– Найдешь минутку для младшего кузена?
Я поднимаю глаза и вижу заглядывающего в комнату Алека. Мы жмем друг другу руки, потом он крепко обнимает меня.
– Так рад, что ты смог приехать, дружище! Знаю, из Денвера
1 долго добираться, да еще с женой и детьми.
Он похлопывает меня по плечу:
– Ни за что не пропустил бы этого. Что ты чувствуешь?
– Волнение. Тревогу, – я качаю головой, не в силах стереть глупую улыбку, которая не сходит с моего лица последние два дня. – И готовность, – поворачиваюсь к зеркалу, чтобы закончить застегивать жилет цвета слоновой кости. Разведя руки, ловлю в зеркале взгляд кузена: – Хорошо?
– Сойдет, – он посмеивается, а я жестом посылаю его куда подальше. – Нет, я рад за тебя, братан. Ты уже давно заслужил это счастье. Раньше многих других.
– Перестань, – отмахиваюсь я, но он не отступает:
– Я предельно серьезен. Мы оба знаем, через что ты прошел. И тебе
известно, что я способен это понять. Да, я столкнулся с такой же проблемой куда раньше, чем ты, но она ударила по тебе в гораздо более ответственный момент, и мы все знаем, что это сломало тебя.
Я сглатываю комок в горле, пытаясь держать свои эмоции в узде. Если кто в этом мире, кроме Эмбри и моих родителей, и знал, с чем мне пришлось справляться, то это был Алек. У него алопеция началась еще в младшей школе. Тот год, который я провел с ним, бросив колледж, помог мне остаться в живых.
– Рискуя показаться высокомерным, поскольку ты мой
значительно более старший кузен…
– Смотри у меня, – поддразниваю я, а он смеется.
– Честно, я горжусь тобой. Ты прошел все ее стадии, но каждый раз собирал себя по кусочкам и двигался дальше. Степень магистра, а теперь и жена, – его брови приподнимаются. – Это огромный прогресс, и я ужасно рад за тебя. Белла потрясающая, кстати. Я был просто в восторге, когда заново узнал ее на этой неделе. Мне до сих пор не забыть те несколько раз, когда мы в детстве играли вместе на улице, – он складывает руки на груди и кивает. – Вы были предназначены друг другу.
У меня наворачиваются слёзы, но я, шмыгнув носом, отворачиваюсь:
– Такое впечатление, что ты собираешься писать сценарий передачи «Фильм недели» для «Лайфтайм»
2.
– Это честный заработок.
Я хохочу:
– Ценю твое легкомыслие. Еще пара секунд – и я бы разнюнился. Но, кроме шуток, спасибо за то, что ты здесь… и за то, что всегда меня поддерживал.
Мы стукаемся кулаками, и он подает мне темные очки, взяв их с комода:
– Ладно. Пошли тебя женить.
.
.
.
– Утреннее пиво? – предлагает Джаспер, когда мы с Алеком входим на кухню в квартире моих родителей.
Вместо этого я беру кофе со льдом:
– Спасибо, нет. Сегодня мне меньше всего нужно то, что поможет спотыкаться на каждом слове, – хмыкнув, говорю я. – Отложу свою порцию резаного пива
3 до приема.
Облаченный в такой же смокинг Эмбри допивает одним глотком то, что оставалось в его запотевшей кружке и шумно отдувается.
– Ладно, туристы, нам выходить через двадцать минут. Не хочу, чтобы твоя очаровательная невеста прибыла, когда мы будем еще в машине. Уверен, это будет ваша первая семейная ссора.
– Чтобы ссора считалась семейной, им вначале нужно пожениться, Эйнштейн, – фыркает Алек.
– Черт. Нечего вешать всё на меня. Если свадьбу и отменят, то ни в коем случае не по вине этого шафера.
Мой легкомысленный братец, похоже, слегка перебрал. Я незаметно закатываю глаза, и это мигом заставляет включиться Эммета:
– Как насчет кофе и небольшой прогулки перед отъездом, Эмбри? – Эммет наливает ему большой пластиковый стакан кофе, а Алек выводит брата во двор, чтобы привести в чувство.
– Твое здоровье, – говорит мне Джаспер, поднимая стакан. Допив пиво, он покашливает и смотрит на меня с любопытством: – Разве Белла никогда не рассказывала тебе, что случилось за пару дней до ее свадьбы с тем долбокряком?
Прищурившись, качаю головой и придвигаю к «островку» высокий табурет.
Джаз садится рядом.
– Мы с ней изрядно накачались в тот вечер, когда я приехал в город на ее бракосочетание. До этого не виделись больше двух месяцев. Я был завален работой во Флориде со своим лодочным бизнесом, а она всё свободное время тратила на подготовку к свадьбе, летая сюда, в Джерси, из Атланты.
– Ясно.
– Как бы то ни было, пьяная, взвинченная и так далее, она вытащила откуда-то снимок, где вы двое в детстве. Тот, с давнишней пасхальной охоты за яйцами в Нокомисе.
Понятия не имею, о каком снимке он говорит, но смутно припоминаю несколько таких охот на пришкольном участке. И жестом предлагаю Джазу продолжить.
– Она рассказала, что столкнулась с тобой за пару недель до моего приезда. Что вы всю ночь ездили по городу и вспоминали и что она не может выкинуть тебя из головы, – он поправляет манжету своей нарядной рубашки. – Разумеется, сейчас-то мы всё понимаем, но тогда Белла решила, что правильнее будет не менять свадебных планов. Она отдала мне это ваше фото, – он лезет в нагрудный карман, достает оттуда потертый снимок с измятыми краями и протягивает мне, – и попросила меня избавиться от него. Не знаю, почему я его не выбросил, – он смотрит на фотокарточку, прежде чем закончить свою мысль: – Возможно, просто надеялся, что сегодняшний день настанет.
Беру у него снимок и провожу пальцами вдоль краев, пытаясь расправить смятые уголки. Едва увидев пожелтевшее фото, за какие-то мгновения отчетливо вспоминаю тот момент. Мы с Беллой, совсем еще маленькие, второй или третий класс, поднимаем корзинки, наполненные пластмассовыми яйцами. У Беллы длинные растрепанные волосы, несколько прядей упало на лицо. И нет двух передних зубов, а новые еще только начинают расти. Моя густая шевелюра выглядит давно не стриженной, челка почти касается ресниц. У нас обоих улыбки до ушей: внезапно я вспоминаю, о чем мы говорили как раз перед тем, как ее мама нас щелкнула…
«Смотрите сюда, дети, я снимаю!»
Белла застегнула свою розовую ветровку и крикнула мне:
«Эдвард, подойди ко мне, и давай покажем наши корзинки. Обними меня».
«Ты уверена? – я шагнул ближе. – В последний раз, когда мы обнимались, тебе стало стыдно».
Она сморщила нос:
«Правда?»
«Угу».
«Ну, это было глупо. Сегодня нам нужно обняться. Я ведь твоя девушка, правильно?»
«Да. Но даже если бы не была моей девушкой, всё равно ты моя лучшая подруга. Я всегда буду хотеть обнимать тебя».
«Это правда. Навеки в обнимку!» – весело закричала она.
Я встал рядом с ней, поднял левой рукой корзинку, а правой обнял Беллу за спину. Она наклонила ко мне голову, и это заставило меня улыбаться, как в рождественское утро, когда Санта принес мне спортивный байк.
«Сы-ыр!» Джаспер толкает меня локтем в плечо, переключая на себя мое внимание, и я постукиваю ребром фотографии по гранитной столешнице:
– Спасибо за это. Белла будет тронута, узнав, что ты так и не выкинул это фото.
– Ну тогда давай выйдем на следующий уровень, – он пододвигает ко мне маленький подарочный пакет. Я разворачиваю папиросную бумагу и обнаруживаю двойную рамку для фотографий, слева в ней пусто, а справа вставлен снимок, который сделала Розали. На нем мы с Беллой в тот ноябрьский вечер, когда я сделал ей предложение. Подпись разделена на две строчки. Сверху я читаю: «Не имеет значения, сколько времени на это понадобится…» А внизу идет продолжение: – «…истинная любовь достойна ожидания».
Джаспер открывает задник рамки и вставляет на свободное место старую фотографию, а потом поворачивает рамку ко мне.
И вот они мы.
Мальчик с девочкой и тридцатилетний процесс создания отношений.
– Готов сделать это, брат? – спрашивает он, сияя.
– Как никогда.
Белла – Ну, теперь я знаю, что этим отношениям суждено быть. Мало того, что вы ухитрились найти свободное время в расписании «Собора Лесов»
4 без восемнадцатимесячного ожидания, но даже весна официально наступила на три дня раньше, – Роуз открывает окно, позволяя ворваться свежему воздуху. – Семнадцатое марта, а на улице семьдесят один градус
(Прим.пер.: около 22°С) и в небе ни облачка.
Голову кружит вихрь мыслей.
– Левацкие наклонности побуждают меня заявить, что это из-за глобального потепления, но сейчас мне больше подходит версия о ниспосланном свыше чуде, – я застегиваю на лодыжке изящный браслет и, взяв в руки атласные туфли на каблуках, усмехаюсь: – Стоит ли мне сделать вывод, что запланированный тобой свадебный прием был рассчитан на более холодную погоду?
– Не торопись с выводами, дорогая. «Классическая вечеринка для близких на заднем дворе вашего нового дома у озера», – воспроизводит она с многозначительным видом пожелание, высказанное нами несколько месяцев назад. – Просто поверь, что мы с вашими мамами взяли эту идею на вооружение. Думаю, вам очень понравится.
Эти дамы не хотели заранее раскрывать подробности свадебного приема. Мы с Эдвардом согласились, поэтому последние несколько дней он жил у родителей, в медфордской квартире, которую они купили, когда узнали, что мы переезжаем обратно в родные места. Они собираются быть «перелетными птицами» и оставаться здесь весной и летом, возвращаясь в свой аризонский дом на время морозных джерсийских зим, точно так же, как поступают мои родители, уезжающие на зиму в Окалу, где у них есть квартира.
– Ты хотя бы связывалась с Эмметом?
Розали заканчивает подправлять свой блеск для губ:
– Ага, он только что прислал сообщение. Эдвард нервничает, и волнуется, и хочет, чтобы уже наступило одиннадцать часов. Этому парню нужно, чтобы ты была его, скажем, еще вчера.
– Готова, детка? – заглядывает в комнату папа. – Машина только что подъехала.
– НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ, ЧТО ТЫ ВЫХОДИШЬ ЗАМУЖ ЗА ЭДВАРДА КАЛЛЕНА!
У папы отвисает челюсть, когда он слышит этот вопль Розали и мой ответный визг.
– Простите, – она пожимает плечами. – Вынуждена была еще раз убедиться в реальности происходящего.
– Понимаю. Ты удивилась бы, если бы узнала, как часто я сама это делаю.
– Ладно, «кричащие Мими»
5, пора в путь, – папа уходит, зовя маму.
Я пытаюсь выдохнуть бабочек, полностью завладевших моим телом, и поворачиваюсь к большому зеркалу. Провожу ладонями по косым рюшам на талии. В отсутствии беременности есть и плюсы, ведь с выступающим хоть немного животом нельзя было бы надеть это «русалочье» платье. Хрустальные и серебряные бусинки, которыми отделан лиф, так сияют, что нет нужды в ожерелье, поэтому я предпочла длинные каплевидные серьги с бриллиантами, которые идеально подходят к платью.
– Ты более чем восхитительна. Эдвард с ума сойдет, – говорит Розали, подавая мне жакет-болеро такого же цвета слоновой кости, что и платье. – Эти рюши на воротнике – просто что-то. Пообещай мне, что позволишь сделать несколько профессиональных фото, пока ты в таком виде, а потом уже будешь ходить с открытыми плечами.
– Обещаю, – я просовываю руки в рукава болеро и вздыхаю. Всё. Не могу поверить, что наш день наконец настал и проходит безупречно. Мне это по-прежнему кажется сном наяву. – Да, кроме шуток. Перестану ли я когда-нибудь щипать себя, чтобы убедиться, что мы с Эдвардом действительно вместе?
Роуз подает мне букет белых полураспустившихся роз и гвоздик – все они с зелеными краешками, чтобы отметить нашу свадьбу в День Святого Патрика не только коктейлями «Шемрок».
– Может быть, никогда. Да и почему бы это? Твои мечты наконец-то сбываются. – От ее слов у меня выступают слезы на глазах. – А судя по тому, как Эдвард всегда смотрит на тебя… гарантирую, он тоже будет щипать себя каждый день до второго пришествия.
.
.
.
Полчаса спустя брат целует меня в щеку и уходит, чтобы сопроводить маму по церковному проходу. Роуз подмигивает мне мерцающим голубым глазом и следует за ними.
– Готова? – спрашивает папа.
Я осторожно беру его под руку:
– Пока да.
Шестьдесят пять пар глаз наблюдают за тем, как мы с папой встаем в дверях. Гармоничные звуки рояля и виолончели вызывают у меня едва сдерживаемые слёзы. Мелодия нарастает и затихает, освещая нам путь и чуть ли не вынуждая меня бежать к мужчине, в котором всё мое будущее.
От вида моего нарядного жениха – в черном смокинге, в жилете и галстуке цвета слоновой кости – перехватывает дыхание. Улыбка Эдварда околдовывает – точно такой же улыбкой он встречает меня каждый раз с того момента, как я нервно постучалась в его дом семь месяцев назад.
Как будто она только для меня и
всегда была только для меня. Возможно ли это?
Не знаю, но молюсь, чтобы моя ответная улыбка была такой же восторженно-пылкой, чтобы в ней читались все надежды, ожидания и благодарность, которые я чувствую и которыми живу с тех пор, как мы с Эдвардом прошлым летом оказались друг у друга в объятиях.
Папа целует меня в щеку и кладет мою руку на ладонь Эдварда:
– Позаботься о ней, сынок.
– Обязательно, сэр.
Мой желудок уже три минуты назад присоединился к Цирку Дю Солей
6, и теперь я чувствую себя гимнасткой на проволоке в луче прожектора.
Эдвард смотрит мне в глаза, потом окидывает взглядом с головы до ног и снова возвращается к лицу. Его плечи опускаются, он вздыхает, сжимая мою руку и нервно проводя большими пальцами по тыльной стороне кисти.
– Спасибо тебе, – шепчет он, когда музыка стихает.
Я не могу перестать сиять, взволнованная и ошеломленная до предела тем, где и когда я стою.
– За что?
Эдвард качает головой, словно его мысли витают в облаках:
– За то, что сказала «да». За то, что ты здесь, – он на мгновение задумывается. – За то, что сделала этот день лучшим днем моей жизни.
– Наши дни лишь начинаются.
– Знаю. И просто верю, что дальше всё будет только лучше.
Мои глаза наполняются слезами еще до того, как он заканчивает фразу.
Священник приветствует нас, читает выдержки из Библии, напутствия, говорящие о любви и дружбе, о верности и доброте. Это красиво и поэтично, но в данный момент я способна видеть, слышать и понимать только то, что сейчас моя жизнь будет связана с этим мужчиной и моя мечта осуществится.
Собравшиеся посмеиваются, и я отрываюсь от своих грез, осознав, что настает моя очередь говорить. Несколько недель назад мы с Эдвардом приняли решение сказать кое-что друг другу перед традиционными обетами, которые будем повторять за пастором.
Я выучила свои слова наизусть, клянясь и божась, что мне не потребуется ничего записывать на бумаге. Сейчас я пожалела бы об отсутствии шпаргалки, если бы не взгляд Эдварда, полный преданности и любви и дающий мне силы всё вспомнить.
– Иногда нам снятся чудесные сны. Сны, в которых
наконец-то сбывается всё, чего мы никогда не ожидали, но чего втайне жаждали. И это
потрясающе. Чувствуешь себя на седьмом небе, нет ничего на свете лучше этого ощущения, – я на мгновение останавливаюсь и глубоко вдыхаю. – А потом просыпаешься, смотришь вокруг и понимаешь, что ничего не было. Что это лишь твое воображение. И вот тогда становится очень обидно.
Я покашливаю и высказываю вслух самое сокровенное:
– Эдвард, семь месяцев назад я уснула и не стала просыпаться. Да и зачем? Ведь в этом сне происходит всё. Всё, чего я всегда хотела, к чему всегда стремилась, хоть и знала, что не в моей власти это осуществить, – я сдерживаю вырывающееся рыдание, а Эдвард ободряюще кивает. – Но вот я преодолеваю себя, открываю глаза и понимаю, что на самом деле бодрствую.
– Да, ты не спишь! – восклицает Розали, и раздается дружный смех.
Когда все успокаиваются, я продолжаю:
– Я бодрствую, а ты прямо здесь, со мной. Мой давний лучший друг хочет всегда быть со мной. Не думаю, что жизнь может стать еще лучше.
Эдвард едва заметно качает головой, а его чарующая кривоватая улыбка приводит меня в полный экстаз. Как будто сказанные мной слова – это симфония, которую может оценить и сберечь только он.
Я прижимаю пальцы к уголку глаза, потом продолжаю:
– Тридцать лет назад ты подошел ко мне на детской площадке неподалеку отсюда и подарил кольцо, – в толпе, наполняющей церковь, раздаются охи и всхлипы. – Я помню всё так, словно это случилось вчера. Кольцо было такое красивое. Мне понравилось смотреть, как оно сверкает… не терпелось показать его маме. Но она заставила меня вернуть его, и я была очень расстроена. Сегодня я здесь, чтобы сказать: это кольцо я не верну. Оно мое навсегда. Эти кольца, эта жизнь, этот момент – всё это наше. Эдвард, я
никого не любила так, как любила тебя – и продолжаю любить еще сильнее. Спасибо тебе за то, что сбылись мои самые смелые мечты, – слезы льются у меня по щекам, а Эдвард, легко касаясь, вытирает их большим пальцем, как делал это много раз. Маленькие знаки внимания, подобные этому, кажутся мне очень важными.
Его преданный взгляд успокаивает меня как нельзя лучше. Не ожидала, что настанет время, когда Эдвард будет так же дорожить мной, как я дорожу им. Я киваю, вступает пастор, и я повторяю за ним оставшиеся клятвы любить этого мужчину, моего мужа, почитать его и заботиться о нем. А потом наступает его очередь.
Эдвард медленно сглатывает, потом выпрямляется и начинает:
– Ты похитила мою строчку о кольце, которое я подарил тебе много лет назад, но я всё равно ее использую, – в толпе раздаются короткие смешки, и он, переждав их, продолжает: – Да, нам было всего по шесть лет, но, кажется, я уже тогда знал. Ничто не может сравниться с тобой, Белла. Нет и не будет никого лучше тебя. И мы отлично проводили время в детстве, бегая по своему кварталу вместе с нашими младшими братьями. Играя в вечерние прятки с фонариком или в «Призрак на кладбище», пока мамы не говорили, что нам больше нельзя оставаться на улице ни минутки. Отправляясь по утрам в школу на велосипедах. Рыбача на озере, катаясь по нему на коньках, когда было достаточно холодно. Даже спасая Джаспера, когда он однажды провалился под лед.
Я хихикаю вместе с оживившейся публикой, все взгляды сходятся на моем брате, который стоит у алтаря позади Эмбри и, качая головой, посмеивается над этим ярким воспоминанием.
– И, хотя в юные годы наши пути разошлись, ты не покидала надолго ни моих мыслей, ни моей души. Потерять тебя из виду было, наверное, одним из самых трудных моих поступков. Слава Богу за поворот судьбы или лучше, наверное, сказать, за вывернутые колени, – он кивает в сторону Эмбри. – Травмированная связка коленного сустава каким-то чудом снова свела наши миры вместе… вселенная подчас действует странными способами.
Эдвард сжимает мои руки и снова глубоко вдыхает:
– Возможно, всё оказалось бы проще, если бы мы оставались близкими, однако нам было суждено иное. Короткое и милое ухаживание в порядке вещей… сразу же влюбиться и немедленно осознать это – замечательно, когда это иногда случается с людьми. Но у нас, – он качает головой и пристально смотрит мне в глаза, – всё произошло по-другому. Нашей истории, истории любви Эдварда Каллена и Изабеллы Свон, с самого начала уготовано было оказаться долгой. Мы встречались, расставались, потом находили друг друга снова. Это было нелегко, но самое лучшее в жизни никогда легко не достается.
Он снова проводит большим пальцем по моим мокрым щекам.
– Ничего, что сейчас, когда нам по тридцать семь, наша новая глава лишь начинается, потому что теперь мы вместе навсегда и знаем это. Больше не будет никаких перерывов. Мы должны были бы отправиться в наш долгий и счастливый закат, – он делает паузу, с дрожью вдыхает, его глаза влажно блестят. – Но я хочу сказать, что у нас впереди долгий и счастливый рассвет. Мы только начинаем всё заново. И мне не терпится увидеть, как будет разворачиваться наша история. Я
всегда любил тебя, Изабелла Каллен, – он поворачивает голову и вопросительно приподнимает бровь, глядя на пастора: – Подождите, я уже могу ее так называть?
Преподобный Майкл наклоняет голову, взмахивая ладонью от меня к Эдварду:
– Она целиком и полностью ваша.
Глаза Эдварда округляются, а улыбка становится втрое шире:
– Моя. Это всегда была ты, Белла. Спасибо тебе за то, что приехала и нашла меня прошлым летом. Обещаю отныне наполнить твои лета, зимы, вёсны и осени прекрасными событиями и моей глубочайшей любовью. И даже непростые моменты окажутся более легкими, потому что я неизменно буду поддерживать тебя.
Со скамеек доносятся вздохи и сопение. Мы с Эдвардом надеваем друг другу кольца из белого золота и читаем молитву. Потом зажигаем свечу, и два наших пламени наконец-то сливаются вместе.
Нежный поцелуй словно вбирает в себя все наши клятвы. Теперь мы принадлежим друг другу.
.
.
.
Не думала, что это возможно, но наш задний двор превращен в элегантную страну чудес. Она утопает в зелени, как наш родной городок, и в то же время эффектно и продуманно декорирована. Здесь воздвигнут огромный белый шатер, первоначально предназначавшийся для того, чтобы мы не замерзли, если упадет температура. Середина дня по-прежнему балует нас безоблачным синим небом, дует теплый ветерок, поэтому стенки шатра убраны, чтобы можно было наслаждаться видом на озеро и новую открытую беседку на нашем причале.
Внутри элементы конструкции прячутся за волнами полотнищ множества оттенков белого, кремового и зеленого. Сферические бумажные фонари, украшающие потолок, неярко горят, хотя пока вполне справляется и естественное освещение. На круглых столах зеленые льняные салфетки, скатерти кремового цвета и рамки с фотографиями достопримечательностей Медфорда, имеющих значение для нас с Эдвардом.
Всё именно так, как я захотела бы сделать, если бы планировала свадьбу сама. Обращение к нашему детству и наши надежды на будущее.
Моя улыбка – как отражение улыбки Эдварда: он был прав. Этот день становится всё лучше и лучше.
– Люди, если можно, займу на минутку ваше внимание, – рядом со столиком на двоих, за которым сидим мы с Эдвардом, встает Эмбри. – Эдвард, Белла… конечно же, у меня не найдется истории или анекдота, способных превзойти слова, которые вы только что сказали друг другу, поэтому ограничусь вот этим. В глазах моего брата появился свет, которого не было год назад. И еще долго до этого. Не знаю, насколько наблюдательным мог я быть в качестве надоедливого младшего брата в давние годы, когда мы играли вместе в нашем квартале, но уверен, что и тогда эта искорка уже горела, – я чувствую, что горло снова сжимается, а мой муж берет меня за руку. – Я порвал бы связки еще миллион раз, если бы знал, что это способно помочь снова разжечь пламя, которому не суждено было погаснуть насовсем. Белла, ты вернула моего брата к жизни, – Эмбри умолкает, глядя на нас со слезами на глазах. – Вам пора отправиться за тем счастьем, которого вы достойны. Люблю вас обоих. Леди и джентльмены, – он увлекает за собой всех присутствующих, поднимая бокал для шампанского, наполненный коктейлем «Шемрок». – За Беллу и Эдварда, благословения им Божьего и большой любви. Sláinte!
.
.
.
Когда мы доедаем блюда, заказанные в «Тарантелле», нашем любимом итальянском ресторане, Эдвард берет меня за руку и, кружа, выводит на танцпол.
– Как ты думаешь, людям кажется странным, что мы выбрали для своего свадебного танца «О, Шерри»? – спрашиваю я, зарываясь лицом в изгиб его шеи, а он притягивает меня к себе.
– Кому какое дело? Здесь имеем значение только ты и я. Мы знаем,
что для нас эта песня, а остальное не в счет.
Я напеваю, наслаждаясь нашей близостью, пока не наступает время внести разнообразие. Эта песня достаточно энергична, под нее нельзя долго покачиваться на месте. Тогда мы начинаем двигаться по кругу, Эдвард раскручивает меня, а потом рывком прижимает к себе. Мы смеемся, проделывая всё это, и нам слишком весело, чтобы волноваться из-за того, что на танцполе сейчас мы одни. Когда песня заканчивается, толпа разражается одобрительными возгласами и аплодисментами, требуя продолжить выступление.
Ранний вечер наполнен слезами радости, смехом и воспоминаниями о лучших моментах нашего детства. Мы зовем на причал весь Такертоновский клан и устраиваем веселую совместную фотосессию. Эмбри, Джаспер, Джеймс, Эдвард и я. На лучшем из снимков эти четыре парня держат меня в объятиях. После нескольких кадров мы открываем доступ женам, девушкам и даже сынишке Джеймса, малышу Джеймсону.
Тогда и сейчас. Лучший семейный портрет всех времен.
Эдвард Около семи вечера мы прощаемся со всеми гостями и оставляем наших родителей и друзей руководить уборкой. Сейчас у меня планы на новобрачную.
– Еще долго? – скулит Белла, но получается у нее очень мило. – Целый день смотреть на тебя в этом жилете и смокинге было пыткой.
– Ну, черт побери, если бы я знал, то не стал бы переодеваться в джинсы и рубашку, – я подмигиваю и сворачиваю на Бридж-стрит в Ламбертвиле
7. – Почти приехали.
– Не была здесь уже несколько десятилетий. В ту пиццерию на углу я ходила, когда училась на первом курсе и в этом театре проходил отбор в нашу труппу, – она выпрямляется на пассажирском сиденье. – Погоди, «почти приехали»… мы остановимся в Нью-Хоупе
8?
– Я решил, что это хороший выбор – уехать на долгий уикенд, раз уж мы до лета не сможем отправиться в настоящее свадебное путешествие.
– Замечательно! – кричит она, хлопая в ладоши, и тянется ко мне, чтобы несколько раз поцеловать в щеку. – Здесь так много воспоминаний о моих мюзиклах времен старшей школы.
Пару минут спустя я паркуюсь возле домашней гостиницы
«Лиса и Гончая». Зарегистрировавшись, мы следуем за владельцем на второй этаж, в спальню с широкой кроватью и камином, который уже согревает комнату. Хотя температура почти весь день была чуть выше семидесяти, сейчас мы в часе езды на север, и вечером становится холоднее – до сорока с небольшим
(Прим.пер.: 5–7°С).
Белла выходит на балкон, чтобы полюбоваться сиренево-розовыми полосами на закатном небе. Я благодарю женщину, которая напоминает, что завтрак подают до десяти утра, но сомневаюсь, что кому-нибудь из нас захочется нестись вниз, чтобы поесть и пообщаться.
Мы оба буквально выжаты после свадьбы, и всё же это наша первая брачная ночь, она никогда уже не повторится.
Выйдя на балкон к своей жене, я встаю позади нее и тоже опираюсь руками на перила, беря Беллу в плен. Осторожно припадаю губами к теплу ее шеи.
– Наслаждаетесь видом, миссис Каллен?
– Да.
– Мне тоже приятно было взглянуть, но больше я не в силах ждать.
В ответ на эти слова она хмыкает и поворачивается в моих руках. Пристально смотрит мне в глаза, и взгляд ее, сначала игривый, становится серьезным и искренним:
– Это был лучший день в моей жизни, – Белла касается моих губ своими, нежными, как лепестки, а я инстинктивно обнимаю ее. Наш поцелуй затягивается, предвещая страстную ночь.
– Никогда даже не мечтал о таком: ты и я вместе, – мой голос звучит хрипло от желания. Мы возвращаемся в номер. – Но вот, пожалуйста.
– Женаты, – отвечает она и убавляет яркость освещения, поворачивая регулятор на стене.
– Навсегда. Я хочу кое в чем признаться, – качаю головой, молча проникаясь ее красотой. – С удовольствием увидел бы тебя в одной из тех маленьких штучек, которые ты упаковывала, но, похоже, не смогу ждать так долго.
Она изгибает бровь, расстегивая блузку и приближаясь ко мне с видом вора-домушника, рассматривающего шкатулку с драгоценностями:
– Волнуешься?
– Не-а, – шепчу я, притягивая ее к себе. – Просто влюблен и готов целую вечность показывать тебе, насколько сильно.
Очередной поцелуй начинается медленно, но постепенно делается лихорадочным, и Белла отстраняется:
– Тогда никаких маленьких штучек.
Сбросив одежду, мы становимся еще более свободными. Весь страх, вся боль, все сомнения в себе и друг в друге, накопившиеся за годы, полностью исчезли. Сейчас это мы. Только мы. Наконец-то. Мы там, где всегда было наше место.
Прокладываю цепочку поцелуев по груди и животу Беллы вниз, пока мой рот не достигает средоточия ее женственности. Моя любимая такая сладкая, такая нежная и влажная. Я снова и снова ласкаю ее языком, пока она не начинает балансировать на грани. Ее вскрики и трепет вызывают у меня довольную улыбку, но только потому, что я, вне всяких сомнений, и сам точно так же податлив в ее руках… и во рту.
– Эдвард… пожалуйста. – Я удерживаю ее ноги, еще не готовый оказать снисхождение, о котором она умоляет. – Я не могу… н-не могу…
Когда мне наконец удается оторваться от Беллы, она облегченно вздыхает, а я усмехаюсь:
– Это еще не всё, детка.
Встаю на колени и притягиваю ее к себе. Она обхватывает ногами мои бедра, а я толчком проникаю в мою жену.
Моя
жена. Эта женщина наконец-то стала моей женой.
Хотя я начал с напором и в быстром темпе, подстегиваемый восторгом от осознания того, что она принадлежит мне, но вскоре замедляю движения и опускаюсь, чтобы иметь возможность зацеловывать Беллу. Ее тепло окружает меня всего: мое тело, мой разум, мою душу. Я нахожу ее руки, и мы сплетаем пальцы, а наши тела, слившись в единое целое, достигают желанной кульминации, и мы задыхаемся от наслаждения.
– Ты уже засыпаешь прямо на мне? – спрашивает она несколько секунд спустя сквозь утомленный зевок, щекоча мне бока.
Я крепче обхватываю ее, а она устраивается поудобнее в моих объятиях.
– Может быть, но только потому, что знаю: этот сон будет лучшим в моей жизни. Не терпится проснуться рядом с тобой завтра, – я целую ее в лоб. – И во все наши завтра.
– Ну и везет же тебе, умеешь выкрутиться, – она покусывает меня за плечо и прижимается лицом к моей груди. – Сладких снов, муженек мой. Я тебя люблю.
– Люблю тебя.
Не знаю, скоро ли я усну, но губы снова невольно расплываются в улыбке, когда передо мной разворачивается детское воспоминание.
Привет, Белла!
Подняв глаза от своего недоделанного куличика, она помахала рукой:
– Привет!
Возле нее уже лежали четыре листа сассафраса с сохнущим земляным «тестом». Она говорила мне, что они с Шарлоттой на этой неделе откроют на детской площадке пекарню.
– У тебя руки перепачканы, – сказал я, садясь рядом с Беллой на асфальт.
– О, это ничего, – она опустила ладошки в лужу, оставшуюся после дождя, и ополоснула их. – Видишь? И посмотри, я даже взяла несколько лишних салфеток из буфета.
– Хотел показать тебе кое-что, – я сунул руку в карман куртки и достал оттуда блестящее колечко, которое нашел сегодня утром на мамином туалетном столике.
– Ух ты. Красивое, – она взяла кольцо и приложила к своему колену. – Даже подходит к моему платью! Спасибо.
Я скрестил ноги и придвинулся чуть-чуть поближе:
– Это чтобы ты могла выйти за меня замуж.
– Хорошо, – Белла подала мне лист сассафраса, чтобы я сам мог сделать куличик. – Я выйду за тебя, – она надела кольцо на палец, но оно оказалось слишком велико и мы засмеялись. – Не хочу потерять его. Буду хранить дома в шкатулке. Когда ее открываешь, балерина, которая внутри, начинает кружиться под музыку.
– Классно, – я зачерпнул пальцами мокрый песок и начал размазывать его по листу.
– О, у меня есть еще один «Старбёрст» 9 в коробке для ланча, я не доела, хочешь? – она протянула мне конфету в оранжевом фантике. – Мама разрешает мне брать с собой по одной конфете с Хэллоуина, но сегодня позволила выбрать три «Старбёрста», потому что они меньше, чем маленькие шоколадки.
– И ты, наверное, не поделилась бы «Милки Вэй», ведь это твой любимый.
– О, я поделилась бы с тобой, Эдвард.
Я подал Белле свой куличик, и она потянулась, чтобы положить его туда, где сохли остальные. Она заставила меня улыбнуться, когда сказала, что поделилась бы своей любимой шоколадкой. Я так рад, что Белла – моя лучшая подруга. Мы каждый день играем вместе.
– Наверное, мне понравится быть на тебе женатым. Эпилог
Белла – Мы должны вставать.
Губы Эдварда плавно скользят по моей спине, а ладонью он нежно гладит меня по руке:
– Нет, не должны. В этой каюте так чертовски удобно. Просто скажи Джасперу повернуть к какому-нибудь острову. Эмбри и Лиз могут еще несколько дней подержать у себя малышку.
– Я по ней скучаю.
– Я тоже. Но нам это было необходимо.
– Да, – уступаю я, вздрагивая под его нежными касаниями. Легкое покачивание яхты означает, что мы еще не причалили в Панама-Сити, куда сейчас возвращаемся. Неделя, проведенная нами с Джаспером и Элис на этой лодке, была чрезвычайно умиротворяющей и совершенно необходимой, как и сказал мой муженек.
– Через несколько часов мы снова станем стопроцентно ответственными, – Эдвард проводит теплой рукой по моему бедру, потом тянет его, кладя себе на ногу. – Но давай будем наслаждаться этим только нашим временем до самой последней минуты.
Его пальцы застают меня влажной и полной желания, и я постанываю в предвкушении.
– Видишь, долго уговаривать не пришлось.
У меня вырывается хрипловатый смешок:
– А когда-нибудь приходилось?
Эдвард ложится удобнее, прижимая меня к себе. Проникает внутрь, и теперь его очередь стонать. Сексуальный неторопливый ритм толчков и поглаживаний приводит ко взаимным вздохам и тихим стонам. Он обхватывает меня рукой, чтобы сплести наши пальцы, а я покачиваю бедрами, зная, что это сводит его с ума.
– Ммм, моя жена, – его ладонь скользит вниз по моему животу, чтобы дразнить и мучить меня, пока я не смогу больше сдерживаться.
Я сжимаюсь вокруг него, надеясь увлечь его за собой в свободное падение в оргазм. Эдвард отвечает тихим рычанием и еще несколькими размашистыми движениями.
Вот оно. Мы пытаемся отдышаться, сильные руки мужа всё еще окутывают меня, а я поворачиваюсь к нему:
– Доброе утро, – шепчу между поцелуями. – И кому нужен кофеин, если можно просыпаться вот так?
Эдвард кивает, снова целует меня и откидывается назад, широко улыбаясь:
– Теперь можно и день начать.
***
– Вот моя шалунья!
– Папочка! – кричит Керис, мчась к нам по лужайке. – Мамочка! – Эдвард сгребает ее в охапку, поднимает и крутит вокруг себя, а толпа расступается, давая нам место для счастливого воссоединения. – Я так по вам соскучилась!
Еще несколько раз прижав дочку к себе, Эдвард передает ее в мои объятия.
– Мы тоже очень по тебе скучали. Ты хорошо провела эту неделю с дядей Эмбри и тетей Лиз?
– Угу, и дядя Эм сказал, что не разрешит мне уехать, потому что я самая лучшая помощница для Норы и Нолана. Особенно с подгузниками.
– Дежурная по подгузникам? – спрашивает Эдвард, со смехом указывая на приветственно машущего Эмбри. – Ладно, посмотрим, может, я сумею договориться о твоем освобождении, детка. Придется забрать тебя домой. Через две недели начнутся занятия в школе, ты же знаешь.
– А мой
ранец с «Гуппи и пузыриками»10 еще не прислали?
– Не знаю. Его должны были доставить к бабуле и дедуле, мы об этом позаботились еще до отъезда. Вот приедем завтра вечером домой и спросим.
– Хорошо.
Мы подходим к одеялу под зонтом, где, в сторонке от летающих футбольных мячей, устроилась Лиз. Эмбри стоит поодаль, на боковой линии, держа на руке свою дочурку и оживленно разговаривая с несколькими маленькими футболистами.
– Привет, парочка! – Лиз встает, чтобы поздороваться с нами, поудобнее перехватывая у себя на плече капризничающего Нолана. – Как там Флорида?
– Потрясающе! – отвечает Эдвард и тянется к своему крестнику. – Иди сюда, малыш. Давай поговорим, – мой муженек чмокает меня в щеку и идет через спортплощадку к своему брату.
– Мамочка, а можно я пойду обратно с папой и Ноланом?
Приседаю и подтягиваю ей шорты:
– Только вначале мне нужно четыре поцелуя.
Она хихикает и, вытягивая губы трубочкой, подается вперед, готовая считать:
– Раз, – поцелуй, – два, – поцелуй, – три, – поцелуй, – четыре, – поцелуй, – и еще один на удачу, – поцелуй.
– Спасибо, – я подмигиваю и хлопаю ее по попке. – Иди развлекайся.
Позднее утреннее солнце уже атакует мою кожу, которую я сегодня не намазала кремом, поэтому прячусь в затененном гостеприимном убежище моей невестки.
– Ну и как вы тут, мамочка? – спрашиваю я Лиз, удобно устраиваясь рядом с ней на одеяле.
– О, мы держимся. Двойное веселье и двойные переживания, пожалуй, – она улыбается устало, но искренне. – Но они очень хорошие малыши. Спасибо, что нам не приходится иметь дело с коликами или еще чем-то в этом роде.
– Надеюсь, мы не слишком много на вас взвалили, подкинув вам Керис на целую неделю?
– О Господи, ты шутишь? – Лиз строит рожицу. – Этот ребенок – просто ангел. Она уже сказала вам, что мы с Эмбри не хотим ее отпускать? Для близнецов она прямо заклинатель младенцев. Чуть только закапризничают, моментально избавляет их от плохого настроения. У нее настоящий дар. Прирожденная старшая сестра, несомненно.
Я улыбаюсь, следя взглядом за дочкой, бегающей по футбольному полю:
– Мы над этим работаем.
– Что-нибудь слышно?
– Пока ничего. Мы в самом начале списка, прошли обследование социально-бытовых условий, были на всех встречах… теперь ждем.
– А как относится к этому Эдвард? – она подает мне упаковку жевательной карамели «Твиззлерс», и я отделяю две штучки.
– Он более чем готов, – я вздыхаю, в памяти всплывают давние горестные раздумья. – Потеря малыша два года назад была ужасной для нас обоих, ты же помнишь. – Лиз кивает, не поднимая глаз, а я откашливаюсь. – Но Эдвард был тогда моей постоянной опорой и не позволял впасть в уныние. Для него не важно, как к нам попадет еще один ребенок или дети, лишь бы попали, – я усмехаюсь и показываю на наших мужей, которые обращаются с четырехмесячными близнецами как с фигурками игроков в настольном футболе, а крошечные цыплячьи ножки младенцев бьют по мячу, катающемуся между ними. – Эти двое созданы быть папочками.
– Да, – Лиз откидывается назад, опираясь на руки и запрокидывая голову. – Уфф, я устала. Хочу свою кровать.
– Сколько еще вам нужно здесь быть?
– Эм должен оставаться до конца, ведь он координатор. Они распустят всех около часа из-за этой жуткой жары.
– А вон там тренируют его ученики?
– Ага. По два парня каждого уровня квалификации, от дошкольников до восьмиклассников. Он делает так каждое лето в рамках работы с населением.
– Эдвард говорил мне. У Эмбри такая добрая душа. После ухода из большого спорта он использует во благо свою известность и талант.
– Да, он хороший, – она зевает. – Ну а если мне удастся убедить его, что это нормально – время от времени позволять детишкам поплакать, всё вообще будет здорово.
Я фыркаю:
– Балует их?
– Испортил вконец.
– Слушай, а почему бы тебе не смыться отсюда и не отдохнуть немножко? – я слегка толкаю ее локтем. – Мы с Эдвардом поможем Эмбри с малышами.
– Правда? – во взгляде Лиз на десять процентов сомнений приходится девяносто процентов восторга.
– Конечно. Иди и отоспись, а я возьму на себя ужин. Ты заслуживаешь этого, особенно после того, как целую неделю присматривала не только за своим выводком, но и за нашей малявкой.
Она взвизгивает и обнимает меня:
– Скажи моему муженьку и детишкам, что я их люблю. Тебя тоже!
Лиз убегает, подняв облако пыли, а я встаю, чтобы подойти туда, где Керис бьет пенальти в группе девочек с двумя тренерами.
– Белла? – услышав свое имя, резко оборачиваюсь, понимая, что меня зовет не Эдвард и не Эмбри. – Привет.
Глаза буквально лезут на лоб при виде приближающегося бывшего мужа. Он всё еще красив, но последние семь лет принесли ему несколько морщинок и много седины. Когда Тайлер во второй раз спрашивает, как мои дела, заставляю себя заговорить:
– Привет. Э… у меня всё хорошо, даже очень. Что ты здесь делаешь?
Он ухмыляется:
– Хотел спросить тебя о том же, – он показывает на центральную площадку, где группа девочек отрабатывает дриблинг. – Дочки всю эту неделю участвуют в футбольных мастер-классах. Розовые футболки с моей фамилией.
Слежу взглядом за его рукой и замечаю двух платиновых блондинок с моей бывшей фамилией на спинах. У обеих длинные «хвостики» и розовые банты на макушках, а судя по навыкам девочек, они уже готовы пробоваться в основной состав.
– Монро номер один и номер два, да?
Его лицо выражает гордость:
– Ага. Пейдж и Кенна.
– Красавицы.
– Спасибо.
Несколько секунд проходят в неловком молчании, потом Тайлер смущенно кашляет.
– Ну а тебя что привело на футбольные мастер-классы университета Эмори?
– Мой деверь – главный тренер, он их проводит.
Видно, что он поражен, но пытается взять себя в руки:
– Твой деверь – Эмбри Каллен?
– Угу. Мы с мужем просто заехали за дочкой по дороге домой.
Он задумчиво улыбается:
– И где теперь твой дом?
– В Джерси. Там, где мы выросли.
– Это хорошо, – он кивает. – Даже отлично, я имею в виду. И ты сказала, у вас малышка?
Не успев еще ответить, вижу, как по площадке ко мне мчится взволнованно размахивающая руками Керис:
– Ты видела, мама? Я забила гол!
Подношу сложенные рупором ладони ко рту:
– Я видела, детка!
Керис резко меняет направление:
– Папочка, ты видел?
Мы с Тайлером поворачиваемся и замечаем Эдварда, который бежит к полю с противоположной стороны. Держа на одной руке Нолана, он подхватывает Керис и крутит их обоих.
– Видел, проказница, так держать! – он ставит ее на землю и чмокает в лоб. – А теперь иди и сделай это снова!
Я слежу глазами, как Керис бегом возвращается к штанге ворот, где ее ждет тренер, приветственно подняв ладонь.
– У вас есть и еще один малыш? – спрашивает Тайлер, явно сосредоточенный на моем муже.
– О, нет. Это наш племянник, – я смотрю, как Эдвард подходит к Эмбри, который отдает ему Нору, и теперь мой муженек держит на загорелых мускулистых руках двоих детишек. Не может быть ничего более волнующего, но я заставляю себя снова взглянуть на Тайлера: – А как поживает Бри?
– Хорошо, – он пожимает плечами. – Правда, мы расстались еще до рождения девочек.
Я чувствую искорку удовлетворения из-за того, что они не вместе, но она быстро гаснет. Да, ничто человеческое мне не чуждо, и всё-таки я уже не держу зла на Тайлера за то, как он со мной поступил.
Поблизости звучит свисток, и через несколько секунд к нам подбегают обе его дочки-двойняшки.
– Молодцы, девочки. Было весело? – спрашивает Тайлер, подавая им бутылочки с водой. И беззвучно проговаривает для меня их имена, показывая на каждую.
– Да. Только жалко, что мамочка нас не видела, – говорит Пейдж в промежутках между пыхтением и глотками воды. – Она никогда не приходит к нам на футбол.
Кенна отмахивается:
– А, забудь. Она в отпуске с Риком…
– Разве не с Дугом? – перебивает вторая близняшка, прежде чем снова начать жадно пить.
– Кто ее знает, но папочка-то с нами, – Кенна хлопает по подставленной ладони Тайлера, который не вмешивается в их диалог.
– Идите ко мне, – говорит Тайлер, приседая. – И я всегда буду с вами, – он сжимает плечи дочек. – Попейте еще немного и возвращайтесь. Кажется, тренер уже снова готов заниматься с вами.
– Кто ты? – поворачивается ко мне Пейдж.
Тайлер успевает ответить раньше меня:
– Это Белла. Мы были э… друзьями, еще до вашего рождения.
– Хорошо, пока! – кричит Кенна, хватает сестру за руку, и они обе убегают обратно на площадку.
Тайлер неловко усмехается:
– Надо же, это было легче, чем я думал. Обычно они заваливают меня парой десятков вопросов даже о самых простых вещах.
Я хмыкаю, заправляя прядку за ухо:
– Пожалуй, да. Керис всегда…
– Эй, красавица! Можешь подержать Нолана, пока я поработаю с малышкой? Нора у Эма.
– Конечно, – я забираю сонного племянника из внезапно напрягшихся рук Эдварда. Разумеется, он узнаёт моего бывшего. Смотрит на Тайлера с каменным выражением лица, вероятно, раздумывая, в какую параллельную реальность мы все угодили.
– Всё в порядке? – спрашивает Эдвард, перехватывая мой взгляд. И стискивает зубы, обнимая меня за талию.
Приподнявшись на цыпочки, нежно целую его, чтобы успокоить:
– Всё хорошо. Честное слово, – и еще раз чмокаю его. – Иди к ней.
Эдвард кивает и отстраняется, бросив еще один убийственный взгляд на Тайлера, а потом торопливо идет к воротам, возле которых тренируется Керис.
Проходит еще пара секунд, и глаза Тайлера округляются:
– Это… подожди, со свадьбы Эммета? – вопрошает он.
Я смеюсь, поворачивая племянника так, чтобы он находился в тени:
– Да, это он. Тебе стоило бы присутствовать, когда мне пришлось объяснять ему, кто
ты такой, – качаю головой, размышляя о безумии нашего общего прошлого. О том, как что-то получается. И как не получается.
– Я сожалею обо всём этом, – говорит он тихо и тоже качает головой.
– А я нет, – я показываю в сторону футбольного поля. – Всё произошло так, как должно было произойти, тебе не кажется?
Тайлер смотрит на своих дочек, а я слежу за мужем, гоняющим футбольный мяч. Эдвард в свои сорок три всё еще ловок и спортивен. Он всем сердцем любит меня и нашу дочь и готов сдувать с нее пылинки с того самого момента у нас в спальне, когда мы прочитали положительный результат теста на беременность.
– Да, возможно.
Я покачиваюсь на пятках, невесомо целуя пушистую макушку Нолана.
– Пока, Тайлер, – говорю напоследок с улыбкой и отхожу.
– Береги себя, Белла.
Эдвард – Керис Грэйс Каллен! Тебя ждет первый день в подготовительном классе, малышка!
– Я уже здесь, папочка.
Поворачиваюсь и обнаруживаю свою дочь сидящей за кухонным столом и поедающей мини-маффины. Она болтает ногами взад-вперед, потому что еще не достает ими до пола. Машет мне рукой, а я посмеиваюсь и придвигаю табурет, чтобы сесть рядом.
– Ты очаровательна, – я нажимаю пальцем на кончик ее носа. – Доедай маффин и иди чистить вот эти зубы, хорошо? Через десять минут нам нужно выходить.
– А мамочка готова?
– Почти. Ей позвонила мисс Кэролин, и они еще разговаривают.
Керис ахает:
– Неужели у нее всё-таки есть для меня братик или сестричка?
– Точно не знаю. Но когда она скажет, что уже пора, мы будем наготове, правильно?
– Да. Мне нужно будет многому их научить. Лучше уж приготовиться заранее.
– Ладно, а что если брат или сестра окажутся старше тебя?
Она морщится, пытаясь понять своим пятилетним разумом, как такое может получиться:
– Эммм…
– Знаешь что, давай обсудим это после школы?
Белла входит на кухню, кладет телефон на столешницу и поворачивается к Керис:
– Готова, детка?
– Только почистит зубы, мамочка, – я отодвигаю дочкин стул от стола.
– Да, мама.
– Ну, хоть что-нибудь? – спрашиваю я, глядя, как Керис бежит вприпрыжку по коридору.
Белла на мгновение приподнимает брови:
– Возможно. Она хотела предупредить нас, но избегает любых обещаний.
– Это те же брат и сестра, о которых нам говорили? – я беру Беллу за руку, а она, кивнув, тесно прижимается ко мне. – Ну, уже кое-что, – я глубоко вдыхаю, вбирая в себя ее успокаивающий запах, и массирую ей спину.
– Да.
Молча стоим в обнимку. Миллионы мыслей и молитв проносятся в голове, мы задаемся вопросом, получится ли всё на этот раз. Через несколько минут снова появляется Керис с широко открытым ртом – она ждет, чтобы кто-нибудь из нас проверил ее белоснежные зубки.
– Динь, – говорит она, словно это символизирует бриллиантовый блеск ее зубов.
Я усмехаюсь:
– Неплохо смотрится, крошка, – и киваю в сторону выхода: – Давай сделаем это.
.
.
.
– Волнуешься? – спрашивает Белла нашу дочку, когда мы едем по улице на велосипедах.
– Да. Надеюсь, я смогу сесть с Финном.
– Ну, даже если не получится сидеть рядом с ним на уроках, вы всегда сможете на переменах играть вместе на площадке.
Я бросаю взгляд на жену, а она улыбается мне в ответ.
– Так приходилось делать и нам с твоей мамой, когда мы были маленькими. Ведь за восемь лет в Нокомисе и в Ните предметы у нас совпадали только три раза. Нашим временем были перемены.
– Наверное, – говорит Керис, сильнее нажимая на педали, чтобы одолеть пологий подъём.
– Осторожнее, здесь рытвина, мама, – показываю я на опасное место, принимая вправо.
– Три ха-ха. Сейчас я гораздо лучше езжу на велосипеде, чем в молодости.
Кого она разыгрывает?
– Кажется, я припоминаю вечно расцарапанные колени и локти. Не говоря уже о порванных чулках. И как тебе каждый раз удавалось расшибиться в день фотографирования всем классом?
Белла смеется:
– Наверное, это просто дар.
– А вы всегда будете ездить со мной в школу? – пискляво вступает в разговор Керис.
– Ну, в этом году наверняка. По очереди – то я, то мама, ладно?
Дочка хнычет, но я многозначительно смотрю на нее.
– А вдруг я захочу поехать со своими друзьями?
– Если ты встретишь их в пути, тогда, вероятно, можно будет это обсудить. Но пока мы хотим добиться того, чтобы ты хорошо знала дорогу. Ты ведь ни разу не ездила туда одна. У тебя еще будет уйма лет самостоятельной езды, когда подрастешь. Договорились?
– Хорошо, папочка.
Дежурный регулировщик пропускает нас на школьную территорию, и мы ведем велосипеды к знакомой сорокалетней металлической стойке, где Керис ставит свой розово-фиолетовый «Huffy» рядом с остальными маленькими байками. Она вешает шлем на руль, приглаживает ладошками растрепанные каштановые кудри и возвращается к нам с Беллой.
– Отличного тебе дня, солнышко, – Белла опускается на корточки, чтобы осыпать лицо дочурки поцелуями, и обнимает ее, пока Керис не отпускает руки. – Я люблю тебя, детка.
– Тоже люблю тебя, мама, – она поворачивается и тянется ко мне: – Пока, папочка.
Я чмокаю ее в подставленные губы, обнимаю и щекочу:
– Будь такой хорошей ученицей, какой только сможешь, ладно? Много улыбок, много усердной работы и много внимания.
– Хорошо. А ты будешь здесь, когда у меня всё закончится?
Ставлю ее на землю и помогаю надеть на плечи ранец:
– Когда прозвенит звонок, мы с мамочкой будем прямо здесь. Обещаю.
– Ладно.
На нас мчится маленькая светловолосая пуля:
– Привет, Керис! – Финн резко поворачивается на ходу, останавливаясь рядом с нашей малышкой. – Зацени мой ранец с «Черепашками Ниндзя»!
Белла берет меня за руку и многозначительно ухмыляется. Финн – лучший приятель Керис с тех пор, как они встретились два года назад в детском саду. Когда они не вместе, она только о нем и говорит.
– Мне нравится. Смотри, а мой с «Гуппи и пузыриками», – она поворачивается спиной, чтобы показать ему свой ранец.
– О, у меня для тебя кое-что есть, – добавляет Финн, роясь в кармане.
Жена сжимает мои пальцы – я знаю, о чем она думает. Мы незаметно придвигаемся, чтобы заглянуть в его ладошку.
– Это ракушка с пляжа. В ней розовые полоски, видишь? – он держит ракушку перед Керис. – Я знаю, что розовый – твой любимый цвет, поэтому привез ее домой для тебя.
Я хмыкаю, а Белла прижимается лицом к моему плечу с тихим: «Ооох».
– Спасибо, Финн! Я сохраню ее в своей шкатулке для драгоценностей с крутящейся балериной. Там ракушка будет в безопасности.
Их милый разговор прерывает звонок. Финн убегает, чтобы еще раз попрощаться с мамой, а Керис оборачивается и посылает нам с Беллой воздушные поцелуи.
Мы машем ей, кричим: «Я тебя люблю», – и остаемся на месте, пока учительница не открывает заднюю дверь, приглашая шеренгу детишек войти.
Когда я поворачиваюсь к жене, ее глаза блестят от слез.
– Как ты, мамочка?
– Буду в порядке. Всё кажется нереальным, но потрясающим. Мы, приехавшие сюда, чтобы проводить нашу дочь в тот же подготовительный класс, куда сами ходили целую вечность назад… Это и дежавю, и нет.
Я беру ее за руку:
– То, что ты называешь дежавю, по-моему, просто предназначение.
Мы снова садимся на велосипеды, выезжаем с песчаной парковки, и я подмигиваю Белле.
– Мне это нравится, Каллен, – говорит она, сверкнув глазами. – Давай посмотрим, что еще нам предназначено.
1 – Денвер – официально: Город и округ Денвер (англ. Denver) – крупнейший город и столица штата Колорадо, а также второй (после Эль-Пасо) по численности населения округ в Колорадо; от Денвера до Медфорд-Лэйкса примерно 1800 миль (около 3000 км) по автомобильным дорогам;
2 – «Лайфтайм» – (Lifetime Television) американский кабельный телеканал, специализирующийся на фильмах, комедиях и драмах, где главные роли играют женщины. Канал принадлежит Disney-ABC Television Group и A&E Television Networks
3 – Резаное пиво (англ. black and tan) – напиток из темного и светлого пива, наливаемых в кружку или бокал слоями;
4 – «Собор Лесов» (англ. Cathedral of the Woods) – церковь протестантской общины Медфорд-Лэйкса, см. фото: http://static.panoramio.com/photos/large/36844059.jpg, https://jdnphotography.files.wordpress.com/2008/06/img_0361.jpg;
5 – «Кричащая Мими» (англ. Screaming Mimi) – роман известного американского фантаста Фредерика Брауна, по мотивам которого сняты два фильма (одноименный в 1958 г. и «Птица с хрустальным оперением – в 1970-м). Кричащая Мими – название статуэтки, имеющей важное значение в романе;
6 – Цирк Дю Солей (фр. «Cirque du Soleil», «Цирк солнца») – канадская компания, основанная в 1984 г. Цирк известен принципиальным отказом от участия животных в спектаклях и своими синтетическими представлениями, в которых цирковое мастерство соединяется с музыкой, причудливым дизайном и хореографией;
7 – Ламбертвилл (англ. Lambertville) – небольшой город (около 4000 жителей) в округе Хантердон, Нью-Джерси, примерно в 45 милях (73 км) от Медфорд-Лэйкса;
8 – Нью-Хоуп (англ. New Hope) – городок (около 2500 жителей) в округе Бакс, штат Пенсильвания, на самой границе с Нью-Джерси, отделен от Ламбертвилла рекой Делавэр.
9 – «Старбёрст» (англ. Starburst, известные ранее как Opal Fruits) – американский бренд нескольких разновидностей конфет, консистенцией и формой напоминающих ириски. Выпускаются компанией Wrigley в мелкой расфасовке, каждая конфета завернута отдельно;
10 – «Гуппи и пузырики» (англ. «Bubble Guppies», иногда переводится как Гуппи и пузырьки) – детский американский анимационный мультсериал в стиле музыкальной комедии для детей дошкольного возраста.
... что 
...что вы можете заказать в нашей Студии Звукозаписи в 
0
