Глубоко вздохнув, я постучала в сплошь обклеенную постерами, глянцевыми фотографиями, цветными наклейками и сверкающими праздничными гирляндами дверь комнаты Элис. Никакого отклика не последовало, и я решительно повернула ручку и вошла внутрь.

Элис сидела на кровати, держа на коленях маленький тыквенный фонарик, и бездумно ковыряла ногтями высохший зеленый стебелек на его крышке. На письменном столе перед окном громоздилось еще с десяток таких фонариков, и под их огненными взглядами в полной красноватого сумрака комнате поникшая, ссутулившаяся Элис показалась мне как будто приговоренной на каком-то зловещем призрачном суде. Обернувшись через плечо, она посмотрела на меня, мелькнувшая было в ее глазах робкая и исступленная надежда разочарованно угасла, и она снова уставилась на свою тыкву, не обращая на меня внимания и ни слова не говоря.

Я села с ней рядом, пытаясь придумать, что сказать - уж слишком все было очевидно и слишком мало места оставило для неизменных «а может быть...», «ты не можешь знать наверняка» и «тебе просто показалось». Так ничего толком и не придумав, я просто обняла Элис за худенькие плечи и, встретившись с горящим взглядом фонаря у нее на коленях, заговорила:

- Он сам не понимает, чего лишился!.. Это не тебе должно быть больно, а ему!

Элис не то всхлипнула, не то усмехнулась.

- Скажи об этом ему. Открой ему глаза. А то он, бедненький, вовсю наслаждается жизнью и не понимает, как же ему на самом-то деле плохо! - со всем ядовитым, отчаянным презрением, на какое только была способна, бросила она. А затем покачала головой, быстро заморгала, пытаясь удержать слезы, и глухо выдохнула: - Господи, ну что же со мной не так?..

Мучительное самоунижение, какая-то жуткая, бешеная ненависть к самой себе, которой буквально сочился ее голос, заставила меня яростно стиснуть зубы, чтобы не наговорить того, о чем потом придется пожалеть - я отлично знала, что даже сейчас, даже в таком состоянии Элис не потерпит в адрес Джаспера ни единого оскорбительного слова, предпочитая оскорблять, презирать и ненавидеть саму себя за то, что оказалась недостаточно хороша для этого паршивого мерзавца.

- Элис, послушай, я понимаю, как это больно, но дело вовсе не в тебе, он поступил бы так с любой! - сказала я, надеясь, что мои слова прозвучат не слишком зло.

- О чем ты говоришь?

- О том, что он слишком хорошо знает, что ты к нему чувствуешь! И пользуется этим! Он... он как Скарлетт О’Хара: просто коллекционирует таких, как ты, таких искренних и неподдельно влюбленных, играет на их чувствах, потому что иначе не может чувствовать себя хоть кем-то, не ощущает, что... что вообще существует! Это как вампиризм, только он не кровь твою пьет, а твои чувства... Нельзя таких людей любить. Или хотя бы нельзя позволять им узнать о том, что ты их любишь.

Элис несколько секунд молча смотрела на меня расширившимися глазами, и губы у нее жалобно дрожали. А затем она вдруг форменно разрыдалась, закрыв лицо руками, тыквенный фонарь скатился с ее коленей на пол, я бросилась тушить его, пока не случился пожар, а Элис сквозь непрекращающиеся всхлипывания все повторяла:

- Я дура, я такая дура!..

Успокоилась она не скоро. Светящиеся стрелки на ее будильнике показывали час ночи, когда Элис приподнялась над подушкой, вытерла залитое слезами лицо и, посмотрев на оставшиеся на пальцах разводы туши, простонала:

- О Боже... Представляю, как я выгляжу... Где моя маска? Надо спуститься вниз, сказать, чтобы все убирались к черту, вечеринка окончена.

- Давай я с этим разберусь! - предложила я, с сомнением глядя, как Элис приглаживает волосы и вытирает со щек следы растекшейся косметики. - Посиди лучше здесь, отдохни и не... не береди себе душу этой вечеринкой и всем остальным.

- Нет. Я же все-таки хозяйка, надо вести себя соответствующе. Я справлюсь, не волнуйся.

Она надела маску, растянула губы в улыбке и решительно вышла из комнаты, а я осталась сидеть на краю кровати, охваченная внезапной усталой, высасывающей все мысли и чувства тоской - как будто временно подменяя Элис в плену этого отвратительного чувства.

Вернулась Элис быстро, все еще с притворно жизнерадостным выражением лица и с полным пунша стаканом в руке.

- Переночуешь у меня? - спросила она с порога, и непринужденная улыбка мгновенно сгинула с ее лица, сменяясь горестной и умоляющей гримасой с трудом сдерживаемых слез . - Пожалуйста! Я... я разревусь, если одна останусь!..

Разумеется, мое присутствие все равно не помогло ей этого не сделать, и чуть ли не до рассвета я пыталась успокоить ее и уговорить хотя бы просто не думать обо всем произошедшем и так старательно убеждала ее, что между Джаспером и Марией ровным счетом ничего не происходит, что они наверняка не целовались и что Элис все это просто показалось в полумраке комнаты, что в конце концов почти поверила в это сама.

В воскресенье, которое началось для нас далеко за полдень, я помогала Элис с уборкой, растянувшейся почти на весь день. Закончили мы около семи, и мрачная, бледная и молчаливая Элис отправилась в ванную, прихватив с собой пачку мороженого и лавандовое масло, а я - к себе домой.

Вечер был приятный: прохладный и хрустяще-свежий, как корочка первого льда на осенних лужах, и я шла не торопясь, глубоко и медленно вдыхая этот чистый, пахнущий приближающимися холодами воздух, и думала про Джейкоба. Вчера мы так и не попрощались - за попытками утешить бедную Элис я позабыла обо всем остальном - и теперь я с неприятным, царапающим душу крысиными коготками чувством думала, не решил ли он, что я просто-напросто отделалась от него под предлогом помощи подруге. Почему-то вспомнилось, как самоуверенно он разговаривал с Эдвардом и как бесцеремонно и решительно увел меня от него там, на веранде дома Элис, и это воспоминание неожиданно вызвало во мне прилив раззадоренного удовольствия. «Обломись, Эдвард Каллен!». Я широко улыбнулась, радуясь сама не зная чему вместо того, чтобы злиться оттого, что стоило Эдварду наконец-то заговорить со мной, как этот разговор бесцеремонно прервали.

Свернув с улицы в неширокую обсаженную тисами аллейку, я ускорила шаги - ветер усиливался, ощутимо холодало, и мне хотелось побыстрее попасть в тепло. Впереди показался мой дом, окружавший его низенький, недавно покрашенный белый заборчик как будто чуть светился своей белизной в сгущающихся сумерках, в окнах первого этажа горел свет. Значит, Чарли уже вернулся. Подойдя ближе, я обнаружила, что рядом с моим старым-добрым пикапом стоит чей-то черный мотоцикл, выглядевший дорогущим и сногсшибательно «крутым» даже на мой неискушенный взгляд. Кто это заглянул к нам в гости верхом на этом стальном звере?..

Словно в ответ на мои мысли, дверь дома открылась, и на пороге появился Джейк. Свой хэллоуинский наряд он сменил на потертые джинсы и клетчатую рубашку, но красное индейское перышко за перевязывающим лоб шнурком почему-то оставил. Я остановилась в шаге от ступенек веранды, удивленно глядя на него. Откуда он взялся? С какой стати встречает меня на моем собственном крыльце с таким видом, как будто это не он гость, а я хозяйка, а ровно наоборот?..

- Ну наконец-то! - воскликнул он, заметив меня. - Я уж думал, не дождусь.

- Что ты тут делаешь? - от удивления я совершенно позабыла о вежливости, и мой голос прозвучал неожиданно резко.

- Тебя жду, конечно, - откликнулся Джейкоб таким тоном, как будто сообщал нечто само собой разумеющееся. Он дотронулся до своего маскарадного пера и весело добавил: - Решил до конца не выходить из образа - а то вдруг ты меня не узнаешь!

- Разумная предусмотрительность, - в тон ему ответила я, и он с напускной обидой покачал головой.

- Вчера ты от меня улизнула, и я так и не успел тебе сказать одну важную вещь.

- Какую это?.. - настороженно спросила я, не зная, чего от него ожидать, но против воли переполнившись наивно-радостным предвкушением. Что такое он мне скажет? Что страшно рад нашей случайной встрече в Порт Анжелесе? Или что я хорошо танцую?..

Джейк задорно прищурился.

- Это секрет, так что подойди поближе! - потребовал он, улыбаясь, и я покорно приблизилась, тоже невольно улыбнувшись и чувствуя, что вот-вот рассмеюсь от этой неощутимой душевной щекотки.

Джек наклонился, почти коснувшись щекой моего лица, и заговорщическим шепотом произнес:

- Любой шум раздражает устрицу, но более шумный шум раздражает устрицу ещё больше*.

- Что?.. - недоумевающе переспросила я, подняв на него взгляд.

- Ой, ты не расслышала? - притворно огорчился Джейкоб и, не дав мне и слова сказать, во весь голос крикнул: - Я спрашивал, пойдешь ли ты со мной на свидание!

Наверное, в радиусе пары миль его услышали абсолютно все, у кого вообще есть уши.

Я вздрогнула, вспыхнула, заметалась взглядом от его лица к зелено-серой земле у себя под ногами, а он смотрел на меня невозмутимо, дерзко и прямо. Дверь за его спиной открылась, и появившийся на пороге Чарли, окинув нас подозрительным взглядом, осведомился:

- Что у вас происходит?

- Ничего, мистер Свон, - смиренным тоном ответствовал Джейкоб. - Я просто приглашаю Беллу на свидание. Вы ведь ее со мной отпустите?

К моему удивлению, Чарли, неизменно воспринимавший в штыки самую мысль о том, что однажды его драгоценная дочь начнет регулярно ускользать из отчего дома в обществе какого-нибудь «юного негодяя», покровительственно улыбнулся Джейкобу и величественно кивнул.

- Может и отпущу, - сказал он.

Они что, успели не только познакомиться, но уже и подружиться? Может, я не несколько часов отсутствовала, а несколько лет, как герои в сказках, которые на полчасика засыпают под деревом, а домой возвращаются век спустя?..

- Но... нет! - панически воскликнула я, барахтаясь в затопившем меня море рвущихся на язык слов. - То есть... Не сегодня же! У меня ведь дел полно...

Ну что за идиотка! Делами занимаются в сорок лет, а в молодости откладывают как раз их, а вовсе не свидания!..

- А я и не про сегодня говорю, - ничуть не расстроился Джейкоб. - Как насчет пятницы? Успеешь закончить со своими делами?

- Успею, наверное, - сдержанно ответила я, пытаясь вести себя спокойно, без нелепых и глупых эмоций, тянувших меня в разные стороны и одновременно толкавших то запрыгать от радости, то панически замотать головой и убежать в дом, хлопнув дверью.

- Отлично. Тогда я заеду за тобой в шесть, идет?

- На байке? - не удержавшись, я бросила испуганно-жадный взгляд на его черно-серебристый мотоцикл.

Джейкоб ухмыльнулся с удивительно трогательным самодовольством.

- За тобой - хоть на белом коне, если хочешь.

И вот тогда, не удержавшись, я засмеялась - заливисто, искренне, смущенно-весело. Этот смех был потрясающе... говорящим. По крайней мере никаких слов от меня Джейкобу не понадобилось: он просто рассмеялся со мной вместе. Я как будто видела нас со стороны: я в своем нелепом свадебно-похоронном вампирском платье и старой джинсовой куртке, он, такой летний и солнечный в яркой красно-оранжевой рубашке, с головокружительной мальчишески-самоуверенной и милой улыбкой на загорелом лице и со смешным индейским пером в волосах - и оба смеемся как заведенные, сами уже забыв о том, что же именно так нас развеселило.

Отсмеявшись и на прощание церемонно пожав мне руку, Джейк уехал, а я, проводив его взглядом до поворота дороги, вошла в дом, решительно прошагала в гостиную, где Чарли смотрел бейсбол, и, встав перед экраном, требовательно спросила:

- Папа, ты что, знаешь Джейкоба?

Чарли жестом попросил меня отодвинуться и, когда я не сдвинулась с места, с некоторым раздражением ответил:

- Конечно знаком, мы с Билли Блэком, его папашей, старые приятели. Джейк пару раз ездил с нами на рыбалку. - Тут он окинул меня своим фирменным сурово-отцовским взором и спросил: - Я надеюсь, ты согласилась с ним встретиться?

Я не поверила свои ушам.

- Откуда вдруг такое желание поскорее сбыть доченьку с рук? - недовольно осведомилась я вместо ответа, чувствуя себя жертвой самого настоящего заговора: сначала Элис приглашает Джейка на праздник, теперь папа требует, чтобы я пошла с ним на свидание...

- Нельзя же вечно сидеть в четырех стенах, - спокойно пояснил Чарли. - Наконец-то у кого-то хватило смелости позвать тебя из этих четырех стен выйти, так почему бы и не...

- Хватило смелости? - я задохнулась от возмущения, чувствуя себя настолько оскорбленной этими словами, насколько никогда не ощущала себя даже после самых мерзких выходок Виктории. - Я что, такое чудовище?..

- Беллс, ты иногда бываешь такой глупой! - покачал головой Чарли и, щелкнув пультом, прибавил звук, так что комнату заполнил спортивный гул трансляции, почти заглушая его голос. - Подойти к чудовищу куда менее страшно, чем к красавице. Нет, ты только глянь, вот это удар!..

- Я не красавица совсем! - возразила я из непонятного духа противоречия, но Чарли уже с головой погрузился в бейсбол, и отвлечь его смог бы разве что внезапно грянувший над миром Апокалипсис.

На следующий день в я приехала в школу позднее обычного - ночью в воскресенье я никак не могла заснуть, все думая об ожидавшем меня в пятницу свидании, и сожаления о том, что туда мне никак нельзя будет пойти в карнавальном костюме и маске, продержали меня бодрствующей почти до часу ночи. Припарковавшись, я хотела было бегом броситься к центральному корпусу - мистер Баннер терпеть не мог опозданий - но, успев сделать всего несколько шагов, остановилась. Рядом с лестницей неподвижной статуей угрозы возвышалась Виктория. При виде нее что-то во мне предательски дрогнуло, выдавая полуинстинктивный раболепный страх перед ней, с которым одна я была бессильна бороться, и я, невольно отведя от нее глаза, не сразу заметила, что смотрела рыжая фурия совсем не не на меня. Оглядевшись, я обнаружила, что стою на границе самого настоящего треугольника взглядов: Виктория, прищурившись и как будто сосредоточенно что-то обдумывая, наблюдала за Розали, застывшей у своей машины и смотревшей вслед быстро шедшему через двор ко входу в школу Эммету, а тот, обернувшись через плечо перед тем, как скрыться в дверях, быстро взглянул на Викторию. Заметив меня, Розали пошла мне навстречу, а Виктория, смерив ее каким-то непонятным, злобно-снисходительным взглядом, вдруг рассмеялась и, тряхнув головой, быстро взбежала по лестнице вслед за Эмметом. Мы торопливо последовали за ней.

Несмотря на всю нашу спешку, прийти на урок без опоздания так и не получилось: подойдя ко входу в коридор, где располагался кабинет биологии, мы услышали доносящиеся оттуда приглушенные голоса:

- Ты можешь хотя бы объяснить, в чем дело? - Джаспер, непонимающе, недовольно и едко.

- Нет. Я просто ухожу из группы, - Элис, с холодным презрением.

Розали шагнула было к дверям коридора, но я схватила ее за локоть, заставив остановиться. Я вовсе не хотела подслушивать, но войти в коридор сейчас и оборвать этот разговор мне не хватило сил: во мне все злобно ликовало от мысли, что наконец-то Элис поставит этого гаденыша на место, наконец-то избавит себя от него раз и навсегда!

- Уходишь за месяц до прослушивания?..

Только когда Джаспер задал этот вопрос, я вдруг сообразила, что речь идет не о том, чтобы поставить кого-то на место, а о самом главном, самом любимом в жизни Элис увлечении, о таком долгожданном для нее шансе на заслуженное признание, на награду за все ее труды, за все кровоточащие от струн пальцы, вымотанные Джаспером нервы и столько раз разрушавшиеся надежды на то, что все это было не зря.

- Именно, - отрезала Элис. - А теперь дай мне пройти.

- Элис, пожалуйста, успокойся!.. - в резко переменившемся тоне Джаспера зазвучал несомненный испуг.

- Я спокойна, - с этим было сложно поспорить - настолько невыразительный и лишенный малейшего намека на эмоции голос мог бы принадлежать и Каменному гостю.

Тяжкий вздох.

- Ты же понимаешь, что без тебя нам нечего там делать? - пытаясь говорить так же спокойно, спросил Джаспер.

Элис громко и язвительно засмеялась.

- С некоторых пор меня это не особенно волнует, - бросила она.

- Это с каких же? - снова дав волю раздражению, воскликнул Джаспер, забыв о необходимости говорить тихо.

- Со вчерашних! - яростно выкрикнула Элис в ответ.

- И что же такое случилось...

Скрипнула дверь кабинета, и в стремительно набирающую обороты ссору вмешался голос мистера Баннера:

- Мистер Уитлок, если вам необходимо выговориться, школьный психолог принимает в кабинете сто четыре. Мисс Брендон, поберегите голос для сегодняшнего устного опроса. Прошу в класс.

***

До самого конца учебной недели мне так и не удалось толком поговорить с Элис о ее решении назло Джасперу поставить крест на своем музыкальном таланте: все мои попытки начать такой разговор она пресекала суровым «я не хочу об этом говорить», а после занятий уносилась домой, не оставляя ни мне, ни Розали даже шанса позвать ее погулять или посидеть в кафе. А в четверг произошло кое-что, отчего мне стало не до попыток ее разговорить.

Всю неделю Эдвард вел себя как прежде, ничем не помогая мне разрешить мучившую меня загадку: знал он или нет, что это со мной он говорил о своей почему-то неидеальной жизни той хэллоуинской ночью. Он улыбался мне в школьных коридорах, когда мы случайно сталкивались там на переменах, непринужденно болтал со мной обо всякой ерунде на уроках биологии, где мы сидели за одной партой, и забывал о моем существовании, как только звонок с урока обрывал необходимость обо мне помнить. Но в этот день все с самого начала было не так, как обычно.

Не удовлетворившись устным опросом в понедельник, мистер Баннер устроил письменный тест, и я, закончив со своей работой и украдкой скосив глаза на тест Эдварда, заметила там несколько ошибок. Это было что-то из ряда вон выходящее - сколько я помнила, более безупречных домашних и контрольных работ, чем те, в углу которых быстрым небрежным почерком было написано его имя, человечество еще не видело.

- В десятом вопросе ответ b, - чуть слышно прошептала я, прикрывая ладонью рот - разговоры во время проверочных работ возмущали мистер Баннера почти так же сильно, как опоздания на занятия.

Быстро взглянув на меня, Эдвард благодарно и немного растерянно кивнул и что-то зачеркнул в своей работе. Снова взглянув на его листок, я увидела, что он вычеркнул правильный ответ на одиннадцатый вопрос, а десятый пункт так и остался без изменений. Что с ним сегодня творится?..

- Время вышло, - хлопнув в ладоши, возвестил профессор Баннер. - Тесты - мне на стол, и можете быть свободны.

Наши с Эдвардом работы легли на учительский стол одновременно.

- Спасибо за подсказку, - тихо сказал он мне, улыбнувшись немного скованно, и я догадалась, что он злится - как же, впервые в жизни оказался в чем-то не самым лучшим!..

- Всегда пожалуйста, - откликнулась я, когда мы выходили из кабинета, и уже хотела было попрощаться - биология была последним уроком - но не успела.

- Белла, - он удержал меня за локоть, и я вздрогнула, как от электрического разряда: какая-то часть меня была уверена, что его пальцы пройдут сквозь меня, так и не сумев коснуться, то ли потому, что он был для меня таким же нереальным и бесплотным, как сон, то ли потому, что я сама была такой же незаметной, несуществующей для всех вокруг, как прозрачное, невидимое приведение.

- Да?..

- Как насчет выпить по чашечке крови завтра вечером, невеста Дракулы? - спросил Эдвард совершенно серьезным тоном, но глаза у него были смеющиеся.

- О Боже, так ты знал, что это я!.. - воскликнула я, толком не поняв суть его предложения и спешно прокручивая в памяти все, что говорила и делала на вечеринке Элис, чтобы понять, есть ли мне чего стыдиться. И только полных несколько секунд спустя до меня дошло: Эдвард Каллен зовет меня на свидание.

Он засмеялся.

- Конечно знал! - воскликнул он. - Кто еще стал бы пытаться во что бы то ни стало сохранить инкогнито на празднике, где все только и стараются лишний раз блеснуть своей неповторимой индивидуальностью!

Позорный румянец залил мои щеки.

- Да, я просто дура... - пробормотала я, отпустив взгляд.

- Нет! - возразил Эдвард. - Ты... особенная, Белла.

Мы оба замолчали. Он смотрел на меня, чуть улыбаясь, и я как будто впервые видела, что он и правда человек, правда настоящий, живой и чудесно неидеальный: что волосы у него растрепанны, что на переносице у него едва заметный след от очков, которые он никогда не носит в школе, наверняка глупо стесняясь, а на щеке - отпечаток чернил от потекшей ручки...

- Так что насчет завтра? - спросил он. - Сходим куда-нибудь вместе?

И он тоже бывает неуверенным, и тоже может сомневаться и волноваться!.. Мы наконец-то равные, наконец-то по одну сторону книжной обложки, по одну сторону реальности. Это было непередаваемое чувство - как будто до этого я была куклой, роботом, двигающимся, но не живым, и только теперь вдруг стала человеком.

- Да! - счастливо пробормотала я.

***

Дослушав меня до конца, Элис скрестила руки на груди и громко и раздельно заговорила:

- Так значит, два парня позвали тебя на свидание.

- Да.

- Оба на завтрашний вечер.

- Да.

- И ты обоим ответила да.

- Да...

Розали сдавленно хихикнула и, сдержав желание засмеяться во весь голос, спросила:

- И что ты собираешься делать?

Я обессилено упала на стул перед своим письменным столом, сплошь заваленным книгами, и молча покачала головой. Весь кошмар этой ситуации дошел до меня только теперь: я не могу отказаться встретиться с Эдвардом - я ведь всю жизнь об этом мечтала! - но и сказать Джейку, что все отменяется, я тоже не могу, просто не могу, и все тут! Это было бы подло и до тошноты бесчувственно, бессердечно: только благодаря ему я узнала, что умею танцевать, что могу быть не невидимкой, что кому-то рядом со мной может быть хорошо. И теперь, подняв с его помощью свою самооценку, сказать, что он больше не нужен?..

Я готова была плакать от безысходности, он невозможности сделать выбор, а Элис вдруг заливисто расхохоталась и, повалившись на кровать рядом с Розали, бросила в меня одного из сидевших на покрывале плюшевых зайцев и восторженно и весело воскликнула:

- Белла, кто бы мог подумать, что ты такая стерва!
__________________
* Any noise annoys an oyster but a noisier noise annoys an oyster most - английская скороговорка.