A/N: Все мой творческий кризис, наконец-то, закончился, и я снова предлагаю вам - моим любимым читателям и просто чудесным людям - почитать... кхм... ну, да, снова самую большую мою главу! Если предыдущая была 9200 слов, то это 10 тысяч. Ну, это я к тому, чтобы вы на меня не злились за то, что так долго не было продолжения... я хорошая!
Приятного чтения!

Свинцовые, тучные облака нависли над густым, темным лесом. Ни одного живого существа не было видно в округе, только лишь сама природа глушила несчастную девушку своим гневом. Шел ливень, ветер, сильным потоком прорывался меж стволами, создавая, невыносимый для ушей человека, рев, будто сам обезумевший дьявол, с налитыми кровью глазами, гнался вдогонку за той, которая, сломя голову, неслась, проворно огибая могучие деревья, к своему спасению – к свободе…

Спотыкаясь о корни и сучки, она падала на мокрую землю; ветки, еловые шишки впивались ей в ладони, локти и коленки, но, не издавая, ни одного звука боли, как обезумевшая, она снова и снова поднималась, целеустремленно бежала дальше, ни разу не оглянувшись назад. Она знала, что прошло уже много времени, и охранники, наверняка, обнаружили её пропажу, но она старалась не забивать себе голову этими тягостными мыслями.

Дождь бил неимоверно по телу, мешая передвигаться по вязкой почве, которая к тому же была вся пропитана острыми камнями и корнями. Казалось, словно всевышние силы наказывали девушку за её безрассудный поступок, но она знала, что это не так: Бог был на её стороне, значит, все было в помощь.

Темные каштановые волосы когда-то пышные и шелковистые превратились в сосульки, липкие пряди обрамляли её лицо, закрывали обзор, залетали в рот, которым она жадно глотала ледяной воздух. С досадой, нервно она то и дело проводила ладонями по лицу, убирая выбившиеся из хвоста волосы назад за плечи. Горло и грудную клетку жгло от недостатка кислорода и воды, она чувствовала себя вечным странником африканской пустыни. Бока, от физических напряжений, болели, как будто в них вшили горстки острых иголок.

Но она терпела, храбрилась, нацепив на себя ничуть не лживую браваду, и бежала без тени сомнения к намеченной цели. Да ещё и адреналин, который яростно растекался по её венам, охмеляя её своими чудодейственными свойствами бесстрашия и отваги, притупляя какую-либо боль, исходящую извне.

Споткнувшись, она упала вновь и уперлась руками в жидкую грязь, брызги разлетелись во все стороны, но она даже раздраженно не вздохнула – ей было все равно на грязь, на боль, на сырость, на холод, она попросту не обращала на все эти невзгоды природы внимание, ведь у неё была цель. Ползая на четвереньках из-за невозможности ухватиться за какую-нибудь опору, чтобы встать, она вскинула голову вверх и заметила то, что так жутко обрадовало её – на её бледном, бескровном лице синие губы растянулись в легкой полуулыбке. Прилив новых сил заставил её в прыжке взяться за толстую ветку сосны и, покачиваясь, встать на ноги.

Деревья, будто кланяясь в повиновении перед столь отважной девушкой, расступались перед ней, и взгляду открывалась долгожданная небольшая дорога. Не веря своему счастью, она чуть не вскрикнула от радости, но быстро прижала руку к лицу, заглушая какие-либо звуки – ничем нельзя выдать себя, она была не глупа.

На душе стало так тепло от осознания, что она смогла все-таки проделать такой сложный путь и выполнить уже половину поставленной задачи. Конечно, оставалось ещё преодолеть самое сложное препятствие, но она не впадала в отчаяние.

Выбежав на узкую дорогу, она подняла руки к лицу, убрала волосы со лба и, зажмурившись, посмотрела в обе стороны. Ливень, как бетонная стена, никак не позволял ей рассмотреть ничего дальше ста метров, но она и так знала куда бежать – она все просчитала: одна дорога вела к трассе, а другая – в цитадель этого ублюдка. Повернув в правильном направлении, она побежала вдоль дороги и вдруг с ужасом поняла, что если в течение этих максимум пяти минут не проедет ни одна машина, то её план потерпит крах. С этого момента она отдавалась полностью на волю случая, теперь от её шустрости ничего не зависело.

Взглянув на наручные часы, она поняла, что и пяти минут у неё не осталось… Времени теперь вообще не было. Лихорадочная дрожь прошлась по телу, но не от холода, а от мыслей о том, что с ней будет, если её все-таки поймают. А будет конец…

Тут же навстречу ей стали приближаться два хилых огонька. Это были фары машины. Из-за дождя все было будто в серой дымке, но она, прищурившись, смогла разглядеть, что на неё точно двигался автомобиль.

С ликующим возгласом, который теперь уже она никак не могла сдержать, она кинулась на дорогу и стала рьяно размахивать руками, привлекая к себе внимание. По мере приближения свет от фар становился ярче, и брюнетка смогла разглядеть силуэт маленькой, старенькой машины. Машина остановилась прямо перед девушкой, в её голове сразу же пронеслись торжествующие слова:

Цель достигнута.

~*~

Молодой мужчина с угрюмым и сосредоточенным выражением лица сидел за массивным дубовым столом в своем кабинете и просматривал рабочие документы, одновременно записывая что-то в лежащую рядом раскрытую тетрадь.

Рубашка была полностью расстегнута, показывая накаченную, каменную, покрытую темными волосами грудь. По центру, чуть левее над исковерканным судьбою сердцем, которое сейчас, как поршень, с неистовой скоростью из-за пережитых потрясений снабжало все тело жизненно важными соками, была нарисована большая устрашающая татуировка в виде физиологического сердца, обвитого колючей проволокой и семью розовато-белыми, будто вымоченными в крови, лентами – три из них были более крупными – с латинскими словами на них. Рукава завернуты до локтя, на одной руке, от кисти до сгиба на внутренней стороне, была сделана татуировка кинжала с рукояткой в виде крыльев ангела, на клинке которого была нанесена черными чернилами витиеватая итальянская строчка, на другой – только лишь три древнееврейские, точно таким же образом. Волосы, из-за отбрасываемого на них света от камина, напоминали по свету изуродованное, кровоточащее сердце: они были цвета раскаленной меди, с ярко-красным отливом.

Все ночь он изучал бумаги, которые его старший брат привез из Сан-Франциско. Без каких-либо эмоций пролистывал все вновь и вновь, чтобы убедиться, что, то, что лежало перед ним, было реальным, а не желаемой галлюцинацией.

Откинувшись на мягкую спинку кресла, он схватился за растрепанные волосы, а затем, тяжко выдохнув, резко уперся локтями о колени. Только лишь его тяжелое дыхание, храп спящей собаки у его ног, и потрескивание поленьев в камине нарушали тишину серебристо-зеленого кабинета. Дом спал. Но ему казалось, что своим учащенным, громыхающим дыханием он сейчас перебудит всех в особняке. Будто вторя его мыслям, собака тут же встрепенулась, покачала головой и вскочила на лапы с недовольным фырчаньем.

Заметив удрученного хозяина, пес озадаченно склонил голову на бок, подошел к хозяину и положил увесистую голову на его колено. Мужчина долго не обращал никакого внимания на него, пока пес, уже в конец, расстроившись, не начал тыкать мокрым носом в оголенную руку и жалобно поскуливать. Будто сдавшись, человек вздохнул, откинулся на кожаную спинку и уставился на собаку.

- Что такое, Люц? – Мужчина положил ладонь на голову пса и стал поглаживать. – Со мной все хорошо, ты ведь это знаешь, верно? Так что не скули.

Собака явно не поверила ни единому слову хозяина и в ответ снова издала плачевный звук, упираясь головой в руку.

- Да я же говорю, все хорошо, – невесело засмеялся мужчина и потрепал собаку за ухо. – Я просто доволен, все как-раз-таки наоборот. Понимаешь, Люц, – собака навострила уши и посмотрела умными зенками на говорящего, – по-моему, «склад» найден. Ты представляешь, «склад», который мы уже пять лет никак не можем найти, обнаружен. Через три-четыре недели он должен быть в Лас-Вегасе, Люц…

Медноволосый мужчина отвел взгляд от собаки и посмотрел в потолок, блаженная улыбка растянулась на покрытом уже мелкими морщинками лице, так как за свои молодые годы он перенес гораздо больше, чем некоторые восьмидесятилетние старики, за всю свою жизнь. На лице задорно отражались оранжево-серые блики от язычков горящего пламени в камине, из-за чего он ещё больше походил на истинного дьявола.

- Скажи мне, вот как можно было быть таким идиотом, чтоб оставить в Сан-Франциско столько зацепок? Как бы жестоко им не надо было сбежать, но так промахнуться! Пять лет они скрывали все настолько идеально: не задерживались на одной точке больше трех недель, затем заметали следы так круто, что позже казалось, что место вообще пустовало до этого и на него не вступала нога человека, а теперь… – Мужчина провел свободной рукой по растрепанной рыжей гриве и покачал в удивлении головой. – Теперь все их старания полетели псу под хвост. Впервые за столько лет я получил то, что желал больше всего на свете. И, Люц, неужели ты думаешь, что я упущу этот шанс?!

Собака встрепенулась, отскочила на метр от хозяина, завиляла яростно хвостом и басисто залаяла, будто радуясь вместе с ним. Пространство кабинета заполнилось низкими звуками лая Люца, мужчина в ответ выдал один меланхоличный смешок.

Молодой человек встал из-за стола и подошел к секретеру XIX века из красного дерева, который был вывезен из самой Франции и позже подарен отцу «в знак дружбы», как когда-то объяснил детям Карлайл. Мужчина надменно хмыкнул, осознавая какой именно это был «знак дружбы». Сам он таких уже много успел получить за пять прошедших лет. Чего только стоила одна картина Моне.

Открыв дверцу шкафчика, он достал бутылку шотландского виски Ballantines и бокал, а затем сел снова за стол. Наливая спиртное в стакан, он бросил взгляд на настольные часы. Половина шестого утра. Должно быть, было рановато пить, но ведь у него была веская причина – нужно отметить. Потом он любил пить один, да ещё и тогда, когда ему самому этого хотелось, даже если было шесть часов утра, будто он будет спрашивать у кого-то разрешение. Уж несуществующее, на его взгляд, общество со своими гребаными моральными устоями точно не будет диктовать ему правила жизни.

Этим может, бесспорно, заняться Элис, возможно, он её и выслушал бы, но вот послушался ли… это уже другой разговор. Он очень любил свою младшую сестренку, наверное, по сравнению с остальными, даже с реальным старшим братом, он только ей позволял делать все, что ей заблагорассудиться, да и вообще только она могла мучить его глупыми разглагольствованиями.

- Правильно, Люцифер, – начал мужчина, делая глоток виски. Морда пса вытянулась, словно стала серьезной, он резко перестал мотать хвостом и смирно сел, когда его полное имя было произнесено таким деловым, величавым и леденящим душу голосом. – Конечно, не упущу. Я превращу их жизнь в ад. Я сделаю то, что они сделали с моей семьей. Нет… –Мужчина недовольно покачал головой в разные стороны. – Даже хуже. Я уничтожу их, как я уже так долго этого хотел. Попомни мое слово: никто из них не умрет, пока я сам этого не захочу. А вот с Аро…

Весь мир сразу же замер, как только это имя сорвалось с уст хозяина дома. Рука с бокалом застыла на полпути; собака во все глаза пялилась на мужчину, предвкушая каждое произнесенное им слово, но, не осмеливаясь проронить, ни звука; хруст поленьев прекратился, за окном перестал завывать студеный ветер, сорвавшиеся золотые листья зависли в воздухе напротив не зашторенных окон – как будто сама природа боялась нарушить сосредоточенные думы этого мрачного, опасного человека. А его очи из зачаровывающих малахитов превратились в черный оникс – глаза, окутанные тьмою смерти.

- …я разберусь лично, – раздался желчный рык.

По щелчку Всевышнего все снова вступило в постоянный жизненный цикл. Мужчина поднес бокал к губам и сделал глоток, собака встала и, помахивая хвостом, подошла к хозяину и поставила две лапы на ноги, прося ласки, в которой ей никогда, естественно, не отказывали.

- А давай-ка посмотрим, что там показывают по утренним новостям? – Мужчина почесал пса по массивной шее песочного цвета и, злорадно улыбаясь, подмигнул ему. – Какой думаешь, Сет оставил им этой ночью «подарок» в порту? Хотя вопрос в другом: оставил ли он им достаточно щедрый «подарок», а?

С недоброжелательным смехом мужчина нажал на кнопку, встроенную в стол – из шкафа выехала жидкокристаллическая телевизионная панель – а затем включил телевизор, с помощью другой кнопки. На экране мгновенно появился канал The News, который, по ходу дела, только и смотрелся на этом телевизоре. Выпуск подходил к концу, но на этом канале постоянно все повторяли по круговой, так что, подождав не больше пару минут, новости стали транслировать заново с самого начала.

- Экстренный выпуск на канале The News, - отчетливо выговаривала каждое слово девушка, одетая в строгий серый костюм, с короткой стрижкой и неярким макияжем. – Этой ночью, в половину четвертого утра на контейнеровозе, принадлежащему успешному предпринимателю и бизнесмену, владельцу Cullen International Corporation – Эдварду Каллену, в трюме, рядом с топливными баками произошло возгорание, которое привело к взрыву судна.

- Люц, ты не представляешь, мое судно сгорело… – душно, с издевательскими нотками в голосе прошептал Каллен. – Интересно только, а что вообще делало мое судно в Нью-Йорке? – изогнул бровь и риторически спросил он, делая акцент на слове «мое», а затем сделал глоток виски. – Как ты думаешь, я способен на то, чтобы вполне осознанно отправить свой груз в Нью-Йорк? – Люцифер оторвался от экрана, словно почувствовав, что ему задали вопрос, и в ответ брюзгливо заворчал. – Вот и я том же, что не способен.

- Пострадавших нет, – продолжала журналистка, – исправно сработала сигнализация, вся команда смогла спастись. По мнению экспертов, причина возгорания – человеческий фактор: халатность нового механика. В связи с тем, что судно загорелось вблизи от суши, огонь не смогли быстро остановить, и он распространился на ближайшие контейнеры. – Журналистка исчезла с экранов, и глазам зрителя открылся полыхающий порт: контейнеры горели, а вокруг них бегали множество полисменов и обезумевшие пожарники в желтых костюмах – последние поливали полыхающее железо водой, пытаясь совладать с огнем. – По только что прибывшим новым данным, пострадала восьмая часть всего порта, и она принадлежала известному миллионеру Аро Волтури…

Каллен отключил телевизор. Он услышал достаточно. Сет – один из главных киллеров-подрывников, как и его сестра Леа, которые работали на Калленов – сработал отлично, «подарок» оставил отменный.

По бумагам, которые Райли передал Джасперу, было ясно, что в ту же ночь в порт приплыл груз с дорогими итальянскими автомобилями на имя некоего Винченцо Сульфаро – Сета тоже об этом осведомили. Эдвард понимал, кто именно был этот Сульфаро, но у него даже в голове не укладывалось, как эта самоуверенная, самовлюбленная мразь осмелилась в одну ночь проворачивать и дела с «калленским» грузом наркотиков, да ещё и привозить свой собственный товар.

Этот засранец совсем страх потерял. Думает, что раз Нью-Йорк весь его, то он может воротить там все, что ему взбредет в голову.

Поджечь контейнеровоз до того, как он успел пришвартоваться, было очень умным и обдуманным ходом. Не возникало сомнений, почему на пожаре присутствовало так много нью-йоркских полицейских – уж точно совсем не вследствие самого пожара, они уже были там ранее, поджидали судно, чтобы, как только оно подошло к причалу, арестовать его по уже имеющемуся ордену, обыскать и обнаружить во всех контейнерах «товар самого Эдварда Каллена».

Но теперь Волтури получили урок: не связывайся, блядь, с теми, кто тебе не по плечу и не грезь о несбыточных мечтах, потому что вся это идея с подставой семьи Калленов – черт, несбыточна! Тоже возомнили о себе, хрен знает что! Решили, что могут провести вокруг пальца самого Эдварда Каллена… и всю его семью!

Каллен, замахнувшись, со злостной силой кинул стакан об входную дверь напротив себя. Мелкие осколки разлетелись по всему помещению и со звоном упали на пол. Пес, издав странный, глухой звук, слетел с ног хозяина и спрятался за столом, поджав хвост. Каллен даже не обратил внимания на состояние собственной собаки.

С одной стороны, он был доволен, что Сет со всем справился и все устроил, но с другой, его бесила одна лишь мысль о том, что Волтури осмелились так низко их подставить, да ещё таким тупым способом, который, безусловно, просто обязан был провалиться. Они же, черт, не с дилетантами связались!

Каллен, узнав о том, что дело Волтури было сорвано и все сложилось для него наилучшим образом, не мог позволить себе радоваться – он вообще не знал, что такое беззаботное состояние полной удовлетворенности. Вместо этого чувства, которое, наверняка, обуревало бы любым другим нормальным человеком, который оказался бы на его месте… если таких людей вообще можно, хотя бы теоретически, отнести в категорию нормальных… за несчастным бокалом полетела вслед антикварная лампа, том Артура Шопенгауэра, а все бумаги были разбросаны по полу.

Рыжеволосый мужчина вскочил с кресла и стал ходить взад-вперед по кабинету – собака перемещалась вокруг рабочего стола, чтоб, не дай Бог, не попасться на глаза своему разгневанному хозяину.

Каллен был так разъярен – разъярен до такой степени, что весь рассудок затуманился, руки то и дело хватались за волосы и немного подрагивали от всех эмоций, которые им обуревали, мышцы по всему телу напряглись, будто змея готовилась к смертельному броску.

Это чувство он знал хорошо, он не понимал, что такое нежность, теплота, терпимость и всякая другая человечная хрень, но гнев был его верным другом уже в течение пяти лет. И хоть он и старался держать его в узде, это не всегда получалось, и порой, когда он был совсем один или вместе со своей собакой, он позволял себе выплеснуть всю энергию наружу, забывая о какой-либо сдержанности, которая вообще-то должна была преобладать в его образе жизни.

Чтобы усмирить пыл, у него было два выбора: или пойти в тир, или в спортивный зал. Думать вообще-то было нечего, потому что, бесспорно, первый вариант был лучше, по крайний мере, стресс снимает гораздо быстрее. Но перед этим надо было сначала связаться с Сетом.

Каллен приказал ему не созваниваться с ним после выполнения задания, для предосторожности – он сам с ним свяжется, когда узнает об успешном выполнении операции. А в успешности сомнений не было никаких…

Делалось это для того, чтобы Волтури не смогли его засечь – за Сетом в Нью-Йорке была установлена строгая слежка, как и за его безбашенной сестренкой Леа. Если бы он связался с Калленом, его бы, наверняка, засекли, и он сейчас бы не ехал, что было вполне вероятно, спокойно по штату Пенсильвания или даже уже Огайо по направлению к Чикаго. Эдвард Каллен всегда волновался за своих работников, а, тем более, за таких бесценных, как Сет Клируотер.

Подойдя к столу, он отпил виски прямо из бутылки, а затем взял телефонную трубку и набрал необходимый номер.

- Мистер Каллен. – На звонок ответили практически сразу же, в трубке послышался глухой, шершавый голос заядлого курильщика.

- Утро, Сет. Как ты понимаешь, я только что видел новости. – На другом конце раздалось что-то невнятное похожее на коровье мычание – Сет никогда не был многословен. – Я доволен, Сет, ты хорошо сработал. Но я и не ожидал от тебя ничего иного. Сколько ты поджег контейнеров, которые приплыли этой ночью на имя Сульфаро?

- Все.

- М-м-м… – протянул удовлетворенное восклицание Эдвард, делая ещё один глоток. – Хорошо. Я думаю, что ты заслужил отдых. Максимум через полчаса на твой счет будет переведена оставшаяся половина, заработанных тобою денег. До связи.

Каллен отключился.

Поставив бутылку на стол, он на ощупь нашел металлическую крышку, а потом прикрутил её к горлышку Ballantines. На сегодня достаточно. Осталось сделать ещё один звонок и можно будет пойти в тир. На телефоне он набрал ещё один номер.

- Алло, – послышался скрипучий, ещё не проснувшийся мужской голос с явным французским акцентом.

- Утро, Элеазар, – поздоровался резко с собеседником Каллен, присаживаясь в кресло за столом и закидывая ноги на стол.

- Ох, Мистер Каллен… – Мужчина, как будто тут же проснулся – голос стал более бодрым, внятным и не таким сухим. – Чем я могу быть вам полезен?

- Я хочу, чтобы вы сейчас же перевели оставшуюся сумму на счет Сета Клируотера.

- Хорошо, считайте, что все уже сделано. – На другом конце послышались скрип пружин, шумное шарканье – мужчина, должно быть, уже пошел выполнять поручение. – Ещё что-нибудь, Мистер Каллен?

Каллен провел пальцами по покрытому жесткой щетиной подбородку, нахмурился и устремил, сосредоточившись, свой расчетливый взор на пустую стену над диваном с серо-зеленой бархатной обивкой с вплетенными в неё серебристыми нитями.

- Да… Помните, где-то года три назад мы с вами ездили в Нью-Йорк в Sotheby's, я там ещё приобрел Кандинского «На белом II» 1923 года?

- Ам… Да, конечно, Мистер Каллен, я помню. А что такое?

- По-моему, тогда ещё перед нами приобрели картину Джорджа МакКорда, или я ошибаюсь?

- Я не могу точно сказать, что было три года назад, но, на мой взгляд, вы не ошибаетесь. Полотно ещё называлось «Порт Нью-Йорка»*.

- Точно. Я хочу его, – не раздумывая, быстро произнес Каллен.

Элеазар замолчал, какие-либо звуки, которые он создавал, прекратились, казалось, будто он замер и никак не мог сообразить, что от него хотели.

- Не понял? – тревожно прошептал Элеазар. – Вы хотите порт или картину?

- Элеазар! – засмеялся неуемно Каллен. – Я ценю ваше чувство юмора: конечно же, хотелось бы и то, и другое, но, тем не менее, мне хватит и второго, по крайней мере, на данный момент.

- Но, Мистер Каллен, это будет очень сложно, ведь картина находится уже в какой-то частной коллекции, а, тем более, я даже и не знаю в как…

- Элеазар, я разве спрашивал вас, как много трудностей вам доставит поиск картины? – сердито перебил мужчину Каллен. – Меня вообще это не интересует. Я вам плачу за это, так что будьте любезны, сделайте так, чтобы все подробности о сложностях, связанных с выполнением моих поручений как-то обходили меня стороной. Тем более, я сомневаюсь, что покупка чертовой картины – это такое уж невыполнимое задание, по сравнению со всем остальным, что я вам обычно поручаю. Туфли для Миссис Хейл вы быстро смогли достать…

- Но тогда я хотя бы был лично знаком с друзьями того ярого коллекционера. Да и потом, как только тот мужчина узнал, от кого я пришел, он тут же решил мне просто их подарить, не беря предложенную мною сумму… ну, то есть вами, Мистер Каллен, – вставил свою реплику Элеазар, не дослушав Каллена до конца.

Каллен скинул ноги со стола, резко встал и сжал трубку в руке – казалось, ещё чуть-чуть и она треснет – другая ладонь тоже превратилась в кулак. Он терпеть не мог, когда его перебивали, особенно, если он что-то объяснял. Только семье это сходило с рук.

- Я разве непонятно говорю? – прошипел Каллен. – Меня не касаются ваши проблемы. У меня своих предостаточно. Уверен, что администрация Sotheby's с радостью поможет вам найти владельца полотна Джорджа МакКорда, как только вы им позвоните. До связи.

- Но… я… - Но Каллен снова положил трубку.

Элеазар – чудесный сотрудник, но иногда, в силу своего возраста, тупит ужасно.

Эдвард терпел Элеазара только потому, что тот работал ещё на самого Карлайла Каллена. Тот его очень уважал, ценил, да и действительно Элеазар многим помог семье Калленов, особенно пять лет назад, когда всему семейству казалось, что теперь уже судьба точно повернулась к ним задницей – точнее Волтури постарались её так красиво повернуть. Так что Эдвард никак не мог отправить в бессрочный отдых Элеазара вследствие того, что помнил, какую услугу он им всем оказал, помогая Эсме так гладко перебраться на Сицилию в тот роковой период.

Указательным и большим пальцами Каллен потер переносицу, выдохнул, убирая потоком воздуха медные пряди, упавшие на глаза, а затем, убрав руки в карманы, вышел из-за стола и отправился по направлению к входной двери.

Открыв дверь и вступив одной ногой в коридор, он неожиданно остановился и насупился. Чего-то не хватало… или точнее кого-то. Развернувшись, он осмотрел кабинет.

- Люцифер?.. – неуверенно позвал он, продолжая оглядывать кабинет.

Вдруг из-за стенки дубового стола появилось темно-коричневое, повисшее ухо. Потом исчезло. Потом снова появилось, будто в нерешительности двигаться дальше. Каллен насмешливо изогнул бровь, губы превратились в ироничную полуулыбку.

- Люцифер! – уже более уверенно, в приказном тоне повторил призыв Каллен.

Пол рыжей головы открылось взору Каллена. Один недоверчивый черно-коричневый глаз наблюдал за хозяином.

Эдвард знал, что пес не боялся его, но давно уже между ними было установлено такое негласное правило: когда у Каллена происходили взрывы гнева, собака, словно понимая, что приближается опасность, сразу же исчезала, чтоб случайно не попасть под горячую руку. Ведь в трезвом уме Эдвард никогда, ни при каком условии не осмелился бы поднять руку на собаку, а так могли бы, например, в Люца попасть осколки от бокала или тяжелые книги, если бы он шастал под ногами.

Эдвард в какой раз убеждался, что умнее его пса не было никого на Земле – ни один человек ему даже в подметки не годился. Люди могут только раздражать, выводить из себя своей несообразительностью и медлительностью, а собака… собака всегда знала, что нужно было Эдварду Каллену: когда оставить его одного, а когда положить свою тяжелую голову ему на колено в знак поддержки и понимания.

- Перестань на меня так смотреть. Иди ко мне, Люц! – Эдвард похлопал по ноге, подзывая пса. Собака фыркнула, но вышла из своего укрытия. – И не смей на меня фырчать! Мы сейчас пойдем на кухню, так уж и быть.

Люцифер уже более счастливый из-за напоминания о кухне завилял хвостом, высунул язык, басисто залаял, подбежал к хозяину, цокая когтями о паркет, и уперся головой в раскрытую ладонь.

- Вот и чудесно.

~*~

Естественные права человека – это те права, которые даются ему от природы, с рождения. Вопрос будоражил умы всех известных политологов на протяжении всех веков, ещё даже до нашей эры, и продолжает интересовать и по сей день. Естественные права прописаны в официальных документах каждой уважаемой себя страны, и государства являются беспрекословными гарантами этих прав.

Жизнь, свобода, собственность.

Три права, которые могут интерпретироваться по-разному в различных источниках, но, тем не менее, означают то же самое. Эти свойства вынес в своем трактате о «Естественных Правах» британский философ и либералист второй половины XVII века – Джон Локк.

В Чикагском Университете, хоть я и была на экономическом факультете, я все равно изучала политологию и философию, так что я хорошо знала этот вопрос, касающийся прав человека.

Прошло два дня с того момента, как я последний раз видела Эдварда Каллена, и на протяжении прошедших дней я только и делала, что думала о разумности своего поступка, и так же, естественно, готовилась к самому акту побега.

В голове долго крутились мысли, которые указывали на крайнюю степень моей глупости, смотря на то, что я реально обдумывала план побега из особняка Калленов.

Белла, зачем, ну, зачем тебе это надо? Тебе, что здесь так плохо? Тебя раздражает позолота вокруг на всех стенах, горячая вкусная еда и уютная комната? Или тебе, дуре, просто жить надоело?!

Скорее всего, последний вариант.

Никому не нравится сидеть в клетке, по крайней мере, на мой взгляд, звери в зоопарке вряд ли прутся от железных решеток вокруг них. Стремление к свободе – первооснова каждого живого существа. Или же, как говорил Фридрих Энгельс: свобода есть осознанная необходимость.

Говорить о моей личностной неприкосновенности, считаю вообще бессмысленным, потому что её попросту нет, жизнь моя находится под постоянной угрозой, так как я вообще-то не знаю, что со мной может произойти даже завтра, хоть мне и обещают, что я тут, видите ли, задержалась на целый месяц, а свобода – это как раз то, что может находиться полностью в моей власти, только лишь этого нужно захотеть.

Следовательно, мое желание сбежать из того места, которое опасно для моей жизни, абсолютно понятно и, получается, естественно. Я хочу быть свободной и, возможно, хоть и, понимая, что никогда не смогу вернуться к своей беззаботной жизни, но с чувством того, что, ни одна сволочь не будет диктовать мне правила, говорить, что можно делать, а что нет.

Моя мать никогда не была свободной. Хоть она и владела 40% всей фирмы Swan Advertisement, что обеспечивало ей легкую жизнь, и могла без особых проблем развестись с моим придурком отцом, она слишком любила его, превратив этим свою супружескую жизнь в клетку, которая в результате и свела её в могилу.

Как наш дом Свонов был тюрьмой для моей матери, так и здесь в этом пафосном особняке я впервые ощутила на себе, что, вполне вероятно, чувствовала моя мать, когда жила в нашем пустом трехэтажном доме, пребывая всегда в мечтательном ожидании моего отца.

Наверняка, сравнение «тюрьмы» Рене с моей собственной является немного странным и не понятным, ведь я оказалась в таком состоянии не по своей воле, а мама-то как раз – наоборот. Вся загвоздка заключалась в том, что – скажем, не на прямую, а косвенно – моя жизнь все равно шла по той же кривой дорожке, как и у Рене уже в течение пятнадцати лет без неё, а заканчивать так же, как и она, мне никак не хотелось.

В общем, об этом можно рассуждать очень долго, вывод вывести из вышесказанного все равно надо: мое стремление к свободе и неповиновению, с одной стороны, пошло именно из-за постоянного наблюдения покорности и отсутствия какой-либо воли у моей горячо любимой матери.

На следующий день после очень поучительной прогулки по парку, из которой я запомнила совершенно все, но, по ходу дела, совсем не собралась чему-либо следовать, я тотчас, же начала ближе знакомится с окружающей местностью. К счастью, дверь в мою комнату действительно больше не запиралась, и ходить по парку и всему дому – кроме запретных этажей и комнат, бесспорно – я могла, абсолютно, свободно.

Что меня очень сильно удивило, в доме, помимо меня, была ещё одна особа, которая всей душой ненавидела всю эту семейку Адамсов – миниатюрная, пугливая служанка Лорен. Если бы не она, я бы за два прошедших дня ни за что не смогла узнать столько, сколько у меня получилась, и не планировала побег именно на сегодня.

Так как весь дом пустовал: Эмметт и Розали так и не вернулись, Элис с Джаспером тоже уехали и должны были возвратиться сегодня вечеров или завтра, а Каллена так я и не видела – или он меня отлично избегал, или же это делала я, но вполне неосознанно – продумывать вдумчиво каждый пункт побега мне никто не мешал.

Бог был явно на моей стороне. Ведь если бы Элис бегала по дому и мешалась бы мне, то так быстро убежать у меня точно не получилось.

Я сидела за стеклянным столом в багрово-персиковой комнате и смотрела на стоящую передо мной вазу с гладиолусами. Старинные, высокие, раздражающие часы с ходиками показывали четверть третьего. Я нервно пропускала пальцы через прядки своих волос и топала ножкой о разноцветный паркет.

Лорен обещала прийти ко мне ровно в два, чтоб сказать, что все идет гладко – по плану, и я могу отправляться в путь.

Её все ещё не было…

Если через полчаса я не буду у назначенного места, то моя попытка к побегу, которая, вполне вероятно, будет единственно возможной за весь этот месяц, ведь именно сегодня дом пустовал, полетит к чертям.

Посмотрев ещё раз на часы, я от досады смачно побранилась, встала из-за стола, подошла к шкафу и достала из него пуховую куртку. Надев её сверху уже имеющегося на мне другого теплого жакета и полностью застегнув её, я поправила её на себе, чтобы из-под неё не торчала другая одежда. Подойдя к прикроватной тумбочке, я взяла с неё резинку для волос и завязала не очень аккуратный конский хвост. Волосы не должны были мне мешать – мне же придется бежать по лесу.

- Черт с этой Лорен! До этого места ещё дойти надо, а у меня осталось уже меньше получаса! – ругалась я. – Если я сейчас не убегу, то лучшего шанса у меня не будет ни за что!

Выбежав их комнаты, я спустилась вниз по лестнице на первый этаж и вышла в парк.

На улице дул сильный, холодный ветер, облака из невесомых, перьевых, каковыми они были на протяжении последних дней, стали темно-серыми и густыми. Солнца не было видно вовсе.
____________________________________________________________________________________

Глава получилась слишком большая, жмем на оранжевую строчку: Глава 17.2. Побег или Цель Достигнута.