выпивка, и взлетали фейерверки.

Драко обычно вспоминал о празднике, увидев заголовки в «Пророке», и отмечал его, напиваясь в стельку. Сначала день хотели назвать в честь Гарри Поттера, но великий герой уцепился за возможность продемонстрировать свою безграничную скромность и отказался от предложенной чести. Вместо этого он предложил существующее название: в честь Ордена Феникса, и потому, что эта птица — перворазрядный символ (возрождение из пепла и все такое). Драко впечатлен не был.

Бьянка не поняла, что означает выражение его лица, и торопливо заговорила снова:

— Если не можешь, я пойму, но мы бы хотели узнать тебя получше. На работе ты больше молчишь, а папа хотел бы познакомиться с тобой поближе. Если честно, то он и Уилл — это мой муж — заходили сюда пару раз посмотреть на тебя, так что ты их, возможно, узнаешь. Сказали, что ты очень вежлив с посетителями.

— Да нет, могу и с удовольствием приду, — сказал он, чтобы остановить нервный поток слов.

— Отлично! Приходи к шести. Просто ужин, ничего особенного, поэтому нет необходимости наряжаться и все такое. Я тебе запишу адрес маминого с папой камина.

Она схватила со стойки перо и написала адрес на салфетке.

— Увидимся завтра. Удачной смены! — завершила она, направляясь к двери.

Драко сунул салфетку в карман панталон (подумать только, панталоны с карманами; магглы — такие затейники!) и снова принялся рассматривать свой диск. Единственная песня, которая его смутила, стояла последней. Она называлась «Клевер на алом» в исполнении некой Джоан Джетт, но он решил, что вряд ли она совсем уж мрачная [1].

Потом появилась Гермиона и тоже захотела посмотреть на его диск.

— Отличная подборка, — сказала она. — Последняя песня — одна из моих любимых.

— То есть нагоняет тоску? — уточнил он, зная, какие у нее вкусы.

— Нет, это очень знаменитая любовная песня, хотя и неоднозначная. В оригинале она звучит немного не так, но эта версия даже лучше, — объяснила она, положив диск на стойку.

— Что подать? — спросил он.

— Пожалуй, ванильный латте.

Он молча сбивал напиток, пока она пристально наблюдала за ним, выводя из равновесия. Каждый раз, поднимая голову, он натыкался на ее взгляд, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы не встретиться с ней глазами. Он подал ей кофе, стараясь сохранять спокойствие. Она заплатила и издала горлом странный звук, словно собиралась что-то сказать. Он ждал.

— Я принесла тебе счастливую книгу. Но пообещай, что не будешь смеяться над названием.

— И что за название?

— Смотри сам.

Она вручила ему зачитанную книгу в бумажной обложке, на которой было написано «Принцесса-невеста». Поскольку, строго говоря, он ей ничего не обещал, то позволил себе рассмеяться.

— Ну-ну! «Принцесса-невеста»! Ты, видно, упустила из виду, что я — не десятилетняя девочка.

Она порозовела от смущения (или раздражения) и бросилась на защиту книги:

— Это нарочно сделано, и не надо принимать всерьез. В детстве это была одна из моих любимых книг.

— Так и есть! Книга для десятилетних девочек.

— Нет, это книга для всех. Если тебе счастливая книга не нужна, можешь вернуть. И тосковать до конца жизни — мне-то что!

— Поздно — ты мне ее уже отдала. Может, я ее даже прочту. Всякое бывает.

Он пожал плечами и сунул книгу под стойку, откуда она не смогла бы ее достать.

— Тебе говорили, что ты кого угодно выведешь из себя?

Он не мог не отметить, что у нее на щеках все еще сохраняется румянец.

— Сегодня да, — соврал он. — Но обещаю, что завтра ты будешь первой в очереди.

Она вздохнула, закатила глаза и ушла, не попрощавшись, но, насколько он мог судить, вовсе не в таком уж сильном раздражении. Он поднял было руку, чтобы помахать ей на прощанье, потом сообразил, что делает, и непринужденным движением провел по волосам. Никто ничего не заметил.

Ему не терпелось начать новую книгу, но посетители шли непрерывным потоком до самого закрытия. Он успел только одним глазом взглянуть на заднюю обложку, но, судя по описанию, это действительно была счастливая книга.

В этот день должна была вернуться Панси, поэтому, придя с работы, Драко отложил новую книгу и связался с ней по камину. Та сидела за столом, пила белое вино и что-то рисовала углем на большом листе пергамента.

Она наклонила подбородок в знак приветствия.

— Рад тебя видеть.

— Зачем явился? — поинтересовалась она лишенным всякого выражения голосом. Те, кто не знал Панси, могли бы решить, что та грубит, но на самом деле она тоже была рада его видеть. Если бы ей не хотелось с ним разговаривать, она бы так и сказала. Несмотря на то, что другого времени, кроме свободного, у Панси не было, она относилась к нему очень бережно.

— Мы с Блейзом подумывали встретиться с тобой в «Котле» завтра вечером. Часов в одиннадцать.

— Хм-м-м, — пробормотала она в раздумье. — Не могу сказать, что сгораю от желания вас видеть, но ладно, так и быть.

Слава Мерлину, он начал обзаводиться новыми друзьями, потому что неизвестно, какую дозу натуральной, ничем не приукрашенной Панси он смог бы выдержать.

— Если так, это будет наша последняя встреча.

Она изящно улыбнулась одними губами и сказала:

— Ничего подобного.

В переводе это означало «Ты мне тоже нравишься». Драко набил руку в переводах с языка Панси: похож на английский, только слов поменьше. На этом языке было невозможно разводить церемонии и почти невозможно — выражать какие-то чувства.

— Спокойной ночи, — сказал он и вытащил голову из камина.

* * *
На следующий день Гермиона не пришла. Он гадал, не обиделась ли она, пока до него не дошло, как по-дурацки он себя ведет. Конечно, обиделась: они же Драко Малфой и Гермиона Грейнджер! Он был абсолютно уверен, что у них всегда и наверняка найдется, по поводу чего сцепиться. В любом случае, с чего он решил, что она будет заходить в кафе каждый день? Может, у нее дела. Не то, чтобы это его волновало, но он знал, что рано или поздно она появится, хотя бы потому, что у него остались три ее любимых книги.

Он не сводил глаз с двери, каждый раз убеждаясь, что ему совершенно все равно, что вошла не Гермиона. И он вовсе не был разочарован: он пребывал в абсолютной апатии, сохранял стоическое спокойствие и представлял собой рекламу равнодушия. Только вот смена тянулась немного дольше, чем обычно.

Точно в одиннадцать он был в «Дырявом котле». Панси уже сидела за столиком. Она сообщила, что он опоздал. На ее языке это означало, что он пришел вторым. Через несколько минут появился Блейз, и Панси даже не пришлось открывать рот: тот сразу рассыпался в извинениях.

Подошла официантка.

— Привет, — сказала она с улыбкой. — Как дела?

— Отлично, а у вас как? — ответил он из вежливости.

Панси посмотрела на него так, словно его подменили, а Блейз фыркнул. Он решил, что оба правы.

— Великолепно, сэр. Рассказать вам про наше особое предложение?

Мужчины кивнули. Панси не пошевелилась.

— Сегодня среда, поэтому положен галлеон скидки на все напитки с джином, а еще—

— Прошу прощения! — перебила ее Панси. — Я, похоже, ослышалась. На напитки с чем?

— С джином, — терпеливо повторила официантка, несколько смущенная обвиняющим тоном.

— Понятно. А что такое, — она сделала паузу и медленно выдохнула сквозь зубы, — джин?

Официантка беспомощно оглянулась по сторонам, словно надеясь, что кавалерия уже на подходе, и Блейз кинулся ей на выручку.

— Маггловский напиток. Уверен, тебе понравится «отвертка» [2].

— Сильно сомневаюсь, Блейз, что мне придется по вкусу это пойло, но ценю твое предложение и готова пожертвовать языком, раз уж придется пить яд, придуманный животными.

Официантка пробормотала что-то насчет того, что даст им время на размышление и поспешно удалилась.

Блейз сузил глаза:

— Похоже, ты давно не была в Англии.

— Верно, и жалею, что вернулась. Это так по-английски: при первой возможности отправить культуру на помойку и забыть о высших ценностях! Чего ради уподобляться простонародью? С каких пор в моде вести себя, как крысы из сточной канавы?

Драко почувствовал, как лопается терпение. При общении с Панси такое случалось. Первый раз в жизни он мог назвать несколько потрясающих магглов, и Рэй Брэдбери определенно не был крысой.

— Хватит, Панси, — сказал он, отчетливо выговаривая согласные, чтобы та поняла, что он всерьез. — Я знаю тебя с детства, и здравые суждения никогда не были твоей сильной стороной. Если Англия так тебя раздражает, сделай одолжение — уезжай. И можешь не возвращаться.

Наступило молчание. Когда напряжение стало невыносимым, Панси ответила.

— Знаешь, — заметила она, — никогда не понимала, почему тебя считают трусом. Ты — единственный, кто осмеливается мне перечить.

Драко успокоился: для Панси признать правду означало извиниться, и он был вполне удовлетворен. Все было как обычно. В их дружеском треугольнике действовала система сдержек и противовесов: Драко не давал зарываться Панси, Панси следила за Блейзом, а Блейз приглядывал за Драко. Драко доставалось от Панси, но Блейзу доставалось куда больше. Он содрогнулся, представив, что будет, если одна из сторон треугольника вдруг исчезнет. Двое оставшихся, вероятно, допьются до белой горячки или устроят смертельную дуэль. Просто потому, что это внезапно покажется отличной идеей. Или того хуже: без Панси они с Блейзом так расслабятся, что, того и гляди, начнут обниматься! Он постарался скрыть позыв к рвоте, чтобы у него не поинтересовались, о чем он думает. Он был не готов произнести такое вслух.

Вернулась официантка. Блейз и Драко заказали джин с тоником, а Панси — «отвертку». Драко улыбнулся.

Блейз поведал свежие новости о семье и о том, насколько богаче он становится с каждым проведенным в офисе днем, а Драко рассказал о «Вороне». Панси молча смотрела на него, маленькими глотками отпивая коктейль. Похоже, тот ей очень понравился. Драко был приятно удивлен, когда Панси не поинтересовалась, с чего он вообще пошел работать. Но бдительности утрачивать не следовало: раз Панси молчит, значит, думает. А это всегда опасно.

— Ну, Драко, так как ее зовут? — спросила она без всякой связи с темой разговора.

— Кого?

— Девицу, в которую ты втюрился.

Он видел, что Панси страшно довольна собой и тем, что сумела вычислить тщательно скрываемую тайну.

Прежде, чем он успел ответить, вмешался Блейз:

— Точно! Я чувствовал, что с Малфоем что-то неладно, но не мог понять, что.

Он ухмыльнулся Панси.

— Меня это не удивляет, — бросила та, на мгновение отведя взгляд от Драко. — Ты у нас туп как тролль.

Как обычно, Драко вообразил счастливый день, когда догадка Панси окажется неверна. Чего еще ни разу не случалось, но рано или поздно должно было случиться, и тогда он отыграется. К сожалению, сегодня был не тот день. Он был твердо настроен отрицать, что происходит нечто необычное, но подозревал — это не так.

— Понятия не имею, о чем ты, — сказал он. — Никого у меня нет.

— Знаю. В этом и состоит проблема?

— Проблема в том, что я не пойму, о чем ты, — повторил он. — Правда, Панси! И не надо на меня так смотреть.

На этот раз она вздохнула с меньшим драматизмом, но с большим презрением. Панси могла бы давать уроки вздохов.

— Ну, значит, со временем поймешь. Ты здесь не самый тупой.

— Мерлиновы яйца! Именно, что самый, — вмешался Блейз.

Панси перевела разговор на свое путешествие. Драко в любом случае не стал бы слушать ее болтовню о колумбийском кофе, но сейчас пропускал рассказ мимо ушей потому, что ему надо было подумать.

Панси могла вычислить то, что она называла «влюбленные щенячьи глазки», за милю. Неужели у него?.. На самом деле он размышлял о художественной словесности. Он думал о книгах, которые Гермиона— книгах, которые— он думал о— Ладно, начнем сначала.

Он думал о маггловских книгах, которые сумел раздобыть, и о том, как ему не терпится прочитать ту, которую Гермиона— Надо попробовать еще раз.

Ему не терпится прочитать новую книгу, которая лежит дома. Вот! Он думать не думает ни о какой «девице», тем более о той, которая настолько вне досягаемости, что нет смысла испытывать к ней странное, безответное чувство— Неважно.

После закрытия паба он добрался до дома и в первый раз прослушал свой диск. Бьянка оказалась права: это было весело.

_______________

1. «Crimson and Clover» — песня совсем не мрачная, более того, идеально описывает состояние Драко на текущий момент, как мы убедимся в следующей главе. Для тех, кто, как переводчик, слабо разбирается в маггловской музыке, песня здесь: http://www.youtube.com/watch?v=i17ky5RbcHY.

2. «Отвертка» (или «gimlet» — непереводимая игра слов) — коктейль из джина с сиропом лайма, старый добрый напиток королевского флота.