2024-11-24

16

0

0

– Жаль, что ваше пребывание у нас было таким недолгим, миз Свон. Желаю вам удачи.

Я улыбаюсь управляющему зданием и протягиваю ему руку через стол:
– Спасибо. Это потрясающее место, просто я решила переехать во Флориду, чтобы быть поближе к семье, – пытаюсь говорить бодро, хотя режуще-яркий свет флуоресцентных ламп в кабинете усиливает постоянную головную боль, которая не проходит уже шестнадцать дней.

– Очень вас понимаю, – говорит управляющий с сильным русским акцентом.

– Я уложу вещи и уеду к завтрашнему вечеру, но оставлю у себя ключ до конца месяца, чтобы вернуться проверить, всю ли почту перенаправили на адрес моего брата.

Мистер Папанов машет рукой:
– Хорошо. Тогда и сдадите.

Я киваю, еще раз благодарю его и закрываю за собой дверь кабинета.

– Ты всё там уладила? – спрашивает, подходя, Патрис, администратор в холле.

– Ага, – я показываю большим пальцем за плечо. – Сказала мистеру Пи, что задержу у себя ключ до тридцать первого, чтобы вернуться и проверить почтовый ящик. В любом случае еще зайду, поскольку сослуживцы устраивают для меня прощальную вечеринку.

– О, это мило. Жаль, что без круиза.

Я фыркаю:
– Да ну. Уже очень скоро в моем распоряжении будут неисчерпаемые запасы Пина Колада и кристально чистый голубой океан.

Патрис смеется, запрокидывая голову, и наливает себе очередную кружку кофе у кофе-машины в общей зоне:
– Разве ты едешь в Панама-Сити не для того, чтобы побыть с братом?

– Вообще-то да, но за это время еще нужно будет устроиться на работу, – говорю я задумчиво, жалея, что сумма на моем банковском счете не имеет на конце как минимум на три нуля больше. – А едва сюда примешивается работа, я перестаю считать это поездкой в отпуск.

Мы посмеиваемся и идем к ее стойке, расположенной прямо у вертушек перед главным входом.

– Ох, я должна бежать. Постарайся завтра перед отъездом зайти, чтобы обнять меня.

– Обязательно, – я машу ей, и мы расходимся.

Когда несколько секунд спустя я нажимаю кнопку вызова лифта, Патрис быстро подходит ко мне, окликая на ходу:
– У тебя посетитель.

Я делаю шаг в сторону, чтобы посмотреть, кто меня спрашивает. Но не вижу через тонированную дверь вестибюля.
– Кто это?

– Кажется, твой бывший.

Чувствую подступающую тошноту, хотя мне ни разу не было плохо с тех пор, как две недели назад я увидела Тайлера и Бри во всей ее беременной красе.

После инцидента в океанариуме я смогла ради детей Розали и Эммета взять себя в руки, и нам удалось с удовольствием посмотреть вечерний фейерверк и провести последнюю пару дней вместе. За двадцать минут, прошедшие от нашего ухода из океанариума до возвращения в мою квартиру, я приняла решение переехать во Флориду, чтобы быть ближе к брату. В Джорджии меня ничто не держит. Даже просто столкнуться с Тайлером было бы достаточно неприятно, но то, что его потаскушка, которая, похоже, по меньшей мере лет на десять младше меня, беременна от него, поставило последнюю точку. Мысль о том, что он будет привязан к ребенку, могла бы рассмешить, но меня просто опустошало то, что я, жена, которая, как заявлял Тайлер, была любовью всей его жизни, просила его об этом слишком долго.

Кошмар.

Тайлер не потрудился связаться со мной после нашей случайной встречи. Эммет наверняка набросился на него, когда Розали с детьми вышли из ресторана, чтобы присоединиться ко мне. Я не просила о подробном рассказе. Не секрет, на чьей стороне Эммет после того, как слухи об интрижке моего экс-мужа разошлись по всему миру… или, по крайней мере, по нашему миру.

Но Тайлер больше не смог оставаться в стороне.

Заставляя себя двигаться вперед, к вестибюлю, я в конце концов оказываюсь лицом к лицу с бывшим мужем. Патрис крадучись возвращается на свой стул за стойкой, ее взгляд перемещается с меня на Тайлера и обратно, словно мы находимся на Центральном Корте Уимблдона во время финального матча. Жаль, что у меня в руке нет теннисной ракетки – она неимоверно расширила бы мои возможности.

– Я пытался звонить тебе на работу, – начинает он тихо. – Терри сказала, что ты взяла небольшой отпуск.

Я киваю, не в состоянии найти слова, чтобы заговорить с мужчиной, которого так сильно любила. С тем самым мужчиной, который всего за несколько месяцев кремировал мое сердце и превратил наши воспоминания в пепелище, попираемое четырехдюймовыми «шпильками» его любовницы.

– Слушай, я знаю, что ничего от тебя не заслуживаю…

– Рада, что ты в курсе.

Мой безразличный ответ заставляет Тайлера онеметь. Услышав эту недвусмысленную колкость, он едва заметно вздрагивает и смотрит вниз, под ноги. Через несколько секунд мой экс-муж поднимает голову. Меня завораживает изменение цвета его глаз: полные слёз, сейчас они не просто голубые, а сверкают лазурью. Тайлер всё еще красив внешне. Убийственно то, что изнутри он превратился в человека, который думает, что измена – это нормально.

– Я просто… просто хочу попросить уделить мне несколько минут твоего времени, – объясняет мой бывший муж, и голос его срывается. – Мне необходимо сказать тебе несколько слов, если позволишь.

Да.

Нет.

Убирайся отсюда к чертовой матери.

Отмотай назад последний год моей жизни и больше не разбивай мое сердце.

Отмотай последние двенадцать лет и никогда не существуй для меня.

Мои рваные мысли вполне обоснованны, но любопытство побеждает, поэтому я мотаю головой в сторону, всё еще глядя на Тайлера:
– Ладно.

Мы поднимаемся на лифте на пятый этаж, в мою квартиру, не перемолвившись ни словом. Я просто не знаю, с чего начать. Можно было бы сказать так много, но на это уже нет ни физической, ни эмоциональной энергии.

Мы проходим в мой холл мимо башен из коробок, поставленных друг на друга в четыре яруса. К счастью, вернувшись сюда в марте, я не избавилась от них, а затолкала в свою персональную кладовку в подвале этого здания. Как будто знала, что они понадобятся мне в ближайшем будущем. Вот только не предвидела, насколько быстро это произойдет, не говоря уже о причинах.

Тайлер идет за мной в гостиную, смотрит, как я плюхаюсь в мягкое кресло у окна высотой от пола до потолка. Не хочу садиться на диван и давать ему возможность сесть рядом. Кажется, я вошла в полномасштабный режим «убирайся, все мальчики заразные».

– Присаживайся, – я показываю в сторону дивана, поскольку мой экс-муж, оглядев комнату, застыл на месте.

– Ты переезжаешь?

Я вздыхаю, раздумывая, насколько больше информации соизволю дать Тайлеру по сравнению с тем, что ему следует знать, то есть с нулем.
– Ага. Выкинула Джорджию из головы.

Он отвечает молчаливым кивком и, опустившись на край дивана, вытирает ладони о джинсы.
– Не знаю с чего начать, за исключением одного: мне ужасно стыдно и очень жаль, что ты узнала о Бри таким образом. Прости. У меня никогда не было такого намерения.

Я приподнимаю брови, а потом надуваю щеки:
– Да, это было несколько неожиданно. Извини, если я еще не настолько великодушна, чтобы поздравить тебя. Кажется, через несколько недель ты станешь отцом.

– На самом деле через несколько месяцев. Она родит не раньше ноября.

Я морщу лоб:
– Ну, поскольку у меня нет собственного опыта, наверное, я просто не поняла, что для такой миниатюрной особы нормально иметь настолько заметную беременность уже во втором триместре.

Тайлер складывает ладони вместе и постукивает друг о друга большими пальцами:
– Она действительно маленькая, но выглядит так только потому, что это двойня, – последние слова он буквально шепчет.

У меня вырывается смешок, больше похожий на всхлип.

Разумеется, это двойня. Шлюха – двое детей, Белла – ноль.

– Наверное, если уж собираешься связать кого-нибудь ребенком, особенно парня, который никогда не хотел детей, то можно сделать и два по цене одного, а?

Теперь его очередь поднимать брови. Он отвечает не сразу, вначале только хмыкает и качает головой.
– Я заслужил это, и да, наверное, есть такой способ.

Я ударяю кулаком по ручке кресла:
– НЕТ! Ты не имеешь права так себя вести. Не имеешь права шутить об этом, как будто у нас всё в порядке. Никто из нас не в порядке, Тайлер! – кричу я, тыча пальцем в его сторону. Он пристыженно кивает и смотрит в пол, пока не набирается мужества снова встретить мой взгляд. – Ты облил дерьмом наши клятвы в тот вечер, когда, – я использую «воздушные кавычки», – «у тебя был плохой день», и ты напился в Сан-Франциско. Вместо того, чтобы позвонить мне и обсудить это… или покричать, поплакать… что угодно, ты решил справиться со своим чертовым плохим днем, засунув член в первую же вертихвостку, которая похлопала в твою сторону фальшивыми ресницами.

– Я знаю. Белла, я так…

– Нет, ты умолял меня принять тебя обратно! – я смыкаю ладони в молитвенном жесте. – УМОЛЯЛ!

– Я… Мне…

– Да, понятно. Тебе жаль. Я уже усвоила эту часть. Но о чем ты сожалеешь, Тайлер? Об измене? Или о том, что попался? – я постукиваю пальцами по подбородку. – Или о том, что попался и обрюхатил свою крошку?

Он закрывает глаза и трет пальцами лоб. Весь стыд, и вся вина, и всё сожаление написаны у него на физиономии, словно на чертовом полотне Ван-Гога.
– Белла, я…

– Ты мне противен, – огрызаюсь я и позволяю себе дрожащий вздох. Успокоив за минуту-другую бешено бьющееся сердце, снова очертя голову бросаюсь в разговор: – Однако штука в том, что мы оба знаем: ты не дурак. Ну и как, достаточно ли коварна твоя пассия, чтобы подловить тебя таким образом?

Тайлер бормочет, прижимая кулак ко рту:
– Она утверждает, что это ошибка, но… – он замолкает, пожимает плечами и трет ладонями лицо.

– Ручаюсь, она знает, сколько ты зарабатываешь.

– Поверь, ты не можешь сказать ничего сверх того, что я уже сказал себе сам. Понятия не имею, следует ли мне остаться с ней.

Я прищуриваюсь и наклоняюсь вперед, облокотившись на ноги:
– Ух ты. Ну, или ты привязал себя к женщине, которой не доверяешь, или к женщине, которой не доверяешь, но которая будет самостоятельно растить твоих детей. Оба варианта впечатляют.

– Я не брошу своих детей. Конечно, прежде всего, я не хотел ребенка, но, окажись ты беременной, взял бы на себя ответственность.

– Как великодушно с твоей стороны! – я закатываю глаза, не вполне уверенная в том, что он теперь за человек. Я считала, что знаю его. Возможно, это всё было лишь фасадом, за который меня никогда не допускали. – Тайлер, можно дать тебе маленький совет?

Он сжимает губы и кивает.

– Не вини этих детей в том, что произойдет с тобой из-за собственных ошибок или ошибок их матери. Отец бросил тебя, когда ты был ребенком, и, возможно, в этом коренная причина твоего нежелания быть отцом, – я дергаю плечом и продолжаю: – Но в твою жизнь вошел отчим и обращался с тобой, словно с золотой монетой... я хочу сказать, этот человек просто святой. Он всегда любил тебя и был на твоей стороне, даже если сердился из-за того, что ты угробил наш брак. У тебя нет больше отговорки, что ты не знаешь, как быть отцом. Ты знаешь это уже давно, хоть и не разрешал себе по-настоящему сблизиться с ним, – я грожу пальцем своему экс-мужу. – Том хороший человек, и лучше бы тебе позволить ему стать твоим наставником. Расстанешься ты с Бри или нет, но отцом будешь всю оставшуюся жизнь. И не вздумай когда-нибудь обвинить этих детей в том, что из-за них тебе не удалось остаться свободным от обязательств, чего ты, очевидно, всегда хотел, – я поворачиваю руки ладонями вверх, чтобы подвести итог: – Пора повзрослеть.

Тайлер кивает и встает, обхватив руками голову. Молчание затягивается. Я вижу, как он снова и снова останавливает себя, когда уже готов заговорить, потом наконец прекращает метаться по гостиной, поворачивается ко мне и находит нужные слова:
– Я никогда не хотел, чтобы это случилось. И по-прежнему очень люблю тебя, Белла, – он смотрит на потолок, потом опять на меня, по его щекам катятся слезы. – Просто не могу поверить, что так всё испортил.

Мне остается только вздохнуть.

Было время в нашем не таком уж далеком прошлом, когда, стоило чему-нибудь в наших жизнях пойти наперекосяк, я бросалась в самую гущу событий, чтобы вместе с мужем разобраться и найти способ справиться с проблемой, если только она не разрешалась сама собой. Так ведут себя все любящие и преданные. И я поступала так не задумываясь.

Но только не теперь. Это уже не моя проблема. Тайлеру придется самому разобраться во всём этом и решить, как лучше прожить свою жизнь.

То же самое предстоит и мне.
– Возможно, ты еще любишь меня, но свою свободу ты любил больше. Вот почему это случилось с нами, – я сознательно не смягчаю выражений. – Мы оба угодили в вырытую тобой яму, Тайлер, и ты в ней застрял. Ну а я, в отличие от тебя, могу встать и уйти – и делаю именно это.


– Завтра мы возьмем на всю ночь «Морскую Сирену», – мой брат прислоняется к косяку двери гостевой спальни, где он пригласил меня пожить, пока не найду себе квартиру. С тех пор прошло уже три недели. К счастью, он пока не собирается выкидывать меня на улицу. – Хочешь поехать?

– А кто это «мы»?

Он бросает в рот виноградину, потом отвечает, слегка перекашивая губы:
– Я, Джеймс, Трэйси и взрыв из нашего прошлого.

Заинтригованная, я поднимаю глаза от компьютера:
– Марти МакФлай?¹

Джаз ухмыляется:
– Лучше.

– Док Браун? – хихикаю я, возвращаясь к поискам работы.

У брата вырывается смешок:
– Лучше.

– Ну, это невозможно. Никто не может быть лучше Кристофера Ллойда со вздыбленными белыми волосами, когда он в противорадиационном костюме, желтых перчатках и защитных очках забрасывает в «ДеЛореан» плутоний.

– Возможно, ты права. Но этот парень просто дышит ему в спину, – он делает крошечную паузу. – Эмбри Каллен.

Вооот теперь брат полностью завладевает моим вниманием. Слава Богу, речь не о том Э.К., который каждый раз заводил меня с пол-оборота, но всё-таки. Я качаю головой, не в силах выстроить картину:
– Объясни.

– Когда Элис была на практике в Калифорнийском универе в Лос-Анджелесе, часть ее обучения прошла на боковой линии во время игр футбольной команды «Гэлакси». И в результате именно Элис лечила Эмбри, когда тому понадобилась операция на порванной передней крестообразной связке².

– С ума сойти. Мир такой маленький, иногда даже слишком, – фамилия Каллен в голове – вовсе не то, что мне сейчас нужно. Как будто мало было того, что после весенней ночи, когда я посмотрела видео о нашем танце с Эдвардом в детстве, он дважды снился мне, редко, но метко. – Ну а откуда взялся Эмбри здесь, во Флориде?

– Я предложил ему поучаствовать в этой вылазке на выходные. Элис столкнулась с ним на прошлой неделе в Эмори³, когда проходила собеседование по поводу стипендии. Как только он понял, что это со мной она встречается, они обменялись телефонными номерами.

– Так он больше не играет за «Гэлакси»?

Джаспер отрицательно качает головой и сползает по стене, жуя очередную порцию винограда:
– Нет, ушел из спорта в прошлом году, – говорит он удивленно, словно это общеизвестный факт.

Я вздыхаю и поправляю подушки за спиной:
– Пенсионер в тридцать четыре года. Приятно, должно быть.

– Когда колени разбиты в хлам, а тебе предлагают кучу денег за работу вторым тренером в мужской футбольной команде Эмори, стоит задуматься.

– Аа, понятно. Ну да, я поеду с вами, ребята. Занятно будет поболтать с Эмбри. Он приведет кого-нибудь?

– Свою невесту, наверное.

Язвительно улыбаюсь и показываю сразу два больших пальца:
– Чудесно. Обожаю быть пятым колесом.

Мне попадают виноградиной по носу, и я сердито смотрю на брата.

– Прекрати. Ты найдешь себе недостающее колесо.

– Да, и лучше бы поскорее, – я тянусь, чтобы включить настольную лампу. – А то вчера вечером я нашла седую волосинку в брови, – обведя себя рукой с головы до ног, как Ванна Уайт, я заканчиваю свою ужасающую мысль: – Боюсь, эту машину вот-вот придется разобрать и продать на запчасти.


Когда на следующий день я приезжаю на пристань и поднимаюсь на катамаран, вечеринка уже в разгаре.

– Белла, черт побери, Свон, как поживаешь?

Я смеюсь и шагаю в широко раскрытые объятия Эмбри.
– Не слышала такую версию своего имени с самого окончания школы. – Когда он отпускает меня, я обнаруживаю, что в его глазах по-прежнему мерцают такие же искорки, как у его старшего брата, не говоря уже о кривоватой улыбке, которую они оба унаследовали от своего отца. – Я тоже рада тебя видеть. Слышала, ты получил работу в Эмори.

– Ага, – говорит он, отхлебнув пива. – На этой неделе начал заниматься со студентами, но вообще-то мы с главным и остальными тренерами сотрудничаем уже с июля, с самого нашего приезда.

– Это замечательно, – я беру коктейль, предложенный мне Трэйси, с которой мы только что обнялись, и сажусь рядом с Эмбри. – Как твое колено?

– Отлично – с тех самых пор, как над ним поколдовали волшебные ручки доктора Брэндон, – его голос крепнет с каждым новым словом. Я знаю, он просто хочет поддеть моего брата, который, конечно же, заглатывает наживку и выходит из кокпита.

– Что здесь насчет волшебных ручек моей девушки? – Джаспер подходит сзади и хватает Эмбри за шею, а тот хихикает:

– Эй, приятель, она попросила у меня разрешения потрогать мое тело, – его наглость ничуть не изменилась. – Ну и кто я такой, чтобы отказывать ей?

Мы дружно смеемся над находчивым ответом Эмбри, и как раз в этот момент появляется Элис, а я встаю, чтобы поздороваться.
– Да-да, каждый хочет, чтобы мои руки сотворили чудо, – она прижимается к Джасперу, но продолжает ворчать на Эмбри: – Просто постарайся не выделываться перед своими студентами, а то со вторым коленом будет то же самое, ферштейн?

Эмбри сажает к себе на колени свою невесту и отвечает Элис:
– Слушаюсь, Док, – потом оборачивается ко мне: – Лиззи, хочу тебя познакомить с одной из самых классных девчонок на планете, – говорит он, кивая в мою сторону. – Белла Свон. Мы росли по соседству, и она была единственной девочкой, которую мы допускали в свой чисто мужской клуб.

– Приятно познакомиться, – она пожимает мне руку и притягивает меня в объятия. – За эти годы я много раз слышала, как твое имя упоминал весь клан Калленов.

Услышав приветствие Лиз, я чувствую, как внутри у меня всё падает, словно чертова кабина лифта с отказавшей гидравликой. «Весь клан Калленов? Значит ли это, что Эдвард тоже говорил обо мне? И не раз? И его родители?» – мои щеки становятся такими горячими, словно вот-вот вспыхнут огнем, и в этот момент Джеймс забирает у меня коктейль, заменяя его большущим бокалом для мартини.

Мы встречаемся взглядами, он улыбается, наливая мне свою смесь, а глаза его округляются при виде моих дрожащих рук. Потом он неслышно артикулирует: «Я же говорил», – и добавляет вслух:
– Решил, что ты, возможно, захочешь чего-нибудь покрепче.
.
.
.
Джеймс и Джаспер проводят следующие несколько часов за приготовлением ужина, а мы, остальные, тем временем отдыхаем, наслаждаясь окружающей нас роскошью. На заднем плане звучат мелодии восьмидесятых, сейчас это «Safety Dance» группы «Men Without Hats». Мы загораем, выпиваем, смеемся и валяемся на батутах, натянутых в передней части катамарана. Кроме того, безжалостное солнце заставляет нас каждые полчаса прыгать в воду.

– Знаете, если бы сейчас был восемьдесят восьмой, к этому моменту я уже вылила бы на себя полфлакона «Sun-In»⁴, надеясь, что мои волосы изменят цвет, – заявляет Элис, расчесывая влажные пряди.

Лиз, Трейси и я заливаемся смехом, и я добавляю:
– А как насчет того, чтобы с головы до ног намазаться детским маслом?

Девушки дружно стонут, вспоминая, как мы ухитрялись когда-то жариться на солнце, словно идиотки. Правда, стоило всего лишь раз как следует обгореть, и мы усвоили урок. Масло – это для цыпленка-фри, а не для кожи.

– Не думаю, что дамы из нашей старшей школы вняли голосу разума, – говорит Эмбри, скатывая полотенце, чтобы положить под голову. – Черт побери, Белла, ты видела некоторые из их фотографий недавно в Фейсбуке? Несколько лет назад Лиззи сделала футбольную страничку для моих болельщиков. Я там бываю нечасто, но когда это случается, ох! – он делает страшное лицо. – Кожа словно у сапога.

Я чуть слышно хихикаю. Держу пари, те давние девчонки, с их попытками всех переплюнуть, сейчас больше похожи на упаковку вяленого мяса, чем на «Шесть сексуальных кубиков».
.
.
.
– Ладно, теперь вы втроём, – даю я команду улыбнуться Джеймсу, Джасперу и Эмбри, делая серию снимков. – Прекрасно, спасибо.

– Кто готов к «Пикам»? – зовет Джаспер, направляясь в салон. Элис, Трэйси и Джеймс дружно объявляют, что они будут играть, и идут за ним в помещение, но я решаю остаться и просмотреть фото, которые сделала за день своим телефоном.

Эмбри подходит, чтобы взглянуть на снимки и похлопывает меня по спине с довольным хмыканьем:
– Старая Такертонская компания парней снова вместе, – его улыбка становится задумчивой. – Не хватает только большого Э.

Кладу мобильник в карман и хватаю свою полупустую бутылку с «California Cooler», мы оба поворачиваемся к морю. Чокаемся бутылками, наклоняемся над носовой частью катамарана и смотрим, как вода стекает по его корпусу.

Встретиться сегодня с Эмбри было приятно, но есть и опасная изнанка, ведь слишком многие из его повадок напоминают об Эдварде. Жесты, походка. Улыбки, смех… нелегко удерживать кого-то на задворках памяти, когда ты двенадцать часов подряд смотришь практически на его близнеца.

Я думаю, что будет не лишним спросить об Эдварде, потому что, давайте взглянем правде в лицо, было бы глупо не сделать этого, учитывая, что Эммет годами безуспешно пытался найти его. Я проглатываю остатки фруктового вина и говорю:
– Кстати, а как поживает твой брат? Целую вечность его не встречала.

Эмбри пожимает плечами и хмурится, а я с неожиданным волнением жду ответа:
– Наверное, всё так же, держится. Не видел его уже почти два месяца.

– Он всё еще в Джерси, в доме ваших родителей?

– Не-а, он уехал оттуда шесть или семь лет назад. Родители продали дом в Лэйксе. Сейчас они в Аризоне.

– Помню, когда я в последний раз столкнулась с Эдвардом, он говорил, что они там, – Эмбри по-прежнему не отвечает ничего определенного, но я выпила уже достаточно слабоалкогольных напитков и «Космополитена», чтобы не бояться показаться слишком любопытной: – А Эдвард поехал в Вегас? Он упоминал в разговоре, что подумывает об этом.

Эмбри сердито хмыкает и качает головой:
– Да, он был там около года, но потом всё развалилось. Он в Скотсдейле⁵, недалеко от родителей.

– Ох, надо же. Ну, это хорошо – быть рядом с семьей, – я фыркаю. – Определенно, это единственная причина того, что я здесь, во Флориде. Выбор был – или сюда, или обратно в Джерси.

Эмбри смотрит на меня с грустной улыбкой и кивает:
– Да, мне было очень жаль, когда я услышал о твоем разводе, – он вздыхает и запрокидывает голову. – Говорю же, жизнь полна чертовых неожиданностей. С хорошими людьми случаются всякие неприятности. Я этого не понимаю, – бормочет он, допив пиво.

– Эй, малыш, я собираюсь внутрь, – говорит, позёвывая, Лиз, и подходит к нам, как раз когда я наклоняюсь, чтобы сесть и свесить ноги за борт. – Ты идешь?

– Чуть погодя, – отвечает он, садясь рядом со мной, но чмокает ее в губы, когда она наклоняется к нему. – Просто хочу еще немножко поболтать с Беллой.

– Хорошо, только не свалитесь. Спокойной ночи, Белла.

– Спокойной ночи. Сладких снов, – откликаюсь я, глядя, как она уходит, потом поворачиваюсь к Эмбри: – Она замечательная.

– Да. И терпит мой дурацкий характер, что делает ее еще более замечательнее, – он смеется, и я присоединяюсь к нему. Похоже, мы оба чуть под хмельком. – Знаю, так не говорят, но я никогда не был первым учеником, как вы с Эдвардом.

Я больше не в состоянии это выносить:
– Можно спросить тебя кое о чем?

– Валяй.
– Почему Эдвард не закончил Западно-Виргинский универ?

Ответ следует немедленно:
– Дела пошли дерьмово, – Эмбри снова качает головой, глаза его становятся подозрительно блестящими. – Он заболел, к тому же перестал справляться с учебой, поэтому вернулся домой.

Как только с губ Эмбри срывается слово «заболел», внутри меня образуется пустота. «Заболел». И всё еще болен? Не потому ли он так надолго исчез со всех радаров? Внезапно у меня на языке начинает вертеться тысяча вопросов, но приставать с ними к Эмбри несправедливо.

Когда мне приходит в голову, насколько Эдвард может быть болен, я едва удерживаюсь от слёз.
– Я… я не знала, – меня мутит, но я заставляю себя задать еще один вопрос: – А сейчас с ним всё хорошо?

Эмбри со вздохом пожимает плечами:
– Смотря что иметь в виду под словом «хорошо». Физически да, он будет жить, и всё-таки не живет. То есть он не то чтобы какой-нибудь несчастный, однако после того, через что ему пришлось пройти, он заслуживает, чтобы оставшаяся жизнь была чертовым праздником. Он бы оспорил всё это, но что я могу сказать? – он разводит руками. – Я его младший брат. И единственное, чего мне хочется – это видеть его здоровым и счастливым, – Эмбри снова пожимает плечами. – За последние пятнадцать лет я дюжину раз пытался поговорить с ним. Он упрям как мул: утверждает, что в порядке и живет хорошо, но меня не обманешь.

Я обдираю этикетку со своей бутылки, на сердце тяжело от таких новостей.
– Значит, поэтому он потерял связь со многими друзьями?

Эмбри ловит мой взгляд:
– Со всеми, Белла. Он потерял связь со всеми, кто когда-либо что-нибудь для него значил. Это было его желанием.

– Но… – я качаю головой, не понимая логики, – только из-за болезни? Я хочу сказать, он что, заразный или что-то в этом роде?

Он усмехается:
– Черт, Эдвард убьет меня за это, но мне плевать. Ты ведь не побежишь рассказывать всем и каждому.

У меня округляются глаза:
– Господи, нет! Никогда. Просто… я долго думала о нем. Беспокоилась… – я качаю головой и глубоко вздыхаю, а «жидкая храбрость» дает мне возможность быть в этот момент немножко откровеннее с младшим братом Эдварда. – Звучит глупо, но время от времени он мне снится. И уже давно, с детства. Последние сны заставляют меня всё чаще думать о нем. Он всегда что-то ищет, – я замолкаю и проглатываю подступающий нервный всхлип. – И не находит. Он не выглядит счастливым… я просыпаюсь расстроенной, ведь что бы я ни говорила ему во сне, не могу заставить его улыбнуться, и каждый раз он уходит от меня.

Эмбри снова хмыкает:
– Боже, это так странно, – бормочет он. – Я не собираюсь рассказывать всю его историю, потому что не имею права. Но если бы он знал, что снится тебе, он бы…

– Он бы что? – выпаливаю я. – То есть… его разозлило бы, что свежеразведенный объект его детской влюбленности, который, вероятно, так и не охладел к нему, почти через тридцать лет видит сны о нем?

Блин. Просто не верится, что я сказала всё это. Черт бы побрал этого Джеймса, ведь он уверял, что вторая порция «Космополитена» была не такой крепкой, как первая. Чушь.

Эмбри неотрывно смотрит мне в глаза, мучительное молчание затягивается. Надо бы задуматься, не считает ли он меня ненормальной, но вместо этого мне хочется верить, что это взгляд надежды, смешанной не то с сожалением, не то с радостным недоверием.

– Слушай, Белла, он никогда не говорил мне этого прямо, во всяком случае, в последние год-два, но ты, вероятно, одна из немногих, о потере связи с которыми он всё еще жалеет. Остальной мир не имеет значения, – он отворачивается, стискивая зубы. – И Эдвард испытал это на своей шкуре.

– Можешь рассказать, что с ним случилось?

– Ты медик, поэтому, возможно, когда-нибудь имела дело с чем-то подобным, но у Эдварда наследственное заболевание, в результате которого он теряет волосы. Это началось с неравномерного выпадения, на голове ни с того ни с сего появились проплешины. Он не понимал, почему такое происходит, никто из нас не понимал. Ему и так было тяжело приспособиться к студенческой жизни вдали от дома, а болезнь сделала это невозможным, – Эмбри отпил немного пива. – Потом волосы начинают отрастать, и эмоционально ему становится легче. Но проходит несколько месяцев или даже лет – и это повторяется, причем каждый раз всё хуже. В общем, полный…

Я остаюсь неподвижной, благодарная за то, что наконец-то получила хоть какое-то представление о положении дел, но с тяжелым сердцем из-за понимания, с чем Эдварду приходится жить уже долгие годы. Мысли мечутся, как лошадь без узды, и меня осеняет, что каждый раз, когда я видела его после окончания школы, волосы у него были всё короче. Никогда об этом не задумывалась.

До этого момента. У Эдварда алопеция⁶.

– В любом случае, как я уже сказал, он не мог справиться с тревогой, со стрессом, который это вызывало. Его мучили сильнейшие панические атаки. Это была просто катастрофа, – он пожимает плечами, пристально глядя на воду, – поэтому родители забрали его домой. Оказавшись в Джерси, с людьми, которые его поддерживали, он пытался бороться, но некоторые старые знакомые дерьмово вели себя с ним. Говорили всякие гадости, – ворчит он, качая головой. – Эдвард перестал доверять всем, кроме членов семьи. В общем, именно это привело его в Скотсдейл.

Смахиваю слезу со щеки:
– Я так и не смогла выкинуть его из головы… из сердца. Неважно, что шли годы, а мы никогда не были парой подростками или взрослыми, – слезы снова наполнили глаза и покатились по лицу. – Он не открылся мне. Я хочу сказать, мы редко виделись, и я знала, что с ним, должно быть, случилось что-то плохое, но он никогда не говорил со мной об этом. А потом, конечно, я вышла замуж, – я снова вытираю лицо и шмыгаю носом. – Разве он не знает, что я бы никогда…

– Не знает, – перебивает меня Эмбри. – Его рассудок постепенно стал таким исковерканным. В старших классах Эдвард легко поддавался влиянию. Верил во всё это вранье, исходившее от окружавшей его компании с искусственным загаром. Друзья, которых он, как ему казалось, приобрел за эти четыре года, оказались теми самыми подонками, к которым он не смог обратиться в дерьмовой ситуации через несколько лет.

– Почему ты рассказываешь мне все эти подробности, Эмбри? – спрашиваю я, откашлявшись. – Я думала, ты не вправе.

Он наклоняет голову, чтобы встретиться со мной взглядом:
– Эдвард может рассказать тебе куда больше, Белла, поверь мне. Но когда я услышал, что ты собираешься быть здесь в этот уикенд, то возникло такое чувство, словно планеты встали в ряд или что-то вроде того, – Эмбри сердито хмыкает, на губах его играет недоверчивая улыбка. – Слушай, мне неизвестно, в каком эмоциональном состоянии ты находишься в последнее время. Знаю, в этом году жизнь преподнесла тебе неприятный сюрприз, но понятия не имею, когда у меня снова будет возможность сказать тебе это. На всем белом свете нет никого, кроме наших родителей, кто переживал бы за моего брата так же сильно, как я, – он замолкает и легонько подталкивает меня плечом: – Если только ты не захочешь доказать, что я ошибаюсь.

Я глубоко вздыхаю и снова смотрю на воду. О чем здесь думать? Хватит ли у меня сил признаться Эдварду, насколько он всегда был мне дорог? Сказать, что он навеки завладел частью моего сердца? Спросить, что он чувствует… чувствует ли он хоть что-нибудь ко мне?

Готова ли я и правда сделать это после такой долгой разлуки? После того, как почти двенадцать лет любила другого и верила ему? Разве я не изменилась к худшему? Не должна ли я вначале выздороветь? А Эдвард? После всего, через что он прошел, и после всей боли, которую причинили ему те, кому он, казалось, мог доверять, способен ли он снова поверить кому-нибудь? Дорожить кем-нибудь?

Внезапно я чувствую себя кем-то вроде Загадочника⁷, обрушив на себя этот бесконечный вал вопросов, на которые не могу ответить. По крайней мере сейчас, не узнав правды из первых рук.

Мне необходимо встретиться с Эдвардом.

Это или закончится для меня еще одной эпической катастрофой или – возможно, только возможно – у меня наметится шанс получить то, чего я всегда хотела.

Эмбри покашливает:
– Я должен пойти отлить. Тебя можно оставить здесь одну?

Задумчиво улыбнувшись ему, киваю. Когда он уходит, я недоверчиво настораживаюсь, услышав «О, Шерри», неожиданно донесшуюся из салона. Потом вскакиваю и решительно прохожу внутрь, чтобы увидеть, кто это выводит меня из равновесия.

– Кто только что поставил эту песню? – спрашиваю я слишком резко, хотя и не собиралась этого делать. Ну, если только кто-то не пытается играть с моими эмоциями. Правда, в этой компании никто так не поступил бы.

Они все смотрят, замерев с округлившимися глазами, на меня – чокнутую, которая ворвалась в салон, словно спецназовская группа захвата. Джаспер качает головой:
– Никто, сестренка, – отвечает он, наморщив лоб, и сигарета едва не вываливается у него изо рта. – Просто радиостанция «Сириус», музыка прошлых лет.

Ладно, Вселенная. Намек понят, черт побери.

Я глубоко вдыхаю и ухожу обратно на палубу, чтобы успокоить расходившиеся нервы и собраться с мыслями.

Возможно, пора перестать думать «что если» и вместо этого начать действовать. Перестать бесконечно перебирать варианты того, что могло бы случиться, если бы хоть у одного из нас нашлось достаточно храбрости, чтобы высказать тогда свои мысли.

Возможно, мне пора овладеть своими чувствами и сказать наконец Эдварду, что мое сердце принадлежит ему с того дня, когда он подарил мне на детской площадке кольцо своей матери.

Я глотаю комок, только что обосновавшийся у меня в горле, и поворачиваюсь к Эмбри, снова вышедшему на палубу:
– Относительно одежды, которую нужно взять с собой: насколько жарко в августе в Аризоне?

---

1 – Марти МакФлай, Док Браун (актер Кристофер Ллойд) – персонажи американской приключенческой трилогии «Назад, в будущее» (англ. Back to the Future), «ДеЛореан» – марка машины из того же фильма.
2 – Передняя крестообразная связка – одна из самых травмируемых связок коленного сустава;
3 – Эмори (англ. Emory) – вероятно, университет Эмори, но, поскольку он находится не во Флориде, а в Атланте, штат Джорджия, остается только догадываться, как он сюда попал. Возможно, автор имела в виду какой-либо из филиалов;
4 – «Sun-In» – осветляющий спрей для создания эффекта выгоревших волос;
5 – Скотсдейл (Скоттсдейл, англ. Scottsdale) – город в западной части округа Марикопа в штате Аризона, США, находится рядом с Финиксом. Туристический и торговый центр;
6 – Алопеция – патологическое выпадение волос, приводящее к их поредению или полному исчезновению в определенных областях головы или туловища;
7 – Загадочник (англ. The Riddler) – суперзлодей вселенной DC Comics из комиксов о Бэтмене.

---

От автора: Теперь вы знаете. Обещаю, вам станут известны новые подробности об этой болезни и о том, как она подействовала на Эдварда.
Так насколько же действительно жарко в августовской Аризоне? Вы скоро это выясните

Вот мы и получили основную "информацию к размышлению". Поведение Эдварда, кажется, стало немного более понятным. Окончательную ясность, вероятно, внесет четырнадцатая глава, которая полностью будет от имени Эдварда.
Как всегда, ждем ваших комментариев здесь и на
ФОРУМЕ