2024-4-27

17

0

0

Сказать, что я испугалась, было бы преуменьшением века. Я одеревенела от ужаса, не в силах не только пошевелиться, но даже просто вдохнуть. Что уж говорить о мыслях: те жалкие и бесполезные их обрывки, которые, казалось, тоже в страхе застыли при звуках этого голоса, ни на что не годились.

Я сидела совершенно неподвижно, чувствуя, что сейчас потеряю сознание – если не от мертвящего ужаса, то просто от нехватки воздуха. Возможно, стало бы чуть легче, если бы я могла хотя бы отвести взгляд от стоящего рядом с машиной, в паре футов от меня, Карлайла, но даже это было мне в тот момент недоступно. Словно во сне, я увидела, как он медленно и понимающе усмехнулся – вероятно, мгновенно поняв по моей реакции, что мне всё известно. Перед глазами уже замельтешили черные точки – верный признак надвигающегося обморока, но тут сквозь звон в ушах я услышала бешеное:
– Отойди от нее!

Никогда не думала, что Эдвард способен так рычать. На Карлайла, впрочем, этот возглас не произвел особого впечатления – тот, кого я совсем недавно считала человеком, даже не вздрогнул, хотя всё же взглянул на сына. Благодаря этому мне удалось наконец справиться с судорожно сжатым горлом и шумно вдохнуть. Это не очень-то помогло взять себя в руки, но, воспользовавшись тем, что старший Каллен отвлекся, я как можно незаметнее сунула блокнот за пояс джинсов, под пуловер, и сползла по сиденью вниз в тщетной попытке спрятаться.

Теперь возле автомобиля, в котором я сидела, отчаянно желая превратиться в невидимку, стояли двое. Карлайл казался совершенно невозмутимым, и я подумала было, что Эсме, вероятно, стало лучше. Но хватило одного взгляда на Эдварда, чтобы понять: нет, всё очень плохо. Припухшие покрасневшие веки, искусанные губы, мертвенно-бледное лицо, взъерошенные влажные волосы, добела сжатые кулаки… Меня поразило то, что в таком состоянии он всё-таки пришел в гараж, не забыл обо мне, хотя в данной ситуации это было бы более чем простительно. В глазах снова защипало от слёз, и я не стала их сдерживать, да и не смогла бы, наверное. Во мне бушевала смесь самых разных эмоций: страх, жалость к Эсме, растроганная благодарность из-за поступка Эдварда, отчаяние, перемежаемое всплесками робкой надежды на спасение.

Карлайл что-то тихо сказал Эдварду. Тот ответил громче, и его я услышала:
– Ты ее не получишь!

На сей раз и Карлайл повысил голос:
– Выбирай: или ты открываешь сам, или я выламываю дверцу.

Эдвард презрительно пожал плечами и демонстративно сунул руки в карманы. Я изо всех сил вжалась в сиденье, понимая, что, судя по всему, вырвать голыми руками заблокированную дверцу «Вольво» Карлайлу не составит никакого труда. Меня трясло. Никогда еще я не чувствовала, что смерть так близко.

Реплики вновь стали тихими, а я пристально следила за выражением лиц отца и сына, пытаясь понять, к чему может привести этот разговор.
– Хорошо, – Карлайл сделал шаг назад. – Время терпит. Сейчас принесу ключи.

Лицо Эдварда вдруг выразило крайнюю степень неуверенности, он опустил голову, но тут же снова вскинул ее и посмотрел куда-то поверх машины. Секунда – и рядом с ним встали Джаспер и Элис, такие же угрюмые и заплаканные, как Эдвард. Понимая, что все трое младших Калленов на моей стороне, я слегка воспрянула духом, хоть и не понимала смысла переговоров.

Карлайл вышел, что-то буркнув напоследок, а Элис вопросительно посмотрела на Эдварда. Тот с несчастным видом тихо объяснил ей что-то, быстро шевеля губами, и Элис с Джаспером синхронно кивнули. Эдвард бросил на меня затравленный взгляд и метнулся куда-то в сторону дверей, ведущих на кухню. Я потянулась было к кнопке замка, но Элис так грозно посмотрела на меня, что я отдернула руку и снова съежилась на сиденье. Внезапно Джаспер резко взмахнул рукой, а когда вновь опустил ее, в ней было металлическое кольцо с какими-то здоровенными ключами. Элис кивнула мне, и я, испуганно озираясь, выбралась из салона «Вольво». Эдварда заметила не сразу – он стоял, прислонившись к двери, словно подпирая ее.

– Как Эсме? – робко спросила я, хотя уже догадывалась, что услышу в ответ.

Элис покачала головой:
– Не смогли спасти.

Всхлипнув, она на мгновение прижалась лицом к груди Джаспера, а он молча обнял жену.

– Мои соболезнования, – пробормотала я.

Джаспер виновато посмотрел на меня:
– Белла, тебе придется здесь задержаться. Мы сейчас уедем… нужно заняться похоронами. Ты будешь в безопасности… насколько это возможно, конечно. Больше пока ничего не сделать, прости.

Я молча ждала продолжения, но Джаспер и Элис молчали. Эдвард сдавленно сказал, не приближаясь:
– Он запретил тебя отпускать. Дал слово, что не причинит вреда. А Розали и Эммет там тебя не достанут.

Элис решительно взяла меня за руку:
– Идем, Белла. У нас мало времени – Карлайл сейчас с ними разговаривает, но Розали наверняка придет в бешенство и примчится сюда, – и добавила непонятно: – До завтра ничего плохого с тобой не случится, я вижу.

Джаспер положил руку мне на плечо и кивнул в сторону выхода из гаража во двор.

– Но почему нельзя просто отвезти меня домой? – жалобно спросила я, преодолевая нахлынувшее вдруг безразличие.

Ответил Эдвард – всё так же сдавленно, словно через боль:
– Думаешь, дома они до тебя не доберутся?

Я прикусила губу, понимая, что он прав. Еще несколько часов назад я спорила бы, ссылаясь на то, что мой отец начальник полиции и не даст меня в обиду. Но после прочитанного в дневнике понимала, что Чарли, скорее всего, не сможет меня защитить. А Элис добавила тихо:
– Ты же теперь почти всё знаешь… от Эсме, – и опять закончила, уверенно глядя на меня: – Я видела.

Окутавшее меня странное спокойствие прошло, как только Джаспер убрал с моего плеча теплую руку. Я снова задрожала, стискивая зубы, чтобы они не застучали. Элис оглянулась на Эдварда.

– Быстрее! – выдохнул он. – Меня надолго не хватит.

Элис понимающе кивнула и, схватив меня за руку, потянула к выходу. А я не могла взять в толк, что имел в виду Эдвард. В двери явно никто не ломился, из кухни не доносилось ни звука.

– Белла, не волнуйся, – Джаспер уже придерживал поднятую вручную дверь гаража. – Мы обязательно вернемся и всё объясним.

– В-вас же в-выгнали, – с трудом разжимая челюсти, пробормотала я, проходя мимо него. Мне пришлось сделать усилие, чтобы мысленно заменить образ таинственного главы семьи Карлайлом. Или, скорее, объединить их в своем воображении.

– Это было до… – Элис всхлипнула, а я увидела, как по ее щеке поползла слезинка.

– Думаешь, он смягчится? – отпустив дверь гаража, Джаспер подхватил меня под свободную руку. Мне сразу стало как-то спокойнее, даже дрожь немного унялась.

Элис вытерла глаза и презрительно хмыкнула:
– Думаю, захочет нас использовать.

Парень скептически изогнул бровь:
– Пусть попробует.

– Он попробует, – уверенно пообещала Элис.

– Ну, если так… – задумчиво протянул Джаспер. И спросил вдруг: – А Эдвард?

– С ним сложнее, – загадочно ответила девушка, останавливаясь перед невысоким железобетонным строением в глубине двора, формой и односкатной крышей оно смахивало на огромный скворечник и было снабжено массивной металлической дверью.

Джаспер наклонился к замочной скважине и вставил в нее ключ из связки, которую поймал на лету в гараже. Отперев дверь, прошел в нее первым, на ходу небрежно щелкнув выключателем. Элис двинулась следом, не выпуская моей руки. У меня от страха заныло под ложечкой, в животе появилось ощущение неприятной горячей пустоты. Больше всего хотелось свернуться в клубочек, прижав колени к груди, и уснуть, а проснувшись, обнаружить, что всё было только затяжным «многосерийным» кошмаром.

Как и можно было ожидать, «скворечник» был лишь входом в глубокий подвал, куда вела крутая металлическая лестница, в тусклом свете настенных светильников казавшаяся скользкой. Вовремя вспомнив о своих проблемах с координацией, я спускалась осторожно, держась за перила и глядя под ноги, и только краем глаза замечала, как легко и грациозно ступают и Элис, и Джаспер.

Внизу лестница упиралась в еще одну дверь – пожалуй, даже внушительнее, чем верхняя. Джаспер легко справился и с этой преградой. Чувствовалось, что он здесь не впервые.

Новый щелчок выключателя – и помещение впереди залил яркий холодный свет.

– Это отцовская лаборатория, – объяснил Джаспер, входя. – Когда-то он увлекался химией, но сейчас больше интересуется лекарственными травами. Здесь у него рабочий кабинет, а все инструменты и реактивы – за той дверью, но мы туда не пойдем.

Пока он говорил, я осматривалась в незнакомом помещении. Большой двухтумбовый письменный стол с креслом, неширокая кушетка, в углу – узкий шкаф с матовыми стеклянными дверцами. Одна стена была целиком занята книжными полками, на которых аккуратными рядами стояли старинные даже на вид фолианты и потрепанные амбарные книги. На пустом столе – одинокий письменный прибор антикварного вида. Под потолком – квадратное зарешеченное вентиляционное отверстие.

Элис деловито сказала:
– В кресло не садись, он этого не любит. За той узкой дверцей – ванная, можешь пользоваться. Сейчас… – она на миг замерла, уставившись в пространство, – …Эдвард принесет воду, еду и одеяло, так что не пропадешь.

Через несколько секунд наверху раздался тихий свист.

– Бегу, – отозвался Джаспер… и в следующее мгновение уже разговаривал с кем-то в отдалении. – Вот, – сказал он, появившись вновь, и поставил на кушетку два объемистых пакета. – Одеяло новое, а еда… всё, что удалось найти на кухне.

– Поспешим, – Элис озабоченно нахмурилась. Джаспер молча кивнул, потом они одинаково виновато посмотрели на меня и, не сказав больше ни слова, вышли.

Я услышала, как в замке поворачивается ключ. Один оборот, второй, третий…

– Всё будет хорошо, – отчетливо донеслось до меня почти не приглушенное металлической дверью сопрано Элис, и наступила тишина.

Безвольно опустившись на кушетку, я приготовилась к долгому ожиданию, но в этот момент в дверь легонько постучали, а я чуть не подпрыгнула от ужаса.

– Белла, это Эдвард. Хотел сказать, можешь есть и пить без опаски, всё прове… – он оборвал фразу на полуслове, мне послышалось тихое проклятие, дверь содрогнулась, как будто ее с чудовищной силой дернули за ручку. Вскрикнув, я бросилась в дальний угол, но больше ничего не произошло. Как я ни прислушивалась, не удалось уловить ни звука.

Спокойствие, хотя бы относительное, пришло ко мне далеко не сразу. После долгих минут апатии наступило какое-то нездоровое возбуждение, не позволявшее усидеть на месте. Я металась по комнате, пробовала открывать двери, но из трех поддалась только одна – как и говорила Элис, в ванную. Разумеется, о еде в таком состоянии и речи быть не могло. Обычно я склонна «заедать» мелкие огорчения, но сейчас меня буквально мутило от страха и неизвестности. Даже несколько глотков воды легли в желудок неприятной тяжестью, пришлось заставить себя размеренно подышать, чтобы подавить тошноту.

Бездумно проведя пальцем по корешкам книг, тесно стоящих на одной из полок, я вспомнила, что еще не дочитала дневник Эсме. Там могли оказаться какие-нибудь полезные сведения. Кроме того, я понимала, что праздное ожидание за несколько часов сведет меня с ума, а еще казалось, что, приобщаясь к прошлому этой несчастной женщины, я отдаю ей своеобразную дань памяти.

В кабинете было не просто холодно, а как-то промозгло – видимо, сказывалось подземное расположение. Я вытряхнула из пластикового пакета пушистый шерстяной плед, завернулась в него и села на кушетку с блокнотом в руках.

Вначале никак не удавалось сосредоточиться, и я ловила себя на том, что скольжу взглядом по убористым строчкам, не понимая ни слова. Но постепенно бесхитростные и грустные записи молодой Эсме заставили меня отвлечься от собственных переживаний.

6.11.35
Очень долго ничего не записывала, просто не могла себя заставить. Постепенно острота ощущений ушла, оставив уныние и разочарование. Но жизнь продолжается. Вчера Эммету исполнился год. М-р Каллен устроил настоящий праздник – с надувными шариками, хлопушками и даже гостями – супружеской парой коллег хозяина по работе. Правда, пришлось сказать им, что нашему малышу уже четыре года. Выглядит он, пожалуй, даже немного старше. И такой умница!
М-р Каллен сообщил, что мы скоро переедем. Компания, в которой он работает, терпит убытки, поэтому он хочет забрать свою долю акций. Это удобный повод перебраться туда, где быстрый рост Эммета никто не заметит. Моего согласия он не спрашивал, и это меня расстраивает, но давно уже не удивляет. Конечно, тяжело даже думать о расставании с Эмметом, однако я много отдала бы за то, чтобы вернуть себе свободу, хотя понимаю, что нигде не получу и вдвое меньшего жалования, чем у м-ра Каллена.
Боже, какой наивной дурочкой я была всего три месяца назад, страшась перспективы сытого одиночества! Сейчас мне знакома доля, которая гораздо хуже – это рабство. Возможно, моя судьба была решена уже в тот день, когда мы с м-ром Калленом впервые встретились. Он не отпустил бы меня, особенно после того, как намеренно посвятил в свою тайну. А ведь я считала бы себя несчастнейшей из смертных, если бы оказалась уволенной после первого укуса Эммета, когда еще ни о чем не догадывалась.
Теперь-то я понимаю, что в день нашего знакомства м-р Каллен столкнулся со мной совсем не случайно – просто учуял исходящий от меня запах молока и крови. И потом сознательно исподволь привязывал меня к себе. После нашей первой ночи все доверительные беседы и милые подарки практически прекратились. Нас связывают только отношения хозяина и служащей, господина и наложницы. Я презираю себя за слабость, но вынуждена признать, что каждый раз жду следующей «процедуры», изнывая от нетерпения – вероятно, так томится в ожидании очередной дозы кокаина закоренелый наркоман. М-р Каллен не стал скрывать от меня, что это эффект от введения небольших доз вампирского яда.
Чувство эйфории не способно примирить меня с унизительным положением, в котором я оказалась, поэтому, пусть и с огромным трудом, я всё-таки сумею преодолеть эту зависимость, если хозяин вдруг согласится меня отпустить. Хотя для меня, боюсь, существует только один способ освобождения – тот, которого я избежала год назад.

24.12.35
Второе Рождество в жизни Эммета – и первое на новом месте. Мы переехали в штат Висконсин и уже неделю живем в Шорвуде, пригороде Милуоки. Это всего в девяноста милях от Чикаго, что почему-то важно для м-ра Каллена, но я не вникаю.
Мой милый малыш еще не привык к новому дому и плохо засыпает. Сегодня понадобилось целых три колыбельных. Он не капризничал, просто грустно смотрел на меня совершенно ясными глазками. Ну как тут уйдешь от бедняжки! И подарок – ярко-красный педальный автомобиль – Санта-Клаус принесет Эммету только утром, иначе ему вообще было бы не уснуть.
М-ра Каллена нет дома, но он обещал завтра отвезти нас на Рождественскую мессу в Милуоки. Ходить в местную церковь хозяин мне запретил, и я живу затворницей. Наш дом окружен глухим забором, это необходимо, чтобы не привлекать внимания соседей, иначе слишком скоро снова придется переезжать. М-р Каллен почти постоянно не в духе – возможно, он не думал, что с ребенком будет столько сложностей. Впрочем, не исключено, что у него просто какие-то проблемы на новой работе.

Я неохотно оторвалась от чтения, чтобы натянуть плед на замерзшее плечо. Эти две записи были совершенно безрадостными, хотелось поскорее узнать, что было дальше. Похоже, бедная Эсме находила утешение только в Эммете. Меня просто передернуло, когда я вспомнила, как она описывала свои отношения с хозяином. Рабство, настоящее рабство!

Перевернув страницу, я на секунду изумленно замерла: это тоже писала аккуратистка Эсме? Неровные, словно подпрыгивающие, буквы, местами, особенно в верхней части страницы, слова плохо читались, процарапанные почти без чернил… Неопрятные, против обыкновения, строчки так и дышали волнением:

12.01.36
Сегодня едва не произошло непоправимое. К нам во двор забежал от соседей котенок, а за ним точно так же, проползя под воротами, проникла его хозяйка – девочка лет пяти в пушистой белой шубке, такой же шапочке и с муфтой, которая, к несчастью, привлекла внимание Эммета. Он подошел к незваной гостье, уже схватившей в охапку пойманного котенка, и протянул руку к ее муфте. Я бежала следом, но дальнейшее стало для меня неожиданностью, и я ничего не успела сделать. Наш малыш слегка дернул к себе муфту, висящую на шнуре на шее у девчушки, а та, разгоряченная погоней, сердито оттолкнула его. В следующий миг Эммет опрокинул обидчицу на снег и вцепился зубами в ее плечо. Я тут же оттащила маленького драчуна и молча поблагодарила Бога за прочный мех шубки, покладистость моего питомца и собственную быструю реакцию. Девочку (ее зовут Софи) благополучно забрали родители – к тому моменту она и Эммет, получивший от меня серьезнейшее внушение, уже давно мирно играли с котенком.
А вскоре выяснилось, что я даже не представляла, какую опасность на самом деле отвел Господь. Когда малыш рассказал об инциденте своему отцу, зашедшему попрощаться с сынишкой перед сном, я поняла, что вампиры умеют бледнеть, хотя м-р Каллен уже объяснял мне, что кровообращения в общепринятом смысле слова у них нет. С моего хозяина вмиг слетела вся его невозмутимость. Он велел мне накинуть пальто, вывел во двор – подальше от чутких ушей малыша – и почти беззвучным шепотом объяснил, что если бы дело происходило в теплый сезон или в помещении, то девочку не спас бы ни один врач. Оказывается, примерно в годовалом возрасте полувампиры становятся смертельно ядовитыми для людей. Даже микроскопическая доза их яда вызывает мучительную смерть от удушья. Противоядия не существует. А взрослым полукровкам вообще не стоит вступать в тесный контакт с людьми, если, конечно, нет цели их убить. Мрачно усмехнувшись, м-р Каллен сказал, что вскоре даже поцелуи Эммета станут «поцелуями смерти», не говоря уже об интимных отношениях.
После этого разговора понадобилась вся моя выдержка, чтобы опомниться. Меня била нервная дрожь, когда я представляла, что могло произойти у нас во дворе сегодня утром. Безжизненное тело девочки, перепуганный насмерть Эммет, медики, полиция… Но тут же до меня дошло, что я не совсем правильно оцениваю ситуацию, ведь такое недвусмысленное свидетельство нарушения главного закона, разумеется, не укрылось бы от вездесущей Инквизиции, а значит, нас всех уничтожили бы в целях сохранения тайны существования вампиров.
Когда я дрожащим голосом высказала свои предположения м-ру Каллену, он молча кивнул. А потом пообещал, что сам поговорит с Эмметом, который уже достаточно подрос, чтобы понимать угрозу и стараться не навлечь неприятностей на себя и близких. Слово «неприятности» я сочла не вполне соответствующим масштабам опасности, но возразить не посмела. Напоследок м-р Каллен предупредил, что если еще хоть раз произойдет нечто подобное, то мы переедем в такой медвежий угол, где не будет соседей вообще. Такая перспектива меня расстроила. Хотя мое общение с посторонними людьми и сейчас сведено к минимуму, но окончательно стать затворницей было бы горько.
Уже у себя в комнате я вдруг сообразила, что хозяин и не подумал вовремя поставить меня в известность о грозящей опасности. Эммету год и два месяца, то есть его укус уже два месяца как способен свести в могилу и меня. Впрочем, возможно, так было бы даже лучше.

Я насилу дочитала эту запись, настолько было жутко. Значит, Эммет и Розали всё это время могли убить меня играючи, вообще не прикладывая силы. «Поцелуй смерти»… По телу ползли колючие мурашки. Я сделала несколько медленных глубоких вдохов, чтобы успокоиться, вытерла выступившую на лбу и шее испарину и сбросила с плеч показавшийся слишком теплым плед. Потом снова вспомнила об Эсме. Как ужасно, наверное, чувствовать себя невольницей и, осознав реальную угрозу смерти, увидеть в ней возможность избавления.

Почему-то подумала об Эдварде. Всё-таки совершенно непонятно, из-за чего он на меня так странно реагирует. Ведь Джаспер и Элис, насколько я понимаю, тоже ядовиты, но они не шарахаются при встрече со мной, как будто опасность исходит именно от меня. И вообще ведут себя цивилизованно. «Что за чушь тебя волнует! – мысленно выругала себя я. – Не всё ли равно, почему он не хочет приближаться. И без него желающих более чем достаточно».

Еще несколько записей не имели отношения к тому, что меня больше всего волновало. Чувствовалось, что Эсме втянулась в повседневную рутину и старается отвлекаться бытовыми мелочами. Встречались и довольно интересные подробности – например, о том, что Эммета нельзя было показывать обычному врачу, поскольку нормальная температура тела подрастающего полувампира постепенно поднялась до ста четырех градусов. Другие отличия были не такими явными, однако любой медик обратил бы на них внимание. Но Карлайл вышел из положения, найдя по своим каналам врача-полукровку, и тот стал постоянным семейным врачом Калленов. Я подумала, что, возможно, именно за ним Эдвард и ездил в Абердин. Бедная Эсме – наверное, рядом с ней не было ни одного человека. Ни одного безобидного смертного, которого не нужно было опасаться. И всё-таки, когда появилась я, она попыталась помочь мне выбраться, убежать – не ее вина, что из этого ничего не получилось.

15.02.36
Вчера был День Св.Валентина.
М-р Каллен приехал домой раньше обычного, в весьма благодушном настроении. Возможно, какие-то успехи на работе, не знаю. Привез мне дюжину алых роз и большую коробку шоколадных конфет в виде ярко-красного сердца, отделанного белыми кружевами. Ласково обнял, поцеловал. Я чуть не расплакалась, настолько это было не похоже на то, как он вел себя со мной в последние месяцы. М-р Каллен заметил и слегка помрачнел, однако не рассердился и даже попросил извинения – объяснил, что у него были крупные проблемы, но сейчас всё в порядке. И поинтересовался, чем может загладить свою вину.
Пользуясь случаем, я попросила его отпустить меня, когда Эммет станет совсем самостоятельным. Если нужно, я дам письменное обязательство хранить в строжайшем секрете всё, что узнала о вампирском мире. М-р Каллен задумался и даже, как мне показалось, огорчился, однако в конце концов пообещал выполнить мою просьбу. Не знаю, можно ли ему верить, но до сих пор он никогда не опускался до прямого обмана. Полувампиры считаются взрослыми c семи лет. Мне к этому времени исполнится тридцать два, это не так уж много. Может быть, я смогу еще выправить свою жизнь. А если повезет, м-р Каллен отпустит меня даже раньше – ведь теперь, зная о моем желании расстаться с ним, он наверняка постарается найти себе новую… Кого? Любовницу? Любовь здесь не стоит даже упоминать. Донора? Да, наверное. Удобного донора, наложницу, да еще и няню для ребенка. Вряд ли удастся быстро подыскать мне замену.
Видит Бог, я прикипела сердцем к моему дорогому Эммету, но мне невыносима мысль о том, что его отец холодно подчинил меня себе и просто использует, тогда как в моей душе еще теплится чувство, которое я уже даже не решаюсь назвать.
Хотя День Св.Валентина пришелся на пятницу, м-р Каллен вечером пришел ко мне в спальню и был со мной очень нежен. А я не знала, радоваться или огорчаться – не покидала мысль о том, что он расчетливо привязывает меня к себе. Но наступил момент – и все мысли исчезли, вытесненные двойной эйфорией. Я становлюсь настоящей наркоманкой. Единственное отличие, пожалуй, в том, что наслаждение, которое я испытываю, не становится слабее с каждой новой «дозой». И всё-таки я надеюсь, что смогу прожить без этого «наркотика», когда получу свободу. Если ее получу.

От последующих записей, коротких и нерегулярных, как правило, веяло апатией, а редкие всплески надежды только усиливали гнетущее впечатление – со стороны было заметно, что Карлайл вовсе не собирается отпускать такую удобную рабыню, да Эсме, похоже, и сама это чувствовала, но гнала от себя пессимистичные мысли, когда описывала безупречное поведение своего хозяина и знаки внимания, которые он ей оказывал. Зато с каким воодушевлением она рассказывала о достижениях Эммета, к трем годам выглядевшего подростком и занимавшегося по программе седьмого класса – разумеется, дома, под присмотром Карлайла и Эсме, потому что обучение бурно развивавшегося полукровки в обычной школе было, конечно же, невозможно. Семейный врач сфабриковал медицинское заключение о необходимости домашнего образования, и «слабый здоровьем» парнишка был освобожден от посещения школы.

По некоторым фразам Эсме я догадалась, что у Карлайла имелись обширные знакомства – надо полагать, и в криминальной среде, – благодаря которым он легко добывал любые фальшивые документы. Да иначе и быть не могло – как ему удалось бы легально существовать столько времени в одной стране с подлинным удостоверением личности, не привлекая к себе внимания?

По мере приближения заветной даты – 5 ноября 1941 года – записи становились более бодрыми и нетерпеливыми. Эсме можно было понять: Карлайл по собственной инициативе начал заводить разговоры о предстоящем «завершении контракта», обсуждал с ней, где она хотела бы поселиться, кем работать. С началом Второй мировой войны деловая жизнь заметно оживилась, везде требовались рабочие руки. У Эсме не было профессии, но няня с хорошими рекомендациями наверняка нашла бы себе место в считаные дни, а если не торопиться, то можно окончить какие-нибудь курсы и получить более интересную профессию.

Если бы я не знала, к чему всё придет, то вместе с Эсме радовалась бы открывающимся перед ней перспективам.

5.11.41
Наконец-то! У меня просто руки дрожат от счастливого волнения. Сегодня моему обожаемому Эммету исполнилось семь лет. На его совершеннолетие собрались «особенные гости», как назвал их м-р Каллен. Я не выходила из своей комнаты, чтобы не показываться им на глаза, даже на стол накрывала нанятая для этой цели темнокожая официантка. Она принесла поднос и в мою комнату. А у меня был свой праздник: я укладывала чемоданы. Утром м-р Каллен вручил мне красивый конверт с рекомендацией и чеком на семь тысяч долларов – премией «за семилетний безупречный труд». Очень весомая добавка к той сумме, которую мне удалось накопить на банковском счете, откладывая солидную часть ежемесячного жалованья.
Вечером я помогу прибраться на кухне, а завтра попрощаюсь с моим дорогим мальчиком, который теперь выше своей няни на две головы и гораздо шире в плечах, говорит басом, может поднять меня одной рукой, но сохранил свою обаятельную улыбку с милыми ямочками, хоть и обзавелся белоснежными постоянными зубами, не нуждающимися в стоматологе. Жаль только, что такой симпатичный парень вынужден держаться подальше от девушек, однако его отец уже ведет переписку с известными ему семьями, чтобы наш Эммет мог найти себе пару. М-р Каллен как-то подосадовал, что с началом войны стало трудно поддерживать контакты с евразийскими и африканскими кланами, поэтому приходится ограничиваться США, Канадой и Латинской Америкой, но наш мальчик радостно предвкушает путешествие и уверен в успехе.
Пора заканчивать: собрано еще далеко не всё. К тому же меня слегка знобит и подташнивает. Только бы не заболеть в такой важный момент!

Следующая запись была очень короткой:
6.11.41
Кажется, я беременна.

---

* 104 градуса по Фаренгейту примерно равны сорока градусам Цельсия.

В такой ситуации, вероятно, следует радоваться тому, что Белла всё еще жива и непосредственная опасность ей не угрожает. Смерть Эсме еще на какое-то время отсрочила решающие события, а ее дневник дал Белле новую информацию, вот только утешительными эти сведения никак не назовешь.
Как всегда, очень ждем ваших комментариев здесь и на
ФОРУМЕ