Начни сначала... Глава 7. Закон зрелости Коутса



Эта его штука очень отвлекла меня, не давая никакого шанса заснуть. Проще всего было уйти, но я не сделала этого, мне было слишком хорошо в его объятиях.
– С тобой всё в порядке? – спрашивает он.
Замечательно, даже потрясающе, но я ни за что не скажу ему об этом. И поэтому я просто киваю.
– Ты хотела, чтобы я поцеловал тебя, поэтому я подумал, что ты не стала бы возражать против объятий. Но, чем больше я думаю об этом, тем больше понимаю, что это была не такая уж и хорошая идея.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Бедром я случайно касаюсь его тела, и прижимаюсь к его «джойстику». Мне известно насколько чувствительная здесь область тела у мужчин, папа всегда говорил, что один хороший удар по яйцам остановит маньяка на долгое время, и я успею позвать на помощь, поэтому, когда Эдвард издает звук – что-то между ворчанием и удушьем – я предполагаю худшее.
– Прости, – произношу я. – Я пыталась даже не прикоснуться к тебе, не говоря уже о том, чтобы сделать тебе больно.
– Ты не сделала мне больно.
На его лице появляется улыбка, пусть небольшая, но всё же улыбка.
Это всё чертовски смущает меня.
– Звучало так, будто тебе больно.
– Так и было, так и есть. Просто это не то, о чём ты думаешь.
Я начинаю говорить, что не понимаю, но останавливаюсь на полуслове, когда до меня доходит.
– Ох, – я опускаю глаза, а лицо ‒ горит.
Смеясь, он обнимает меня и притягивает ближе к себе, при этом сохраняя безопасное расстояние между мной и его штукой. Меня вдруг посещает мысль, что, возможно, он солгал, и ему всё же больно, но потом его пальцы начинают играть с кончиками моих волос, и я полностью отдаюсь на волю этих прекрасных ощущений, что уже просто не могу думать о чём-то другом. Несколько минут мы лежим в полной тишине.
Когда он, наконец-то, прерывает молчание, из его голоса исчезают все следы былого веселья.
– Первый праздник без близких всегда очень труден. С каждым годом становится всё легче, увидишь.
– Элис говорит, что ты предпочитаешь проводить каникулы в одиночестве, но если бы ты захотел, то всегда бы мог поехать домой в Чикаго.
– И там я был бы также одинок, как и здесь. Тот факт, что вокруг тебя много людей, только усиливают это чувство.
– Ты имеешь ввиду свою махечу?
– Все мои проблемы связаны с отцом, – объясняет он.
– Его жена, так или иначе, не имеет для меня никакого значения, но она всегда была очень добра к Элис. Наверное, за это я должен быть ей благодарен.
– Как ты думаешь, твой отец изменял твоей матери? – знаю, что это не моё дело, но мне просто необходимо поговорить с тем, кто меня понимает.
– Я знаю, что он делал это.
– Ух, – выдыхаю я, закатывая глаза. – Вот это меня больше всего и беспокоит. Папа, на самом деле, мне намного ближе, чем мама. Мой отец ‒ шериф, но, когда он возвращается домой, мама – именно та, кто исполняет роль плохого полицейского. Она оправдывает себя тем, что натворила в жизни много глупостей, и не хочет, чтобы я повторила её ошибки, и говорит, что она так строга со мной только потому, что очень любит меня. Однажды я подслушала, как мой отец говорил одному из своих друзей, что моя мать потеряла себя, когда она поверила в Бога; его друг утверждал, что она с самого начала была такой. Возможно это и правда, я не знаю, и мне всё равно, не имеет значения, что отец мне был ближе, чем мама. Я любила её, и он не имел права обманывать её.
Эдвард открывает рот, будто пытается что-то сказать, но лишь выдыхает.
– Что? – спрашиваю я.
– Она на самом деле была такой строгой?
– Ты даже не представляешь.
– И сейчас ты ‒ здесь, со мной…
– Это было бы совершенно неприемлемым.
– Понятно! – он проводит рукой по моей спине, кладя ладонь на моё бедро.
– Могу я задать тебе вопрос?
– Я расскажу тебе всё, что ты хочешь знать.
– Почему ты прикасаешься ко мне?
– Ты хочешь, чтобы я остановился? – но он не останавливается; он скользит рукой вниз по моей ноге, касаясь моей голой кожи, кончиками пальцев выводя круги на моем бедре.
– Нет, – признаюсь я. – Просто я не понимаю.
– Ты наслаждаешься этим?
– Да.
– Я тоже.
– Почему? То есть, я хочу сказать, что раньше ты говорил, что не будешь снова целовать меня, потому что думаешь, что не сможешь остановиться. Ну, а я не думаю, что готова сделать что-то большее, чем просто поцеловать тебя, и я не хочу зря обнадеживать тебя.
– Ты не делаешь этого. Я имею в виду, что едва прикасаюсь к тебе. – Он убирает руку с моей ноги и касается моего лица. – Ты покраснела. Неужели ты на самом деле такая невинная?
– Я уже говорила тебе, сегодня у меня был первый поцелуй.
– Помню, но ты также говорила, что хочешь облизать меня.
– Нет, я не говорила этого.
– Так ты не хочешь облизать меня?
– Нет! То есть да, – я бью себя ладонью по губам. – Дерьмо, я не хотела говорить это вслух. – Закрывая глаза, я прячу свое лицо в подушку. – Я хочу умереть. Когда это было?
– Ты тогда напилась и призналась мне в этом по телефону. Не стесняйся ‒ мне было приятно это слышать.
– Ну, конечно, это здорово знать, что кто-то считает тебя горячим, даже если у этого кого-то ноль шансов быть с тобой, – я пожимаю плечами. – От этого у любого эго вырастет до небес.
– Поскольку, кажется, ты родилась без специального механизма, который фильтрует твои мысли, прежде чем они покинут твой рот, превращаясь в слова, на несколько минут я сделаю вид, что у меня его тоже нет, и только надеюсь, что после всего, что я скажу, ты не захочешь ударить меня.
– Думаю, я уже хочу тебя ударить.
– Ты такая милашка, – смеясь, произносит он.
– Это значит, что мне необходимо покровительство?
– Почему ты думаешь, что я не заинтересован в тебе? – спрашивает он, не обращая внимания на мой вопрос.
– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?
– А что не так в ответе на вопрос вопросом?
– В этом случая очевидна тактика избегания.
– О да, я полностью с тобой согласен, – его улыбка, как один из факторов его победы. – Для ясности давай вернемся к началу. Так почему ты думаешь, что я не заинтересован в тебе?
На ум приходит много причин. Он старше меня на четыре года, мы находимся на разных этапах нашей жизни. У него есть цель, и он движется к ней, он хочет стать частью того мира, который никак не относится ко мне. Но я не называю ему ни одну из этих причин. Вместо этого, я прячу лицо в подушку, и говорю ту причину, что на поверхности.
– Ты сожалеешь о поцелуе со мной.
– Нет. Я сожалею о тех обстоятельствах, при которых я тебя поцеловал, но не сожалею, что сделал это. Я чувствую себя так же, как и в ту ночь, когда мы говорили по телефону. Хотя, я бы предпочёл, чтобы этот разговор состоялся, когда ты была трезвой, мне понравилось слышать, как ты говоришь, что хочешь облизать меня. Фактически, мне понравилось это также сильно, как и то, что ты легла в мою постель, одетая в мою футболку. Я скажу тебе, что ты делаешь со мной, что заставляешь меня чувствовать.
Поворачивая голову, я смотрю на него. Я ожидаю увидеть улыбку на его лице, услышать смех, но нет ни того ни другого, и кажется, что он совсем не шутит. Рукой он проводит вверх по моему плечу, поднимаясь к лицу, после чего опускает свои губы на мои. Больше от шока, чем от чего-либо другого, мой рот открывается сам по себе. Я могу чувствовать его язык, и когда с его губ слетает тот же хриплый стон, что и ранее, мне кажется, я начинаю понимать, что он имел в виду, когда говорил про боль. Я не знаю, что я хочу его или тех чувств, но я точно не сомневаюсь, что хочу, что бы это боль усиливалась. Поэтому я притягиваю его ближе к себе, закидываю свою ногу его на бедро и сильнее прижимаюсь к нему. Стон, который он издаёт, становится громче, а его поцелуй всё глубже, и, хотя на мне одеты лишь его футболка и трусики, мне ещё никогда не было так жарко.
Его поцелуй, – словно танец, и движения моих рёбер подстраивается под его ритм. Футболка, которую я одолжила у Эдварда, задирается вверх, открывая напоказ мой лифчик, но следующее, что я осознаю, это то, что я лежу на спине. Его язык хозяйничает в моём рту, руки в моих волосах, и его бёдра между моих ног. Не имеет никакого значения, что на нём надеты пижамные штаны, а на мне трусики, я чувствую, как его штука прижимается ко мне. И, хотя он физически ближе ко мне, чем был кто-либо, мне мало, я хочу, чтобы он был ещё ближе. Интересно, а это вообще возможно? Я думаю об этом ещё долго, после того как он засыпает, крепко обнимая меня за талию. Что-то подсказывает мне, что он может быть во мне, и мне так хочется быть ещё ближе.



Элис спит точно так же, как и в колледже: на боку, колени согнуты, а ручки аккуратно сложены под подбородком. Это не похоже на неё, обычно она так быстро не засыпает, видимо, она очень устала. Также я знаю, что это всё моя вина, всё моё внимание было сосредоточено на Эдварде; все мои мысли были только о нём, я так много думала о том, как он поведёт себя после встречи через столько лет, что я совсем не обращала внимания на Элис. И, хотя я сомневаюсь, что могу облегчить её эмоциональный стресс, я могу помочь ей другими способами. Тихонько, чтобы не разбудить подругу я встаю и иду на кухню. И, хотя обычно я готовлю в блаженном одиночестве, но когда приходит время готовить завтрак, мне так не везёт.
– Если бы не наш совместный полёт, я бы даже не знал, что ты способна усидеть на одном месте, – Эдвард заходит на кухню, становясь рядом со мной. – Серьёзно Изабелла, даже я время от времени делаю перерыв, и если я
– Не опекал бы ты меня.
– Я и не делаю этого.
– Правда? – я бросаю тесто на стол и поворачиваюсь к нему лицом.
– То есть, ты не хочешь сказать мне, что, даже если ты в состоянии найти время, чтобы отдохнуть, не смотря на то, какую важную роль ты играешь в жизни людей, то и я, конечно, могу освободить пару минут? Знаешь, эта твоя снисходительность сейчас ещё менее привлекательна, чем десять лет назад.
– Я не об этом говорил.
Если бы я не знала его, я бы поверила. Но я знаю его, очень хорошо знаю.
– Также, как и твой неординарный метод аэрации вин «Рислинг» не носил под собой никакого сексуального подтекста?
– Извини?
Я отрываю кусочек теста и раскатываю его между ладонями. Когда кусок приобретает форму практически такого же размера, как и ножка бокала, я повторяю эти же действия с другим куском.
– Это всё так неправильно, – произносит он, качая головой.
– Если предположить, что ты делаешь это для меня, то эм…ты знаешь, форма, которую ты используешь, даже отдалённо не подходит по размеру.
Больше не имея сил сопротивляться желанию снова стать маленькой девочкой, я бросаю тесто на стол, и начинаю выравнивать его кулаками.
– Так лучше? – спрашиваю я, но знаю, что это не так; на самом деле, мне становится только хуже.
Я отбрасываю тесто в сторону и прячу своё лицо в ладонях. Я не хочу плакать, но ничего не могу с собой поделать, слёзы текут сами по себе. Вскоре я чувствую его руки в своих волосах, а потом моё лицо прижимается к его груди. Он всё такой же, и даже запах тот же, и тут я понимаю, что ничего не изменилось – он всё ещё он, и я всё ещё я.
Слёзы превращаются в рыдания. Он спрашивает, что со мной не так, но из-за истерики я не могу выговорить ни слова. И это так хорошо. Потому что мне не хочется говорить, что я всё ещё люблю его, что хочу его, жажду его не смотря ни на что. Я знаю, что это не имеет значения. Ничего не имеет значения, потому что ничего не изменилось.
______________________________
от переводчика Всем привет, очень рада видеть вас на форуме?! Ну как вам глава? Жду ваших комментариев на форуме.
С любовью, ваша Таня.
P.S. Не забываем благодарить моих бет плюсиками в репутацию