Было нестерпимо жарко. Мы с Эдвардом стояли в насыщенном паром душе, и воздух был так наполнен влагой, что едва ли не причинял боль при вдыхании. Ванная комната была огромной и белой от пара. Я едва могла рассмотреть собственную руку прямо напротив лица.

Мы были обнажены. Мне хотелось опустить взгляд и увидеть обнаженное тело Эдварда, но горячая вода заливала мне глаза, размывая изображение. Он смотрел на меня в полной тишине. Его жаждущий взгляд блуждал по неизведанному ландшафту моего тела, но я не могла ощутить его на себе, чтобы смущаться своей наготы. У меня было чувство, что всё было так, как и должно было быть, всегда.

Я испытывала электризующее ощущение от кончиков его пальцев, скользящих по моему телу, хотя Эдвард стоял в нескольких футах от меня. Мы были Адамом и Евой. Плод, висевший вне досягаемости, был слишком соблазнительным, чтобы перед ним устоять.

Со стороны двери в ванную раздался монотонный стук. Ещё я услышала странный звук звонка, но изо всех сил старалась игнорировать всё, кроме капель воды, которые одна за другой падали с мокрых кончиков спутанных волос Эдварда.

Кап-кап-кап.

Губы пересохли. Мне хотелось слизать эти капли с его щёк. Одна крохотная капелька стекла по рельефной линии его подбородка, и я сдержала стон. Эдвард усмехнулся, и на мгновение я подумала, уж не озвучила ли снова свой внутренний монолог вслух.

Может ли он читать мои мысли?

Стук становился громче. Эдвард шагнул ко мне. Я едва могла различить, как движутся его губы.

Почему он говорит шёпотом?

Я наклонилась к нему, напряжённо вслушиваясь в его шёпот сквозь неприятный звук звонка. Его рот был широко раскрыт, и я вглядывалась внутрь, за жемчужную белизну зубов, чтобы понять, не исходит ли этот звук из его горла.

Я здесь заживо сварюсь.

От жары я ощущала головокружение. Вода стала обжигать глаза. В раздражении я потёрла их, пытаясь прояснить затуманенное зрение. Когда я снова взглянула на Эдварда, он заслонил лицо широко раскрытыми ладонями.

Мне хотелось сказать ему, чтобы он не прятался от меня, но слова не шли с языка. Мной овладел стыд. Моя нагота теперь казалась порочной и отвратительной, и мне хотелось прикрыться. Вместо этого я потянулась к Эдварду дрожащими руками и попыталась отодвинуть от его лица мокрые пальцы. Я знала, что, как только снова смогу увидеть его глаза, всё снова будет хорошо. Я была бы в безопасности от этого чувства порочности, очистившись духовно через его взгляд.

Я отчаянно потянулась к Эдварду, но его руки были неподвижными, словно высеченные из гранита. Мои зубы стучали, несмотря на жар. Я была так напугана. Я потянула в последний раз изо всех сил, и он убрал руки от лица.

Но это больше не было лицо Эдварда.

Надо мной склонилась моя мама, её рот был раскрыт в изумлении праведного гнева. Это была бездонная пропасть, чёрная и ужасающая. Я балансировала на краю бездны, бешено вращала руками, чтобы удержать равновесие. Я падала в пустоту, оглашая криком путь вниз.

Внезапно я проснулась, вскочив так быстро, что ударилась головой о стенку шкафа с громким глухим звуком.

‒ Боже храни Америку, ‒ выругалась я, отчаянно схватившись за пульсирующий от боли череп. Когда шкаф перестал вращаться, я в нерешительности прикоснулась пальцами к ушам и осознала, что шум в моём сне происходил из наушников, которые всё ещё были на мне. Музыка закончилась, и начались в статические помехи. Я сняла наушники и поморщилась, ощутив пот, который покрывал всё моё тело словно липкая вторая кожа. В какой-то момент времени ночью я накрылась своим толстым пуховиком, и моя пижама насквозь пропиталась пóтом.

«Не удивительно, что тебе жгло глаза, ‒ подумала я, отбросив с лица и рта мокрые пряди волос. ‒ Твоё тело произвело прошедшей ночью достаточно солёной воды, чтобы заполнить Большое Солёное Озеро».

Стук из моего сна повторился вновь, и я, распахнув дверцу шкафа, с удивлённым кряхтением попала в свою собственную комнату. Яркий солнечный свет, каскадом ниспадавший сквозь раздвинутые занавески, тут же ослепил меня, и я потёрла уставшие глаза.

«Теперь я знаю, что должен чувствовать медведь, выходящий из зимней спячки», ‒ сонно подумала я, с зевком поднимаясь с пола. Я выключила звенящий будильник, стоявший рядом с кроватью, затем, спотыкаясь, подошла к двери своей комнаты и распахнула её.

‒ Да? ‒ хрипло спросила я. Рот словно был набит ватой.

За дверью стояла моя мама, пристально глядя на меня.

‒ Твой будильник трезвонит уже пятнадцать минут! ‒ Она опустила взгляд на моё тело и поморщилась от отвращения. ‒ Ты вся в поту! Что, ради всего святого, здесь происходит?

‒ Зарядка, ‒ ответила я бесцеремонно и быстро прикрылась руками, осознав, что пот пропитал мою белую ночную рубашку так, что она стала просвечивать.

Нет ничего столь же досадного, как быть пойманной голой своей собственной мамой после необыкновенного эротического сна.

‒ Видимо, тебе не помешает принять душ, ‒ начала она тоном, не терпящим возражений. ‒ Мы пропустим чтение Библии этим утром.

Я в изумлении посмотрела на маму, когда она повернулась и зашагала по коридору. Мы не пропускали чтение Библии с тех пор, как у меня было воспаление лёгких в шестом классе, и даже тогда она садилась около моей постели каждое утро и читала мне Библейские предания. С тех пор всякий раз, когда я чувствовала хотя бы намёк на простуду, я просто представляла себе монотонный мамин голос, декламирующий Книгу Иова. И все симптомы волшебным образом исчезали.

Должно быть, она всё ещё сердится за прошлый вечер.

Я съёжилась от смущения, вспомнив своё незрелое поведение. Я не ненавидела её. Подчас мама могла прийти в немыслимую ярость, и я не соглашалась со многим из того, что ей приходилось говорить, но всё же она была моей мамой, и я любила её.

Хотя бывают моменты, когда её поведение действительно мне не нравится.

‒ Мама, ‒ позвала я. Дрожь в моём голосе заставила её остановиться на полушаге на лестничном пролёте. Она оглянулась и вопросительно посмотрела на меня, одной рукой держась за перила. Её лицо выглядело осунувшимся, под глазами залегли глубокие багровые мешки. Интересно, удалось ли ей поспать прошедшей ночью. Я сделала глубокий вдох и решила повести себя честно, как бы трудно это ни было. ‒ Прости меня, ‒ выпалила я, руки беспокойно скручивали влажную ткань ночной рубашки. ‒ Мне не следовало говорить таким неуважительным тоном прошлым вечером.

Впрочем, нет способа извиниться за то, что я сказала. Я имела в виду каждое произнесённое слово.

Я встретилась с мамой взглядом, мои глаза говорили об истинном значении сказанных слов. Я могла бы быть почтительной дочерью и без того, чтобы меня заставляли соответствовать её непомерно высоким идеалам и угождать её нелепому поведению.

Черты маминого лица напряглись при упоминании о нашей горячей перепалке, и она холодно кивнула.

‒ Спускайся, когда приведёшь себя в порядок, и я приготовлю тебе на завтрак тосты с корицей, ‒ предложила она, взирая на меня в нерешительности.

Тосты с корицей были одним из моих любимых блюд, и мама готовила их только тогда, когда пыталась быть особенно милой. Она не одобряла то количество сахара, которое в них содержится, поэтому тосты, определённо, были её идеей для задабривания. Это было так похоже на извинения, которые мне хотелось от неё получить, что я решила принять их.

‒ Спасибо, было бы здорово, ‒ пробормотала я, и робкая улыбка тотчас же приподняла уголок её губ прежде, чем быстро исчезнуть из вида.

Мама откашлялась, её бровь ещё раз приподнялась.

‒ Что ж, поторопись. Иначе опоздаешь, ‒ проворчала она и зашагала вниз.

Я направилась в ванную, горестно качая головой из-за нашей «горячей» перепалки мамы с дочкой. Моя походка стала легче, чем в последние недели.

Может быть, у нас всё, наконец, меняется к лучшему.

Я не смогла устоять перед соблазном сделать массаж струёй душа. Прислонившись в стеклянной стенке душевой кабины, я могла думать только о сне, который мне только что приснился, где Эдвард предстал обнажённым. Это привело к ещё более извращённым мыслям, включая мысль о его языке и моём «частном владении», и я едва не прокусила насквозь губу, чтобы сдержать рвущийся наружу крик экстаза.

Я практически пробежала через кухню по пути к двери, слишком пристыженная, чтобы смотреть в лицо маме после момента слабости. Я остановилась только для того, чтобы схватить свой завтрак, а затем бежала всю дорогу до школы. Одновременно я молилась о прощении своего греховного неблагоразумного поступка и о том, что я совершила его из любопытства впервые за долгое время.

К тому времени, как я думала об этом в коридоре Академии, как раз раздался последний звонок. Я с пробуксовкой повернула за угол на биологию, с размаху столкнувшись с Тайлером Кроули, который стоял прямо у входа в класс.

Учебник выпал из моих рук, и я с леденящим ужасом наблюдала, как он пролетел через класс. Книга тяжело приземлилась прямо на колени Лорен Меллори, которая была поглощена почти ежечасным нанесением губной помады. Она завизжала от возмущения, нечаянно нарисовав ярко-красную линию через всю щёку.

Класс погрузился в потрясённое молчание. Полностью подавленная своей неуклюжестью, я протянула руку и помогла Тайлеру подняться с пола, без конца извиняясь. Он потёр ушибленную голову и поморщился, прежде чем взглянуть на Лорен. Его глаза расширились, и он радостно улыбнулся, наше столкновение тут же было забыто.

‒ Эй, Лорен, ‒ начал он, игривость его тона немедленно накалила мои нервы, ‒ чего такая серьёзная?

Класс разразился пронзительным смехом, и я заметила, как глаза Лорен сощурились в крохотные гневные щёлки, когда сфокусировались на мне. Её ноздри раздувались как у лошади, она сердито порылась в своей гигантской косметичке и достала упаковку салфеток, чтобы стереть помаду с лица, пронзая меня взглядом словно кинжалом.

Если бы взглядом можно было убивать, она бы с радостью зарывала сейчас мою могилу.

Я осторожно, словно к алтарю, вышагивала по направлению к лабораторному столу, к сожалению, расположенному прямо напротив стола Лорен и Виктории. Я понимала, что, вероятно, должна была сожалеть о том, что только что произошло. У меня на запястье был браслет «Что бы сделал Иисус?» в качестве постоянного напоминания о Христе как о психологической установке. После того страдания, которое эти двое доставили мне не так давно, мне всё-таки тяжело было сдерживать довольную усмешку.

Хитри, Белла. Будь взрослее.

‒ Прости, Лорен, ‒ промямлила я застенчиво, ставя сумку на пол рядом со своим стулом. ‒ Это и правда была случайность. Знаю, я такая неуклюжая. Спотыкаюсь о свои собственные ноги.

Та часть лица Лорен, которая уже не была красной от помады, стала розоветь. Как только она открыла рот, чтобы задать мне как следует, Виктория положила усмиряющую ладонь ей на руку.

‒ Лор, она же попросила прощения. Просто забудь об этом, ‒ прошептала она, до смерти напугав меня своей любовью ко мне.

Виктория Томас? Защищает меня? Ад официально покрылся льдом, и теперь все катаются на коньках.

Лорен, должно быть, испытала то же изумление от неожиданно проведённой Викторией корректировки курса, потому что так быстро повернулась к ней, что я была удивлена, как она не повредила шею.

‒ Что ты только что сказала? ‒ Она заботливо положила руку на лоб Виктории, демонстративно проверяя, нет ли у неё температуры. ‒ Ты заболела или ещё что-нибудь? Ты ненавидишь Беллу.

Я побледнела от этой небольшой дозы информации. Не то что бы для меня было новостью то, что я не являюсь любимицей Виктории, но услышать, что кто-то презирает тебя абсолютно без причины ‒ всегда неприятно.

Виктория тряхнула своими длинными рыжими волосами и указала Лорен на что-то взглядом, который я не могла истолковать.

‒ Я не ненавижу Беллу. ‒ оОна посмотрела на меня из-под до безобразия длинных ресниц и одарила робкой улыбкой. ‒ Возлюби ближнего своего и всё такое, да?

Я кивнула и неохотно улыбнулась ей в ответ.

‒ Да, конечно.

Лорен лишь пожала плечами и вернулась к стиранию помады со щеки.

‒ Как скажешь, Вики.

Кто-то в начале класса прочистил горло, я повернулась и увидела глядящего прямо на меня мистера Бэннера, одна его бровь была приподнята.

‒ Теперь Вы готовы начать урок, Белла? ‒ Он указывал на меня пачкой бумаг. ‒ Я собирался раздать задания для контрольной работы, но Ваш важный разговор, конечно же, имеет приоритет перед любыми глупыми занятиями, которые я запланировал.

Я густо покраснела.

‒ Извините, мистер Бэннер.

Он пробурчал что-то в ответ и стал раздавать задания.

«Пожалуй, более неловкой ситуации и быть не может», ‒ с досадой подумала я, прежде чем сесть на деревянный стул у своего лабораторного стола.

Ну, это было то, что и могло случиться, в теории. Если бы мой стул стоял там, где я его и оставила.

Когда я подошла, чтобы сесть, не потрудившись оглядеться, стул быстро исчез, и я, распластавшись, приземлилась на грязный пол класса биологии. Я лежала там, потрясённая, испытывая головокружение и уставившись на лампы дневного света над головой. Моя голова пульсировала от удара, который только что получила о твёрдый линолеум. Я закрыла глаза, желая, чтобы вызванная унижением тошнота утихла.

Надо мной склонилась тёмная тень, и, открыв глаза, я увидела Викторию и Лорен, самодовольно насмехающихся надо мной. Лорен выглядела такой же коварной, как и всегда, но вот восхищённое выражение лица Виктории меня по-настоящему напугало. Её глаза излучали злобный пыл, а усмешка ‒ крайнее удовольствие.

«Как может кто-то получать столько удовольствия от того, что причиняет боль другому человеку?» ‒ задалась я вопросом, испытывая тошноту.

‒ Упс, ‒ произнесла Виктория с глуповатой улыбкой, слово прозвучало с шипением змеи. ‒ Это была случайность.

Мой взгляд проследил за большим платиновым крестом, висящим у неё на шее. Он раскачивался туда-сюда словно божественный маятник, глумящийся надо мной.

И почему я всегда старалась вести себя честно? Это никогда не приводило ни к чему хорошему.

Я боролась с непреодолимым порывом заплакать. Лорен захихикала, и мои руки сжались в кулаки, ногти впились в нежную плоть ладоней.

Поправка: вот оно, правильное поведение, ‒ лежать распростёртой перед своими мучителями. Словно тряпка, о которую они могут вытирать свои грязные ноги.

Я чувствовала, как наворачиваются слёзы, и видела, как Виктория расплывается в хищнической улыбке триумфа. Я была именно там, где они хотели меня видеть.

Наконец, я приняла решение.

Хватит, Изабелла.

Я давала этим девицам власть над собой. Я провела слишком много лет своей жизни, прячась, стараясь не возмущать спокойствие. Хватит отрицать то, кем я являюсь или кем хочу быть. Сила, которой я не знала прежде, вскипела во мне. Вместо слёз, которые обычно лились рекой, я начала смеяться.

Он исходил из места, которое я спрятала под замок давным-давно, и вырывался со всей силой неуправляемого товарного поезда. Я смеялась громко и эмоционально, не заботясь о реакции остальных, присутствующих в классе людей, которые, казалось, в молчании остолбенели от моего всплеска эмоций. Улыбки Виктории и Лорен исчезли, выражения лиц изменились на хмурые от замешательства, вызванного моим неожиданным ответом на сложившуюся ситуацию.

Я понимала, что мой смех звучит совершенно безумно для окружающих, но мне было всё равно. Мне хотелось в виде исключения почувствовать себя немного сумасшедшей. Хотелось выйти из-под контроля и быть беспечной. Хотелось быть девушкой, которая может смеяться над людьми, пытавшимися сломить и унизить её. Хотелось уметь находить смешное в ужасных ситуациях. Дни моих слёз были окончены.

Я поднялась и положила руки на гладкую поверхность лабораторного стола Лорен и Виктории, наклонившись достаточно близко, чтобы они обе испуганно отпрянули. Мой смех, наконец, превратился в приглушённое хихиканье, и я блаженно улыбнулась им.

‒ Поехали, леди, ‒ прошептала я ласково, прежде чем выхватить забытую салфетку из обмякшей руки Лорен. ‒ Здесь, дорогая. Ты пропустила пятнышко. ‒ Я небрежно потёрла скомканной салфеткой её губы, убрав безвкусную красную помаду, которую она всегда так настойчиво наносила.

Мне так давно хотелось это сделать. Кем она себя воображает, мисс Америка?

Лорен продолжала смотреть на меня расширенными от потрясения глазами. Я бросила использованную салфетку на стол и грациозно сделала пируэт, подвернув юбку, когда садилась на своё место, чтобы взять своё контрольное задание. Посмотрев налево, я заметила Тайлера Кроули, беззвучно говорящего мне «Браво!». Я усмехнулась ему в ответ.

Я достала из сумки карандаш и начала отвечать на вопросы, ощутив, как огромный груз упал с моих плеч. Я не могла дождаться пятницы, когда, наконец-то, встречусь с Элис. Мы собирались придумать что-то действительно хитрое ‒ что-то, что заставит Лорен и Викторию подумать дважды перед тем, как пробовать связываться со мной снова.

Эти идиотки и не подозревают, какой удар их ждёт.
-----

Перевод vesper_m
Проверка little_eeyore