- Да иду я, иду. И кого только принесло в такую рань? - стону я, пытаясь не думать о неприятной и тошнотворной пульсации, возникшей в голове в ответ на канонаду громких стуков в дверь, которые и разбудили меня, еле-еле поднимаясь с дивана, принявшего моё пьяное, уставшее и обезвоженное сейчас тело где-то в четвёртом часу утра, чуть ли не спотыкаясь об опустевшую стеклянную тару, валяющуюся на паркетном полу, и, шатаясь, направляясь к входной двери. Пожалуй, это хорошо, что я больше не сплю в спальне на втором этаже. Иначе в своём нынешнем состоянии, спускаясь по лестнице, скорее всего, сломал бы себе шею и так и остался бы лежать неподвижным трупом у подножия гладких и чистых ступеней. Представляю, сколько стервятников с камерами наперевес тут же бы сюда стеклось. Ведь, судя по тому, как все вокруг предрекают крах моей спортивной карьере из-за отсутствия новостей о продлении контракта на второй сезон после всего-то одного года, проведённого в новой команде, им никогда не бывает достаточно. Но кое-кто наверняка радуется и лопается от невообразимого счастья. Кое-кто, кто остался в Нью-Йорке, на прощание пожелав мне провалиться. Справедливости ради стоит сказать, что я недалеко от неё ушёл, но в отличие от меня она никогда не полезет в бутылку, не начнёт спиваться и, как следствие, ни за что не сведёт все собственные же успехи к нулю. Это лишь мой сценарий, и только. - Хватит уже, чёрт побери, колотить мне по мозгам, - наконец, распахивая оказавшуюся незапертой дверь до упора, несколькими секундами ранее я повышаю голос на того, кто стоит по ту её сторону и никак не прекращает стучать по дереву, но только он предстаёт моему взору, как меня вроде как пронзает сожаление и стыд по поводу своей эмоциональной вспышки в отношении человека старше меня на целое поколение. - Чарли? Что ты здесь делаешь?

- То же самое я и у тебя хочу спросить, - просто говорит он, проходя мимо меня внутрь дома и фактически не оставляя мне иного выбора, кроме как закрыть дверь и проследовать вслед за ним в гостиную, где царит ужасный бардак, пыль, не самый приятный запах и уныние, несмотря на то, что домработница приходит пару раз в неделю, но для исправления первого спектра проблем было бы недостаточно и жизни со мной под одной крышей и круглосуточной уборки по горячим следам, ну, а последнюю и вовсе никак не решить. - Ты спишь прямо тут?

- Верно замечено. Не думали стать полицейским?

- Выглядит всё так, будто я тебя разбудил, - не обращая внимания на мой вопрос, Чарли садится прямо поверх скомканного постельного белья и тщательно осматривается вокруг, будто анализ окружающей обстановки поможет ему разобраться во всей ситуации целиком, а не только в состоянии моего жилища и одновременно внутреннего мира, - а сейчас уже первый час дня.

- О, ну, тогда можно выпить, - я честно полагал, что сейчас нет ещё и десяти утра, настолько организм совершенно не чувствует себя отдохнувшим, но раз время уже перевалило за полдень, то это всё меняет. Но, если честно, даже будь расклад совершенно иным, мне незачем оставаться трезвым. Я никуда не собираюсь, а всё, что мне может вдруг потребоваться вроде еды или продуктов, всегда можно заказать с доставкой на дом. - Тебе что-нибудь налить?

- Вот для этого точно рано, разве ты так не считаешь?

- Ну, у каждого своё понятие времени, - пройдя к бару и наливая себе щедрую порцию виски, отвечаю я, но в реальности дело тут совсем не в часах и не в минутах. Просто после ночи кутежа и загула алкоголь - это, вероятно, единственное, что сможет помочь мне пережить похмелье, унять физическую боль в висках и, если повезёт, смягчить ещё и душевную травму. Хотя на последнее после месяца применения специфических лекарств я уже особо и не рассчитываю, но, тем не менее, только они и поддерживают меня на относительном плаву. В этом смысле ночь никоим образом от дня не отличается. Кардинальная суть вся та же. Отключиться и забыться. Даже временно это за счастье.

- А как же спортивный режим?

- Да бросьте это, тренер. Как вы прекрасно знаете о том, что я выбыл, так и я отлично понимаю настоящую цель, с какой ты здесь находишься, папа, - формально он мне не отец, но именно им он и является для... для... для Изабеллы, а ещё до того, как на непродолжительное время стать моим тестем, он был нашим с парнями наставником, но из своего первого клуба, с которым мне случалось неоднократно возглавлять баскетбольное первенство страны, я ушёл неожиданно и внезапно для всех, перебравшись в Нью-Йорк, но не только не достиг там большого успеха и не снискал особой популярности, признания и любви у местных фанатов, но ещё и развёлся в придачу ко всему. - Давайте уже начистоту.

- Что у вас двоих произошло?

- А ты что, не читал прессу? Она же лучше всех обо всём осведомлена. Кажется, только ленивый не использовал словосочетание «не сошлись характерами».

- Эдвард.

- А почему бы тебе не спросить об этом свою жену или.... - что бы ты ни думал, фильтруй свои мысли и речь, придерживай язык и не смей называть его дочку дрянью, - дочь? - я делаю обжигающий горло приличный глоток, вытесняющий всё, кроме ощущения жжения, спускающегося вниз по пищеводу, и теперь я вроде бы готов. Готов услышать любой вопрос, какой только будет задан, ответить на него максимально ровно, сдержанно, спокойно и бесчувственно и подойти ко всему стоически и с видимым безразличием.

- Думаешь, я не спрашивал? Спрашивал. Десятки раз. Но, хотя Рене всё ещё в Нью-Йорке, с ней, она ничего мне не говорит. Меня словно отстранили.

- Что ж, тогда это, должно быть, наследственное, - горько усмехаюсь я, оставляя стакан у телевизора, и, чтобы хоть чем-то себя занять, подойдя к дивану, начинаю собирать с него подушку и простынь, а потом убираю их в выдвижной отсек для хранения.

- В каком это смысле?

- В том, что мне это прекрасно знакомо. Не переживай, ты не первый, кого в этой семье не пожелали поставить в известность. Хотя, о чём это я? Я уже не её часть.

- И как мне следует это понимать?

- Тебе совсем ничего не сказали?

- Что именно?

Ну, просто браво. Это надо же. Нет, я знаю, что они никогда не были сильно близки, но это… Ну, она точно самая последняя дрянь. Поставить меня в такое положение... Впрочем, даже не будь он мне бывшим тренером и тестем, я никого не обязан щадить и прикрывать. Думала поступить милосердно и сберечь отцовское сердце от стопроцентного потрясения? Что ж, в таком случае было бы правильнее и честнее рассказать всё самой, а не хранить молчание ещё целый месяц после моего возвращения в Лос-Анджелес в глупом ожидании непонятно чего. Не нашлось храбрости и моральных сил, даже когда всё уже приобрело законный характер? Ну, тогда получай.

- Мы... мы развелись, Чарли.

- Что? - он тут же вскакивает на ноги, возможно, собираясь схватить меня за грудки во имя своей дочери и вытрясти из моего тела весь этот бред, и я бы этого хотел, принять удар на себя, чтобы заодно и её забыть, но всё это правда, а не чушь, и, наверняка видя истину в моих глазах, Чарли обессиленно опускается обратно и на некоторое время закрывает лицо руками, чтобы хотя бы ненадолго отгородиться от мира, в котором я его только что прилично и жестоко огорошил реальным положением вещей, которое мне и не снилось. Но сказка оказалась недолгой. А ведь у нас была такая свадьба... Теперь же остались лишь воспоминания и отныне трудные с точки зрения их просмотра фото.

- Тебе принести воды? - не хочу, чтобы с ним что-то случилось по моей вине. Сердечный приступ или ещё что похуже. Насколько я знаю, у него нет проблем со здоровьем, но в случае чего мне себя ни за что не простить.

- Нет. Просто рассказывай, почему.

- Как-то само собой получилось... - по независящим от людей причинам и без их решения такие вещи, ясное дело, не происходят, ведь это не природные катаклизмы, события и явления, но что мне говорить? Я и не представлял, что настанет день, когда придётся отдуваться и за себя, и за с недавних пор ставшего чужим человека. Это как минимум несправедливо, а как максимум преступно, будто месть, наконец, стала достаточно холодной, чтобы преподнести её на блюдечке с золотой каёмочкой, но раз так, то с какой стати я должен увиливать и прибегать к обобщающим выражениям, избегая конкретики и разговора по существу?

- У тебя никогда и ничего не происходит само по себе, Эдвард. Думаешь, если у вас когда-либо всё именно так якобы и зародилось, я в это поверил? Такие, как ты, просто так не меняются... - он прав, я не стал другим в мгновение ока и долго был не уверен в себе, в том, что могу признать платоническую нужду в одной единственной женщине и хранить ей плотскую верность, а не цепляться взглядом за каждую юбку, и лукавить тут ни к чему. В одночасье ничто не становится иным. - Но ты изменился и, как мне кажется, не пустил бы это под откос, а значит... Значит, это... это она...

- Не надо, Чарли, - звучащие обвинительно слова неспроста даются ему тяжело, ведь относятся они к собственному ребёнку, за которого любые родители должны стоять горой и всегда оставаться на его стороне, и, не реально бессердечный и не желающий быть разрушающим семейные узы звеном, я испытываю угрызения совести, что позволил этому разговору развиваться, - правда, хватит.

- Нет, не хватит. Что она сделала?

- Это неважно, - конечно, он её не убьёт и физически не навредит, но, Боже, она будет всё равно что уничтожена. Могу ли я с ней так поступить? Уподобиться ей? Повести себя, словно зверь? Я не такой или не хочу быть таким, но...

- Говори, твою мать!

- Она убила нашего ребёнка… сделала чёртов аборт, ясно? Фактически тайно... Три месяца, две недели и один день. Вот какой срок сейчас бы был, - я делаю второй и на этой ноте опустошающий стакан глоток, а уже в следующую секунду удар о стену вдребезги разбивает стеклянную посуду, и её поблескивающие кусочки вперемешку с остатками янтарной жидкости мгновенно орошают собою пол, - прости, Чарли, но я... я не могу говорить об этом с тобой. Вообще ни с кем не могу, так она... она ещё и в первую очередь твоя дочь. Чарли? - он всё ещё не произнёс и слова, и я еле выдавливаю из себя имя бывшего тестя, начиная подозревать, что не стоило не только разбрасываться предметами, но и вообще допускать поражение холодного и трезвого рассудка в битве с эмоциями. Они сделали меня слабым и уязвимым, и мне это претит, а значит, пора возвращать себе силу, непоколебимость и характер на постоянной основе, чтобы больше никто даже думать не смел о возможности проникновения в мою душу. Всё это в прошлом. Я не повторю прежних ошибок.

- Всё в порядке.

- Точно?

- Точнее некуда. Не беспокойся.

- Уже прекратил. Вообще-то, если всё хорошо, и тебе не нужен врач, я предпочитаю остаться один, - прямо говорю я, не откладывая перемены в долгий ящик, и хотя от меня не укрывается то, насколько Чарли становится неприятно от моих слов, и как в связи с этим каждая чёрточка его лица и морщинка искажается в обиде или, возможно, гневе, одинаково направленном на всех причастных, он быстро стряхивает с себя возникшую реакцию и просто поднимается с дивана, чтобы уйти, но, проходя мимо меня, вдруг останавливается и, замирая на полпути, сжимает моё левое плечо:

- Я не знаю, что говорить...

- А ничего и не надо.

- Просто... это исключительно между вами двумя, - так всё и было, по крайней мере, до тех пор, пока не оказалось, что наши планы всё-таки не совпадали, и что смотрели мы, однако, не в одном направлении, как я до последнего думал, но теперь нас нет, и всё, что было, уже далеко позади. Это прямые последствия любого развода. Кому-то невольно приходится выстраивать общение ради детей, но наша ситуация этого не предполагает. Я бы в любом случае не перестал заботиться о них, а сейчас же с меня хватит и риска случайных встреч с той, которая могла бы мне их дать.

- Это более не так.

- Но, знаешь, ты, по крайней мере, можешь подумать о возвращении в команду.

- Это в Лейкерс что ли? Не смеши меня, - качаю головой я, сжав зубы и стряхнув тяжёлую ладонь со своего нуждающегося в личном пространстве тела, которое сейчас словно загнали в угол и лишили свободы, - я всех бросил и предал, когда поехал за своей женой, а теперь у меня нет ни её, ни работы. Ну, разве это не карма? Даже если ты будешь мне рад и уладишь всё с владельцем, ведь я, пожалуй, всё-таки вам нужен, парни больше никогда не смогут мне доверять. Предательство это не то, что можно простить, - ведь в рамках своей личной жизни я уже его не простил, и даже если это ради дела и профессиональных достижений, почему кто-то другой должен забывать о прошлом ради светлого будущего? Пусть в моё отсутствие команда не смогла подняться на первую строчку в турнирной таблице, и в течение сезона несколько ценных игроков получили травмы, это ещё не повод соглашаться на возвращение в свои ряды вчерашнего перебежчика. На однажды продемонстрировавших свои худшие человеческие качества, возможно, уже никогда снова нельзя будет полноценно положиться.

- И всё-таки подумай, Эдвард. Ты не единственный, кто провалился в этом сезоне. Карма кармой, но, быть может, это ещё и знак?

- Почему ты это делаешь?

- Потому что не хочу, чтобы ты пропил весь свой потенциал... и чтобы однажды кое-кто обвинил меня в том, что я не сберёг ни его, ни... тебя.

- Уверяю, до меня ей нет никакого дела, - если бы было, она бы по-прежнему носила под сердцем моего ребёнка, но она, можно сказать, собственноручно убила его, когда подписала ему смертный приговор, а я даже не понял, что слова, обещавшие ещё детей, подразумевали появление ребёнка лишь в отдалённом будущем, но никак не в ближайшие семь месяцев. - Лично мне так точно нет.

- Ну, как скажешь. Надеюсь, увидимся на тренировке.

Предыдущая глава || Следующая глава