— Мисс Грейнджер, будьте добры освободить меня из своей хватки, пока я не потерял остатки терпения и не оттолкнул вас самостоятельно.

Вздрогнув, Гермиона отпустила Снейпа и спустилась на пол. Сгорая от стыда, она сделала два шага назад, прекрасно понимая, что и Снейп, и Малфой пристально наблюдали за ней. Этот момент, должно быть, станет самым унизительным в её жизни — в жизни любого человека бы стал! Когда всё это закончится, она, оказавшись в своей комнате, обязательно сотрёт себе память.

Глаза Снейпа злобно сверкнули.

— Мисс Грейнджер, я прекрасно осведомлён о вашем нелепом увлечении мистером Малфоем, но опуститься до такого уровня… признаться, я разочарован. Что ж, пусть этот раз станет последним, когда вы — пусть и нечаянно — вовлекли меня в ваши идиотские планы. Я ясно выражаюсь?

Склонив голову от стыда, будто нашкодивший ребёнок, Гермиона ответила:

— Да, профессор.

Снейп задержал на ней взгляд ещё несколько секунд, а затем плавно развернулся на каблуках и вышел из кабинета.

Воцарилось молчание.

«Вот оно, — подумала Гермиона. — Всё кончено. С Драко Малфоем всё кончено».

Хотелось бы ей прийти к такому выводу раньше. Да так, собственно, и было, но Лаванда убедила попытаться ещё раз. Ну и посмотрите, к чему это привело: Гермиона поцеловала Снейпа, Малфой поймал её за этим, а Снейп — смутил ещё сильнее, озвучив её тайну. Да, с этим безнадёжным делом пора заканчивать.

Тяжело вздохнув, она приняла решение: она вернётся к себе в комнату, примет тёплую ванну, сотрёт себе память, а затем уснёт беспробудным сном без сновидений. Мысленно Гермиона уже опустила руки. Очевидно, им с Драко не суждено быть вместе, если вспомнить, сколько неприятностей она пережила, пытаясь его заполучить.

Опустив взгляд, Гермиона направилась к выходу. Драко по-прежнему стоял в дверях, и она запаниковала: чтобы выйти, придётся пройти мимо него. Очень близко. Гермиона, тем не менее, не остановилась, но, когда она намеревалась обойти Драко, тот выпрямился и преградил ей путь.

Гермиона посмотрела на него, а он — на неё.

Сложив руки на груди, Драко молчал. В сочетании с равнодушным выражением лица это нервировало Гермиону.

— Э-э-э… Я бы хотела пройти, — тихо сказала она.

Он даже не пошевелился.

— Если бы ты… м-м-м… чуть подвинулся вправо…

Но Драко шагнул вперёд. Гермиона тут же отшатнулась.

— Драко…

— Снейп? — наконец сказал он с нескрываемым раздражением. — Ты приняла Снейпа за меня?

Он знал. О Мерлин, он знал!

— Я… я…

— Грейнджер, ты совершила много глупостей, но, должен признать, это переплюнуло все.

Драко сделал шаг вперёд, а Гермиона — назад.

— Я не знаю, о чём…

— Разве ты не целовала меня в субботу? — напомнил он, и Гермиона — если такое вообще возможно — покраснела ещё сильнее. — И, тем не менее, не помнишь, каково это — целовать меня. Мне освежить тебе память?

У Гермионы было лишь несколько секунд, чтобы удивиться словам Драко, прежде чем он схватил её за руки и, притянув к себе, поцеловал.

Он не стал тратить время на целомудренное касание губ. Вместо этого он сразу же протолкнул язык к Гермионе в рот, демонстрируя превосходство и силу. Он освободил её левую руку и обнял за шею, а затем — правую и, обняв за талию, притянул к себе вплотную.

Застонав, Гермиона вцепилась в его рубашку. Такой напор впечатлял, и Гермиона изо всех сил пыталась ответить тем же, наслаждаясь ощущением его крепкого, подтянутого тела рядом. Внутри пробудилось желание, обосновавшись внизу живота, — Драко провёл губами по подбородку, поцеловал в шею, а затем снова в губы.

Всё началось так же быстро, как и закончилось. Отстранившись от Гермионы, Драко пристально посмотрел на неё:

— Вот теперь, целуясь в темноте с незнакомцем, ты будешь точно знать, я ли это.



Рассказать обо всём Лаванде было нелегко. Ни одна девушка не сможет с лёгкостью сообщить своей лучшей подруге, что сначала поцеловала её (лучшей подруги) парня, а потом запрыгнула на него, будто кошка во время течки. На такие новости могла быть только одна — и вполне разумная — реакция: ярость.

Но Лаванда восприняла случившееся на удивление мирно. Настолько мирно, что даже признала свою вину за чересчур активное подталкивание Гермионы к действиям. Та же никогда не испытывала столь сильного облегчения. Лаванда в ярости была подобна ядерной смеси бури и извержения вулкана. Если бы такая ярость выплеснулась на Гермиону, это стало бы — без шуток — полнейшей катастрофой.

Гермиона, однако, рассказала не всё. Она упомянула о том, что Драко стал свидетелем её унижения, но последовавший за этим поцелуй почему-то решила сохранить в тайне. Её обуял суеверный страх: если рассказать кому-нибудь о поцелуе, то последний шанс заполучить Драко будет потерян.

А всё потому, что, несмотря на её решение оставить Драко в покое и опустить руки, этот поцелуй вернул ей надежду.

Драко Малфой не был геем, Гермиона была в этом уверена. И, возможно, ненавидел её не так сильно, как утверждал (как и говорила Лаванда), Гермиона была уверена и в этом. А ещё Драко Малфой знал, что и она его не ненавидит. Если он умён — а Гермиона знала, что так и есть, — то точно догадался, что она в него влюблена. Если он не понял этого после торта с Амортенцией, поцелуя в экипаже или после неудавшегося «покушения на поцелуй», то после заявления Снейпа уж точно должен.

Однако, была ещё одна проблема. Почему-то Драко продолжал её отталкивать. Если Гермиона хотела отношений с Драко, проблему это нужно было найти и обезвредить. Но что же это за проблема? Точно не сомнительная гомосексуальность и не отвращение, но тогда что?

И тут Гермиону осенило: быть может, всё из-за того, что она маглорождённая?

«Неужели он до сих пор придаёт этому значение?»

А если придаёт? А если, несмотря на переход на «светлую сторону» и внешне хорошее поведение, он всё ещё оставался тем отвратительным фанатиком, которым его воспитал отец? Если подумать, вполне возможно! В конце концов, он почти восемнадцать лет находился под влиянием чистокровных предрассудков Люциуса Малфоя, а такое просто так не забывается.

«Но он поцеловал меня! Причём дважды!» — в отчаянии подумала Гермиона.

Стал бы он целовать её… прикасаться к ней, если бы по-прежнему считал, что она грязная — как и все маглорожденные? Разве он не избегал бы её, если бы всё ещё придерживался предрассудков чистокровных? Разве не оттолкнул бы её и вытер рукой губы, грязно оскорбив напоследок?

Но нет, ничего подобного. Вместо этого он сам поцеловал Гермиону безо всякой просьбы с её стороны. И не оттолкнул её, а лишь притянул ближе. Она до сих пор помнила его объятия, ласки, поцелуи…

Ерунда какая-то! Полнейшая бессмыслица. Даже для Гермионы это было слишком запутанным. Она решила, что лучший способ узнать — это спросить самого Драко. Однако делать это не очень хотелось. Гермиона не была столь сильна духом для такого вопроса, да и отказ принимать не желала. Не сейчас.

«Да и, — добавил её внутренний оптимист, — если судить по его поведению, то мне, возможно, и не понадобится спрашивать. Быть может, он снова поцелует меня и развеет все мои страхи».



Но вместо того чтобы развеять страхи, Драко лишь приумножил их. Он избегал её, а когда не удавалось, просто игнорировал.

Гермиону смущало такое поведение, но она постоянно напоминала себе, что в этом нет ничего необычного. То, что Драко поцеловал её, не означает, что что-то изменилось — пусть даже она и надеялась на обратное. Нельзя влюбиться только лишь после двух жалких поцелуев. Нельзя изменить мнение о человеке. Да и, раз уж на то пошло, изменить сексуальную ориентацию тоже нельзя.

Драко Малфой вполне мог быть… бисексуалом.

Как-то ночью в начале третьей недели августа Гермиона даже разрыдалась в подушку от отчаяния из-за этой мысли. Драко Малфой — бисексуал. Он в состоянии «сделать стойку» как на мужчин, так и на женщин. Весь мир был у его ног: люди обоих полов, будто пироги с разной начинкой, в которые он мог запустить пальцы — или нечто более выдающееся — и с наслаждением распробовать. Вот мерзавец.

Боже правый, как она могла быть настолько глупой, настолько слепой? Почему это никогда не приходило ей в голову? Она-то думала, что совершила нечто грандиозное, что изменила его, поменяла полюса, а на самом деле он совсем не изменился. Но внутренний голос настаивал:

«Даже если он и бисексуал, это не отменяет того, что он поцеловал меня. Если бы я ему не нравилась, он бы так не сделал».

Эти мысли, будто горошина под матрасом, мучили её, не позволяя прийти к однозначным выводам. Лежа в постели, Гермиона медленно сходила с ума от разных догадок и бесконечных «а если». Нравилась ли она Драко? Если да, то почему он её игнорировал? А если она ему не нравилась? Но тогда зачем он её поцеловал?

Подобные мысли бродили в голове Гермионы бесконечным кругом, будто щенок, гоняющийся за своим хвостом.

«Я должна спросить его. Собраться с духом, пойти и спросить, потому что если я этого не сделаю, то никогда не успокоюсь».

Поджав губы, уставившись на паутину на потолке, сжав кулаки, Гермиона Грейнджер твёрдо решила спросить Драко Малфоя, нравится ли ему. И если он ответит, что нет — забыть о нём и двигаться дальше.



— Да ладно? — в ужасе спросила Лаванда, когда Гермиона наконец рассказала им с Джинни о поцелуе и о своём решении поговорить с Драко. — Гермиона, это очень смелый поступок. Ты уверена?

— Конечно она уверена, — твёрдо кивнула Джинни. — Ни один парень не стоит того, чтобы тратить на него силы впустую.

Джинни на неделю вернулась домой из турне с «Холихедскими гарпиями», где играла в качестве охотника, и Гермиона с Лавандой пригласили её в шикарный лондонский паб — в один из тех, где качество еды соответствует астрономическим ценам в меню, — чтобы отметить это. И, как близкие подруги, они не могли не обсудить свою личную жизнь — естественно, личная жизнь Гермионы стала главной темой обсуждения.

— А ещё, — продолжала Джинни, — я не могу поверить, что ты вообще влюбилась в этого остролицего хорька. Что ты в нём нашла?

Гермиона тут же принялась защищать Драко.

— Он больше не остролицый, Джин. Он и правда стал довольно привлекательным…

Лаванда кивнула в знак согласия.

— Но это всё равно не объясняет твой интерес к этому чудовищу, — усмехнулась Джинни. — Гермиона, разве ты забыла, сколько раз он оскорблял тебя? Разве ты забыла, сколько раз плакала из-за него?

— Конечно помню, — ответила Гермиона. — Но я простила его. Я поняла, что он говорил эти ужасные вещи, находясь под влиянием Люциуса Малфоя.

— Гермиона, но он ведь по-прежнему ужасно к тебе относится, — напомнила Лаванда.

— Лаванда, разве не ты призывала меня добиваться его? — нахмурилась Гермиона. А затем добавила: — Да, он по-прежнему плохо ко мне относится, но я предпочитаю думать, что не настолько плохо, как кажется. Я… он ведь мне не сразу понравился. Поначалу я им просто восхищалась. Восхищалась его мужеством.

— Каким мужеством? — снова усмехнулась Джинни.

Гермиона не обратила на неё внимания.

— Люциус Малфой был не только правой рукой Волан-де-Морта, но ещё и отцом Драко. Знаешь ли ты, как сложно ему было предать отца? Пойти в Визенгамот и дать показания против человека, на которого всю жизнь едва ли не молился? Вернуться в общество, которое не доверяло ему, и попытаться начать новую жизнь, несмотря на психологическую травму?

Джинни и Лаванда просто молча наблюдали за Гермионой. Атмосфера вокруг их столика накалилась.

— Я восхищалась им, — повторила Гермиона. — Я долго за ним наблюдала и в один прекрасный день сказала себе: «Знаешь, а ведь он стал довольно привлекательным». Я знаю, что это дурацкая причина, но, полагаю, именно тогда моё восхищение начало перерастать в нечто большее.

Гермиона тяжело вздохнула, чувствуя свободу, будто гора с плеч. Она первый раз так подробно рассказывала о своих чувствах к Драко, и невероятно — ведь Гермиона обычно была скрытной, — но ей понравилось делиться ими с лучшими подругами.

Джинни долго потягивала напиток из трубочки, а затем произнесла:

— Ну и хорошо, что он тебе нравится, Гермиона. Но ведь главный вопрос в том, нравишься ли ему ты.

— Да, верно, — кивнула Лаванда. — Может, стоит просто спросить его. Это сэкономит тебе нервы.

Джинни тоже кивнула.

— И, как я говорила раньше, ни один парень не стоит того, чтобы тратить на него силы и нервы. Спроси его. Скажет «нет» — шли его ко всем чертям. Сам виноват.

Озорно блеснув взглядом, Лаванда добавила:

— Как говорила моя тетушка Бренда, лучший способ выкинуть одного мужчину из головы — это позволить другому залезть к тебе в…

— Лаванда! — возмущенно воскликнула Гермиона, и все трое покатились со смеху.



Гермиона, ободрённая подругами и алкоголем, собралась с силами и этой же ночью направилась в комнату Драко — даже не задумываясь о том, что было два часа ночи, и Драко будет не слишком рад, если его разбудить, даже не придумав подходящей причины.

«Когда он откроет дверь, я прямым текстом спрошу его».

Именно таков был её гениальный план. Прямолинейность. Ни шагу назад. Она прямо спросит, а он честно ответит. И если ответ будет отрицательным, то, слава Мерлину, есть алкоголь. И магия. Не стоит забывать о магии. Простой Обливиэйт — и Драко обо всём забудет.

Гермиона не была пьяна, но алкоголя в её крови было достаточно. Остатки совести напомнили ей, что не стоит накладывать Обливиэйт на человека против воли. А остатки разума пытались понять, где она вообще находится, потому что Гермиона была уверена, что уже проходила мимо этого дурацкого портрета Генри Ужасного…

Гермиона застыла на месте.

Заблудилась?

Скорее всего — она точно не была здесь раньше.

Хогвартс был настоящим лабиринтом. Все эти дурацкие люки в полу, спрятанные стены, исчезающие лестницы и коридоры, заколдованные туалеты, ведущие прямо в подземелья, где живут огромные ядовитые змеи…

Словно какая-то сумасшедшая решила написать книгу о «волшебном мире» и слишком увлеклась…

«Я просто воспользуюсь заклинанием-компасом и вернусь…»

Вдруг Гермиона услышала тихое бормотание и, поддавшись любопытству, пошла на звук.

Кто бы это мог быть так поздно? Скорее всего, двое непослушных учеников решили устроить свидание. Для летних каникул это было вполне обычным явлением. Распорядок дня был гораздо мягче, а преподаватели, патрулирующие коридоры, — гораздо терпимее. Значит, ученики просто воспользовались возможностью.

«Что ж, — подумала Гермиона, — пора это прекратить!»

Забыв о Драко, она подкралась ближе. Теперь уже можно было различить обрывки разговора.

— …Хочу тебя, ты принадлежишь мне…

— …Заканчивать, я сделаю всё, чтобы…

Смешок.

— …Эта глупая грязнокровка? Я знал…

— …Ничего для меня не значит…

Голоса раздавались из-за той двери. Вероятно, это был чулан или просто заброшенный класс. Впрочем, какая разница? Важно лишь то, о чём говорили эти двое.

— …Всё равно наплевать. Ты принадлежишь только мне.

А затем раздался шелест одежды. Очевидно, они снимали её. И делать это они могли только по одной причине… и вряд ли она каким-то образом относилась к учёбе.

Схватившись за дверную ручку, Гермиона повернула её — подумав, какие же глупые эти ученики, раз оставили дверь открытой, — и распахнула дверь. Решительно настроившись поймать их на месте преступления, Гермиона влетела внутрь и начала озираться, пока не заметила два силуэта, прижавшихся к стене напротив.

В комнате было темно, но на одной из парт — это всё-таки был заброшенный класс — стоял фонарь. В его приглушённом свете Гермиона легко различила затылок кудрявого парня с каштановыми волосами. Судя по наклону его головы, он явно кого-то целовал. Из-за алкоголя Гермиона соображала медленно, поэтому не успела она подумать о том, что этот парень кажется ей знакомым, как он обернулся.

Герман Рейнджер.

А затем Гермиону будто парализовало от шока, когда она узнала второго человека. Человека, которого целовал Герман.

Драко Малфой.

Тот выглядел таким же удивлённым, как и она. И в любой другой ситуации Гермиона бы посмеялась над выражением его лица: брови подняты, глаза широко распахнуты, рот открыт от изумления.

Но это не было любой другой ситуацией. Это было именно той самой ситуацией. Плохой ситуацией. Ужасной. Гермиону будто мешком по голове ударили. Гермиона будто задохнулась. А затем поняла, что «разбитое сердце» — это не пустой звук. Нет, её сердце не «разлетелось на тысячу осколков», как пишут в любовных романах. Сердце её сжалось от боли. От невыносимой ноющей боли, накатившей, словно волна.

Вцепившись в блузку где-то в районе сердца, Гермиона отступила на шаг назад.

Драко протянул к ней руку, шагнув навстречу.

— Грейнджер…

— Нет… — тяжело дыша, покачала головой Гермиона. Она не могла в это поверить. Не могла. Она отступила ещё на шаг. — Нет…

— Грейнджер, постой…

— Нет…

А затем Гермиона развернулась и, прижимая руку к груди, слепо бросилась прочь.