Мили от международного аэропорта О’Хара до дома детства Эдварда пролетели под шум колес арендованной машины. Эдвард погрузился глубоко в мысли, пока воспоминания заполняли его разум. Это его первая поездка сюда с тех пор, как он покинул Чикаго более пятнадцати лет назад. Он никогда не представлял свое возвращение в город, особенно при таких обстоятельствах. Воссоединение оказалось с горьким привкусом.

— Ты рад встретиться с ними? — спросила Белла. Она протянула руку и взяла ладонь Эдварда в свою.
— Да, — признался он. — Я немного удивлен, что Виктория меня пригласила. Она не обязана делать меня частью своей жизни. Мы всё-таки не родственники.
— Ты недооцениваешь людей. — Сжав его руку, она поднесла ее к своим губам и поцеловала костяшки. — Когда ты, наконец, поймешь, что люди смотрят не только на твое прошлое?
— Это не то.
— Тогда что?

Эдвард и Виктория практически не общались даже с тех пор, как Белла нашла ее. Они не контактировали помимо обязательных пунктов: открытки на Рождество и телефонные звонки на день рождения. Хотя Таня — это совсем другая история. Она любила своего давно потерянного брата.

Их отношения развивались при помощи ручки и бумаги, как и отношения с Беллой. Не проходило и месяца без сообщений. Сначала Таня отправляла ему много рисунков: она оказалась талантливой девочкой. Становясь старше, ее работы стали немногочисленными, а их письма перешли в электронные сообщения.

— Должно быть странно, да? Встреча с сыном покойного мужа? Раньше я жил в этом доме. Моя мама… — Эдвард сомкнул губы и крепче вцепился в руль. Его до сих пор волновало, что отец переехал, создал новую семью, раз старая не сложилась. — Я просто не могу представить, что она хочет общаться со мной.
— Ты же не борешься за ее внимание, Эдвард. Ей нечего терять. Кроме того, возможно, ты единственный родственник Тани, и она смотрит на тебя.

Эдвард не мог поспорить. Это успокаивало его, хотя бы немного. При других обстоятельствах он бы встретился с оставшейся частью семьи ранее, но Виктория не могла позволить себе поездку в Сиэтл, а Эдвард не мог выезжать далеко после УДО.

К удивлению Эдварда, его квартал лишь частично напоминал то, что он себе представлял, хотя он не мог назвать точных изменений. Прошло много времени с тех пор, как он видел столь родные дома и дороги. Его память затуманилась. Казалось, всё это было в другой жизни, и по сути так и было.

Дом казался меньше, чем помнил Эдвард. Был покрашен в другой цвет, и некоторых деревьев перед домом не стало. Он думал, что будет чувствовать тягу к дому, подъезжая ближе, но, помимо чувства ностальгии, он ничего не ощущал. Прошло так много времени, и теперь его дом был в Сиэтле рядом с Беллой.

— Приехали. — Эдвард встретил Беллу перед машиной и взял ее за руку, пока они направлялись к парадной двери. Она открылась прежде, чем они дошли до ступенек.

Виктория вышла на улицу, чтобы встретить их. Она закрыла рукой рот, и в ее глазах блестели непролитые слезы.

— О, Эдвард. — В ее шепоте слышалось ожидание, и Эдвард понимал, что она разговаривает не с ним. Когда первая слеза скатилась по ее щеке, Виктория обняла его и всхлипнула.

Белла стояла рядом с ними, чувствуя, будто вторгается в личную сцену. Она перевела взгляд и увидела Таню в коридоре дома. Она обнимала себя руками за талию и чувствовала себя так же некомфортно, как и Белла.

С улыбкой Белла обошла Эдварда и Викторию и вошла в дом.

— Привет, — произнесла она. — Я Белла, жена Эдварда. Ты, должно быть, Таня.

Девочка кивнула, но больше ничего не сказала.

— Хочешь присесть? — Белла жестом показала на кухню. Она не знала, сколько времени понадобится Эдварду и Виктории, и хотела дать им побыть наедине.

Белла последовала за Таней на кухню. Они сели у противоположных концов стола.

— Он сильно похож на папу, — произнесла Таня, явно смущенная проявлением эмоций своей мамы.
— Я никогда его не встречала. У тебя есть фото?

Таня встала и вышла из комнаты. Спустя минуту она вернулась с фотоальбомом в руках. Она села, в этот раз ближе к Белле, и открыла альбом.

— Это он. — Таня положила палец на страницу.

Белла мгновенно заметила сходство. Эдвард был выше, стройнее отца, обладавшего более плотным телосложением, но у них были схожие черты лица: угловатые скулы, прямой нос, сильная челюсть. Девушка взглянула на Таню: девочка обладала такими же глазами, как Эдвард и их отец, но ее черты были мягче, как у Виктории. У обеих были одинаковые рыжие волосы.

— Я практически не помню его, — произнесла Таня. — Мне было всего четыре, когда он умер. Жаль, что у меня не было возможности узнать его. Эдварду повезло.

Белла улыбнулась, но комментировать не стала. Теперь, когда ей четырнадцать лет, Таня достаточно взрослая, чтобы знать историю Эдварда и их отца, но она была не вправе разговаривать на темы, которые сам Эдвард редко затрагивал.

Звук смеха заставил обоих девушек посмотреть в сторону двери. Мгновение спустя Эдвард и Виктория зашли в комнату. Она улыбалась, вытирая слезы с глаз.

— Здравствуй, Таня, — произнес Эдвард.

Таня стояла на месте, пока он шел к ней. Несмотря на ее очевидное неодобрение проявленной реакции матери, девушка упала в объятия Эдварда и разразилась слезами. Он прижал ее к груди, ладонями поглаживая ее по волосам и положив подбородок на макушку девушки.

Белла повернулась к Виктории и протянула руку.

— Белла, приятно наконец встретиться с тобой, — произнесла Виктория, вложив руку Беллы в свои ладони. — С вами обоими.
— Спасибо, что пригласили нас сюда, — произнесла Белла. — Эдвард долго ждал встречи.

Когда приветствия были окончены, все вчетвером сели за стол. Виктория приготовила обед, и они разговаривали за трапезой о мелочах.

— Думаю, ты хочешь просмотреть свои вещи, пока находишься в городе, — произнесла Виктория, пока они убирали со стола.

Эдвард замер, тарелки были забыты.

— Мои вещи? — спросил он, нахмурившись.
— В основном вещи твоей матери — фотоальбомы, ювелирные изделия, сувениры из твоего детства. Есть еще кое-какие твои вещи. Я знаю, что там есть проигрыватель и куча альбомов. Точно не знаю, что еще, я никогда не просматривала коробки. Эдв… твой отец упаковал их и убрал на чердак, когда я переехала.
— О. — Они так долго не общались, что Эдварду было трудно поверить, что отец сохранил что-то из его вещей. Еще более удивительно было то, что через десять лет после его смерти Виктория держалась за все, что принадлежало его матери. — Простите. Я понятия не имел, что у тебя есть что-то мое.
— Ты ведь не собираешься забирать пианино, да?

Эдвард резко повернул голову в сторону Тани.

— Какое пианино?
— Таня! — предупредила Виктория. — Мы это уже обсуждали. Оно принадлежит Эдварду. Если он захочет забрать его или продать, это его выбор.

Таня не стала спорить. Она опустила голову и уставилась на стол, надув полные губы.

— Мне жаль. — Эдвард зажмурился и покачал головой. — Мое пианино?

Это не могло быть его пианино. Его пианино, до того как он переехал в Сиэтл, хранилось на музыкальном складе. Оно стало бы их собственностью, когда он нарушил договор аренды.

Виктория покраснела и отвела взгляд.

— Когда умер твой отец, я не могла позволить себе хранить пианино на складе. Я не могла избавиться от него, так как оно слишком много значило для твоего отца. Таня добросовестно играла на нем последние десять лет. Надеюсь, ты не возражаешь. Она очень бережно относилась к нему.

Эдвард пропустил мимо ушей половину того, что сказала Виктория. Он старался изо всех сил, не совсем понимая смысл ее слов.

— Мой отец ненавидел это пианино, — сказал он, больше самому себе, чем кому-то еще.
— Оно в моей комнате.
— Оно здесь? — Эдвард посмотрел в сторону коридора, где, как он знал, располагались спальни. — Могу я посмотреть на него?

Таня вскочила, чтобы показать дорогу. Белла была готова отпустить их одних, но Эдвард схватил ее за руку и потащил за собой. Ему не нужно было следовать за Таней, чтобы понять, куда она направляется. Они вошли в его старую спальню, которая выглядела совсем не так, как он помнил или ожидал. Комната была покрыта граффити, скрытыми фотографиями, картинами и эскизами, висящими на стенах.

— Вау, это все ты сделала? — спросила Белла.
— Ага. Мама наказала меня на месяц, но не заставила перекрашивать комнату.

Эдвард почти не замечал оживленных стен. Его взгляд тут же был прикован к пианино в противоположной части маленькой комнаты. Он почувствовал, как воздух покидает его легкие. Если бы он не смотрел на него своими собственными глазами, то никогда бы не поверил, что оно там.

— Я только что выучила «Clair de lune», — сказала Таня. — Хотите послушать?
— С удовольствием, — ответила Белла.

Таня села на скамейку и опустила руки на клавиши. Сделав глубокий вдох, она начала играть. Ноты исходили из-под ее пальцев, будто это было ее второй натурой. Если она и ошиблась, Белла этого не заметила. Как только песня закончилась, она встала и повернулась к ним лицом.

— Это было потрясающе, — сказала Белла, когда стало ясно, что Эдвард не собирается говорить. — Как давно ты берешь уроки?
— Оу… — Таня снова сложила руки на груди. Переступила с ноги на ногу. — Я никогда не брала уроков. Мы не можем себе этого позволить. Я сама научилась играть.

Эдвард задумался, как бы чувствовал себя его отец, если бы был жив. Таня, очевидно, была одарена и в рисовании, и в музыке — в вещах, которые не одобрялись в суровой семье, в которой он рос. Было ясно, что она может пройти долгий путь в карьере в любом из направлений.

— Ты играла великолепно. — Эдвард громко сглотнул и судорожно вздохнул. — Пианино немного расстроено.

Таня бросила тоскливый взгляд через плечо.

— Я знаю. — Одним тонким длинным пальцем она коснулась середины октавы, но не нажала клавишу. Через несколько мгновений, ее рука скользнула с инструмента, и она снова повернулась к паре.
— Я могу настроить его для тебя, — предложил Эдвард. — До отъезда.
— Серьезно? — У Тани загорелись глаза. На лице появилась широкая улыбка. — Ты хочешь сказать, что я могу оставить его себе?
— Ты любила его последние десять лет. Оно твое. — Эдвард улыбнулся Тане. Его губы оставались плотно сжатыми, и улыбка не достигла его глаз. Белла могла сказать, что он разорван из-за этого решения. С полным арсеналом пианино, к которым он имел доступ каждый день, она полагала, что это было больше связано с сентиментальной ценностью, чем с самим инструментом.
— Спасибо, Эдвард! — Таня обняла его и выбежала из комнаты. — Я скажу маме, — крикнула она через спину.
— Не могу поверить, что он сохранил его. — Эдвард подошел к пианино и вздохнул, опустив руку на крышку. — Он даже не разговаривал со мной. — Его голос был едва слышен. Белла успокаивающе положила руку ему на спину. — Жаль, что у меня не было возможности попрощаться.
— Знаю. — Белла не знала, что еще сказать. Она никогда не имела дела со смертью близкого, но понимала стремление Эдварда к завершению, несмотря на тяжелое прошлое, которое они с отцом разделили.
— Почему он сохранил его?
— Я не знаю, — честно ответила она. — Но думаю, это был его способ принять все, что произошло. Пианино было продолжением тебя. Он не хотел отпускать его.

Эдвард кивнул, но ничего не сказал.

— Это было очень мило с твоей стороны, — тихо сказала Белла, чтобы ее не услышали.
— Сейчас оно значит для нее больше, чем для меня.
— Она никогда не забудет, что ты сделал это для нее.
— Я очень рад… — Эдвард опустил руку и отступил от инструмента. — Я рад, что Виктория поддерживает ее. Жаль, что у меня этого не было.
— Люди поддерживают тебя сейчас. — Белла улыбнулась и вложила свою руку в его. — Много людей.



Остаток выходных прошел как в тумане. Таня почти все время была прикована к Эдварду, а когда это было не так, его время монополизировала Виктория. Они открывались друг другу в тихих ночных разговорах, обретая свою собственную форму близости. Хотя большая часть информации, которую Эдвард рассказывал, была новой, Виктория не была наивной в отношении того, как отец Эдварда относился к нему.

— Он не часто говорил о тебе, — однажды сказала ему Виктория. — Он был разочарован, но никогда не говорил о тебе плохо. Думаю, он винил себя в том, что ты попал в беду. Он думал, что ты безнадежен.

Эдвард подозревал это. Раньше он думал, что отец бросил его, когда нужен был ему больше всего, но с годами понял, что он бросил его задолго до этого.

— Лично я думаю, что он не мог ошибаться в тебе больше. Мне жаль, что он так ужасно с тобой обошелся.
— Наверное, мне не следовало тебе все это говорить. Это все в прошлом. Я не хочу менять твое отношение к нему.
— Я предпочла бы знать, — настаивала Виктория. — Я просто счастлива, что ты часть нашей жизни. Таня очень высокого о тебе мнения.



Последнее утро Эдварда и Беллы в Чикаго было тяжелым для всех. Таня прижалась к Эдварду, не желая, чтобы он уезжал.

— Я буду скучать по тебе, — сказала она.
— Я скоро приеду, — пообещал он.
— Вам двоим рады в любое время, — сказала Виктория, обнимая их обоих. — Наша дверь всегда открыта.

Когда Эдвард возвращался в аэропорт, на душе у него было легко. Белла не пропустила перемену в его настроении.

— Ты выглядишь счастливым, — сказала она.

Улыбка Эдварда стала шире.

— Я счастлив.
— Наверное, приятно знать, что у тебя есть семья.
— Да, — согласился он. — Но есть кое-что, что ощущается еще лучше.
— Что?

Он положил свою руку на нее, проводя большим пальцем по кольцу на ее пальце.

— Знать, что у меня есть место, которое я могу назвать домом, и что, несмотря ни на что, ты будешь там со мной.
— Всегда? — спросила Белла.
— Всегда.

Предыдущая глава