2024-11-26

16

0

0

- Поговори со мной, Белла. Где они все?
Она следит за моим перемещением, смотрит мне в глаза, услышав мой вопрос, а потом отворачивается и снова пристально глядит за окно – на террасу и океан за ней.
- Они умерли, Эдвард. Все умерли.

Я слышу её. Понимаю слова… но… как… когда… что?..

- Никого из семьи у меня не осталось. Дидим была моей двоюродной бабушкой со стороны отца, и она была последней. Когда в апреле она умерла, это было всё. У меня больше никого нет.

- Но, Белла, я… я… - тут я замолкаю, совершенно поражённый и озадаченный… как могла умереть или погибнуть вся семья?

- Они погибли в автокатастрофе, - отвечает она, практически догадавшись, о чём я думаю. – Я была единственным ребёнком. Или я и есть единственный ребёнок? Даже не знаю, как правильно это обозначить. Можно ли быть сиротой в двадцать два года? – она поворачивается, чтобы посмотреть на меня и потирает пальцами лоб.

Я открываю и закрываю рот – снова и снова, не в состоянии что-нибудь сказать. Уверен, я выгляжу как невменяемый.

- Ну… в любом случае, как меня ни назови, я совершенно одинока.

- Белла, - снова начинаю я и останавливаюсь, всё ещё не в состоянии понять, как можно продолжить такой разговор. – Мне… Мне так жаль, что ты потеряла своих родителей. Прости… прости, что я не знал этого раньше.

- Тебе не за что извиняться. Как ты мог узнать? Не лучшее начало разговора: «Привет, я Белла. Кстати, у меня нет семьи, поскольку они погибли в автокатастрофе в день моей свадьбы, а кто вы?»

Мои глаза буквально вылезают на лоб, втрое увеличившись в размере. Она насмешливо смотрит на меня:
- Понял, что я имею в виду? Ты выбит из колеи, а ведь ты разговариваешь со мной уже что-то около трёх недель. Ну, не совсем так. На самом деле всё это время ты избегаешь меня, как прокажённой, но это не имеет значения. Ты понимаешь, о чём я говорю, - она пожимает плечами, качает головой и снова поворачивается к окну.

- Белла. Ты говорила о дне твоей свадьбы с…

- С Алеком Кингом.

Господи, ненавижу это имя.

- Правильно, с Алеком Кингом. Ты сказала, что твои родители погибли в автокатастрофе?

Глаза Беллы округляются, она приподнимает брови, чтобы подчеркнуть новость, которую собирается сообщить:
- О, не только родители, но и мой новоиспечённый супруг, - буднично говорит она, как будто сообщает мне свой размер обуви.

- Подожди… а… а где была ты? Ты была с ними?

- Разумеется, я была с ними. По крайней мере, мне сказали, что я была с ними, - она снова пожимает плечами.

- Тебе сказали. То есть ты не помнишь?

Она расстроенно вздыхает и прячет лицо в ладонях. Её пальцы начинают с силой тереть глаза, и когда она поднимает голову, я вижу, что тушь размазалась у неё по всей верхней половине лица. Заплаканная, перепачканная растёкшейся косметикой Белла выглядит так, словно только что выдержала девять раундов против Майка Тайсона.

- Нет, Эдвард. Я не помню этого. Ничего не помню. И это касается не только аварии. Я не помню, как познакомилась с Алеком. Не помню, как с ним встречалась. Не помню, как он сделал мне предложение – когда, где мы были, что он сказал, плакала ли я… ничего. Я не помню, как планировала с родителями свою свадьбу… - она начинает прерывисто дышать, по лицу снова текут слёзы.

- Я не пом… не помню, как мой отец вёл меня к алтарю. Не помню, как танцевала на своём приёме, и не помню, как мой мир… почернел и жизнь навсегда изменилась.

В этот момент она уже рыдает, низко опустив голову. Её плечи дрожат, а тело сдаётся переполняющей её скорби.

Я поднимаю правую руку, очень нерешительно, и кладу на её левое плечо. Начинаю гладить её по плечу, потом перемещаю ладонь ей на спину, плавно проводя от одной лопатки к другой.

Медленно, как во сне, она наклоняется ко мне и прислоняется к моей груди. Я застываю, но только на мгновение. Этой девушке просто необходимо чьё-то тёплое тело рядом. А я как раз и есть это тёплое тело. На моём месте мог оказаться кто угодно. Я не ищу в этом никакого скрытого смысла. Не позволяю своему воображению увлечься… Просто буду здесь… для неё.

Проходит несколько минут. Когда её тяжёлые рыдания затихают, она снова выпрямляется, но не поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.

Мне нужно больше информации. Хочу услышать её историю. Мучительно думать о том, как всю неделю я уклонялся от разговора с ней. Какая подлость! Ей нужно найти как можно больше друзей, а я просто динамил её и с подозрением относился ко всему, что она говорила и делала.

Кто так поступает?

Внезапно в голову мне приходит непрошеной ужасная мысль.

Что я стал бы делать, если бы потерял маму, отца, Джеймса и Тори? Всех одновременно?
Я чувствую, как моё сердце начинает неистово колотиться. Наклоняюсь вперёд, опускаю голову между коленей, и дёргаю себя за волосы, пытаясь стереть все отвратительные мысли о ней, которые приходили мне на ум в течение последних нескольких недель. Боже правый. В каких только ужасных поступках я не обвинял её!

Что я могу ей сказать? Что сделать, чтобы компенсировать всё то дерьмо, которое прошло через мою голову?

Нет.

Стоп.

Ругать себя за то, что был эгоистичным придурком, я смогу сколько угодно и позже, когда уйду. А в данный момент мне нужно собрать себя в кучку, вытащить голову из задницы и начать действовать как порядочный парень. Быть чёртовым плечом, на которое можно опереться. То, что случилось несколько лет назад, сейчас не имеет никакого значения. Она совершенно одна.

Пора.

Через минуту я гляжу на неё и обнаруживаю, что она пристально смотрит на меня.
- Прости. Я не хотела ошарашивать тебя. Ты в порядке? – шепчет она.

- Да. Со мной всё хорошо. Я просто… Просто совсем не ожидал, что ты скажешь это о своей семье. Это немного шокирующе.

- Что ж, слушай, мне очень жаль, что я вывалила всё это на тебя. Кажется, ты говорил, что уезжаешь? – она встаёт и поворачивается к выходу в коридор.

- Что? Белла, нет! Я здесь. И не могу просто уйти после того, что ты мне сказала. Я… я знаю, что вёл себя не слишком порядочно по отношению к тебе, и прошу извинить меня за это. Но я хочу услышать твою историю. Ты же предлагала поговорить. И если ты можешь рассказывать об этом сейчас, я более чем готов остаться и выслушать тебя.

Она выглядит немного удивлённой моим признанием, но потом её губы трогает лёгкая улыбка и она кивает.

- Не возражаешь, если мы посидим на террасе? – с надеждой спрашивает она. – Мне не помешает свежий воздух.

- Хорошо, давай так и сделаем. Мне и самому это пойдёт на пользу.

Я выхожу вслед за ней через раздвижные двери, и тут же загораются светильники, реагирующие на движение, но она поворачивается к дому и щёлкает выключателем. Так лучше, поскольку никто из нас не хотел бы иметь дело с роящимися у ламп ночными насекомыми. В углу террасы стоят два шезлонга, и мы устраиваемся в них.

Я вздыхаю и внимательно смотрю, как она садится.

- Итак, наверное, мне следует начать с того, что вся эта история – информация из вторых рук. Моя тётя рассказала всё, что знала, а недостающие сведения были получены из полицейских отчётов о допросе водителя лимузина и свидетельских показаний. Как я уже сказала, сама я не помню ничего о произошедшем… но… к этой части вернёмся позже.

Мы встречаемся взглядами, и я молча киваю.

- Автокатастрофа произошла вечером в день моей свадьбы, двадцать четвёртого декабря 2007 года. Тётя Диди сказала, что церемония и приём проходили в Уилмингтоне*, штат Делавэр, в отеле «Du Pont». Она показывала мне фотографии… это было ошеломляюще… так расточительно. Мне показалось, что даже слегка чересчур, - добавляет она, пожимая плечами. – Но если я правильно помню характер своего отца, он, должно быть, сказал: «Ничто не может быть слишком хорошим для моей малышки», - и просто подписал чек, - она мягко усмехается.

Я киваю с лёгкой улыбкой. Это я тоже помню о Чальзе Своне: он обожал свою дочь. Её цитата была прямо в яблочко – я и в самом деле много раз слышал, как он говорил именно эти слова.

- На исходе вечера, хотя, по словам Диди, гости ещё оставались в отеле, мои родители и мы с Алеком поехали обратно к себе домой. Кажется, у Алека был приготовлен там для меня какой-то сюрприз. Проводить брачную ночь в родительском доме, по-моему, немного странно, но, очевидно, у меня были свои апартаменты, и именно там мы собирались… ну, ты понимаешь…

Она замолчала, и слава Богу – не знаю, как я перетерпел бы подробное описание запланированной брачной ночи.

- Мы поехали домой в лимузине моих родителей. Уже накануне дороги начало заметать, снег шёл и двадцать четвёртого, но к вечеру большая часть сугробов растаяла. Проблема была в том, что, как только стемнело, температура снова упала и вся талая вода превратилась в лёд. На участке дороги, покрытом наледью, наш водитель не справился с управлением, и машину начало бросать из стороны в сторону. Шофёр, который признался, что вёл лимузин на скорости около семидесяти пяти миль в час**, сказал полицейским, что тормоза явно вышли из строя. И поскольку мы ехали так быстро, машина, ударившись об ограждение на правой обочине, отлетела через четыре полосы и, накренившись, угодила в защитный барьер слева. Из-за высокой скорости и резких манёвров большого автомобиля центральный брус ограждения сработал как трамплин, поэтому лимузин несколько раз перевернулся и в конце концов врезался в стену на 95 Южной.

Она пересказывает мне историю, как будто всё это случилось с кем-то другим. У неё было много времени, чтобы обдумать это, так что она говорит, словно читает наизусть знакомую до последнего слова сказку. Мой желудок скручивается в узел при мысли о том, каков сейчас её мир.

- Похоже, только я была пристёгнута ремнём безопасности. Моих родителей и Алека наверняка швыряло по салону, как тряпичных кукол.

Я трясу головой, чтобы освободиться от ужасных картин, вызванных её последним замечанием. Не могу представить себе такую боль и потерю.

- В отчёте коронера сказано, что Алек и моя мать погибли на месте. Верхнюю часть тела Алека зажало между сиденьем и крышей машины: множественные переломы рёбер, послужившие причиной разрывов лёгких и аорты. Череп моей мамы был разбит, что привело к тяжелейшей травме головы. У отца были многочисленные повреждения органов грудной и брюшной полостей и переломы обеих ног, однако он был ещё жив, когда его доставили в больницу. Но у него началось сильное внутреннее кровотечение. И хотя они забрали его в операционную той же ночью, травмы были слишком тяжёлыми и он умер на операционном столе. А я каким-то образом отделалась только сломанной рукой и поверхностными порезами битым стеклом. Но из-за закрытой травмы головы я потеряла сознание и впала в кому через несколько часов после автокатастрофы.

Я сижу, подавшись вперёд в своём шезлонге, и зажимаю рот обеими ладонями, глаза зажмурены до белых искр. Мне даже отдалённо не представить себе весь ужас этой автокатастрофы. Хочется поблагодарить кого-то наверху за то, что Белла из-за травмы головы совершенно не сознавала жуткого хаоса и паники, неизбежно начавшихся на месте происшествия.

В моей голове полная неразбериха. Я просто не могу понять этого уровня опустошённости. Пройти через такое ужасное испытание? В течение нескольких часов потерять всех своих самых близких людей? Даже не сознавать, что случилось, потому что твой разум отключился, и не приходить в себя целых…

- Восемьдесят восемь дней. Я была в коме восемьдесят восемь дней. Двенадцать недель и ещё четыре дня, если ты пытаешься сосчитать в уме. Я очнулась двадцать первого марта две тысячи восьмого года. Мои родители были мертвы. Мой муж, хотя я даже не помнила, что вышла замуж, был мёртв. Единственной, кто мог ухаживать за мной, осталась тётя Диди.

До этого момента говорила только Белла, и мне кажется, что я набрал достаточно умных мыслей, чтобы попытаться подать голос:
- Но что случилось с родителями Алека? Разве они не волновались за тебя? Не приезжали, чтобы навестить? И больница не связалась с ними, когда ты пришла в себя? – где, чёрт побери, были эти люди? Я почувствовал закипающий гнев.

- Я не очень хорошо знаю, что тогда происходило. Мне сказали, что эта авария просто уничтожила Кингов. Алек был их единственным ребёнком. После его смерти они вернулись в Нью-Йорк и похоронили его там. Джианна, моя свекровь, была так подавлена горем, что двенадцатого февраля, в день рождения Алека, когда ему должно было исполниться двадцать три, приняла смертельную дозу валиума. Правда, тётя Диди никогда не рассказывала мне об этом. Розали где-то отыскала эти сведения для меня через несколько месяцев после того, как я очнулась. Очевидно, Диди считала, что Кингам следовало проявить больше внимания ко мне, поскольку я фактически была их невесткой и осталась в живых. Думаю, они не смогли справиться с чувством потери и волей-неволей предоставили меня самой себе.

Господи. Это звучит как сюжет фильма-оскароносца.

- Ладно, я понимаю, после аварии они были охвачены горем. Но когда ты пришла в себя и выздоровела, разве у тебя не было желания восстановить связь с ними… ну, то есть с ним, с Ройсом? – мне не хочется называть его по имени – после того, что он пытался сделать с Беллой несколько лет назад, само существование этого человека мне по-прежнему омерзительно, но я пытаюсь отнестись к нему с состраданием, хотя бы на короткое время.

- Я не помнила его, Эдвард. Не помнила ничего из этого. Травма головы привела к коматозному состоянию, а когда я очнулась, мне поставили диагноз амнезии.

Что? Ещё что-то?

- Это особый вид, называемый ретроградной амнезией. В общих чертах это означает, что я не могу вспомнить часть моей жизни перед тем несчастным случаем, но сохранила более отдалённые воспоминания… например, из детства. Вот почему я помню своего отца, и маму, и даже тётю Диди, но годы, предшествовавшие аварии, полностью стёрлись из моей памяти. И это приводит нас к разговору о тебе. Полагаю, ты был знаком со мной непосредственно перед аварией и поэтому узнал меня, а я тебя нет. Извини, что я не могу вспомнить. Я не хотела тебя оскорбить. Просто мне нужно, чтобы ты знал, что есть промежуток времени, который я не могу восстановить в памяти, как ни стараюсь. После смерти моих родителей тётя Диди связалась с юридической фирмой для ускоренной продажи нашего дома. Личные вещи были упакованы в коробки и перевезены сюда. Мебель, произведения искусства, безделушки, одежда и прочее пожертвованы благотворительным организациям. Тётя сохранила венчальные кольца папы и мамы, «Ролекс» моего отца и несколько драгоценностей из коллекции моей матери, чтобы я могла взять их, когда очнусь. Она сказала мне, что здесь сложены несколько коробок с фотографиями и фотоальбомов. Скорее всего, в подвале – я ещё не имела возможности их разобрать. Надеюсь, что, когда я просмотрю хотя бы часть этих фотоснимков, некоторые кусочки этой головоломки встанут на место.

- А что врачи говорили тебе о твоём состоянии? Оно когда-нибудь улучшится? Вернётся ли к тебе память?

Она снова глубоко вздыхает и отвечает:
- Они сказали, что каждый такой случай уникален. Некоторые самопроизвольно выздоравливают, и всё восстанавливается. У других могут наблюдаться какие-то вспышки воспоминаний, удаётся получить ответы на какие-то вопросы, однако полного возвращения памяти не происходит. Но есть и те, кто никогда не получает обратно своих воспоминаний, они потеряны навсегда, и такие люди должны научиться жить с нуля, используя то, что им действительно известно. Моя проблема в том, что у меня нет никого, кто помог бы мне начать.

Белла опять опускает голову и скидывает босоножки. Через несколько секунд она резко выпрямляется.
- Ты оживился, когда я упомянула имена Джаспера и Элис, ты их знаешь? – спрашивает она более беззаботным тоном, как будто мы не ворошили сейчас прошлое, обсуждая ужасную смерть её ближайших родственников.

- Да, и очень хорошо. Джас – мой лучший друг, мы жили в одной комнате во время учёбы в Пенсильванском университете. Он женился на Элис перед выпуском. Я был его шафером, а их малыш Тристан – мой крестник.

Белла всплескивает руками, словно в её голове только что вспыхнула лампочка:
- О Господи, правильно! Ведь Роуз говорила, что владелец кейтеринговой компании – бывший сосед Джаспера по общежитию. Не могу поверить, что я до сих пор не сложила два и два. Надо же, как тесен мир! Ну, как бы там ни было, а Джаспер был дежурным врачом приёмного покоя в тот Сочельник. Очевидно, он лечил и меня, и моего отца. Работа в приёмном покое была для него просто временной практикой, но он продолжал считать меня своей пациенткой и после этого, следил за моим состоянием. Тётя Диди настолько доверяла ему, что внесла его имя в список для экстренной связи – на случай, если со мной что-нибудь случится, а она не сможет быть рядом. Поэтому он был со мной, когда я вышла из комы. Он консультировался с врачами, занимающимися моим случаем в блоке интенсивной терапии. Потом, когда я была готова перейти на самостоятельное питание и снова начать двигаться, они пригласили всех специалистов: логопедов, инструкторов по лечебной физкультуре, эрготерапевтов – многопрофильную бригаду экспертов, работавших над возвращением меня к нормальной жизни. Так я и познакомилась с Эмметом, мужем Розали, который был моим инструктором по лечебной физкультуре и помог мне снова начать ходить. Он возглавлял реабилитационную бригаду и называл весь этот процесс «рассветом Беллы 2.0», - сообщила она с застенчивой улыбкой, которая не коснулась её глаз. - Так что за год пребывания в стационаре и ещё восемь месяцев амбулаторного лечения я провела тысячи часов, заново учась ходить, жевать и безопасно глотать пищу и тренируя мозг, чтобы восстановить как можно больше воспоминаний.

Я слабо улыбнулся ей и кивнул, чтобы подтвердить, что всё ещё слушаю её. Чёрт, чтобы дать ей понять, как поражён теми сведениями, которыми она поделилась со мной. Похоже, она изо всех сил старалась возвратить себе то, что было потеряно в результате травм, полученных во время автокатастрофы.

- В общем, дорога к выздоровлению была долгой. Как видишь, я восстановила все утраченные навыки, за исключением памяти. Последнее чёткое воспоминание относится к окончанию восьмого класса и официальным танцам в школе. За пару недель до этих танцев я сломала руку и была просто в отчаянии. Вообще-то это одно из самых хороших воспоминаний, связанных с моей мамой. Она тогда прониклась ко мне сочувствием и сшила пару длинных, по локоть, кружевных перчаток, которые скрывали мой гипс и подходили к платью от Gunne Sax***, которое купил мне отец. Господи, как мне нравилось это платье! Кипенно-белое, с открытыми плечами, кружевное на атласном чехле, оно делало меня похожим на принцессу. Надевая это платье, я воображала себя невестой. Жаль, что следующее платье, в котором я была в роли невесты, в конечном итоге промокло от крови и было разрезано на мне медиками, - она качает головой, встаёт и прислоняется к ограждению террасы.

- Вот, собственно, и вся моя история, - она со вздохом пожимает плечами. Потом глядит на меня, а я пристально смотрю на неё. Наши взгляды встречаются, и она едва заметно улыбается мне, без слов благодаря за то, что я выслушал её рассказ. – Через три месяца после моего выздоровления у тёти Диди обнаружили рак мозга. Она отважно боролась. Выдержала химиотерапию и облучение… но в конце концов всё-таки сдалась. Её смерть была мирной. Тётя просто впала в кому и умерла. Ирония судьбы, да? Это случилось восемь недель назад. – Я увидел, как она вытирает слезинку под правым глазом.

Я шумно выдыхаю, хотя даже не замечал, что слушаю, затаив дыхание. Меня восхищает уже то, что эта девушка находит в себе физические и эмоциональные силы, чтобы каждое утро выбираться из постели после таких ужасных испытаний, которые начались однажды вечером в день её свадьбы и закончились только годы спустя. А в довершение всего ей и теперь приходится жить с огромной чёрной дырой вместо памяти. Я просто не знаю, что ей сказать.

- Так или иначе, я знаю, что ты встречался со мной и моими родителями довольно давно. Это было от четырёх до восьми лет назад? – уточняет она.

Я тупо киваю.

Она тоже кивает в ответ и снова поворачивается к просторам звёздного ночного неба над тёмным океаном. Не думаю, что она готова узнать, насколько хорошо я её знаю. Честно говоря, я тоже к этому не готов. Мне нужно время, чтобы подумать, что и как сказать ей. Пока, на мой взгляд, что бы я ни рассказал ей о нашем прошлом, это сокрушит её. А я не хочу, чтобы это случилось. Только не теперь, когда я знаю, как она одинока и через что прошла.

- Сколько времени? – спрашивает она, глядя на свои часы. – Чёрт! Уже поздно, а у нас завтра полный рабочий день. Прости, что так задержала тебя, но я очень благодарна, что ты остался и выслушал меня. Можно я тебя провожу?

Я киваю и встаю, всё ещё храня молчание. В мыслях пусто, и с каждой секундой я чувствую себя ещё большим негодяем, чем раньше.

Когда она поворачивается, чтобы уйти с террасы обратно в свою спальню, я быстро беру её за запястье. И слышу судорожный вдох, а моё сердцебиение учащается. Я не могу позволить, чтобы этот вечер так и закончился. Мне нужно дать ей что-то. Что-то из того, что хранилось запертым даже от меня самого с того момента, как она снова ворвалась в мою жизнь. Пусть даже это будет совсем крохотное воспоминание. Она достойна этого после такого дня … чёрт, да после таких четырёх лет, какие у неё были.

- Белла, послушай… как бы то ни было, я очень сочувствую тебе из-за того кошмара, через который ты прошла. Могу только представить, какими были для тебя последние три с половиной года. Пожалуйста, знай: если ты когда-нибудь захочешь поговорить ещё, я всегда готов выслушать. И если это может дать тебе хоть немного умиротворения… могу сказать, что помню, как прекрасно ты танцевала.

- Что? – она смешливо фыркает, совершенно сбитая с толку моим признанием. Я просто хочу заставить её улыбнуться. Она заслуживает этого.

- Во время той вечеринки… Я смотрел, как ты танцуешь. Должно быть, раньше ты брала уроки, но ты танцевала там со своим отцом и друзьями и выглядела как профи. Это было фантастическое зрелище. Гости отошли к стенам, чтобы наблюдать за тобой. Не знаю, кто был твоим партнёром, однако у тебя был такой вид, словно ты наслаждаешься каждым мгновением. Он вращал тебя по бальному залу, а ты широко улыбалась. Держу пари, в тех старых фотоальбомах, о которых ты упомянула, найдётся несколько снимков, где ты танцуешь.

Её глаза наполняются слезами.

Внезапно она бросается вперёд и обнимает меня за шею.

Мои рефлексы тут же срабатывают, и я заключаю её в объятия. Она прячет лицо у меня на шее, и я слышу только шёпот:
- Спасибо, спасибо, спасибо… - снова и снова. Ощущение от её тела, прижимающегося ко мне, просто невообразимое. Она не была в моих объятиях уже несколько лет. Не думал, что когда-нибудь снова почувствую её так близко. Я соскучился по этому ощущению. Даже после её ужасного отношения ко мне, после всего того внешнего безобразия, которое было между нами… я знаю… глубоко внутри… что мне её не хватало.

Она ещё раз шмыгает носом и, отпустив меня, делает шаг назад, когда я тоже убираю руки с её тонкой талии.

Подняв ко мне заплаканное лицо, она снова шепчет:
- Спасибо тебе, Эдвард… очень большое.

Я робко улыбаюсь:
- На здоровье.

Мы молча спускаемся по лестнице и подходим к двери.

- Ну, до утра, да?

- Ага. Встретимся утром. Ещё раз спасибо за то, что выслушал. И за то, что поделился воспоминанием. Ты даже не представляешь, как важен для меня даже малейший намёк на то, что я утратила. А рассказав тебе свою историю, я словно скинула груз со своих плеч.

Я задумчиво улыбаюсь:
- Спасибо, что доверилась мне. Я так соболезную твоей… твоим потерям. Просто… Мне действительно жаль.

- А ты извини, что я так сильно задержала тебя после трудного дня… но я очень благодарна за то, что ты остался. Надеюсь, тебе удастся как следует отдохнуть за ночь.

- Я буду в порядке, спасибо. А ты?

- Да. Я совершенно выдохлась. Наверное, отключусь, как только голова окажется на подушке.

Я тихо смеюсь, кивая:
- Я тоже.

- Спокойной ночи! - она ласково улыбается, и я ещё немного оттаиваю.

- Пока!

Всё произошедшее настолько выходит за пределы моего воображения, что я нахожусь в глубоком обалдении, чтобы не выразиться сильнее. Мне нужно отложить это до утра и как следует поразмыслить, прежде чем открыть рот и рассказать Белле нашу историю. Говорить, не подумав, – верный путь к катастрофе.

Я балансирую на тонкой грани. Всегда терпеть не мог ощущать себя до такой степени растерянным, когда дело касается её. Я испытываю к ней чувство, недопустимое для человека, который обручён с другой женщиной. И недопустимое по отношению к женщине, которая встречается с моим братом. Мне нужно быть предельно осторожным. Ведь с учётом Тори, собирающейся вернуться в город на этой неделе, Джеймса, встречающегося с Беллой, Шарлотты, появившейся у нас на пороге несколько дней назад, Беллы, потерявшей память, и меня, способного заполнить некоторые белые пятна в её воспоминаниях… мы на волосок от драматической развязки.

Почему я внезапно чувствую себя так, словно смотрю какой-то дамский сериал на канале «Lifetime»? Ага… это очень подходит! Сплошная драма, без конца.

Я еду обратно в «Четыре моря» как на автопилоте. Выгружаю продукты в холодильник, чтобы сохранить их свежими до завтра. Закончив, запираю дверь и иду наверх, чтобы упасть в постель в единственной действующей спальне, которая здесь имеется. Все остальные комнаты всё ещё не совсем приспособлены для проживания, но мы с Джеймсом, а особенно я, хотели обязательно иметь место, где можно было бы переночевать, если кто-то из нас сильно задерживался на обслуживании какого-нибудь мероприятия или в пабе.

Раздевшись до боксеров и забравшись под одеяло, я думаю о Белле, пока сон не одолевает меня. О её истории, её печали, её храбрости… и о ней в моих объятиях перед прощанием. И внезапно пугаюсь того, что мои отношения с ней, которые и так запредельно сложны, вот-вот сделаются ещё более запутанными.

Кажется, нам понадобится лодка побольше.****

---

* Wilmington – довольно крупный город с населением около полумиллиона человек, находящийся примерно в получасе езды от Филадельфии;

** 75 миль в час – это чуть больше 120 км в час;

*** Gunne Sax – марка официальной и полуофициальной одежды для молодых женщин (принадлежит Jessica McClintock.inc);

**** We're gonna need a bigger boat (Нам понадобится лодка побольше) – Цитата из фильма «Челюсти» режиссёра Стивена Спилберга: шериф Мартин Броуди (актёр Рой Шайдер) говорит это, оценив размеры акулы.