“Сознательная самоизоляция. Тяжелое затворничество.” Карта Печаль, колода Симболон.



Они стояли на невысоком пологом берегу. Чёрная река медленно, с трудом ползла по глубокому руслу, дымилась, густо клокотала и медленно вздувалась пузырями, и это была кровь. Чёрная, почти свернувшаяся кровь. Время от времени из крови показывались руки и лица, и прочие части тел, и сразу же вновь ныряли в кровавый поток.



— Напрасно мы протрезвели, — сказал Малфой. Он уже стоял рядом, мрачно глядя в поток. Гермиона взяла его за руку. Рука была ледяная. Малфой перевёл бесстрастный взгляд на Гермиону, потом посмотрел куда-то ей за спину и нехорошо улыбнулся. Гермиона оглянулась и увидела Глота — кот, далеко вытянув шею, пытался уловить сквозь Пузырь запах Флегетона.



— Твой кот любит кровяную колбасу? — спросил Малфой.



Гермиона выпустила его руку.



— А, чёрт, — сказал он, — ну извини, не удержался.



Она отмахнулась от него, продолжая осматриваться. Неясные крылатые тени кружили в сумрачной вышине. В отдалении скакало несколько кентавров. Следили они, главным образом, за рекой, да и вряд ли Малфой и Гермиона были им заметны в вечном сумраке на фоне чёрного Леса. Вот разве что рыжий, как пламя Живоглот... Гермиона наложила на кота Хамелеонское заклятие и шёпотом пообещала:



— Потеряешься — убью.



Потом посмотрела на Малфоя и жестом велела ему прикрыть капюшоном мерцающие волосы. Малфой выразил лицом презрение, но капюшон надел. Гермиона осторожно приблизилась к берегу. Редкие деревья, словно сбежавшие из Леса, свисали над самым обрывом, а некоторые... ну конечно же! Довольно много тёмных уродливых силуэтов, обсаженных гарпиями, торчало прямо из реки! Гермиона рванулась было к ближайшему из таких деревьев, но бдительный Малфой поймал её за локоть.



— Это что ещё за прыжки с места? — строго спросил он.— Куда ты собралась?



Гермиона кивком указала ему на полузатопленные деревья. Малфой недоуменно поднял бровь, постоял-подумал и обиделся:



— Он что, по-твоему, самоубийца?



Гермиона развела руками. Малфой снова взглянул на реку.



— А почему тогда в реке?.. Ах, и убийца тоже, — тихо сказал он.

— И нашим и вашим, — не выдержав, съязвила Гермиона, — как обычно.



Малфой промолчал. Из-под капюшона виднелся только его белый, неподвижный, как камень, подбородок. Страшная это штука, чёрный капюшон, может, попросить, чтобы он его снял? Но он ведь только того и ждёт, он ведь прекрасно знает, как жутко он выглядит в этом сумраке, на фоне этого, с позволения сказать, пейзажа, и нарочно её пугает!



— Надо идти, — сказала она.

— Да, разумеется, — спокойно согласился Малфой, — только в связке и под Хамелеонскими чарами. Не хотел бы я попасться патрулю кентавров.



Спорить было не о чем, Гермиона и Малфой связались верёвкой, обменялись Хамелеонским заклятьем, не велели Живоглоту отставать и пошли вдоль берега. Жемчужина в ладанке лежала тихо, тихим было и тело Гермионы.



— Почему ты молчишь? Ты что-то чувствуешь или о чём-то думаешь? — вполголоса спросил Малфой.

— О профессоре Дамблдоре, — ответила она, — он ведь, наверное, там, в Лесу...



Малфой резко, неприятно засмеялся.



— Оставь, Грейнджер! Ты до сих пор считаешь, что люди, подобные Дамблдору, попадают в Ад? Хотя чему тут удивляться, такой, как Дамблдор самого Сатану обведёт вокруг пальца, не только своих благородных до тупости гриффиндорцев!

— Да что с тобой, Малфой?

— Да что со мной, а, Грейнджер? Мертвец выиграл войну! Мертвец посылал живых на смерть! Мертвец подставил, Грейнджер, твоего дружка Поттера под Смертельное проклятье! Я видел, как этот полувеликан, который не в состоянии отличить живого от мёртвого, нёс Поттера на руках. Я не поверил. Мёртвый Поттер — невозможно, немыслимо! Я поверил только после того, как увидел твоё лицо, Грейнджер. На нём не было ни следа надежды. И тогда я понял, что весь этот проклятый последний год я сам надеялся только на Поттера. Я надеялся, что он убьёт Лорда, а вышло так, что Лорд убил его.

— Но потом...

— Потом — случилось потом, а этого мгновения я не забуду и не прощу. Мгновения беззащитности, беспомощности, смертельного ужаса. Между всем, что было мне дорого, и Лордом стоял только Поттер — и вот он мёртв!



Несколько секунд он пытался перевести дыхание.



— Много позже я узнал про декана. Что восемнадцать лет именем мамаши Поттера старик заставлял декана работать на себя! Что восемнадцать лет он каждую минуту подставлял декана под удар. Что он, будучи уже наполовину мертвецом, заставил, слышишь ли, Грейнджер, заставил декана убить его! Он сделал декана убийцей!

— Не думаешь же ты, что Дамблдор был его первой жертвой, — сказала Гермиона, но Малфой её не слушал.

— Старик погнал декана на смерть. Старик, только старик виноват в его гибели. И если ты права, и декан один из этих, — судя по резкому движению воздуха, Малфой ткнул пальцем в сторону реки, — торчит там, неподвижный, в кипящей крови, то это из-за твоего любимого Дамблдора!



Хамелеонское заклятие таяло с каждой секундой. Капюшон слетел с головы Малфоя, и стали видны его бледно горящие глаза, злобная гримаса.



— Ненавижу, ненавижу эту старую сволочь! Не обольщайся, Грейнджер, нет его ни среди убийц, ни среди самоубийц, — перечисляя, он яростно стучал согнутым пальцем по чёрной обложке книги, — ни среди содомитов, ни среди обманувших доверие, да и в раю он не живёт постоянно, так, заглядывает. Он ходит себе, где хочет, поучает, направляет, забавляется, старый гад... Отец его недооценивал, а я доверял отцу, поэтому понял, что представляет собой Дамблдор слишком поздно, и только тогда сообразил, что отец попал в Азкабан из-за Дамблдора, а вовсе не из-за Поттера! Поттер был слеп, как... как стрела, а стрелял — Дамблдор!

— Но твой отец...

— Молчи!



Он и сам замолчал, закрыл глаза, сжал зубы и кулаки, пытаясь овладеть собой. Гермиона шагнула к нему, погладила его сжатый кулак. Он вздрогнул, со свистом втянул воздух сквозь зубы.



— Бедный, — сказала она, — бедный злой мальчик...

— Глупая добрая девочка, — процедил он, — отойди от меня, Грейнджер. Не могу я сейчас тебя выносить. Чёртовы гриффы...



Она отступила от него, восстановила Дезиллюминационные чары и чары Пузыря на себе, и на нём, и на неясном рыжем пятне, разлёгшемся неподалёку и заговорила, глядя на то место, где стоял невидимый Малфой.



— Ты всё ещё не можешь простить директору того, что он не берёг никого из нас, даже Гарри. Но ведь никого и нельзя уберечь — ни от беды, ни от горя, ни от зла. Можно научить бороться, и профессор Дамблдор научил нас. Он не спасал нас, он сделал так, что мы спасли себя сами. Это намного важнее и намного благороднее...

— Да? — раздался его насмешливый голос, — тогда почему ты думаешь, что он, весь такой благородный, в Аду?



Она терпеливо вздохнула.



— Потому, что он сознательно подверг себя смертельной опасности, проверяя на себе проклятие кольца Гонтов. Он убил себя. Драко, он всегда, всю жизнь подвергал опасности прежде всего себя.



Послышался ответный вздох.



— Мы не поймём друг друга, Грейнджер.

— Это не так, — мягко возразила она, — ты прекрасно меня понимаешь. И знаешь, что я права, просто не можешь заставить себя признать это. Ты слишком привык ненавидеть профессора Дамблдора. Мне кажется, это просто ребячество.

— Хорошо, тогда скажу по-другому: мы никогда друг друга не переубедим. Давай сменим тему, пока я не решил, что у нас нет ничего общего, кроме нашей великой миссии и обоюдного желания затащить друг друга в постель.

— Так оно и есть.

— Время покажет. Кстати, о времени, ты не обратила внимания, сколько продержались Хамелеонские чары?

— Минут десять, я думаю, вряд ли больше, — она вынула палочку, — я поставлю сигналку с упреждением на полминуты и буду их возобновлять.

— Маггловские штучки, — буркнул он, — так и быть, ставь свою сигналку.



Они опять потащились вдоль берега, тягостно и безрезультатно. Ещё два часа назад Гермиона ни за что не поверила бы, что вид кровавой реки может навеять скуку, но именно это с ней и произошло. А тут ещё и надоедливый зуммер сигналки, однообразное повторение Хамелеонского заклятия. Сколько им здесь ещё бродить? А может быть — её кольнуло страхом — оборвалась нить, связывающая её с профессором? Накаркал Хорёк, никого они не найдут, будут вечно шататься по кольцевому берегу Флегетона, на удивление будущим туристам... И тут, словно разбуженная страхом, поднялась и сразу опала волна желания. Гермиона пошла быстрее, ловя слабый зов. Малфой бежал за ней, как пинчер на поводке. Пройдя ещё несколько сот ярдов, Гермиона застыла на месте, и через несколько мгновений на неё налетел Малфой.



— Что ещё? — злобно спросил он.

— Отойди подальше, — недовольно сказала Гермиона, — ты мне мешаешь.



Малфой злобно фыркнул, но отошёл. Гермиона принялась прохаживаться вдоль берега, пытаясь определить место, где её разбирает сильнее всего.



— Знаешь, я подумал, что если ты разденешься, то тебе будет легче его чуять, — сказал ядовитый Малфой, — можешь попробовать, я всё равно тебя не вижу.

— Я тебя не стесняюсь, — мрачно ответила она, — ты меня видал в таких видах, что мне странно, как это ты до сих пор умудряешься меня хотеть. А раздеваться действительно придётся, ибо ты был прав. Он стоит прямо посередине реки, видишь высокое дерево, выше прочих?

— Вижу. Эй, ты что делаешь?

— Раздеваюсь.



Малфой по верёвке добрался до неё и ощупью крепко взял за локоть.



— Не вздумай!

— У тебя есть другие предложения?

— Опять блудный бес замутил твой ясный ум, — вздохнул Малфой, — стой, бешеная. Я сейчас обращусь, и ты поплывёшь на мне, как белый человек...

— На белом единороге, — подхватила Гермиона, — ты сам-то не сходи с ума. Там не просто кровь, там кипящая кровь! Сваримся в ту самую кровяную колбасу, на радость Глоту.

— Ты же собиралась туда лезть!

— Это из-за блудного беса. Я уже передумала. Мы друг друга туда левитируем. Не так уж и далеко.

— Ярдов сто. Собственно... Да, вполне возможно. Только там, на... дереве... ни одной гарпии, видишь?

— Вижу, и что?

— Мне это не нравится. На каждом дереве кормится по несколько штук этих тварей, а на нашем нет ни одной.

— Ну, может быть, он как-то приладился их отгонять.

— Как бы он нас с тобой не отогнал.

— Но мы ведь не гарпии. Мы, слава богу, маги.



На последний зуммер сигналки Гермиона не обратила внимания, не до того было, поэтому изношенные Хамелеонские чары растаяли. Стал виден Малфой, глядящий на реку через два кулака.



— Не только гарпии. Тени убийц его тоже оплывают стороной, — задумчиво продолжал Малфой, — вокруг него мёртвая зона, Грейнджер. Посмотри сама.



Он протянул ей правый кулак, продолжая смотреть в левый. Гермиона посмотрела в кулак.

Уродливый долговязый силуэт был злобной, но очень точной карикатурой на Снейпа. Гермиона истерически хихикнула.



— Похож...



Плавающие в потоке тени убийц обходили одинокое дерево по очень широкой дуге, и не было на одиноком дереве ни единой гарпии.



— Какой милый характер, — пробормотала Гермиона.



Тут в поле зрения влетела какая-то шальная гарпия. Заполошно размахивая крыльями она неслась прямо к одинокому дереву.



— Ой, что будет... — тихонько сказал Малфой.



Не долетя до долговязого урода ярдов этак десяти, гарпия вдруг заметалась, забила крыльями, закувыркалась и свалилась в поток. Когда течением её отнесло от дерева на приличное расстояние, на неё с торжествующими воплями набросились тени.



— Вот так, Грейнджер, — погребальным голосом сказал Малфой, разжав кулаки. — Какие будут предложения?

— Радиус поражения где-то десять ярдов?

— Ты у меня спрашиваешь?

— У твоего глазомера, сэр Ловец.



Малфой соорудил из кулаков не бинокль, а подзорную трубу и снова посмотрел на одинокое дерево.



— Думаю, да. Не больше десяти ярдов.



Гермиона молча кусала губу. Малфой осторожно спросил:



— А... жемчужина?

— Ничего, — коротко ответила Гермиона.

— Но ты ведь его почувствовала?

— А он меня — нет. Малфой, придётся подобраться ближе. Надо понять, как это работает.

— Не хочется что-то.

— Не поверишь, но и мне не хочется. Что поделаешь — надо.

— Да, выбора, как обычно, нет. Вопрос — как? Левитировать, по-моему, слишком опасно, он нас собьёт и даже не заметит. Может, срубим парочку этих, — он кивнул в сторону Леса, — на плот?

— Знаешь, — сказала Гермиона, — даже для шутки это как-то чересчур.

— Как скажешь. Я лично больше боюсь, что у них неважная плавучесть...

— Малфой!

— Не нравится — думай сама. А я буду искать Живоглота. Эй, кис-кис!

— Сам ты кис-кис. Вот же он, совсем рядом.

— Где?

— Где-где... Демона видишь? Он лежит у Глота на голове.

— А почему на коте до сих пор держатся чары?

— Потому что он маленький, балда!

— Ка-кой он?!

— Уж всяко меньше тебя. И даже меньше меня.



Мерцающий демон неподвижно завис невысоко над грунтом. Несколько минут Гермиона задумчиво щурилась на него.



— Ничего мне в голову не приходит, кроме левитации, — виновато сказала Гермиона. — Постараемся быть осторожными, только и всего. Если почувствуем, что он... что нам нехорошо, стразу повернём назад. А вы останетесь здесь и дождётесь нас, — обратилась она к свите.



Демон возмущённо засверкал. Глот высказался коротко, энергично и отрицательно.



— Как угодно, — сказала Гермиона. — Хочешь, лезь в сумку, сэр Живоглот, хочешь — в реку. Моих дамских сил не хватит на то, чтобы таскать твои стати на руках.



Вдруг демон взвился, засвистел, выбросил струю пара и зарылся в прибрежный ил. Через несколько минут свиста и пара на берегу образовалась толстая плита из смёрзшегося кровавого ила. Почему-то именно это оказалось последней каплей. Гермиону согнуло спазмом — она едва успела убрать заклинание Пузыря — и жестоко вырвало.



Когда спазм отпустил, она торопливо вернула Пузырь — мертвечиной здесь тянуло меньше, чем в Лесу, но река тяжко воняла кровью. Она осторожно выпрямилась и посмотрела на Малфоя. На его физиономии было брезгливо-сочувственное выражение, в руке он держал открытую фляжку.



Гермиона взяла фляжку, задержала дыхание и сделала хороший глоток хор-рошего огневиски.



— Твоё здоровье, враг мой, — сказала она сиплым обожжённым голосом.

— Я с тобой сопьюсь, — грустно ответил он и тоже сделал хороший глоток. Потом мужественно выдвинул челюсть и сказал:

— Бери руку. И держись крепко. Твоя восприимчивость будет нам путеводной звездой. Как только я почувствую, что твоя рука ослабевает, я буду знать, что пора убираться прочь.

— Да, мой верхний, — фыркнула Гермиона, — поехали.



Судя по покачиванию льдины, Живоглот уже был готов к плаванию. Гермиона обновила Хамелеонские чары и чары Пузыря, об руку с Малфоем вступила на кровавый лёд, и демон без особой натуги сдвинул плиту и погнал её к одинокому дереву — в криках гарпий, стонах теней, в кровавых испарениях...



Гермиона не сводила глаз с одинокого дерева. Жемчужина не пульсировала , не грела, а значит, Снейп не чувствует приближения Гермионы, не узнаёт её. Убьёт, не разобравшись, как какую-нибудь гарпию...



В кончиках пальцев возникло онемение и быстро поползло по рукам и ногам прямо к сердцу.



— Малфой...

— Назад! — заорал Малфой, подхватывая её, — назад, быстро!



Льдина замешкалась на несколько мгновений и сдала на несколько ярдов назад. Мертвящий холод неохотно отступил от сердца, но руки и ноги всё ещё слушались плохо. Гермиона выпрямилась, цепляясь за Малфоя.



— Останови, — прошептала она. — Попробуй добудиться его отсюда. Ты ведь легилимент...

— Но ты?

— Я выдержу. Ничего страшного, мне просто холодно.



В голосе Малфоя звучала чуть ли не ненависть:



— Legilimens!



Ничего не выйдет, подумала Гермиона. Слишком далеко.



— Ничего не выходит, -сказал Малфой и опустил палочку, — слишком далеко.

— Тебе придётся меня научить, — прошептала Гермиона, — я его достану, у меня двойные силы. Но я не умею пользоваться этим заклинанием. Научи меня.

— Вернёмся на берег и поговорим. Здесь оставаться нельзя, здесь он тебя доконает.



Они вернулись на берег. Деревянно ступая почти бесчувственными ногами, Гермиона осторожно сошла с плота и хотела тут же и упасть, но берег близ реки был сырой от крови. Пришлось тащиться дальше от реки, искать место посуше. Нашла и повалилась, как мешок. Полежала лицом вниз, в эту вырожденную мёртвую землю, потом с трудом перевернулась и легла на спину. Уставилась в синевато светящийся мрак в вышине, на кружащих там неопознанных, но вполне жутких крыланов. Ничего не получится, бессмысленно всё это, напрасно. Холодно как. Сдохнуть бы, да кто же ей позволит. Подлетел демон и забрался ей в волосы. Подошёл Живоглот и принялся кусать её за пальцы. Подошёл Малфой и сел рядом, обхватив колени.



— Шли бы вы от меня, — сказала она застывшими губами, — дали бы умереть спокойно, а?

— Ещё чего, — возразил Малфой, лёг рядом и просунул руку ей под затылок. Демон разобрался в происходящем, улетел Гермионе в ноги и принялся дуть горячим воздухом, а Глот цапнул её так, что она всё-таки почувствовала боль.

— Откусишь палец, балда, — вяло сказала она.

— Он в панике, — объяснил Малфой, — ты очень плохо выглядишь.

— Спасибо.

— О, леди, не стоит благодарности. Но я бы хотел знать, что ты почувствовала.

— А ты разве не почувствовал?

— Я говорил тебе, я умею защищаться от ментальной атаки. Окклюменция и легилименция, леди.

— “Но взял он меч, и взял он щит, высоких полон дум...”

— Вот именно. Но если сможешь понять и описать, на что похоже его воздействие, то, может быть, мы сумеем с ним справиться. Так на что это похоже?

— На смерть.

— На смерть от чего? Ну же, Грейнджер.

— В смысле?



Малфой помолчал и вдруг рявкнул:



— Сопли свисли!



Гермиона через силу улыбнулась, потом ей и впрямь стало смешно. Она захихикала и села, упираясь ладонями в землю.



— Ты где такого набрался?

— У эльфов, — ответил он, — примерно в пятилетнем возрасте, когда моё произношение было таким же, как у них, — он ностальгически улыбнулся. — Отец на меня наложил Силенцио, на целых два дня...

— Прекрасная мысль.

— Я знал, что тебе понравится. Так на что это похоже? На воздействие дементора?

— Нет, — сразу же ответила она, — дементор отнимает радостные воспоминания. А он, — она посмотрела на одинокое дерево, — просто убивает. Больше всего это похоже, — она подумала, — пожалуй, на воздействие василиска, только не мгновенное. Онемение идёт от конечностей к центру, — она поднесла руки к глазам, увидела кровь на пальце и сказала Живоглоту:

— Сволочь рыжая.

— А что ему было делать? — вступился за товарища Малфой, — ты тут собралась умирать, вот он и решил, что тебя надо быстро есть, пока свежая.



Глот забодал Гермиону в правое плечо с такой силой, что она повалилась влево, на Малфоя. Малфой закинул длинную руку ей за шею и непринуждённо накрыл ладонью правую грудь.



— Брысь оба, — вяло сказала Гермиона, растолкала локтями этих террористов и полезла в сумочку за Тонизирующим. Малфой дал ей сделать глоток, потом отобрал склянку, понюхал с видом знатока и авторитетно высказался:



— Стрихнину не хватает.

— Вот себе и сваришь со стрихнином, — злобно сказала Гермиона, — и выпьешь весь котелок, я за этим прослежу.

— Стрихнин хорошо тонизирует, — с упрёком сказал Малфой, — я думал, ты это знаешь, а ты тёмная, как...

— Как твой Лорд, — хмыкнула она.

— Очнулась, магглова кукла, — с облегчением констатировал Малфой. — Теперь давай думать.

Гермиона поднялась на ноги и тоскливо огляделась.

— Уйти бы отсюда куда-нибудь, — сказала она, — как-то здесь совсем уж отвратительно. И дышать нечем.



Малфой поглядел на неё, взмахнул палочкой и обновил заклинание Пузыря.



— Не в Пузыре дело, — досадливо сказала она, — Пузырь работает, я не чувствую никаких запахов. Просто душно от всего этого.



Малфой вновь взмахнул палочкой, и Гермиону вдруг окружил горный, морозный воздух. Она несколько раз жадно и торопливо вздохнула. Малфой опустил палочку.



— Так лучше?

— Да, спасибо. Научишь?

— Разумеется. Всему и сразу. Ты только что хотела научиться легилименции.

— А я и не отказываюсь.

— А я близок к тому, чтобы отказаться. Легилименция, Грейнджер — это тебе не трансфигурация. Мы не уложимся в один урок, и даже не уложимся в пару. У меня что-то начало получаться только на пятом занятии, и имей в виду — после каждого занятия я спал полсуток. Ты готова проторчать здесь ещё неделю?

— Давай хотя бы попробуем.

— Попробуем, — согласился он, — непременно. Как только ты объяснишь мне, почему ты решила, что это поможет.

— Разве неясно? — Гермиона кивком указала на дерево, — нам нужно докричаться до него!

— Так подплывём поближе и покричим! Самое большее, что может нам понадобиться, это Сонорус, зачем нам легилименция?!

— Ты не понимаешь...

— Я не понимаю. Именно поэтому я всё ещё жду твоих объяснений.



Ну, как ему объяснить?



— Он, — сказала Гермиона, — думает смерть.

— Благодарю, леди, — сказал Малфой, — теперь мне всё ясно, как день.

— Или чувствует смерть, не знаю, как правильно сказать, — продолжала Гермиона, — понимаешь, души, все души, что находятся здесь, в Аду, ощущают себя живыми и страдающими. А он мёртвый. Даже не так, он решил, что он мёртвый. Остальные деревья чувствуют боль и источают боль, а он не чувствует ничего, кроме смерти. И исходит смертью...

— Если так, — хмыкнул Малфой, — то он не сильно изменился за эти годы.



Гермиона хихикнула и всхлипнула. Малфой строго посмотрел на неё, потом на одинокое дерево.



— То есть, кричать ему — бессмысленно.

— Не услышит.

— А с помощью легилименции ты надеешься донести до него, что он, в некотором роде, жив.

— Это очень глупо?

— Это очень... хлопотно, скажем так, и тяжело, но более существенных возражений у меня пока нет.



Малфой почесал палочкой подбородок и пустился в объяснения: палочкой вот так, смотреть сюда-то и представлять то-то.



— Вот и всё. — Он встал, вынул палочку и отсалютовал, — к услугам прекрасной дамы...



Гермиона скрестила ноги по-турецки и тоже вынула палочку.



— Это что ещё за поза, Грейнджер? — брезгливо спросил Малфой, — что за восточная нега? Ну-ка , вставай!

— Знаю я эту вашу легилименцию, — ответствовала она, — мне Гарри рассказывал, что она с ног сбивает. А уж если противник выбрасывает щит...

— Браво, леди, — снисходительно одобрил Малфой, усаживаясь напротив, — ты становишься осторожной и осмотрительной, а всё потому что рядом с тобой правильный мужчина.

— Рядом с правильным мужчиной женщине нет нужды быть осторожной и осмотрительной! Заруби себе это на носу,враг мой, благо там полно места.

— Завидуешь, кукла курносая, — ухмыльнулся Малфой, — давай, действуй, не тяни время!



Гермиона показала ему язык и нацелила палочку:



— Legilimens!



Эта попытка, как и четыре следующих, была неудачной. Малфой издевательски улыбался, и Гермиона разозлилась.



— Legilimens!



...она, Гермиона, лежащая, как кукла, с неестественно поднятой рукой... Больничное крыло? Когда это было? И как Малфой туда проник? Неудержимое злорадство, заставляющее выплясывать какой-то дикарский победный танец вокруг койки — скоро всем грязнокровкам конец, и спрятанное от самого себя облегчение — всё-таки жива...



...Опять она, её лицо, с прыщом на лбу и зубами до воротника... чувство гаденького удовлетворения, смешанное со стыдом и, что характерно, с презрением к Поттеру — спрятался за девчонку, герой...



...мёртвое лицо Седрика... глаза как синие-синие стеклянные шарики... поделом дураку, надо знать, что Поттеры всегда выживают, и всегда за счёт других...



.. падающий Дамблдор, как нелепо выглядят очки на мёртвом лице... железная рука Снейпа хватает за шиворот, разворачивает лицом к двери — пошёл!



... змеиная морда Волдеморта, потерянное лицо Люциуса Малфоя, его уводят в Азкабан, ледяные руки Нарциссы, ничего, мама, это ненадолго, и там ведь больше нет дементоров... Снейп: “Я поклялся защищать вас. Драко”.... врёт, хочет выслужиться перед Лордом... чей-то пронзительный крик .. женский крик... Беллатрикс с поднятой палочкой, и кто-то корчится на полу и кричит — она, Гермиона... Гарри, Рон, она и бедняга Добби, пропадающие с глаз... бросающие Драко с безумной садисткой и холодным убийцей... Хагрид с телом Гарри на руках — как же так, не может этого быть, теперь уж точно всё пропало... снова Люциус, постаревший, измождённый, заросший жидкой неряшливой бородой — похоже, так и не оправился, высокая худая женщина в чёрном — тень прежней Нарциссы...



— Protego!



Её бросило навзничь, и перед её, так сказать, мысленным взором, а значит, и перед взором Малфоя пронеслась длинная череда знакомых неприличных образов, ничего нового, можно лишний раз не краснеть...



— Брысь!



Гермиона села, держась за затылок — хороший щит у Малфоя.



Малфой мрачно колдовал над разодранной штаниной. Напротив него сидел Живоглот и лизал лапу. Демон нерешительно маячил между ними. Увидел, что Гермиона держится за голову, радостно подскочил к ней и выдал аккуратную круглую ледышку. Гермиона кивнула демону и прижала ледышку к затылку.



Малфой посмотрел на Гермиону и мрачно сказал:



— Если он ещё раз меня оцарапает, я вырву ему хвост.



Живоглот протянул к Малфою недолизанную лапу и показал когти.



— Спасибо, что напомнил, — сказал Малфой, — и когти тоже.



Гермиона погладила кота по крупной башке, и он оглушительно заурчал, нагло щурясь на Малфоя.



— А вот не будешь толкаться, — сказала она Малфою.

— Ну, и давала бы мне сдачи лично, — буркнул он, — а не напускала на меня своего зверя. Дай бадьяну.

— В следующий раз обязательно добавлю и от себя, — раздражённо пообещала она, швыряя в него склянкой.



Он поймал склянку, демонстративно морщась, покапал на изодранную ногу бадьяном, потом вдруг заинтересованно посмотрел на Гермиону.



— Ты хотя бы поняла, что у тебя всё получилось?



Гермиона вздохнула и бросила взгляд на одинокое дерево.



— Поняла. И теперь мне по-настоящему страшно.

— Я с тобой, Бяша моего сердца! Только не смотри на меня так, мне тоже становится страшно.

— Не ври. Ни черта ты не боишься, кроме собственных воспоминаний...



Он бросил на неё короткий угрюмый взгляд и отвёл глаза.



— Драко... Я могу чем-нибудь помочь? Твоим... родителям?

— Прямо сейчас? Вряд ли.

— Я серьёзно.

— Я тоже. Ты разберись сначала с деканом, а там посмотрим.

— Сейчас, — она несколько раз глубоко вздохнула, — сейчас разберусь...



Малфой поднялся, подошёл к ней и подал руку. Когда она, приняв руку, поднялась, он легонько прижал её к себе.



— Давай, я попробую. Всё же я намного опытней тебя.

— Нет, — решительно возразила она, — это должна сделать я.



Они обновили чары и вновь вступили на льдину.



— Послушай, а зачем его вообще будить? — осенило вдруг Малфоя. — Ты же можешь его просто сжечь и забрать жемчужину, как в Круге еретиков.



Гермиона содрогнулась.



— Во-первых, не желаю я больше никого жечь. Во-вторых, это будет мёртвая жемчужина, как ты не понимаешь, мёртвая частица души. Надо сначала её оживить...

— Поцелуем, — предложил Малфой, — как спящую красавицу.

— Ты ведь меня знаешь, — рассеянно ответила Гермиона, вглядываясь в сумрак, — если уж я до него доберусь, я его не только поцелую, я его полюблю. Я отсюда вижу очень правильно расположенный сучок...



Малфой в ужасе прикрыл глаза ладонью и, слава богу, замолчал.



Они плыли, пока кончики пальцев Гермионы не начали леденеть.



— Стоп, — сказала Гермиона.

— Уже? — удивился Малфой, — я почти ничего не чувствую.

— Вот и хорошо, — Гермиона сжала палочку непослушными пальцами, — будешь меня держать.



Малфой с готовностью встал у неё за спиной, обнял за талию и сомкнул руки в замок у неё на животе.



— Действуй.



Это было то же самое, что биться головой о стену. О стену из замёрзшего дерева, каковое дерево, как известно, крепче замёрзшей стали. Гермиона, ожесточившись, вкладывала в каждую попытку всё большее усилие, пока Малфой не прервал это самоистязание.



— Хватит,— решительно сказал он и велел демону отвести льдину немного назад. Развернул Гермиону лицом к себе и досадливо цокнул языком.



— Что? — спросила она.

— У тебя кровь носом идёт.



Из-под льдины выскочил демон, вбросил в ладонь Малфоя ледышку и снова юркнул в кровавый поток. Гермиона, прижимая к носу салфетку, шарахнулась от руки Малфоя. Малфой снова цокнул и показал ей ледышку.



— Водяная она, белая, видишь? — и прижал льдинку к переносице Гермионы.

— Никак не могу уловить момент, когда тебе сносит башню, — с упрёком сказал он. — Ты большая девочка, сама должна чувствовать, когда нужно остановиться.

— Он меня выводит из себя, — гнусаво сказала Гермиона, — невыносимый человек. Что с ним делать, а, Малфой?

— Я не знаю, Грейнджер, что тебе ответить. Извини.



Гермиона поражённо уставилась на него.



— Когда не знаешь, что ответить, — медленно, словно вспоминая, произнесла она, — отвечай — Шекспир!



Малфой притронулся тыльной стороной ладони к её лбу.



— Всё-таки повредилась, — удручённо сказал он, — говорил я тебе, Грейнджер, легилименция очень опасна, особенно для новичков...



Она наставила на Малфоя палочку:



— Я сейчас тебя поврежду... поврежу... врежу!

— Ты ещё и буйная, — констатировал он ещё удручённей, продолжая прижимать к носу Гермионы почти растаявшую льдинку — всё, пропал я.



Она сердито отстранила его руку, сотворила горсть воды, умылась, выпила Тонизирующего зелья и решительно сказала:



— Поехали к нему. Сейчас мы с классиком мировой литературы научим его жизнь любить!



Когда руки и ноги заледенели вновь, она вынула палочку, набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула:



— Legilimens!



Вот она, леденящая стена, совсем близко. Гермиона собралась, как перед прыжком, и мысленно произнесла:



— Weary with toil, I baste me to my bed,

The dear repose for limbs with travel tired,

But then begins a journey from my head,

To work my mind, when body's work's expired...



"Трудами изнурен, хочу уснуть,

Блаженный отдых обрести в постели.

Но только лягу, вновь пускаюсь в путь -

В своих мечтах — к одной и той же цели."



Неужели стена поддалась? Нет, показалось.



"Мои мечты и чувства в сотый раз

Идут к тебе дорогой пилигрима,

И, не смыкая утомленных глаз,

Я вижу тьму, что и слепому зрима."



Ну же! Сколько можно смотреть во тьму! Посмотри на меня, я здесь, я пришла.



"Усердным взором сердца и ума

Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.

И кажется великолепной тьма,

Когда в нее ты входишь светлой тенью."



Тут она не удержалась и хихикнула — ничего себе, "светлая тень"! Малфой попытался заглянуть ей в лицо, наверное, опять решил, что она не в себе. Она сердито тряхнула головой, и вдруг почувствовала, что холод стал менее жестоким.



— Вперёд, — сказала она шёпотом, всё ещё не веря.



Они тихонько тронулись вперёд. Холод отступал, и слышался там, за истончающейся ледяной стеной, словно бы отклик, эхо низкого голоса, повторяющее слова двадцать седьмого сонета:



"Идут к тебе дорогой пилигрима..."



— Скорее, — прошептала она, — скорее же!



"Мне от любви покоя не найти," — призрак низкого голоса. Дерево вздрогнуло, шевельнуло уродливыми ветвями. Только бы не зареветь.



— "Мне от любви покоя не найти," — шептала она в ответ, — не найти, не будет тебе покоя, пока я жива...



Льдина уткнулась в уродливый ствол. Гермиона прислонилась лбом, подняла руки, коснулась обрубков ветвей — они были тёплыми.



— Тебе нравился вот этот сучок, — шёпотом напомнил из-за спины неугомонный Малфой и чуть не сбил всё настроение. Гермиона с удовольствием саданула ему локтем в живот и снова прижала ладони к стволу:



— "Мне от любви покоя не найти.

И днем и ночью — я всегда в пути." — низкое эхо вторило ей.



Воздух прорезало противное кудахтанье. Гарпия, златопёрая крестница Драко Малфоя, спикировала сверху и полоснула по стволу рубиновыми когтями.



Дерево вскрикнуло яростно и болезненно, так, что Гермиона немедленно покрылась холодным потом. Живоглот метнулся, целясь в гарпию, но та с торжествующим клёкотом ушла в вышину, а Глот чуть не угодил в реку. Малфой в хорошем броске схватил его, обернулся к Гермионе и закричал:



— Жемчужина! Лови!



Она недоуменно огляделась. Взгляд её упал на раненный ствол. Из глубокого пореза стекала единственная, густая и чёрная в сумраке капля. Дерево дрожало и корчилось от боли, и капля катилась всё быстрее.



— Держи!



Гермиона подставила под каплю ладонь. Капля в ладони загустела ещё больше, стала прохладной и налилась матовым тёмным блеском.



Малфой, с трудом удерживая за бока рвущегося вслед гарпии Живоглота, закричал:



— Демон! К берегу! Быстро!



Льдина попятилась, оставляя за в кильватере струю кипящей крови.



— Быстрее! Быстро, как только можешь!



Льдина понеслась, как катер. Гермиона, не удержавшись на ногах, села на замёрзшую кровь и, прижав к груди кулак с жемчужиной, смотрела, не в силах оторваться, как тление, молниеносное тление охватило одинокое дерево, как опала гнилыми лоскутами кожа-кора, обнажив немыслимо изуродованный скелет, как скелет начал распадаться, как гарпии и тени убийц набросились на рассыпающийся остов, терзая его, как стая гиен...



Она едва почувствовала толчок, когда льдина врезалась в берег. На её плечо легла холодная, испачканная растаявшей кровью, ладонь Малфоя.



— Прости, что мешаю тебе любоваться зрелищем, — сказал он, — но к нам скачут кентавры.