Она прикусила губу, пока я разглядывал ее, стараясь не показывать закипающего гнева. О чем она беспокоилась? Я вспомнил ее последнюю теорию.

— Я не буду смеяться, — пообещал я.

— Я больше боюсь, что ты на меня рассердишься, — призналась она.

Любопытно. С чего мне сердиться на нее? Я рассержусь на себя, если она окажется права, за то, что позволил ей копать, пока она не узнала правду, из-за которой могла погибнуть.

— Так ужасно? — поинтересовался я.

— Ну, в общем, да, — я ждал продолжения, но она молчала. Белла уставилась на свои руки, вероятно, задумавшись. Конечно, я не мог быть в этом уверен.

— Рассказывай, — попросил я, стараясь подавить нарастающую тревогу. Она так переживала, что ее теория меня рассердит. Означало ли это, что она нашла правильную? И боялась моей реакции на то, что про меня узнали? Но откуда ей знать, права ли она?

— Не знаю, с чего начать, — заколебалась она. Я практически не сомневался, что речь шла о том, как начать разговор.

Я просто был обязан ей помочь.

— Почему бы тебе не начать с начала. Ты сказала, что не сама додумалась до этого.

— Нет, — и все. Ее нужно было еще подтолкнуть?

Должно быть, она нервничала сильнее, чем выдавали крохи ее аромата, который я вдыхал вокруг вентиляционного сопла.

— Что тебя навело на мысль? Книга? Фильм?

Ее ответ меня поразил.

— Нет, это было в субботу на пляже.

Для меня сказанное не имело никакого смысла. Как поход на пляж натолкнул ее на мысли о моей сущности? Или ее следующей догадкой будет Аквамен?

— Я встретилась там с другом семьи, Джейкобом Блэком. Наши отцы дружат с моего рождения.

Необъяснимо, но я ощутил укол ревности при упоминании этого Блэка. Почему-то меня обеспокоила мысль, что Белла могла находиться рядом с ним.

В то же время я понял, что фамилия мне знакома. Она вертелась где-то на поверхности сознания. Блэк? И пляж… На какой пляж она ходила?

— Его отец – один из старейшин квилетов.

Ох. Этот пляж на земле квилетов. Этот Блэк.

Волк, с которым мы давным-давно заключили договор. Это его потомок.

— Мы гуляли, — продолжала Белла, не замечая моей заинтересованности в этом Блэке и его потомках. Что она могла быть открыта этому генетическому дефекту, опасности, о которой даже не подозревала. — Он рассказывал мне старые легенды, наверное, хотел напугать. И одна из них…

Так вот к чему все шло. В итоге парень из племени, которое породило способных уничтожить нас созданий, рассказал ей о моей семье и обо мне. Интересно, а он понимал, что наделал, так как его действия нарушили договор? Надо как можно скорее поговорить с Карлайлом об этом открытии.

Однако было в этом что-то более важное. Квилеты, пожалуй, единственные среди людей, кому известно о вампирах. Их легенды описывали нас достаточно точно, поскольку являлись фактом, а не выдумкой. Белла должна была теперь знать.

— Продолжай, — мой голос опустился практически до шепота. С ожиданием на меня накатила волна гнева. Как я мог позволить ей сделать это? Почему не оборвал ее интерес, не пресек на корню? Почему не настоял на переезде из Форкса, тем самым не давая совершить такую ошибку – погрузиться в тайны моей семьи, в секрет нашего существования?

И как я и ожидал, она сказала это.

— О вампирах, — шепот, проклявший ее.

Пальцы сжались вокруг руля, меня сотрясало от ярости практически в ритм с ее сердцем. Как я мог стоять в стороне, пока она искала эту информацию, причину для моих сверхъестественных способностей? Я злился на себя.

И я сомневался, что семья поняла бы мое решение не остановить это сразу. Для гнева Вольтури на нашу семью достаточно знать, что человеку известно о нашем существовании, несмотря на личное знакомство Карлайла с Аро, Маркусом и Кайусом.

Злость на себя была всеобъемлющей, но я не мог показать ее Белле. Она не знала и ей не следовало знать, в какой опасности оказалась из-за своих поисков. Поэтому я уцепился за гаснущую надежду, что она не уловила всех знаков и вывела нашу тайну, опираясь на одну историю.

Эта опасность определенно ставила под бОльшую угрозу нашу семью. В конце концов, если одной истории хватило Белле, чтобы догадаться о нашей сущности, то любой настойчивый человек можно узнать наш секрет.

— И ты тут же подумала обо мне?

Или моей семье?

— Нет, — это хорошо. — Он… упомянул твою семью. — А это плохо. Очень плохо.

Я бездумно уставился в окно. Этот Джейкоб Блэк… Он, вообще, понимал, что нарушил договор? Мое желание поговорить с Карлайлом, вскормленное отсутствием разговоров по душам в течение долгого времени, практически было таким же сильным, как и злость на себя, бушевавшая внутри.

Вкупе с мимолетным воспоминанием о том, что чуть не случилось с Беллой сегодняшним вечером, моим преобладающим чувством в данный момент был гнев.

Меня разрывало от эмоций, и где Джаспер, когда он мне так нужен? Эта ситуация принесла с собой столько стресса, что жажда практически отошла на последний план, а с ней я боролся постоянно, даже сейчас!

Краем глаза я заметил окрасивший лицо Беллы румянец, что никак не повлияло на мое состояние.

— Он просто думал, что это глупые предрассудки.

Она прочла мои мысли? С другой стороны, если Блэк не знал, что нарушил договор, то тот все еще имел силу. И это хорошо как для них, так и для моей семьи.

— Он не рассказывал этого, чтобы я себе что-то там надумала, — казалось, Белла к чему-то вела. Я посмотрел на нее, отмечая мрачнеющее лицо и зубы, впивающиеся в нежную плоть губы. И тут она выпалила: — Это моя вина, я заставила его рассказать.

Вот так неожиданность! О чем она говорит? Вдобавок к моему эмоциональному состоянию в мой голос пробилась растерянность.

— Почему? — спросил я.

И тут полилось ее признание.

— Лорен сказала что-то о тебе, пытаясь меня спровоцировать. И парень постарше из племени заявил, что ваша семья не появляется в резервации. Только казалось, будто он имел в виду что-то другое. Так что я увела Джейкоба в сторонку и хитростью выманила подробности.

Ее голова поникла от стыда.

Она говорила так, будто это был мерзкий, грязный секрет, и держать его в себе у нее больше не было сил. Что она будет думать о своих тайнах, узнав о моих? Убийца плохих людей, бездушный демон… Я засмеялся, хотя сердцу совсем не было весело.

Я направил взгляд вперед через лобовое стекло, не в силах смотреть на нее. Мои собственные тайны, нет, само мое существование отпугнет ее, и она с криком ужаса убежит. Это ад на Земле, с которым никто такой милый и добрый, вроде Беллы, не должен сталкиваться.

С каких пор она стала милой и доброй? Этого отрицать, конечно, нельзя, но мысль взялась непонятно откуда. И все же мне было любопытно узнать, что она подразумевала под этим.

— Что значит “выманила хитростью”?

С сомнением, словно будучи неуверенной в реальности произошедшего, она начала отвечать.

— Я старалась флиртовать, что сработало даже лучше, чем я думала.

Белла? Флиртовала с Блэком? Почему-то эта мысль вызвала во мне вспышку гнева и ревности, но затем я вспомнил, что она флиртовала ради информации… обо мне? О том, кто моя семья?

Радость расцвела внутри, но ярость быстро сокрушила ее. Как Белла могла быть такой настойчивой в отношении правды обо мне? Это не имело смысла. И я никак не мог избавиться от образа Беллы, хлопающей ресницами и мило разговаривающей с парнем.

— Хотелось бы мне посмотреть, — поражаясь самому себе, я осознал свое желание увидеть вышеописанный флирт со мной. Что со мной не так? — И ты еще обвиняешь меня, будто я ослепляю людей. Бедный Джейкоб Блэк, — у него не было и шанса против притворных нападок Беллы.

Она отвернулась – о чем она думала? «Вечный вопрос, - размышлял я, - я его столько раз задавал, что слова потеряли смысл». Практически целую минуту она молчала, пока я не нарушил тишину вопросом.

— И что ты сделала после?

— Провела поиски в интернете, — вот это совсем нехорошо. Если в интернете была информация о вампирах или, хуже того, о моей семье, у миллионов людей имелся доступ к ней. Вольтури повеселятся с тем, кто выложил информацию. Раскрытие тайны непростительно.

— И они тебя убедили?

Если во всемирной сети имелась настоящая информация… что же, неспроста ее зовут “всемирной”. “Жизнь” моей семьи окажется в немыслимой опасности, если она нашла что-то, связанное с нами.

— Нет. Ничего не подходило. Большая часть там глупости, — тревога и паранойя вдруг испарились, но ненадолго. — А затем… — она смолкла.

Я не мог вынести короткой паузы в ее словах.

— Что?

Я с трудом сдерживал желание накричать на нее, встряхнуть и сию же минуту потребовать ответа, что она нашла в интернете. Тяжело было не паниковать. Мне действительно требовалась помощь Джаспера.

А затем неожиданное…

— Я решила, что это неважно.

Один шепот, одно предложение, и вся моя собранность рухнула. Стены, что я возводил, сдерживая эмоции и не давая им вылиться, рухнули. Неверие захлестнуло все, что осело на задворках сознания.

— Неважно?

Несмотря на потрясение и неверие, гнев все так же стоял впереди всего. Я привел ее прямиком в это, так? Нет, не останавливай человеческую девушку от намерения совершить самую ужасную ошибку в ее жизни. Я позволил ей раскопать все, что она могла! Я позволил ей узнать, что я вампир!

И, ради всего святого, я не сообщил ей, насколько это все опасно! Она собственноручно в одиночку уничтожила надежду на мирную нормальную человеческую жизнь. Нет, не в одиночку. Свою роль в этом сыграл я, в значительной и опасной степени.

Мне стоило предотвратить ее поиски, отговорить от раскрытия правды. Сколько всего могло пойти иначе, но нет! Я отошел в сторону и позволил Белле прийти к заключению, что мое бездушное дьявольское существование “неважно”!

Она повернулась ко мне со спокойным, безмятежным выражением лица.

— Нет. Мне неважно, кто ты.

От ее слов меня на мгновение окатило волной восторга. Можно подумать, что она говорила, заинтересованная во мне, несмотря на все.

Но это не могло быть правдой. Ей только надо открыть глаза и взглянуть на трещины в моем фасаде — в ее человеческих глазах я был “безупречным” сознанием. Но я-то знал.

— Тебе неважно, что я чудовище? Что я не человек?

— Нет.

Невозможно.

Она совершенно точно не могла говорить серьезно. Белла даже не понимала, что означало мое простое нахождение здесь. Я пил кровь, чтобы “жить”, и она, попадись мне на пути в годы бунтарства, стала бы ее естественным источником.

Она не понимала, что говорила. И не понимала, о чем я сейчас думал.

— Ты злишься. Мне не стоило ничего говорить, — вздохнула она.

— Нет, — возразил я, сохраняя пустое выражение лица и пытаясь удержать нейтральность в голосе. — Я бы предпочел знать, о чем ты думаешь, даже если твои мысли и безумны, — а какие еще, если не безумные, она ведь считала, что ее не заботит, монстр я или нет. Особенно когда я ставил ее жизнь под угрозу, а она даже не понимала этого. Ее должно заботить.

— Значит, я опять ошиблась? — почему она не прочтет между моих слов? Обычно Белла без труда улавливала скрытый смысл в моих словах. Я был уверен – она поймет, что я говорил о “неважно”.

Пожалуй, стоило сказать ей об этом в пылу гнева.

— Я говорил не об этом. “Неважно!” — зубы заскрежетали от злости на себя за свою неспособность удержать ее, не дать упасть в темноту моей “жизни”.

— Я права? — ахнула она. Очевидно, до нее дошло лишь то, что я сказал.

— А это важно? — огрызнулся я. Нет, я не мог позволить эмоциям взять верх надо мной. Делая глубокие вдохи отчасти свежего воздуха, напрямую струящегося из кондиционера, я попытался успокоиться. Злоба до добра не доведет.

До меня донесся ее глубокий вдох. Пыталась ли она успокоиться? Если так, то почему? Она не нервничала. Что-то близкое к опаске, вызывающее короткие пульсации ее крови, было, но страха я не чувствовал.

— Не особо, — настороженно отозвалась она. — Но мне любопытно.

Ну хоть какая-то ее реакция почти близка к норме. Я не мог винить ее за любопытство, хотя “любопытство кошку сгубило”. Мне не нравилось думать о ее смерти. Может, эта ситуация и не так уж ужасна.

Меня взбодрила мысль, что в итоге ей придется спросить меня про диету. Естественно, потом она будет напугана. По какой-то непонятной причине станет проще, если она будет бояться меня, когда родные, без сомнений, потребуют “избавиться от улик”.

Я возненавидел себя за эту мысль, поэтому с неохотой спросил:

— Что тебе любопытно?

Задавай вопросы, Белла, шагай к своей гибели. Я не смогу молчать в ответ – знал себя достаточно хорошо, чтобы понимать это.

Тут же, словно поджидая возможности спросить больше, последовал ее вопрос.

— Сколько тебе лет?

Я бросил в ответ то, что уже сотню лет крутилось на моем языке: возраст, в котором я навеки застыл во времени.

— Семнадцать.

— И как давно тебе семнадцать? — полагаю, с легендой ей рассказали и о бессмертии вампиров, либо она опиралась на старые мифы, которым вампиры должны были соответствовать.

Губы едва ли не скривились в ироничной улыбке: что бы она сказала, узнав про возраст парня, увлеченного ей в новом (для него) смысле. Ведь он был сточетырехлетним мужчиной?

— Давно, — увильнул я, не желая выдавать столько информации, сколько получилось о чтении мыслей.

Я ожидал потока вопросов и того, что она начнет впитывать информацию как раньше. Но вместо этого она широко улыбнулась и сказала: “Хорошо”. Я лишь смотрел на нее. Это было так необычно. Откуда взялось это изменение в отношении полученной информации?

Ее улыбка стала шире, и я нахмурился. Не знаю почему, но ее неожиданная радость пугала.

— Не смейся, но как ты можешь выходить днем?

Смеялась ли она мысленно над своим вопросом? Я сам не смог сдержать веселья. Значит, так она подошла к легендам о вампирах, а?

— Миф.

— Горишь на солнце? — нелепо.

— Миф.

— Спишь в гробах? — если бы она только знала…

— Миф, — мне ей сказать? Рот, казалось, зажил своей жизнью, не давая мне подумать. — Я не могу спать, — честно говоря, я не особо скучал по этой части человеческой жизни в отличие от Розали, которой отчаянно хотелось стать человеком.

Должен признать, что из человеческой жизни больше всего мне не хватало сна. Возможности закрыть глаза и отдалиться от мира, никаких переживаний или страхов. Конечно, иногда бывали кошмары, но большая часть времени, проведенного во сне, возмещала это.

Ее напугало мое откровение о неспособности спать.

— Вообще? — ахнула она.

— Никогда, — я повернулся, чтобы заглянуть в ее глубокие карие глаза. Что ей снилось? Конечно, иногда Белла говорила во сне, но не тогда, когда он был глубоким. Тогда-то и приходили ее сны. Знала ли она, как ей повезло?

Белла заинтересованно смотрела на меня. Почему она не видела, кто я? Почему так настойчиво игнорировала бездушное чудовище? Разве ей мало про меня известно? Я был уверен, что с потоком вопросов в какой-то момент это станет для нее слишком.

Наоборот, последний и, бесспорно, самый нечеловеческий из них не заставил ее бежать в отвращении. В ее глазах мелькнула жалость, и я отвернулся. Как она могла жалеть меня? Я чудовище, которое скорее убило бы и осушило ее, чем позволило жить, принимай решения инстинкт.

Моя жажда… Она действительно не спрашивала про самый важный фактор, определяющий вампиров? Пропустила ту мою часть, которая ставила ее под угрозу? Гнев вспыхнул с новой силой, что было необъяснимо.

Вновь посмотрев на ее красивое (и откуда это взялось?) невинное лицо, я с трудом мог поверить, что она упустила это из виду. Мне хотелось, чтобы она знала. Это наверняка отпугнет ее от моей семьи и меня. И в то же время я не хотел, чтобы она боялась. С трудом мне удалось сыграть безразличие.

— Ты пока не задала мне самого важного вопроса.

Белла моргнула.

— И какого же?

Эта человеческая девушка реальна?

— Тебя не волнует моя диета? — будет жестоко иронично, если это правда, учитывая, какой именно она человек.

— Ох, это, — пробормотала она, звуча при этом слегка ошеломленно.

Наверняка она поняла, о чем я говорил, но мне показалось ненормальным, что она еще не испугалась. И вновь я задавался вопросом, что она за человек.

— Да, это. Не хочешь узнать, пью ли я кровь?

Если нет, то она, должно быть, сошла с ума. Если бы я только мог слышать ее мысли!

Она вздрогнула – наконец-то нормальная реакция! Вкупе со словами, о которых часть меня переживала с того момента, как Белла сказала мне, что юный Блэк поведал ей о нашей сущности.

— Ну Джейкоб что-то такое упоминал.

Я мог только догадываться, как волки квилетов перевернули наши слова в своих легендах. Между волками и вампирами стояла естественная вражда, мне было сложно поверить, что после семидесяти лет они оставят наши слова в неизменном виде.

— Что сказал Джейкоб?

— Он сказал, что вы не… охотитесь на людей. Что ваша семья не должна быть опасной, поскольку вы питаетесь исключительно животными.

На это у меня объяснения не нашлось. Как потомок волков мог о таком думать иначе, чем его предки?

— Он сказал, что мы не опасны?

— Не совсем. Он сказал, что вы не должны быть опасны. Но квилеты все равно не хотят видеть вас на своей территории на всякий случай.

Мне пришлось отвернуться от нее, чтобы скрыть мое потрясение.

Парень рассказал факты и все. Волки не переврали наши слова, не сделали из нас в своих легендах чудовищных мифических существ. Само упоминание в них про нашу охоту на животных вместо людей показывало веру, что мы будем соблюдать договор.

И что легенды не изменились спустя столько лет… У людей имеется плохая сторона, они склонны менять историю в свою пользу с каждым новым пересказом. И все же квилеты держались этого факта все семьдесят лет, они не переиначили его, чтобы выставить нас в худшем свете.

Я ожидал, что во всех историях о нас не будет ни слова про нашу диету, чтобы сделать из нас “плохих парней”. Странно, что наши смертельные враги так не сделали, как только мы покинули Форкс много лет назад. Как минимум я ожидал, что это случится со временем.

Смутно я услышал голос Беллы.

— Так он прав? О том, что вы не вредите людям?

Но ее слова привлекли меня достаточно, чтобы ответить.

— У квилетов долгая память, — прошептал я, и она не услышала бы, не окружай нас внутри и вокруг автомобиля звенящая тишина.

Она расслабилась на сидении. Приняла ли она это за подтверждение своей безопасности? В данный момент ни о какой безопасности и речи не шло.

— Тем не менее не будь так уверена на этот счет. Они правы, что держатся от нас подальше. Мы все равно опасны.

И я был опасен достаточно, чтобы убить ее, если оступлюсь хоть на мгновение и позволю инстинктам взять верх. Пламя гнева поедало меня, небольшой неугасимый огонь, невидимый для Беллы.

— Я не понимаю, — прошептала она.

Как бы попроще объяснить, что я чудовище? Я знал, что как только она услышит это, то испугается, как должна была еще в самом начале.

— Мы пытаемся. Обычно у нас хорошо получается. Но иногда мы совершаем ошибки. Я, например, позволил себе остаться с тобой наедине.

Пожалуй, это самая большая ошибка, которую мог сделать кто-то из нас в присутствии человека. Я молился, чтобы родные не были в бешенстве к моему возвращению домой. Моей злости на самого себя уже было достаточно. За один вечер со мной Белла узнала так много из того, что мы долго хранили в секрете.

Ее голос наполнила печаль.

— Это ошибка?

Самая большая, какую когда-либо совершала Белла.

— И очень опасная.

И самая большая, которую когда-либо совершал я.

Только… моя ошибка была куда хуже совершенной Беллой. Я знал, что было поставлено на карту для нее – и могло с ней случиться. Понимал угрозу для семьи. И все же я действовал на свое усмотрение и позволил ей это сделать. Позволил разгадать тайну, узнать про вампиров.

Мне не стоило так поступать, не нужно было позволять ей так близко подобраться ко мне. Мои чувства и желания ничего не значили, если она оказывалась под ударом вместе с моей семьей.

Посчитают ли Вольтури виноватым лишь меня, если поймут, что Белла узнала о вампирах из-за меня? Или на моих близких тоже откроют охоту, приплетя нелогичные доказательства, что вся семья ставила под угрозу тайну, в тени которой жили вампиры?

Нет, мне нужно перестать так думать. Кто сказал, что Вольтури придут сюда? Они редко когда покидали свой город, не говоря уже о стране. Только когда поступали доносы на вампиров из других частей мира, тогда отправляли стража разобраться с проблемой.

Мне только надо убедиться, что Белла никому ничего не расскажет. И если моя семья решит, что для ее молчания ее потребуется убить, то я буду молчать. Я подтолкнул их к этому, мне и сталкиваться с последствиями.

— Расскажи мне больше, — ее надломленный голос разрезал накалившийся воздух, окруживший меня вместе с ее запахом. Вздрогнув, я мельком уловил ее лицо – что-то было не так. Ее глаза стали темнее, заблестели от влаги, щеки раскраснелись, но не от румянца.

Она наконец-то осознала, что находится в опасности? Белла выглядела такой грустной, и я с трудом подавил порыв утешить ее, заверить, что все будет хорошо и она в безопасности. Я не мог ей врать. Если она все равно умрет, что плохого может сделать еще немного информации?

— Что еще ты хочешь знать? — все, что я смог ей предложить.

— Расскажи, почему вы охотитесь на животных вместо людей.

Почему ей хотелось узнать об этом? Неужели она думала, что я собирался ее съесть, и уточняла мои доводы, пытаясь узнать, есть ли у нее шанс на выживание? Ох, Белла… Если бы она только знала, каких трудов мне стоило сохранять ей жизнь.

---

Перевод: ButterCup
Редактор: tatyana-gr
ФОРУМ