- Так ты приедешь завтра?

- Да, я же говорила. Ещё до полудня я буду у вас, - разговаривая с мамой, подтверждаю я то, что мы уже обсуждали ранее на этой неделе, когда все вместе отмечали Рождество и строили планы по поводу Нового года.

Я сказала, что собираюсь встретить его на Таймс-сквер в окружении друзей, наблюдая за ежегодным спуском шара времени с высоты двадцати трёх метров по особому флагштоку, и согласно этому ровно за два часа до полуночи я уже должна найти Анжелу с Беном на площади, но правда в том, что, даже упоминая их, я знала, что вру. У них своя семья, и новогоднюю ночь они традиционно проведут дома, и мы вовсе не планировали где бы то ни было собираться. Я обманула и родителей, и подругу с её мужем, но мне вряд ли совестно и стыдно. Впервые за всю свою жизнь у меня нет никакого ощущения наступающего праздника, нет веры, что он может что-то изменить, и нет желания веселиться. Конечно, я позаботилась о подарках и заблаговременно купила их, но этими вещами моя подготовка к самой, как считается, волшебной и волнующей ночи в году и ограничилась. Наверняка я посмотрю телевизионную трансляцию, а потом просто лягу спать, чтобы чуть ли не с первыми лучами солнца спокойно собраться в гости к родителям и, нацепив самую искреннюю улыбку, на какую только буду способна, появиться у них на пороге с поздравлениями и красивыми коробками.

На самом деле мне вовсе не хочется ехать к ним, но делать нечего. Выбора нет, если только я не наберусь смелости признаться, как мне плохо. Как я несчастна и не думаю, что когда-либо в дальнейшем достигну прямо противоположного состояния. Как скучаю по человеку, забравшему с собой моё сердце, но которому до меня ровным счётом нет никакого дела. Я не была с ними полностью откровенной, как только он меня фактически прогнал, а сейчас и подавно не горю желанием ворошить этот улей, и, следовательно, они так и будут считать, что это расставание было пусть скоропалительным и неожиданным, но полностью обоюдным решением. И так даже лучше. Ведь мне совсем не хочется, чтобы Чарли вновь стал считать Эдварда полным мерзавцем. Пусть им и незачем видеться, и они естественно не общаются, я всё равно не хочу, чтобы мой отец его ненавидел.

Я в принципе не хочу, чтобы кто-либо питал это чувство по отношению к Эдварду. Ему сейчас и так нелегко. Эммет, я, тот факт, что я пропустила похороны и не выразила соболезнования ни лично, ни через Джаспера, ни через службу доставки цветов... Я ненавижу себя за всё это, но я не смогла. Не после всего им сказанного и того, что он наверняка только подумал, но не успел озвучить. Я была бы рядом, если бы мне только позволили, но истина в том, что даже по прошествии столько времени Эдварда в моей жизни нет. И наиболее вероятно то, что уже и не будет. Признавать это нестерпимо больно и тяжело, ведь не проходило и дня, чтобы я не говорила себе, что вот завтра он точно придёт, но надо уметь спускаться с небес на землю. Самым тщательным образом я запрещала себе даже думать об этом, но это именно то, чего в глубине души я и опасалась. Не необходимости прозреть, а того, что каждые минувшие сутки лишь разводят нас по разным дорогам, которые больше никогда не сойдутся, и того, что происходит окончательный и бесповоротный разрыв.

Я думала, что точно такой у меня и был с Майком, но куда там. Он был совершенно безболезненный, и если бы нам было о чём говорить и по-прежнему было бы интересно знать, что происходит в наших жизнях, то мы бы легко продолжили общаться и дальше. Сейчас же я не испытываю ровным счётом ничего подобного, а моей постоянной спутницей стала тяжесть на душе, что заочно сводит на «нет» любое намерение позвонить задолго до его окончательного оформления, и исключительно благодаря ей я действительно узнала, как выглядит и как ощущается мгновенное расставание. Когда тянет обратно, но ты остаёшься вдали, потому что знаешь, что, потворствуя себе, сделаешь лишь хуже и усугубишь и без того тяжёлую ситуацию, если начнёшь заботиться о нём, подаришь некую надежду, а потом всё равно уйдёшь. В одну реку не войдёшь дважды, и моё мнение, что не стоит и пытаться. Особенно если заранее чувствуешь всю обречённость своих усилий. Лично именно её я и испытываю, ведь меня не любили и не любят. Он даже не захотел попытаться, и поэтому мне надлежит думать лишь о тех, кто этого достоин. О своих родителях и больше ни о ком. По крайней мере, сейчас и завтра.

- Тогда отлично. Созвонимся в полночь?

- Непременно, мам. Я вас люблю, - говорю я, но прежде, чем завершаю свою мысль, мои собственные слова частично заглушает звонок домофона, который замечательно слышен и на том конце провода.

- Ты кого-то ждёшь?

- Абсолютно нет, но мало ли. Пойду узнаю, кто там. Может, кому-то нужно просто попасть внутрь, а он случайно набрал не тот номер. До Нового года, и с наступающим!

- И тебя, милая. Поговорим позже.

Сразу после этих слов я завершаю разговор и, верная своим намерениям, выхожу в коридор, чтобы как можно скорее разобраться с нарушителем тишины и своего мнимого спокойствия, и несуществующего душевного равновесия, но, подняв трубку, понимаю, что внизу вовсе не перепутавший что-либо человек. Если он и допустил ошибку, то совсем не в цифрах, а целиком и полностью в отношении меня, ведь это Эдвард.

Эдвард, расставшийся со мной и наотрез отказавшийся от моей любви, как от какой-нибудь ненужной и лишь занимающей свободное пространство вещи, которое легко могло быть отдано под что-то более полезное и необходимое. Выкинувший меня без единого сомнения и долгих раздумий, выставивший за порог больничной палаты, когда всё, чего я хотела, это держать его за руку всю оставшуюся жизнь, а не только в хорошие времена, и даже не попытавшийся забрать свои слова обратно. Ни разу не позвонивший за минувший почти что месяц, ни о чём не сожалевший и не считавший, что был неправ, вероятно, до сегодняшнего дня. Возможно, я излишне строга и груба, но мне просто больно. Было и остаётся, и я совершенно не знаю, когда это кончится. Если это вообще когда-нибудь произойдёт. Но в то же самое время у него есть ключи, ключи от моей квартиры, а кажется, что от моего сердца, а ещё я говорила, что буду ждать, но при этом вряд ли подразумевала столь внушительный срок и была к нему готова.

К настоящему моменту я уже скорее выдохлась, перегорела и отказалась от надежды, что они когда-либо окажутся в моём замке, и вроде бы даже рада, что Эдвард не воспользовался ими без предупреждения. По этой же причине мне и несколько страшно заговорить с ним и тем самым рискнуть довести своё и без того шаткое состояние до депрессии и глубокого расстройства, но во мне что-то ощутимо надламывается, и я понимаю, что буду ненавидеть себя ещё сильнее и неистовее, если просто промолчу и ничего не скажу.

- Что тебе нужно? - спрашиваю я дрожащим голосом, который более не контролирую, потому что автоматически словно перестала себе принадлежать, но мне всё равно. Не верю, что думаю так, по крайней мере, до конца, но пусть услышит, как я разбита и раздавлена, пусть прочувствует, каково мне, а потом… Я и сама не знаю, что потом. Готова ли я к тому, чтобы его увидеть? Смогу ли это выдержать? Или пусть он претворяет в жизнь свой же собственный совет? Убирается прочь, ведь мне и просто слушать очевидно будет нелегко?

- У меня твои ключи.

- Хочешь их вернуть? - его «наконец-то поймёшь» сильно затянулось, и я боюсь, что именно к этому желанию он в результате и пришёл, ведь у него было время подумать, всё взвесить и понять, кто я для него, без моего, возможно, давящего присутствия. Боюсь, что оно лишь заставило его чувствовать что-то, чего он на самом деле не испытывает, а время расставило всё по своим местам, и поэтому и едва дышу в ожидании словно приговора.

- Хочу… войти. Но без разговора это будет совершенно неправильно и в корне неверно. Поэтому ты… мне нужна ты. Пожалуйста, Изабелла... - вдруг необычайно откровенно отвечает он, начиная, вероятно, с, как всегда советуют, главного пункта, звуча потерянно, отчаянно, устало и слишком тихо, так, будто его слова доносятся из-под толщи воды, и, ощущая то, как болезненно сжимается сердце, возможно, пропуская удары, я больше всего хочу, чтобы этого признания, этой кажущейся самой искренней на свете фразы было достаточно, чтобы я мгновенно позабыла всё дурное и то, как меня отвергли, но я, кажется, больше не хочу обжигаться. Мне, несомненно, надлежит бороться за него и сражаться за нас, ведь в этом и состоит истинная и всепоглощающая любовь, и я не думаю, что в глубине души отказываюсь и от неё, и от Эдварда одновременно, но все ориентиры сбиты, и, возможно, я начинаю нести откровенную чушь и бред.

- Тебе нужна вовсе не я. На моём месте могла бы быть любая другая женщина, проходящая мимо, но не проигнорировавшая чужое неблагополучие, и ты бы даже не заметил разницы. Возможно, ещё нужен психолог, чтобы помочь пережить потерю и начать двигаться дальше, но никак не я.

- Нет, мне нужна лишь ты. И только ты, Изабелла. Прошу тебя, открой мне. Впусти меня. Позволь мне войти и увидеть тебя. Я... я так скучаю, - на одном дыхании едва слышно произносит он, и звук его надломленного дыхания пропитывает меня всю, проникает в каждую пору и каждую клеточку моего тела, в каждый его самый отдалённый уголок, напоминая мне о собственной ломающей изнутри тоске, как будто такое вообще возможно забыть. Вот и я не забыла, ничего не забыла, и, хотя унять эти обоюдные чувства может лишь Эдвард, я не уверена, что готова рискнуть. Даже ради собственного счастья. Потому что оно по-прежнему не гарантировано.

- Я не могу. Уже слишком поздно.

- Ты куда-то уходишь? Хотя что я спрашиваю? Конечно же, ты уходишь. Сегодня ведь Новый год. Все с жёнами или мужьями, или с девушками и парнями, или с родителями, или с друзьями, или с теми, кто им дорог, и только я один... Только у меня никого.

- Это не так. Миллионы людей во всём мире одиноки, а кому-то и вовсе приходится хуже, чем тебе, Эдвард. Если мы не знаем их лично, это не значит, что их нет. Но, говоря о том, что уже поздно, я имела в виду нас.

- Нет. Нет, пожалуйста. Ты не можешь так думать, Белла, - он снова называет меня так, как ко мне обращаются исключительно самые близкие люди, и я чувствую возникающий в горле ком и выступающие на глазах слёзы. Я не могу видеть Эдварда, но представляю, как, стоя на холоде, он, возможно, содрогается от беззвучных рыданий, раскаивается всей душой, что прогнал меня, и в отрицании качает головой из стороны в сторону, и мне становится нехорошо и зябко. А он тем временем продолжает, и каждое новое слово по кирпичику, по мельчайшей крупице выбивает почву из-под моих ног: - Прости, что не показал, как счастлив тебя видеть. Прости, что горе поглотило мой рассудок. Прости, что сделал больно и отверг тебя. Прости, что так долго шёл сюда. Но больше всего прости за то, что не сказал тебе, что люблю, когда уже знал об этом. Прости меня за всё, но только не бросай. Пожалуйста, Изабелла, не покидай меня... Я не смогу с этим жить. Не смогу жить без тебя.

- Ты разбил мне сердце, а я... я просто хотела быть рядом. Мне даже ничего не было нужно взамен. Мне и сейчас ничего от тебя не нужно.

- Думаешь, я этого не знаю? Я, чёрт побери, всё это знаю. Знаю и не собираюсь отрицать того, что сделал. И мне очень жаль... Но я просто испугался, - внезапно повышая голос, Эдвард явно выходит из себя, а его слова почти вызывают звон в моих барабанных перепонках, в то время как приглушённый расстоянием до микрофона, но всё равно ясно различимый звук удара ноги о стену доносится до моих ушей через разделяющие нас лестничные пролёты и этажи, и так я понимаю, что больно здесь не мне одной. Ему тоже плохо и, уверена, даже хуже, чем мне, ведь я возвела себя в ранг страдалицы исключительно из-за него, а он имеет гораздо больше объективных и оправданных причин быть в раздрае, смешанных чувствах и подавленном состоянии, но в одном он прав. Нам, и правда, нужно поговорить, ведь мы никогда толком этого не делали. Расставить все точки над «и», высказать всё, что наболело, и откровенно ничего не умалчивать. Рано или поздно такая необходимость всё равно вынужденно назреет, если мы действительно хотим построить что-то прочное и долговечное, так почему бы не позволить ей оформиться вот прямо сейчас? Не воспользоваться тем, что Эдвард полностью открыт и не замкнут, как обычно это бывало, и, кажется, и сам хочет того же, что и я, не меньше моего, а абсолютно в той же степени?

- Чего ты испугался? - спрашиваю я, потому что единственное, чего хочу, это досконально понять его. От макушки головы до кончиков пальцев. Чтобы он распахнулся, словно книга, страницы которой мне ни за что не прочитать без его помощи и сотрудничества. Чтобы доверился, ведь нам не просто не достаёт этого чувства. В отношениях между нами его фактически нет. Этот пласт ещё только предстоит нарастить. Пусть будет невежлив, говорит первое, что придёт в голову, и хоть орёт на всю улицу, в том числе и на меня, я всё стерплю, переживу и приму, как должное, лишь бы Эдвард не молчал.

- Да много чего... Того, что и ты умрёшь, - чуть слышно и почти беззвучно отвечает он, не иначе как выворачивая наизнанку свою душу, и меня охватывает сильнейшая, едва выносимая дрожь, от которой я чуть ли не падаю в обморок, что заставляет меня облокотиться о ближайшую стену, лишь бы удержаться на ногах, ведь до этого момента я и не представляла, насколько глубоки могут быть его ощущения. Если всё действительно так, желание оттолкнуть меня содержало в себе не просто минутную прихоть и нужду остаться одному, а преследовало кажущуюся на тот момент обоснованной и полностью оправданной потребность защитить во что бы то ни стало, ведь на эмоциях люди склонны многое преувеличивать, переворачивать всё с ног на голову и усугублять и без того непростые ситуации. Быть может, поэтому его так долго и не было? Потому что он ждал, когда они достаточно улягутся? Ждал, когда сможет поговорить со мной на почти трезвую и ясную голову?

- Мы все умрём, Эдвард. Это лишь вопрос времени… - говорю я очевидные вещи, ведь все люди стареют и в конечном итоге оставляют после себя лишь притупляющиеся со временем воспоминания и пепел. Ещё никому не удавалось этого избежать, а кто-то и вовсе умирает в самом расцвете лет и сил, толком и не успев пожить. Всё это жизнь и порой чудовищный, но такой банальный естественный отбор.

- Я знаю и не могу этого изменить, но тебя... по какой бы то ни было причине тебя может не стать слишком рано.

- Но я не больна и не собираюсь умирать.

- Да никто не собирается, и мои родители тоже не намеревались, а мне... мне уже заранее страшно. Но, пожалуй, даже больше этого я боюсь того, что ты захочешь детей, а когда-нибудь ты определённо их захочешь, ведь это заложено самой природой, материнский инстинкт и желание стать матерью, а я не уверен, что смогу тебе их дать. Просто потому, что долгие годы я был убеждён, что ненавижу собственную семью, и меньше всего мне хочется, чтобы этот порочный круг завертелся снова, но уже с тобой... Я боюсь, Изабелла.

- Боишься, значит? - невольно рассмеявшись иронии создавшегося положения, выдыхаю в трубку я, необъяснимо придя в себя и сумев найти силы выпрямиться и перестать держаться подле капитальной конструкции, построенной человеческими руками вместе с домом. - Думаешь, я не испугалась? Когда мне звонил Чарли, а я сбрасывала его звонки один за одним, потому что ждала лишь весточки от тебя, а потом оказалось, что именно её он и хотел мне дать? Когда, всё-таки ответив, я услышала лишь «это Эдвард» и место, куда нужно приезжать? Когда, кажется, вечность добираясь до больницы на такси, я думала, что тебя уже нет в живых, потому что от этих всего лишь нескольких слов телефон выпал из моей руки и, как мне показалось, разбился, и я даже не стала его поднимать? Думаешь, ты здесь единственный, кто испугался? И, как вишенка на торте, после всего этого я ещё и оказалась не нужна.

- Но ты мне нужна. Болезненно необходима. Изабелла...

- Нет, постой. Подожди… Я не наивная девочка-подросток, и я не дура. Конечно, я не ждала предложения и кольца, ведь даже думать в таком ключе после нескольких недель знакомства ужасно несовременно и просто нелепо, но ты... Ты просто мог бы сказать что-то вроде «у меня больше нет никого, кроме тебя. Ты будешь теперь моей семьёй, Белла?», а что я получила? И вот сейчас ты здесь и говоришь, что любишь меня, но откуда мне знать, что в следующий раз, когда произойдёт что-то плохое, ты не поступишь точно так же, как уже однажды поступил? - без единого сожаления перебив его, спрашиваю я, пытаясь одной лишь силой мысли унять эмоции, которые отвергались мной всё это время, а сегодня беспощадно напомнили о себе критическими значениями, но всё тщетно.

Потому что, как бы мне не хотелось думать только о своих терзаниях и лелеять, словно ребёнка, тот факт, что мне даже некому выговориться, ведь про Эдварда Анжела не знает, я понимаю и чувствую и его. Конечно, он не хочет зачать, вырасти и воспитать двух или большее количество детей, только чтобы спустя время увидеть и осознать, что они как минимум завидуют друг другу в том случае, если кого-то из них в детстве обделили любовью, а как максимум и вовсе не желают иметь друг с другом ничего общего. На его месте я бы тоже не хотела, и на своём я тоже не хочу, но в любом случае даже чисто теоретически думать обо всех этих вещах сейчас ни к чему. Слишком преждевременно. Мы ведь даже не вместе...

- Ты права, ниоткуда. Тебе неоткуда это знать, ведь нам ещё только предстоит научиться в полной мере доверять друг другу, но при всём при этом я... я люблю тебя, Белла. Правда, люблю. Возможно, ты уже меня заменила, ну, и пусть. Я всё равно буду ждать. Столько, сколько потребуется...

- В этом и проблема, - перекладывая трубку в левую руку и ударяя правым кулаком по твёрдой поверхности перед собой, чтобы максимально унять злость и приглушить так и рвущуюся наружу некую ярость, подавленно шепчу я в устройство, натыкаясь на очевидный факт, что за минувшие дни ничего не изменилось, а если что и исправилось в лучшую сторону, то никак не его самооценка, над чем нам ещё работать и работать, - в том, что тебе не надо ждать, в то время как ты считаешь себя никем и тем, кого можно взять и забыть, и легко заменить буквально по щелчку пальцев. Я любила тебя, а когда любишь кого-то, это не проходит в мгновение ока, а порой и вовсе никогда не исчезает бесследно, но ты совсем себя не ценишь. Тебе нужно поговорить со специалистом, Эдвард, и позаботиться о себе.

- Но я хочу говорить лишь с тобой, и чтобы заботилась обо мне ты.

- Я хотела этого не меньше твоего, правда, хотела... но ты... - начинаю я, но внезапно забываю, что хотела сказать, потому что вдруг вздрагиваю от осознания употребления прошедшего времени. «Любила» вместо кристально чистого и ясного «люблю», за которое из-за нагромождения сопутствующих рассуждений несколько философского характера не успел зацепиться даже мой разум. Что уж говорить об Эдварде? Скорее всего, и он не обратил внимания на истинное положение дел, невольно замаскированное мною под массой второстепенных слов, в то время как я догадываюсь, что вряд ли когда-либо вытащу занозу из своего сердца.

Вряд ли благополучно извлеку из него Эдварда и вновь стану жить, как до него. Ведь разве это возможно? После уже настало, и разве я не думала о том, чтобы встретить того самого и полюбить его? Я представляла себе цветы и конфеты, рестораны и кино, сюрпризы и подарки, одним словом, вроде как общепринятые вещи, но все они остались за бортом нашего корабля, и, тем не менее, кого я пытаюсь обмануть? Разве что саму себя, принося вред прежде всего себе, ведь размышляю я совсем не о том, что нужно. Мы познакомились при более чем своеобразных обстоятельствах, которые вряд ли могут быть положены в основу сугубо любовной книги или фильма, ну, и что с того? Главное это то, что там, внизу, находится мой человек. Да, я ждала кого-то другого, кого-то без груза в виде личных потерь, немного тёмного и мрачного прошлого и тюремной отсидки, а Эдвард таким уже никогда не будет, но я и не хочу этого. Я люблю его настоящего, даже травмированного изнутри, опустошённого горестной утратой, охваченного чувством вины, несчастного всем сердцем, нуждающегося в исцелении, потерявшего себя под давлением тяжелейших обстоятельств, который сможет вынести далеко не каждый, и всё равно способного на любовь, и мне не нужен пресловутый идеал, которого, возможно, и не существует в природе. Что бы ни было, мне нужен лишь он один, лишь мой Эдвард, и за ненадобностью все лишние мысли мгновенно улетучиваются из моей головы, когда мой палец гораздо сильнее и яростнее необходимого нажимает на кнопку открытия ведущей в подъезд двери.

Предыдущая глава || Следующая глава