Охренеть…

Эротические сны с Джинни в главной роли мне не снились уже лет двадцать.

Естественно, я проснулся весь взмокший и долго не мог отдышаться. Только никакого возбуждения, как в былые времена, я не чувствовал. Ничего удивительного в этом нет, потому что во сне любовью с ней занимался не я.

Я уже и не помню точно, что именно мне снилось, но у меня до сих пор перед глазами стоит такая картина – Оливер целует ее в шею, а она счастливо улыбается. Хотя, может, это и не Оливер вовсе – лица мужчины почему-то не было видно. Почему я так уверен, что это Вуд?

Обнаженной я ее тоже уже давно не видел, но у меня во сне она была отчетливо видна. Даже веснушки на плечах можно было разглядеть, если постараться. И мне все отлично было слышно. И ее руки, поглаживающие его плечи и спину, врезались мне в память не слабее ее улыбающегося, довольного лица.

- На что смотришь? – недовольно спрашивает она.

Мы сидим на кухне, и я, оказывается, уже минут с пять глазею на нее, пока она вертится у плиты.

- У меня что-то на шее? – она проводит рукой над ключицей как раз в том месте, где он ее целовал. – Да перестань ты уже! Что там?

Я встряхиваюсь и отвечаю:

- Да ничего, ничего.

Она еще раз проводит ладонью по коже и вздыхает:

- Что-то случилось? У тебя какой-то вид…

- Все нормально, - отмахиваюсь я. Что я должен сказать?

- Ну, ладно, - она садится за стол и снова опускает глаза в свой долбанный пергамент.

Меня уже так достали ее письма, что я не выдерживаю:

- Слушай, что там у тебя? – довольно резко спрашиваю я.

- Где?

Она что – издевается?

- Там, – я показываю пальцем на пергамент, чтоб больше никаких сомнений у нее не возникло.

Джинни поднимает на меня удивленный взгляд и облизывает сухие губы. Во сне губы у нее были припухшие…

- Оливер, - некстати отвечает жена, и я совсем завожусь.

- А обязательно заниматься Оливером за столом?

Я вообще-то за последние два месяца в первый раз поднимаю голос. С тех пор, как приехал, я был тише воды, ниже травы.

Жена отвечает мне еще более удивленным взглядом:

- А что не так? Что тебе не нравится?

- Ничего, - как-то обиженно отвечаю я.

Джинни вздыхает. Точно так же она вздыхала каждый раз перед тем, как отругать кого-то из мальчиков, когда они были еще маленькими. Но вместо традиционного приказа: «Посмотри на меня», который следовал после вздоха, она откладывает пергамент в сторону и довольно спокойно спрашивает:

- Что ты хочешь?

- Ничего.

- Ты какой-то странный сегодня, - хмурится она. – Болит что-то?

- Нет, просто не выспался.

Неубедительно, конечно, но складно лгать я еще не научился.

Джинни подпирает кулачком подбородок и отворачивается к окну, еще раз вздохнув:

- Не смотри так на меня.

- Как «так»?

- Как будто я тебе штаны подожгла, вот как! – она качает головой и опять тянется к бумаге.

Нет, я не выдержу, если она опять начнет писать.

- Слушай, Джин, давай поговорим, а?

Жена переводит взгляд обратно на меня и медленно кивает:

- Давай поговорим. О чем?

Вот так убить весь настрой на беседу может только прямо заданный вопрос. Наверное, поэтому все подозреваемые молчат, даже если им есть, что сказать.

Вообще-то меня сейчас интересуют только две вещи: первая – кто подарил ей ту красную тряпку, а вторая – о чем они переписываются с Вудом каждое утро. По понятным причинам задавать такие вопросы я не стану.

Нет-нет, мне еще жизнь дорога.

Джинни ожидающе смотрит на меня и поднимает бровь:

- Ну?

Я ставлю локоть на стол и провожу рукой по подбородку. Не знаю, откуда у меня взялась эта привычка.

- Ну, я не знаю… но только не надо писать за столом, ладно? – я злюсь все больше, и мой голос меняется соответственно.

- Что – никогда-никогда?

Она уже явно веселится. Может, испортить ей настроение? И себе заодно.

- Я сегодня иду вместе с тобой. Завтра уже праздник, и сегодня я буду прорабатывать план действий с ребятами.

От греха подальше увожу разговор в другую сторону, но выйти с кухни, не поругавшись, видно, не удастся.

- Я сегодня не на стадион, - пожимает плечами она.

- То есть как?

- А вот так. Я сегодня в гостиницу, нужно встретить Крама, переговорить с ним, ввести в курс дела…

- Но ты же потом придешь?

- Ну, приду, наверное, - она округляет глаза и интересуется: - А что?

Говорить «ничего» уже нельзя, иначе она взорвется.

- А на стадионе этого сделать нельзя?

- Что сделать?

Она решила меня убить своими односложными вопросами?

- С Крамом поговорить, - изо всех сил стараясь оставаться спокойным, отвечаю я.

- Можно, почему нельзя. Только встречать его все равно надо в гостинице.

- А кто-нибудь другой этого не может сделать?

Джинни откидывается на спинку и прикрывает глаза. Насколько я помню, это не сулит ничего хорошего.

- Тебе чего от меня надо, Гарри? Ты все утро цепляешься ко мне. Это что – месть за то, что я вчера оставила тебя без обеда? Так я сегодня тебе два обеда принесу, только скажи ты, в чем дело!

Я качаю головой и смотрю на часы. Очень кстати, что сейчас без пятнадцати девять – можно уйти и не отвечать.

- Все нормально. Мы уже опаздываем, нужно идти.

- Нормально поговорили, - заключает она, поднимаясь из-за стола. – Слушай, Гарри, я не аврор, не надо со мной так, ладно? Это они слушают твои приказы без возражений, и никакие объяснения им не нужны, а я хочу знать, почему ты так странно себя ведешь. Вчера же еще все нормально было!

- Давай вечером, - я знаю, если начать говорить прямо сейчас, то наверняка мы до обеда не выйдем из дома.

- Ладно, как хочешь.

А теперь мне нужно собраться, чтоб пойти, на ее чертов стадион.

***

Ничего более странного я еще не видела. Если у него какие-то проблемы на работе, так надо и сказать, зачем на мне срываться-то? У меня и так своего счастья хватает. Нет, правда, я еще с Крамом встретиться должна.

Нужно настроиться на рабочий лад, забыть обо всем, что было за завтраком…

На работе и так проблем хватает.

Забыть, отвлечься, перенастроиться, иначе…

Не могу! Вот чтоб его, сволочь такую! Все настроение мне испоганил с утра пораньше.

Гостиница встречает меня привычной прохладой коридора и бесстрастным лицом консьержа.

- Что угодно, мисс?

- Я могу увидеть мистера Крама? В смысле, можете ли вы вызвать его сюда?

- Да, конечно. Минуточку.

Минуточку – это значит от пяти минут до получаса, это я знаю. Нужно и здесь себя хоть чем-то занять. Жаль, недописанное письмо осталось дома. Хотя зачем мне оно? Все равно сегодня я увижу Олли на стадионе. Сегодня там соберется много народу.

Я прохожу дальше в холл и останавливаюсь возле какой-то картины. Что на ней изображено, я не знаю. Какая-то мазня в черно-белых тонах.

Издалека вообще ничего не разобрать, но если подойти поближе…

Картина будто выпуклая. Будто какое-то изображение заключено за морозный рисунок на стекле, и теперь его сложно разобрать. Картинка там, она есть, но… Изображение за ледяным рисунком то становится яснее, то опять пропадает. Сколько я не пытаюсь вглядеться – не могу разобрать, что там нарисовано. Очень интересно.

Я увлекаюсь картиной настолько, что голос возле моего уха кажется мне выстрелом в тихий день.

- Это Джексон Поллок.

А это – Виктор Крам.

- Ох, привет, - торопливо оборачиваюсь я.

- Привет, Джинни.

- Как поживаешь?

- Теперь хорошо.

Черт…

Вот поэтому нельзя было никого другого посылать. Нужно разобраться с этим прямо здесь и сейчас. Тем более что на стадионе меня ждет муж. Муж, да.

- Вот… ты приехал, так получилось. Так что теперь надо поговорить, да? – я опять робею при нем.

Так было всегда. Я никогда не любила его, но всегда дико волновалась, если он был рядом. Не знаю, с чем это было связано, правда, не знаю.

Пока мы были любовниками, это было только в плюс, а сейчас – сомневаюсь.

- Пойдем, - он берет меня за руку и ведет к выходу.

Он тоже почти не изменился за этот год – ведет себя спокойно и обращается со мной по-хозяйски. Терпеть не могу.

Мы выходим на улицу и останавливаемся, не зная, куда идти дальше.

- Нам на стадион, - говорю я, вытаскивая ладонь из его руки.

- Знаю. Но ты же не за этим пришла, - улыбается Виктор.

А он думает, я пришла, чтоб сказать, как я по нему скучала?

Скучала, конечно, но не настолько.

- За этим, - я улыбаюсь в ответ и тут же думаю о том, что из-за этой проклятой улыбки он может понять меня неправильно.

- Значит, я дам тебе еще полгода?

- Хоть полгода, хоть три года – все равно. Мы не можем быть вместе, ты же знаешь. Мои дети…

- Я же говорил тебе, что твои дети станут моими, только ты все равно боишься.

На этот раз я беру его за руку и тяну прочь от гостиничных дверей – не хватало еще, чтоб кто-нибудь услышал наш разговор. Лучше говорить, постоянно передвигаясь, так меньше вероятности, что нас подслушают.

- Мои дети уже слишком большие, Виктор, - вздыхаю я. – Джейми тебя совсем не воспринимает, Ал – тоже. А Лили вообще стесняется тебя. Так нельзя. И для них это слишком большой стресс – сначала отец нашел себе другую жену, потом мать – другого мужа. Только мать еще и их пытается втянуть во все это, получается?

Виктор идет чуть позади, и я оборачиваюсь, чтоб взглянуть ему в лицо, потому что говорить в пустоту такие вещи не очень удобно.

Я знаю, у него такой характер – он никогда не будет просить, но сейчас у него такое лицо…

Мне становится жаль его, и я останавливаюсь:

- Виктор, ну, прости… но я же все сказала год назад.

- Я надеялся, что ты передумаешь, - честно отвечает он. Хотя бы голос у него еще ровный.

Ладно, лучше я скажу ему здесь, чем он все узнает потом. Увидит своими глазами, раз этот убийца настроения сегодня будет на стадионе со своими аврорами.

- Гарри вернулся…

- Ну, и что? – он опять вздыхает, а потом вдруг, словно разозлившись, интересуется: - И ты решила вернуться к нему? Сделать вид, что ничего не было?

Я не решала вернуться к нему, но я делала вид, что ничего не было. Я делала вид, что тебя, Виктор, в моей жизни не было. Мне повезло - Гарри так и не научился скрывать свои похождения, а мне это удавалось с блеском, и я этим пользуюсь. Пока о тебе никто не знал, я тоже старалась все забыть.

Я такая сволочь.

- Ты… значит, все было только ради секса? – напрямую и довольно громко спрашивает он.

- Это и начиналось только ради него, - вдвое тише отвечаю я, боясь, как бы кто из прохожих не оказался внештатным журналистом.

- И ничего не изменилось? За пять лет?

Хотя бы с ним я должна быть честной. Он это заслужил, правда.

- Ничего.

Виктор кивает и идет дальше. Я отпускаю его руку, потому что мне стыдно. Но ведь я же ничего не обещала! С самого начала все было расставлено по своим местам – все только из-за секса. Мне больше и не надо было, он это знал.

Беда в том, что за эти чертовы пять лет отношений у него все изменилось, а у меня – нет.

Я ж не только любовница, я же еще и мать троих детей.

- И с кем ты сейчас? – его голос звучит глухо из-за шума толпы.

- Ни с кем.

- Почти год ни с кем?

- Да.

Он останавливается (опять) и даже как-то искренне улыбается:

- И на том спасибо.

За что? За то, что после него у меня еще никого не было?

- Ладно, не за что, - я, кажется, растерялась немного.

***

Пока она не пришла, Дэннис уже раз пять успел спросить меня, когда придет Джинни. А что я скажу? Я отвечал честно: «Не знаю».

Когда она, наконец, появилась, я сразу понял, что работать в прежнем темпе она сегодня не сможет.

Виктор шел рядом с ней. Он почти не изменился.

Сейчас они работают с этими мелкими объектами, которые в прошлый раз чуть не убили всех. И как только они не боятся? На празднике будут дети, а если с ними что-то произойдет?

Когда я сказал об этом ей вчера вечером, она ответила, что авроры затем и нужны, чтоб ничего не произошло. Поэтому трое мальчиков стоят по трем сторонам от технической группы и держат защитные сдерживающие чары. Если опять произойдет взрыв, пострадают только те, кто имеет дело с ячейками. Их десять человек.

Крам взял работу тех двоих, что сейчас лежат в больнице.

И получается у него довольно неплохо. По-моему, Дэннис им вполне доволен.

Наконец, объявлен перерыв. Джинни устало поднимается по лестнице между восьмым и девятым секторами и машет кому-то.

- Олли! – ее голос ставит все на свои места. Она сложила ладони рупором и зовет своего Вуда. – Олли, оторвись на минутку!

За ней следом бежит мальчик по имени Энди. Малыш всегда и всюду таскается за ней.

- Чего случилось? – отзывается Оливер, который сейчас находится на верхнем ряду и пытается показать своим ребятам, как они должны выглядеть сверху, для зрителей.

Они тоже должны показать нечто вроде представления. Меня, если честно, раздражает, что они решили сделать из квиддича цирк. Но что я сделаю?

Вместо того, чтоб ответить, Джинни делает размашистый знак рукой, подзывая его к себе.

Вуд сразу же бросает все свои дела и бежит вниз. Кто бы сомневался.

Посмотреть, куда они идут, я не успеваю. Подошедший Крам отвлекает меня.

- Привет, Гарри.

- Привет, Виктор.

Он просто садится рядом со мной на скамью и молчит. Я тоже молчу.

- Давно вернулся? – тихо спрашивает он.

- Нет, не очень. Месяца два.

- Как съездил?

- Хорошо.

- Хорошо, - задумчиво тянет он.

У него тоже нет настроения. Довольно странно, что у людей, устраивающих детский праздник, нет настроения.

К нам подходит жена и присаживается рядом со мной. Она так быстро разобралась со своим Олли? Странно.

- Скоро обед, ребята, так что давайте уже начнем работать, да? – как-то ласково говорит она и косится на Виктора.

Крам безразлично кивает в ответ и поднимается со скамьи, чтоб потом направиться к своим.

- Он неплохо работает, - замечаю я. – За двоих пашет, да?

Вопреки только что сказанному Джинни уходить и работать не собирается. Она по-прежнему сидит рядом, и, если я не ошибаюсь, она крайне недовольна.

- Ага, за двоих, - вздыхает она. – А от тебя ему, что надо было?

- Ничего. Просто поговорить.

- О чем?

- Просто.

- Точно?

- Да, точно.

А с ней что? Она что – решила, что Крам подбивает ко мне клинья? Уж больно подозрительно выглядят ее расспросы.

Джинни еще некоторое время сидит рядом со мной, а потом тоже уходит.

***

Не успев договориться с Оливером, я краем глаза увидела, что Виктор сидит возле Гарри. Что ему там надо? Нет, я не боюсь, что муж узнает обо всем, что было, он, в конце концов, тоже не ангел, но пусть это случится не накануне праздника. Завтра приедут дети, мы их уже две недели не видели, не хватало, чтоб еще этот разговор вышел при них…

Не знаю, как ему, а мне эти две недели показались бесконечностью. За лето я так привыкла к тому, что детки дома, что сейчас готова волком выть от тоски по ним. Особенно я скучаю по Лили. Я пишу ей каждый день, и она пишет в ответ, да и мальчишки по два раза в неделю присылают письма, но этого все равно не хватает.

Ничего, к концу осени я уже привыкну к одиночеству. А зимой – снова каникулы. Пока оклемаюсь – опять лето. Издевательство чистой воды, честное слово. И как моя мама с этим жила?

Ладно, долго грустить на работе нельзя. Дома достану семейный альбом и поплачу, а тут нельзя. А то Доротея еще подумает, что я из-за нее слезы лью, и обрадуется, а такого я допустить точно не могу.

К тому же после работы я, Оливер и Энджи идем в больницу к Айрис и всем остальным, так что идти к ним с кислой миной тоже нет необходимости.

И все же – что нужно было Виктору от Гарри?

Я знаю его достаточно хорошо и могу сказать с уверенностью, что Виктор ничего просто так не делает.

Хотя работает он – просто идеально. Прийти накануне торжества и сразу же влиться в рабочий процесс – невероятно. Благодаря ему и Дэнни, рисунки выглядят замечательно.

Гарри верно заметил – Крам работает за двоих и делает это очень хорошо.

***

До конца рабочего дня у меня появилась надежда на то, что Джинни забудет про мое неадекватное поведение за завтраком и не станет возвращаться к утреннему разговору. Да и чувствую я себя не очень. Из каких соображений я решил заподозрить Оливера и ее в каких-то отношениях? Они всегда были хорошими друзьями, еще со школы, так что нет ничего удивительного в том, что они и сейчас общаются.

Все мои благие намерения вылетели в трубу после того, как Джинни вышла из камина. Но я действительно не хотел портить ей настроение.

- Давно пришел? – как-то резко спрашивает она, приводя одежду в порядок, но потом сама поправляется: - Ох, ты ж сегодня тоже с нами вышел. Я недолго?

- Нет, - я качаю головой и вполне искренне интересуюсь: - а где ты была?

Она складывает мантию на стул и подходит к креслу, попутно отвечая:

- У Айрис, в Сент Мунго.

- И как она?

- Ничего. Грустная такая была, пока Оливер ее не рассмешил.

- Оливер тоже там был?

Жена кивает:

- Ну, конечно, был. Или мне уже в больницу с ним сходить нельзя?

- Почему, можно.

- Спасибо.

Я не понимаю, что я такого сделал, что она такая… злая, что ли?

- Что с тобой? – я не привык долго думать, если можно сразу спросить.

- Ничего. Ты же с утра из-за Оливера взгрелся, да? Ничего незаконного между мной и Оливером не происходит, можешь не волноваться. Хотя с какой это стати тебе вообще волноваться?

- Я и не волнуюсь, - примирительно говорю я.

- Знаешь, с Оливером у меня действительно ничего нет и быть не может, так что тут можешь быть спокоен на все сто. А если по-хорошему, то тебя вообще не должно беспокоить, с кем и где я сплю, да? Я же не слежу за тобой, как раньше. У нас сейчас не те отношения, чтоб требовать друг от друга верности, надеюсь, ты это понимаешь.

- Значит, у тебя все-таки кто-то есть?

Говорить, не подумав – это очень плохая привычка, но по-другому я так и не научился разговаривать. Особенно, если я начинаю злиться. С утра я завелся на пустом месте, вечером она – до завтра мы убьем друг друга, и дело с концом.

- А что тебя удивляет? Ты увидел меня в корсете и подумал, что я тебе изменяю? У меня действительно были отношения с человеком, но это даже не измена.

- Это были платонические отношения, хочешь сказать?

- Нет, я хочу сказать, что могу спать, с кем угодно. Изменяют мужу, а ты…

Ясно. Поздно затормозила, благоверная, я уже все понял. Не могу сказать, что ты неправа.

- Ну, и спи ты, с кем хочешь! - почему-то кричу на нее я. Кричу всерьез, разозлившись и покраснев. – Хоть половину лиги перетрахай, мне все равно!

- Вот и договорились, да? – зло заключает жена.

- Нет! – вопреки всем законам логики ору я. Ну, почему так случилось? – Нет, не договорились! Ты что – забыла, что у нас дети?

- А ты только что об этом вспомнил?

Я подхожу к ней совсем близко и рывком поднимаю с кресла, схватив за плечи.

- Хватит, - мой голос дрожит, потому что я не хочу кричать на нее снова. – Хватит так разговаривать. Я сегодня не хотел ругаться, ты меня вынудила, так что теперь не надо строить из себя невинную жертву злого мужа, понятно?

- Отпусти меня, - Джинни высвобождается и отходит к двери.

***

Вечер планировался совсем другим. Не знаю, что на меня нашло, но я…

Зачем я так поступила? Но он тоже не совсем чист, если уж начистоту. Если бы он первый утром не начал, вечером бы все было нормально.

Я сижу на кровати. Уже второй час ночи.

Я не могу плакать.

А мне так хочется.

Еще мне хочется пойти и попросить у него прощения, но и этого я тоже сделать не могу.

Потому что…

Не могу, и все.

***

Да, я не должен был кричать. Может, даже в чем-то она была права.

Я не должен был кричать.

Прости меня, Джинни. За то, что я наговорил тебе, прости меня. Ты же всегда прощала.

И за то, что я не приду просить прощения тоже – прости меня.

Я просто не могу.