Глава 28. Быть собой



Эдвард Каллен

Я сидел в огромном черном кожаном кресле в офисе отца, стараясь выглядеть невозмутимо, и устало сполз по сидению вниз. Но внутри меня был абсолютный беспорядок, я боялся, что это дерьмо сейчас испортит все хорошее. Не было ни единого гребаного шанса, что он знал о поцелуе, он был в Чикаго и сейчас не выезжал в город с нашими гостями-мафиози, чтобы послушать сплетни. Люди в Форксе совсем не порадуются таким гостям, и это лишь подкинет дров в их болтовню о том, что мой отец имеет отношение к организованной преступности. Но каким бы бредовым все это дерьмо ни было, внутренне я все равно боялся и содрогался. Я не имел ни малейшего понятия, что, черт возьми, я буду делать, если он вспылит и потребует рассказать, что за хрень творится между Изабеллой и мной. Я не смогу ему солгать. Черт, мой отец был проклятым ходячим детектором лжи, когда это касалось меня. Откровенно говоря, я был чертовски хорошим лжецом, но мой отец знал, как вытянуть из меня все это дерьмо. Он использовал два приема – или он был крайне терпеливым и говорил о всякой ерунде, пока ты не заканчивал тем, что признавался во всем дерьме, даже не осознавая этого, или он просто хватал тебя и начинал выпытывать все, пока не пробивал оборону и не доводил до паники. Со мной он обычно использовал второй прием, не давая мне времени, достаточного, чтобы обыграть свою ложь. Черт, я, наверное, начинал заикаться, как это бывало в детстве, и он раскалывал меня.
Я нетерпеливо вцепился пальцами в подлокотники кресла, желая скорее разобраться с этим дерьмом и пытаясь понять, что, к черту, было не так с Изабеллой. Она была расстроенной, когда на кухне я увидел ее лицо. Боже, мой отец уже расспросил ее обо всем? Из-за этого она была какая-то не такая? Если так и было, то сейчас попытки лгать становились пустой тратой времени. Он уже выбил из нее признание, она ведь не знала, каким он может быть, когда выпытывает информацию. Ты выложишь ему все дерьмо и даже не поймешь этого. Господи, я очень надеюсь, что он ее не допрашивал.
Дверь позади меня открылась, и я немного утихомирил свою дрожь, зная, что он заметит это и поймет, что у меня мандраж. Он тихо закрыл дверь и прошел к своему столу, садясь за него. Я взглянул на него и увидел, что он на меня даже и не смотрел, но на его лице все еще присутствовало то расстроенное выражение. Он сразу открыл ноутбук и включил его, еле слышно вздыхая.
Он ничего мне не говорил, даже спустя минуту не осознав, что я сидел перед ним, поэтому мое нетерпение росло. В присутствии моего отца тишина иногда хуже криков. Тишина означала, что он что-то обдумывает, что сейчас его беспокоит какое-то дерьмо. Он любил анализировать, он был аналитиком и всегда все обдумывал, и это дерьмо было крайне опасным, потому что иногда он приходил к кошмарным, жестоким выводам, которые рождались у него в голове. Он, черт возьми, скорее всего, размышлял, как бы получше подвесить меня на дерево за яйца, разбираясь со сложной математической проблемой, насколько толстым должно быть дерево и как лучше прицепить гребаную веревку, чтобы и мошонку мне не оторвать, и чтоб веревка не порвалась. Мой отец, без сомнения, был интеллигентом и имел чертову степень по медицине, но это не упрощало дело. У него могли появляться весьма интересные идеи о том, как мучить людей или убивать их. За его любимый способ убийства его прозвали проклятым кровопийцей – он оставлял людей до смерти истекать кровью – постепенное кровотечение делало смерть медленной и болезненной. Нет, простого выстрела в голову для него было недостаточно – он предпочитал креатив. Но когда-нибудь я схлопочу-таки выстрел в голову, ну, или в любое другое место – зависит от того, что он обдумывал прямо сейчас.
- Тебе нравится число тринадцать, Эдвард? – спросил он через некоторое время, и его голос звучал серьезно и собранно. От его странного вопроса мои брови взметнулись вверх. Он сидел беззвучно чертову вечность, но когда задал свой вопрос, то заговорил о цифрах?
- Я думаю, это просто гребаное число. – Я не был уверен в том, что он имел в виду. Во всем, что говорит мой отец, всегда присутствует какая-то цель; он никогда не станет просто так задавать странный тупой вопрос. Может, он думал, сколько потребуется футов веревки от дуба до земли для моей тупой задницы? Сколько дюймов в диаметре должна быть ветка, чтобы выдержать мой вес?
- Да. Лично я никогда не понимал, что в этом номере такого привлекательного. Даже есть такое расстройство личности – боязнь цифр, трискаидефобия. Странно, как восприимчивы могут быть люди к простому номеру. Есть даже бесконечно высокие небоскребы, у которых нет тринадцатого этажа из-за иррационального страха, один из них – Башня UBC в Чикаго. Кстати, в Италии число тринадцать считается счастливым. В регионе Кампанья, в южной части страны, слово ‘trecidi’, которое, как ты, конечно, знаешь, на итальянском означает тринадцать, используется для обозначения кого-то удачливого, которому подвернулось что-то исключительно хорошее, - сказал он, печатая на ноутбуке. Он до сих пор даже не глянул на меня. Я просто смотрел на него, думая, какого черта он достает меня этим.
Какую бы цель ни преследовал, разговор он не продолжил, и в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только звуками ударов его пальцев по клавиатуре. И я снова начал заламывать пальцы, погружаясь в свои страхи, и был полностью сбит с толку тем, что он, черт возьми, сейчас делал. Клацанье по клавиатуре сводило меня с ума, тишина была неуютной. Я сильнее сжал пальцы, не в силах выдерживать это.
- Знаешь, я ценю все эти чертовы мелочи, я даже уверен, что, если я попаду в гребаный Джеопарди (1), это мне, конечно, может пригодиться, но я все равно не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, - через мгновение выдавил я агрессивнее, чем собирался. Но я был зол и не смог совладать со своим характером. Его пальцы мгновенно замерли над клавиатурой, и он взглянул на меня, вопросительно поднимая брови. Я застонал, понимая, что сейчас играю ему на руку. Старый книжный прием – так сбить с толку собеседника, чтобы он вспылил.
- ‘Trecidi,’ – сказал он и снова вернулся к клавиатуре, продолжая печатать. Я таращился на него, пытаясь расшифровать его таинственные комментарии.
- Ты имеешь в виду, что моя удача иссякла? – неуверенно спросил я. Он громко вздохнул.
- Не только твоя, сын, - пробормотал он. Мои брови нахмурились, я уже собирался попросить его разъяснить, как он снова начал говорить. – Я просто хочу предупредить тебя, что я включил камеры на ступеньках и в холле. И никакого порошка в моей гостиной, ты знаешь, я не люблю эту дрянь, и я буду наблюдать.
Я уставился на него, чувствуя волнение. Если он повсюду включил камеры, я не смогу пробираться к Изабелле и проводить с ней время так, чтобы он не увидел. Я начал паниковать при мысли, что он сделал это именно по этой причине. Б…ь, он на самом деле знал? Как он мог узнать так быстро? Поэтому моя удача покинула меня?
- Я не нюхаю кокаин, - промямлил я обиженно, хотя не имел права обижаться. Он взглянул на меня и приподнял брови, а я закатил глаза. – Больше, - быстро добавил я. Да, я, черт возьми, принимал кокс, но отстаньте от меня. Это больше не повторится.
Он легко засмеялся.
– Хорошо. Мне не нравилась возможность того, что придется нанимать пластического хирурга, чтобы привести в порядок твое лицо после того, как ты испортишь себе нос. Я видел однажды, как девочка полностью разрушила свой, она выглядела как поросенок. Надо будет как-нибудь показать тебе фотографии, чтобы ты понял, к чему это приводит.
Я застонал.
– Господи, мне не нужно это идиотское внушение. Я же сказал, что с этим покончено. И почему ты включил камеры? – Его брови сдвинулись, и он странно посмотрел на меня, словно я задаю тупые вопросы.
- Разве я не всегда включаю камеры, когда у нас гости? – Я пожал плечами, чувствуя себя чертовым идиотом, ведь он делал это постоянно, но из-за своей паники об этом я даже не подумал.
– Возвращаясь к номеру тринадцать, Эдвард, ты в курсе, что с тех пор, как ты вернулся в Форкс, у тебя было уже тринадцать стычек с Майком Ньютоном? – спросил он.
Я застонал, закатив глаза. Конечно, он узнал о драке – доктор Сноу позвонил моему отцу в тот же миг, как Ньютон вышел из аудитории. Этот надоедливый козел регулярно выводил меня из себя.
– Черт, слушай, насчет Ньютона. Я клянусь, что это дерьмо больше не повторится… - начал я, но его рука быстро поднялась, призывая меня замолчать. Я прекратил свои попытки и проворчал про себя, зная, что, если он не хочет слушать мои объяснения, пытаться сказать ему что-то - лишь пустая трата времени.
- Когда после вечеринки в честь Хэллоуина из-за Майкла меня вызвали в больницу и сказали, что ты отделал его достаточно сильно, я, признаю, был весьма рассержен. Моей первой реакцией было вызвать тебя, приказать паковать чемоданы и отослать прямо в академию. Но я знал, что не отошлю тебя сейчас, ведь именно сейчас мне нужно, чтобы ты был рядом. Это не значит, что я не собираюсь наказывать тебя, Эдвард. Ты должен уяснить, что следует контролировать свой проклятый темперамент ДО того, как ты обеспечишь себе серьезные проблемы, - сказал он. Я вздохнул, кивая головой. Он был прав, но я был не в настроении для прослушивания лекций. Хотя… для лекций у меня никогда не было настроения.
- И каково мое наказание? – спросил я, приподнимая брови. – Ты заберешь мою гребаную машину?
Он сухо засмеялся.
– И буду везде возить твою задницу? Извини, сын, но на этой неделе у меня нет настроения.
Я выдохнул с облегчением, довольный, что он хотя бы не заберет у меня Вольво.
– Что тогда?
Он вздохнул и продолжил какое-то время печатать. Затем остановился и откинулся на стул, глядя на меня.
– Мне нужна услуга.
Мои глаза сузились. Он просил меня об одолжении? Это нехорошо.
– Услуга какого рода? – спросил я с подозрением.
Он молчал, определенно что-то взвешивая.
– Мне нужен кто-то, кто ночью присмотрит за Изабеллой. – Мои глаза в шоке распахнулись, я оказался совершенно выбитым из колеи. Я не знал, что он подразумевал под этим одолжением, но, черт возьми, он не должен был меня об этом просить.
- Ты хочешь, чтобы я шпионил за ней? – спросил я, не веря в это и не понимая его просьбы. Она сделала что-то, о чем я не знаю? Он вздохнул, отрицательно покачав головой.
- Нет, тебе не нужно шпионить за ней. Она не давала мне повода ее подозревать. Но мне нужен кто-то, кто присмотрит за ней, чтобы убедиться, что она в безопасности. - Мои брови сошлись на переносице, а глаза сузились.
- Ей угрожает опасность? – тут же недоуменно спросил я, внезапно ощутив этот чертов страх и гнев, которые вскипали внутри меня при мысли, что она может оказаться в опасности. Я ее защищал и не мог ничего с этим поделать.
Он наклонился вперед и начала снова печатать на ноутбуке, глядя в сторону от меня.
– Джеймс недавно проявил к ней интерес. Я словил его, когда он ее трогал на кухне.
Мои глаза выкатились, а гнев вскипел, накрывая меня с головой. Какого хрена он протянул одну из своих подлых, грубых, нехороших ручонок к моей девочке? К МОЕЙ, черт возьми, девочке? Все, этот подонок мертв.
– Что, б....ь, он ей сделал? – вскричал я, мгновенно вскакивая и отпихивая за себя кресло. Мой отец быстро перевел на меня взгляд, шокированный моей вспышкой. Я знал, что должен стараться быть невозмутимым, но я был расстроен. Никто не может до нее дотрагиваться, если она этого не хочет.
- Он не причинил ей вреда, успокойся, - совершенно невозмутимо сказал он. Его тон только еще больше разозлил меня. – Я зашел в кухню и увидел, как он стоит за ней и рукой гладит ее по боку. Его действия были определенно нежеланными, она плакала. Я быстренько с этим разобрался.
- Ты с этим разобрался? Это все, что ты можешь сказать, что ты, черт возьми, с этим разобрался? Почему, б….ь, он все еще здесь? – заорал я. И начал ходить взад и вперед перед его столом, сжимая кулаки и стискивая челюсть, пытаясь сдержаться и не ударить кого-нибудь или что-нибудь.
- Да, я с этим разобрался. Господи, Эдвард, что за фигня с тобой творится? Разве я минуту назад не говорил тебе держать себя в руках? – спросил он. Я повернулся и посмотрел на него, отмечая, что он смотрит на меня с выжиданием. Я застонал и плюхнулся назад в кресло, все еще сжимая кулаки, но стараясь расслабиться. Боже, своей реакцией я чуть все не испортил.
- Ты знаешь, я не люблю все это дерьмо, я всегда хочу убить тех, кто так поступает с женщинами, - промямлил я, уставившись на стену за его ухом. Это давало иллюзию визуального контакта, но без необходимости смотреть ему в глаза. Краем глаза я увидел, как он кивнул.
- Я знаю, я понял. Но я хочу, чтобы ты держал себя в руках, мне нужна твоя помощь на этой неделе. Я не могу все время заставлять тебя наблюдать за ней. Смотри, я хочу быть честным с тобой. Я не верю Джеймсу. Я думаю, он собирается что-то исполнить, у него есть какие-то скрытые намерения. Он крыса, и я не знаю, во что он играет, а это нехорошо. Я совершенно его не уважаю и не хочу видеть близко к своему дому. Я бы избавился от него, но проблема в том, что я не могу. У Аро высокое мнение о нем, он ослеплен тем, что Джеймс фактически его родственник.
Я взглянул на него с интересом.
– Джеймс родственник Аро? – Он вздохнул.
- Я немного удивлен, что ты его не помнишь. Мать Джеймса была замужем за братом Аро, получается, он племянник Аро.
В шоке я уставился на него, когда услышал это.
– Это тот самый тощий маленький болван, который раньше по пятам ходил за Эмметтом, как будто тот господь бог? – с недоверием спросил я. Я отчетливо помнил племянника Аро еще с того времени, когда мы были детьми и жили в Чикаго. Он был еще маленьким ребенком, тощим, как щепка, и слабым. Он постоянно таскался за Эмметтом, как собачка на привязи, и Эмметт ненавидел это, всегда скулил и жаловался, как его это бесит. Мама всегда ругала его за это, говоря Эмметту, что мы должны быть снисходительными с теми, кто слабее нас, эта капля терпения и понимания была необходима людям, которые следовали за нами, и мы должны использовать свою силу и влияние, чтобы помогать тем, у кого их меньше.
Он легко засмеялся.
– Да, именно он. Ты знаешь, у Аро больше нет кровных родственников, оба его брата и сестра, а также почти вся семьи были убиты за эти годы, и у Аро нет собственных детей. Поэтому он всегда был так помешан на тебе – ты был ближе всего к сыну, который у него был. Его крестник. Поэтому заставить его поверить, что Джеймс действительно представляет угрозу - нелегкая задача, но прямо сейчас я говорю тебе: он тот, кто он есть. Он представляет собой опасность для всей организации, и сейчас он опасен лично для нас. Он уже протянул руку к тому, что не принадлежало ему. Он дотронулся до моей собственности в моем доме. Это неуважение, и я этого не потерплю. Я чуть не перерезал его чертову глотку, я был так зол, что случайно сделал так, что Изабелла обожглась, когда я оттащил его от нее, - выпалил он на одном дыхании.
- Она обожглась? – спросил я, моментально обеспокоившись тем, что она поранилась. Он кивнул.
- Да, но с ней все хорошо. Ожог поверхностный. Ты знаешь, я бы не просил тебя об этом, если бы не чувствовал, что это необходимо. Ты не совсем подходящая личность для роли телохранителя несовершеннолетней девочки, и это не соответствует твоим представлениям о развлечении. Но я не прошу кого-то из твоих братьев только потому, что мне нужен тот, кто не станет колебаться, прежде чем нажать на курок. Я не знаю точно, на что он способен, но я не хочу рисковать. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Он смотрел на меня, ожидая ответа. Выражение его лица было абсолютно серьезным, в голосе не было ни намека на шутку. Он просил меня приглядеть за ней, потому что знал, что среди всех его детей я - единственный, кто может отстрелить тому поддонку яйца, если дело дойдет до этого. И он был прав, я смогу. Ради нее я убью, в этом не приходилось сомневаться.
- Я понимаю, - спокойно ответил я, кивнув. Он кивнул в ответ и мгновение смотрел на меня, прежде чем открыть ящик стола. Он вынул ключ на связке и кинул его через стол ко мне. Я поймал его и вопросительно взглянул на него.
- Это ключ от комнаты Изабеллы. Я сказал ей оставаться там и закрыть дверь. Я знаю, как ты относишься к своей комнате и не позволяешь людям входить туда, поэтому, думаю, ты сможешь провести несколько ночей на диване в ее комнате. Ну, ты знаешь, наказание и все такое за те тринадцать стычек, – сказал он. Через секунду он криво усмехнулся. – Я не думаю, что она храпит, но ничего не обещаю. Будешь нести службу.
Я закатил глаза, но кивнул. Я знал, что она, черт возьми, не храпит, но говорит во сне. Хотя этого я ему не сказал. Мы сидели там еще некоторое время, оба погруженные в мысли.
– Ты думаешь, он действительно так опасен? – спросил я, удивленный тем, что мой отец прибегал к таким крайним мерам.
Он согласился.
– У нас были большие проблемы в Чикаго. Агенты ФБР взяли четырнадцать из наших людей за убийства, плюс обвинения от Организации по борьбе с коррупцией, и один из наших запел как канарейка, стараясь сохранить себе жизнь. Да и, кроме намерения Департамента юстиции прекратить существование нашей организации, есть еще дела, с которыми нужно было разобраться. Я не знаю, с кем работает Джеймс и кто он такой, но я знаю, что он на крючке, и у меня есть чувство, что это как-то связано со мной.
Я нахмурился.
– У него на тебя вендетта? – спросил я. Он пожал плечами.
- Я не знаю, является ли это вендеттой… или просто личное, а, может, он всего лишь пытается добиться больше власти. Но я верю, что у него на меня ничего нет, и думаю, что последняя женщина, которую я привел в дом, была здесь из-за него.
Я в ужасе уставился на него.
– Она была гребаным шпионом? Господи, я думал, она лишь гребаная шлюха.
Некоторое время он смотрел на меня с нахмуренными бровями, прежде чем расхохотаться и встряхнуть головой.
– Почему ты так думал?
Я пожал плечами.
– Не имею понятия. Полагаю, из-за взглядов, которые ты бросал на нее. Черт, когда вы оба находились в комнате, постоянно возникало напряжение.
Он вздохнул, отрицательно покачав головой.
– Я думал, ты знаешь меня лучше, Эдвард. Я наблюдал за ней, потому что что-то было не так. Ты действительно думаешь, что из всего, что я мог бы делать с женщиной, ее я использовал для секса? Я много раз говорил вам, ребята, что сексуальное посягательство ненормально, что вы никогда не должны прикасаться к женщине, если она не согласна. Так почему ты думаешь, что сам я нарушил это правило и поступал таким образом?
Я вздохнул.
– Я знаю. Господи, отец, я не думал, что ты ее насиловал. Я имел в виду, что это дерьмо было обоюдным или что-то в этом роде.
Он улыбнулся, мотнув головой.
– Ты всерьез думаешь, что она бы захотела секс со мной? Ни в коем случае.
Я пожал плечами и немного отвел взгляд, с минуту глядя на стену позади него.
– Я не знаю, я лишь предполагаю. Ты не думаешь, что это возможно?
- Интимные отношения между рабом и его хозяином? – спросил он, вскидывая брови. Я нерешительно кивнул. Он вздохнул и какое-то время молчал, глядя на стол. Он выглядел погруженным в свои мысли.
– Это возможно, но не правдоподобно. Он должен быть сострадательным человеком и хорошо к ней относиться, и у нее должно быть большое сердце, чтобы принять его таким, какой он есть. Только сильные женщины могут видеть его внутренний мир, а не то, кем он является. Но знаешь, только потому, что это может случиться, совсем не нужно, чтобы это случалось. Это принесет проблемы в твою жизнь и все осложнит, размыв существующие границы. Такое вот смешивание миров только лишь по велению сердца причиняет людям много боли. Разве крупица удовольствия стоит той боли, которая за этим последует? Я в этом не уверен. Полагаю, это зависит от женщины. Хотя знаю, что сам я не заинтересован в том, чтобы вовлечь в нашу жизнь еще больше дерьма.
Я кивнул.
– То есть…. ты бы, в принципе, не стал трахать ее, даже если бы она захотела?
Он засмеялся.
– Нет, не стал бы. В любом случае Джанет была не тем типом женщины, она видела мир черно-белым, в ее глазах все вещи были или правильными, или нет; хорошими или плохими. У нее не было мозгов и сердца, чтобы видеть полутона. И это не говоря о том, что она была шпионом; я не могу сказать наверняка, но мне показалось подозрительным, что у Джеймса нашлась на продажу женщина, когда она мне понадобилась, и довольно дешевая. Она была чересчур любопытна, лезла туда, куда не должна была. Ты же видел, какой непокорной и дерзкой она была. И когда я получил последнюю распечатку телефонных звонков, я увидел в ней подозрительный номер, непознанный мобильник с кодом штата Иллинойс. Вот тогда я и положил этому конец. Я уверен, ты помнишь, что тогда она была в наручниках, потому что я поймал ее при попытке в очередной раз пробраться наверх, в кабинет, который на ночь я всегда закрывал. Я не намеревался убивать эту женщину, но потом я вскрыл конверт со счетом за телефон, и, когда я пошел к ней, чтобы попросить набрать номер, я обнаружил, что она выбралась из оков… и я просто взбесился. Я уже рассматривал ее как угрозу своей семье.
Я понимающе кивнул.
– Ты думаешь, она звонила Джеймсу?
Он пожал плечами.
– Наверняка. Я прозвонил по этому номеру сам, и кто-то поднял трубку, но молчал. Я думаю, они ждали, что Джанет заговорит первой. Она определенно что-то замышляла.
- Как долго парни тут пробудут? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Несколько дней, самое позднее - до пятницы. Этим утром федералы проводят рейд по всем стрип-клубам, в которых мы имеем свой бизнес. К счастью, они ничего не найдут, но нам нужно обсудить еще несколько дел. Когда все случилось, Аро решил, что мы должны переместиться сюда, федералы не знают об этом месте, и здесь будет безопаснее всего со всем разбираться. Это было внезапное решение, он просто объявил его, сделал несколько звонков, и через час мы уже были в самолете. Они постоянно будут приходить и уходить из дома, и я не хочу, чтобы Изабелла оставалась одна.
- Как насчет тех дней, когда я должен быть в школе? – спросил я. Он вздохнул.
- Я буду рядом какое-то время, а когда не смогу, кто-то из твоих братьев останется с ней, - сказал он. – Не имеет значения, кто смотрит за ней в течение дня, лишь бы она была под наблюдением.
Я кивнул.
– Я не понял, почему он так заинтересовался Беллой? – спросил я через некоторое время. Я имел в виду, что, конечно, понимал почему. Она завоевала меня и сразу же погрузила мою жизнь в хаос, как только я посмотрел на нее, но настолько не уважать моего отца, чтобы делать что-то подобное в его доме? Это было безумие. Брови отца удивленно поползли вверх.
- Кем? – спросил он. Я нахмурился от его вопроса.
- Что ты имеешь в виду, кем? Изабеллой. Какого черта Джеймс заинтересовался ей? – спросил я в замешательстве. Какого черта он не понимает, о чем я говорю.
- А, я был не в курсе сокращенного имени, – сказал он бесстрастно. Я замер, лихорадочно копаясь в памяти, пытаясь понять, о чем он говорил, когда меня осенило. Я, черт возьми, только что в его присутствии назвал ее "Беллой".
- Белла, Изабелла. Просто сократил это дерьмо, - сказал я, пожав плечами. Еще мгновение он следил за мной глазами, и я начал паниковать, обеспокоенный тем, что он, черт возьми, собирает все кусочки воедино. Боже, что со мной, нахрен, не так? Всего один разговор с отцом, а я уже, блин, был так сбит с толку, что дал ему все необходимые зацепки.
Он пялился на меня так внимательно, как будто уже разгадал меня. Я понял, что он высматривал мои "знаки", пытаясь разобраться, был ли я откровенным с ним или же нет. Я сидел смирно и сохранял контакт глава-в-глаза, зная, что, если начну ерзать или отведу взгляд, это скажет ему все, что нужно.
- Ты уверен, что не называешь ее "Беллой", потому что это значит "красивая"? – спросил он. Я просто смотрел на него. Я знал, что не могу солгать, он сразу это заметит. Мне необходимо было найти способ избежать прямого ответа.
- А ты называешь Розали "Роуз" потому что она, б….ь, пахнет розами? – спросил я через секунду, вопросительно вскидывая бровь. Он засмеялся и тряхнул головой.
- Я не знаю, почему Джеймс заинтересовался хм… Беллой, – сказал он, все еще улыбаясь. Я закатил глаза, а он посмеивался про себя. Он, черт возьми, высмеивал меня, находя это чертовски смешным.
– Может, для того, чтобы спровоцировать меня. Он из того типа людей, которые делают что-либо, просто чтобы хапнуть адреналина. Одна мысль о том, что он нарушает законы, уже возбуждает, и он знает, что это неправильно, но для него это что-то вроде кайфа. Я думаю, также и с женщинами. Он хочет ее, потому что не может получить, – сказал он. Я кивнул, чувствуя, как внутри меня снова закипает гнев. Я уже достаточно дал поводов отцу для подозрений всего за один проклятый разговор, поэтому сдерживал себя, сжимая кулаки и сохраняя спокойное выражение на лице.
– Я должен был догадаться, что это произойдет, но даже если так, я ничего не смог бы сделать.
Я слегка сузил глаза.
– Ты мог оставить ее у нее комнате, и он бы никогда даже не узнал, что она там.
С минуту он пристально разглядывал меня.
– С каких это пор мы прячем прислугу? Они всегда были рядом с Нонной и Джанет, когда приезжали.
Я простонал.
– Да, верно, но ни одна из них не была шестнадцатилетней девочкой, - раздраженно сказал я.
Он вздохнул.
– Даже если бы я захотел ее спрятать, я бы не смог. Они знали, что она здесь. Аро как-то навел справки о ней и захотел бы ее увидеть. Я подумал, что лучше ей спуститься к ним вниз, чем они искали бы ее повсюду. Я старался облегчить все это для нее и должен был отослать ее прочь, сказав удалиться к себе, но мне не хотелось пробуждать любопытство Джеймса, почему это я обращаюсь с ней иначе, чем с другими рабами. И по этой же причине я не позвонил и не сообщил ей, что мы приедем. Я не знал, что они собираются приехать в дом сегодня вечером, предполагая, что сегодня, когда попаду домой, у меня будет возможность предупредить ее. К тому времени, как я понял это, было слишком поздно для предупреждения, Джеймс уже сидел со мной в машине, и звонить ей - значило махать красной тряпкой перед быком. Я не думаю, что Джеймс понимает, кто она, и было бы лучше, чтобы он и не понял этого.
Я нахмурил брови и с недоумением посмотрел на него. Каково хрена Аро захотел бы увидеть ее? Его обычно не волновало все это дерьмо, касающееся прислуги. И что означало "Джеймс не знает, кто она"?
– И кто она? – спросил я с подозрением.
С минуту он смотрел на меня, и лицо его ничего не выражало.
– Извини?
- Ты сказала, что Джеймс не знает, кто она. Что ты имел в виду? – Он равнодушно пожал плечами, а я застонал. – Ее отец - какая-то гребаная шишка или что-то в этом роде? Ты об этом говоришь? Ты не хочешь, чтобы он узнал, откуда ты ее привез?
Он вздохнул и молчал с минуту, очевидно взвешивая, что, черт возьми, мне сказать.
– Он знает, что я приобрел шестнадцатилетнюю рабыню - ребенка Чарли Свона, и это все, что ему необходимо знать. И как ты узнал, кто ее отец? Я не помню, чтобы говорил тебе об этом.
Я пожал плечами.
– Может, она это упоминала, - промямлил я.
- Я удивлен, что она тебе сказала, - ответил он. – Чарли в действительности не признавал ее как дочь, и он не признается в этом вслух, хотя этот осёл прекрасно осведомлен о своем отцовстве. Немногие люди владеют этой информацией, Аро и я, возможно, единственные в Компании, кто знает это. Просто жена Чарли обнаружила это, поэтому он избавился от Изабеллы.
- Значит, как я и полагал, все дело в ее отце, и неважно, признал он ребенка или нет, тот, кому понадобится, использует это в любом случае.
Он пожал плечами.
– Отец Чарли занимал прочное положение, какое-то время он наблюдал за нашими интересами в казино Лас-Вегаса. Он и его жена уже мертвы. Чарли просто компаньон, собственно, он никогда не допускался в наш круг. Он промышляет достаточно хорошими, значимыми фальсификациями и подделками подлинников в мафиозном кругу, все это начал еще его отец много лет назад. Он один из тех, кто делает эти поддельные удостоверения личности, которые тебе так нравятся. Я бы не сказал, что Чарли для нас важен, его всегда можно заменить. Но… не обращай внимания, мы не об этом. Кто такая Изабелла, к делу не относится. Джеймс положил на нее глаз, и по этой простой причине она нуждается в охране.
Я кивнул, чтобы он знал, что я слушаю. Я до сих пор, черт возьми, не понимал, чем Изабелла была такой особенной, что Аро захотел бы ее увидеть, но знал, что отец мне не скажет. Он и так не был достаточно откровенным со мной, когда говорил обо всем этом дерьме, лишь давал мне ничего не значащие ответы.
– Хорошо, пусть будет так. Я за ней присмотрю, - ответил я, пожимая плечами. Он кивнул и придвинул ноутбук.
- Отлично. Иди на ужин, а затем ты можешь принести ей еду, - сказал он, вставая и откатывая кресло. Я поднялся, пробежался рукой по волосам, немного сбитый с толку этим разговором. Когда я пришел сюда, у меня крыша дымилась, а теперь он сделал многие вещи значительно проще, даже не осознавая этого.
Он направился к двери, и я последовал за ним. На миг он замер, поворачиваясь ко мне.
– Тебе нужно, чтобы я дал тебе с собой пистолет? – тихо спросил он. Я отрицательно покачал головой.
- У меня уже есть один в машине, - ответил я, пожимая плечами. Я любил свой пистолет и предпочитал его, потому что чувствовал себя с ним комофортно. Его брови удивленно поднялись.
- Действительно? И как давно вышеупомянутое оружие находится в твоей машине? – спросил он.
Я самодовольно ухмыльнулся.
– А как давно вышеупомянутая машина моя?
Он тряхнул головой.
– А ты времени не терял, да? – пробурчал он. Он пошел к себе в комнату, даже не дожидаясь моего ответа. Я задержался там на какое-то время, перед тем как медленно зашагать к лестнице. Я сделал несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться до того, как столкнусь с этим тошнотворным ублюдком Джеймсом. Я хотел выбить из него все дерьмо за то, что он протянул руку к Изабелле, за то, что сознательно напугал ее. И даже, черт возьми, заставил ее плакать! Без всякого сомнения, она не выглядела счастливой, когда я вернулся домой.
Я заколебался в фойе, на самом деле не испытывая желания общаться с кем-либо из них. Я слышал, как Аро что-то говорил в гостиной. Они обсуждали бизнес, новые обвинения против их людей. Я услышал шаги на лестнице позади себя и, резко обернувшись назад, заметил отца и братьев. Эмметт пошел прямо к гостям, а Джаспер направился на кухню. Отец остановился передо мной и протянул мне тюбик крема от ожогов.
- Убедись потом, что она нанесет его на руку, - сказал он. Я вздохнул, кивнул, забирая крем, и положил его в карман. Он пошел в комнату отдыха и сказал гостям, что пришло время ужина.
Я услышал, как они начали ходить вокруг стола, некоторые из них, черт возьми, были явно голодны. Я смотался на кухню, где Джаспер уже накладывал еду, прислуживая, пока Изабелла была наверху. Я остановился возле него и, взяв тарелку, по-быстрому наложил немного еды. Я поставил ее в холодильник, пока Джаспер забирал остальную еду со стола. Я пошел следом за ним и сел в конце стола рядом с Джаспером. Джеймс пробрался к креслу напротив меня и уселся в него, откинувшись назад и с любопытством меня разглядывая. Я сузил глаза, глядя на него, тихо умоляя его, б….ь, сказать мне что-то оскорбительное, чтобы дать мне гребаный повод встать и врезать ему по хлебалу. Они стали сами накладывать себе еду, и я положил себе немного, я вообще-то не был голоден. Я лишь хотел подняться наверх и убедиться, что с Изабеллой все хорошо.
Я размазывал еду по тарелке с помощью вилки, стараясь игнорировать взгляд, которым меня наградил Джеймс. Она своими руками, черт возьми, приготовила мою любимую еду, и в другой день я бы объедался, но сейчас у меня не было аппетита. Они все болтали о пустякях, у меня же не было настроения присоединяться к их разговору. Мне было наплевать на все это.
- Итак, Эдвард, - вдруг сказал Аро. На мгновение я замер с вилкой в руке и взглянул на него, приподнимая бровь, тем самым как бы интересуясь, что, черт возьми, он собирался мне сказать. – Тебе через несколько месяцев будет восемнадцать; есть идеи, что ты планируешь делать дальше? – он лучезарно улыбался, даже не скрывая гребаную надежду, что я намереваюсь поехать в Чикаго и работать вместе с ним.
Шесть недель назад я бы даже не колебался, я всем говорил, что поеду туда, когда мне исполнится восемнадцать, но теперь все переменилось. Я не знал, черт побери, что будет у меня в будущем и куда я приду, но о себе я больше не думал. Я думал о красивой девушке двумя этажами выше, запертой в ее гребаной комнате, точно узница. Я не имел понятия, как я, нахрен, собирался изменить это и как мы с ней получим право быть вместе в реальной жизни, но я определенно собирался найти этот гребаный способ.
Я сидел тихо, не зная, что, черт возьми, сказать. Через секунду отец прочистил горло.
– Эдвард волен выбирать, что он хочет для своей жизни, но я бы хотел, чтобы он был рядом по крайней мере до окончания средней школы.
Джеймс сухо засмеялся, и моя голова дернулась в его сторону, глаза сузились еще сильнее. Что за черт, над чем он смеется?
– Школа бесполезна. Какой диплом ты собираешься получить за это время? Для работы в Макдональдсе? Пустая трата времени. Мы делаем деньги, и какой-то клочок бумажки из старшей школы не имеет значения, когда дело доходит до этого, - сказал он, тряхнув головой и хихикая над собственными словами. Я почувствовал, что закипаю от гнева, и я пристально посмотрел на него.
- Диплом может не иметь значения в нашей сфере деятельности, но это не клочок бумажки. Он символ завершения того, что ты начал, ты получаешь специализацию, а не просто продаешься. Быть никем хуже, чем быть авантюристом, - жестко сказал отец. Я перевел взгляд на него, брови удивленно поползли вверх. Я достаточно хорошо знал, что никогда раньше он не говорил мне оканчивать среднюю школу.
- Я не говорил о том, чтобы быть авантюристом, я лишь сказал, что это меняет приоритеты, - равнодушно сказал Джеймс, пожимая плечами.
- Может, твои приоритеты и не должны меняться, раз уж ты выбрал свой путь и поклялся его придерживаться, - отрывисто сказал мой отец. – Мать Эдварда хотела бы, чтобы он остался в школе и получил специальность, прошел через это.
Я выпучил глаза и уставился на отца, слегка удивленный, что он приплел сюда маму. Джеймс снова пожал плечами
– Но Элизабет здесь нет, разве не так? Так какая разница, чего бы она захотела?
За столом раздался коллективный вздох, а мой отец встал так быстро, что его стул отлетел назад и упал на пол.
– Не смей, черт возьми, произносить ее имя, ты, проклятый scarafaggio (2)! И есть разница, потому что ты никогда, черт побери, не должен пренебрегать семьей! Всегда оставайся преданным ей!
Аро встал и схватил отца за руку, выволакивая его из комнаты. Они ушли, а я просто сидел там, ошеломленный, что мой отец вел разговор на повышенных тонах. Я по кругу окинул взглядом стол, отмечая про себя, что все, кроме Джеймса, выглядели такими же шокированными, как и я. Я прищурился, не сводя глаз с Джеймса, он самодовольно улыбался. Не то чтобы я не знал, кто он, но все еще видел в нем схожесть с маленьким мерзким болваном.
Мой отец и Аро вернулись через минуту и расселись по своим местам. Ни один из них не выглядел довольным. Он приступили к еде, не сказав ни слова, и единственным звуком в комнате был звон вилок по тарелкам. Это начинало действовать мне на нервы, и я со злостью просто ковырялся в тарелке, не взяв в рот ни кусочка. Моя вспыльчивость уже подступала, и я был опасно близок к взрыву.
Через мгновение я уже достиг предела и отбросил вилку. Она ударилась о тарелку с громким стуком, и все посмотрели на меня.
– Извините, я могу уйти? – холодно спросил я сквозь зубы.
- Да, - просто ответил отец. Я резко отодвинул стул, бросил свою салфетку сверху на тарелку, развернулся и быстро вышел из комнаты. Я даже не потрудился убрать за собой, пусть кто-нибудь другой занимается этим дерьмом. Я сразу направился к главному входу, доставая из кармана ключи и нажимая на брелок, чтобы открыть машину. Я открыл дверь с водительской стороны и нырнул под сиденье, доставая пистолет. Спрятав его за пояс под рубашку, я одернул ее, закрыл «вольво» и вернулся назад. Вошел через кухонную дверь, захватил тарелку для Изабеллы и с минуту подогрел ее в микроволновке. Когда закончил, поднялся наверх, быстро перепрыгивая через ступеньки. Я хотел увидеть ее, убедиться, что с ней все в порядке. Я замер перед ее дверью, взялся за ручку и попробовал повернуть ее. Разумеется, было заперто, и это обрадовало меня – она послушалась отца. Я тихонько постучал и прислушался, но ничего не услышал. Я постучал еще раз - и снова ни звука. Позвал ее по имени, но ответа не последовало, это меня обеспокоило. Я залез в карман и достал ключ, который отец дал мне, открыл дверь и медленно толкнул ее.
Войдя внутрь, я услышал звук льющейся в ванной воды, моментально понимая, что она, черт возьми, в порядке. Я поколебался, думая, что, нахрен, я должен делать. Я не хотел быть навязчивым и вторгаться в ее комнату, пока она была в душе, но в то же время я не хотел стоять в чертовой прихожей и ждать ее там. Через секунду я вздохнул и поставил тарелку на стол, тихо закрыв за собой дверь и повернув ключ. Я схватил пульт и включил телек, клацая каналы в поисках чего-то стоящего, пока буду ее ждать.
Шум воды прекратился, и вскоре дверь отворилась. Я услышал, как Изабелла вскрикнула, и я резко обернулся к ней, глупо улыбаясь. Мой член моментально затвердел, когда я увидел кремовую кожу ее ног и ее ключицы, на ней не было ничего, кроме дьявольски откровенного белого халатика. Господи, она была офигенно красивой.
Она выглядела испуганной моим присутствием, и мне сразу стало интересно, не влез ли я не туда, может, мне не стоило приходить. Я показал ей ключ, и она была в замешательстве от того, что он у меня был, но хотя бы не казалась раздраженной, я объяснил ей насчет пожелания моего отца приглядывать за ней несколько дней. Потом начал говорить ей о камерах в доме и, черт возьми, сказал слишком много, обмолвившись, что я проскальзывал к ней в комнату. Она ухватилась за мои слова прежде, чем я понял, что, б….ь, я сказал, и попыталась вывести меня на чистую воду. Клянусь, она была чересчур проницательной. Я попытался сменить тему и указал ей на еду, но она, черт возьми, снова спросила меня об этом. Она была так похожа на меня в том, что касалось упрямства – я не позволил ей уйти от ответа, когда мы обсуждали ее любимый цвет, а теперь она также не позволяла мне избежать объяснений того, почему я приходил в ее комнату.
Я дал ей лишь частично правдивый ответ, и она смотрела на меня так, будто собиралась возразить, очевидно, ожидая услышать правду. Она все еще стояла на том же месте в чертовом халате, который заставлял мой член пульсировать, умоляя об освобождении. Мне не было стыдно признать, что я мастурбировал за последнюю неделю даже чаще, чем раньше, но все, казалось, становилось только хуже. Мое тело тосковало по женским ласкам, мой член умолял снова оказаться внутри мягкой розовой киски. Черт, что бы я ни отдал, чтобы изучить ее тело. Все, что мне нужно, просто развязать этот маленький пояс на халатике, и она будет обнажена. Б….ь, даже мысль об этом делала мои штаны еще большее тесными.
Черт возьми, я не мог этого делать, я должен себя контролировать. Даже думать об этих вещах с ней было невыносимо; она еще совсем не готова к такому дерьму. Пройдет много времени, прежде чем она сможет, если вообще сможет когда-то. Я не знал, что я буду делать, как я выдержу столько без секса. Я привык, чтобы это дерьмо было у меня постоянно, в любое время, когда захочу. И было так легко просто набрать номер и позвонить одной из этих сучек из школы, и они через секунду прискачут сюда и позаботятся о моей проблеме. Но я не хотел, чтобы было так, черт, я так не мог. Твою мать, я был уверен, что не смогу быть ни с одной из них. Последние несколько раз, когда я пытался, это дерьмо даже не получалось, и все это было до того, как я собственно начал серьезные отношения с этим прекрасным созданием, находившимся передо мной. Я любил эту девочку, и это означало, что я буду обходиться без всего, даже если после этого мои яйца станут синими, а член ссохнется от недостатка использования.
Да, я преувеличивал, я был нормальным подростком, с гормонами, поэтому недостаток использования вполне может быть. Но я был также уверен, что я до дыр сотру свою руку, если буду продолжать в том же темпе.
Я не хотел, чтобы она одевалась, я никогда не хотел, чтобы она закрывала себя, но, если она останется в этом еще на мгновение, я за себя не отвечаю. Поэтому я предложил ей переодеться, и она взглянула вниз, черт возьми, удивляясь, что была полуголой. Я глупо усмехнулся, довольный собой. Когда это она стала чувствовать себя комфортно, стоя передо мной в маленьком прозрачном халате, который едва прикрывает ее женские прелести? Черт, может она привыкла ко мне уже больше, чем я думал, может, она вскоре позволит мне изучить ее тело, даже раньше, чем я до этого представлял.
Она смутилась и покраснела, практически извиняясь за то, что была нескромной. Я засмеялся, она была права. Это был действительно нескромно, так нескромно, что мне тяжко пришлось, пока я боролся со своим желанием. Она развернулась и пошла в ванную одеваться, а я наблюдал, как легко покачивались при ходьбе ее бедра, халат приоткрывал ноги почти до самых ягодиц. Мои глаза задержались там на мгновение, пока она уходила, интересуясь, была ли ее задница такой же мягкой, как и она сама. Я хотел знать, каково это будет обхватить ее руками, держать эти покачивающиеся бедра, пока я буду погружать в нее член. Она была такой миниатюрной и чистой, я клянусь, что она, черт возьми, окажется тугой. Господи, я думал о том, какие звуки она будет издавать. Будет ли она кричать или будет из тех, кто мягко стонет, как чертов котенок?
Прекрати это дерьмо, Каллен, мысленно орал я на себя, когда она закрыла дверь, покидая поле зрения. Мне необходимо было остановить поток этих гребаных мыслей, нужно взять себя под контроль. Если я когда-нибудь попробую с ней это дерьмо в таком состоянии, я просто напугаю ее и травмирую. Я не могу заниматься с ней этим, не могу просто трахать ее. Она боялась секса, и мое поведение как обычного животного только усугубит эти страхи. Она не тот тип девушек, она заслуживает большего. Она заслуживает, чтобы с ней занимались любовью, чтобы о ней заботились и обращались, как с драгоценностью. Я должен быть терпеливым с ней, что уже было очень сложно, я никогда не был терпеливым, и если чего-то хотел, то никогда это не откладывал.
Я хотел выяснить, как подвести ее к этому, как сделать близость комфортной для нее. Да, я хотел когда-нибудь заняться с ней сексом, я, черт возьми, не мог лгать. Я люблю ее. Если секс так прекрасен без эмоциональной привязки, я представляю, во сколько сотен раз станет он лучше, когда ты влюблен в своего партнера. Но просто ублажить свой член – это еще не все. Я хотел, чтобы она испытала со мной все самое лучшее в жизни, хотел доставить ей удовольствие. Я никогда не пытался сделать девушкам приятное, и был не уверен, с чего начинать. Но я собирался найти способ. Я знал, что это ляжет на мои плечи, она не будет ведущей в этом.
Откровенно говоря, я не имел никакого гребаного представления о том, что я делал. Я стоял там, не двигаясь с места, пытаясь переместить в штанах свой член, поскольку он был твердым, а это был неудобно. Изабелла вернулась из ванной, а я стоял и не двигался, я чувствовал себя так, будто вторгаюсь в ее пространство. Я в первый раз был в ее комнате и чувствовал себя не в своей тарелке. Она же даже, черт возьми, не пригласила меня, я просто вломился в комнату и заявил, что она, б….ь, будет здесь со мной.
Она предложила мне сесть, и я подчинился, довольный, что она не попросила меня уйти или еще что-то. Я достал крем, который дал мне отец, и нанес ей на руку. Я знал, что она могла сама это сделать, она переживала в жизни и худшее, чем простой ожог, и выдержала все это, но мне нравилось делать это для нее. Я чувствовал себя защитником и хотел лично позаботиться о ее боли. Это был мой способ показать ей, что я переживаю о ее самочувствии.
После того как я закончил с ее рукой, мы слились в прекрасном, чувственном поцелуе. Она сначала отталкивала меня, переживая о камерах в доме, но я объяснил ей, что в спальне мы в безопасности, никто нас не увидит. Я, черт возьми, был горд тем, что она подумала об этом. Она предусмотрительна, я должен похвалить ее. Я совершил намного больше гребаных ошибок, чем она. Ощущение ее пальцев, пробегающим по моим волосам, когда я целовал ее, ее руки, притягивающие мое лицо все ближе к себе, привели к тому, что эти чертовы гормоны снова взяли верх, и я застонал, опрокинув ее на спину. Черт, я знал, что мне это было необходимо, но я не хотел заставлять ее идти так далеко, хотя мне нужно было больше. Я переместился губами еще ниже и начал целовать ей шею. Она была теплой и мягкой, кожа была сладкой и такой чертовски чистой после душа. На ее коже появились мурашки, и тихий звук, почти стон, вырвался изо рта. Я понял, что она была совершенно неопытна, что это я заставляю ее стонать, и ахать, и кричать. Черт, одна только мысль об этом завела меня еще сильнее. Мой член пульсировал и затвердел, умоляя о внимании. Она пахла божественно, настолько хорошо, что я почти хотел укусить ее и действительно попробовать. Но это дерьмо не для нее. Это, нахрен, слишком жестоко, я никогда так с ней не поступлю. Я никогда не смогу быть грубым с ней, я должен быть последовательным и нежным.
Проблема в том, что гребаный Эдвард Каллен никогда не был медленным и нежным. Эдвард Каллен лишь тупо трахал девушек, просто зная, что он хорош в этом.
Я был так увлечен моментом, страстно целуя ее, что даже не осознал, как моя гребаная рука начала гладить ее обнаженное бедро, пока я не почувствовал, как она напряглась. Я понял, что произошло, и быстро отпрянул, извиняясь. Она улыбнулась мне и ответила, что я не должен извиняться за то, что прикасаюсь к ней, не понимая, что я извинялся не только за это. Я просил прощения, потому что думал своим членом, позволяя гормонам управлять мной, хотя я обещал не давить на нее.
Она закончила с ужином, и я включил фильм. Пистолет за поясом врезался в тело, поэтому я поднялся и достал его, положив на стол. Я обернулся и увидел, что Изабелла уставилась на него с ужасом, очевидно чувствуя себя неуютно рядом с оружием. Я попытался объяснить ей, что это для ее же безопасности, потому что уж лучше безопасность, чем извинения, и предложил когда-нибудь научить ее стрелять. С тем образом жизни, который мы вели, было откровенно глупо не уметь пользоваться оружием. Джаспер, черт возьми, ненавидит его, но даже он попадет в цель, если понадобится. Однако проблема была в том, что Джаспер едва ли увидит эту необходимость. Он не думает, что жестокость может являться достойным ответом. Она посмотрела на меня, как на сумашедшего, когда я предложил обучить ее стрелять, очевидно, переживая за реакцию отца. Да, возможно он совершенно не обрадуется этому, но я доверял ей, верил, что она не использует полученные знания против кого-то из нашей семьи.
Я притянул ее к себе, и мы поудобнее расположились на диване. Изабелла несильно сжимала мою руку, а ее прикосновения вызывали во мне вспышки электричества. Она разглядывала мою татуировку и выглядела удивленной, когда я сказал, что доверяю ей. Было непостижимо, как она не осознавала этого, по всей видимости, тот факт, что я не позволял ей убирать свою комнату, навел ее на мысль, что я ей не верю. Для меня это было так чертовски ненормально, и я попытался объяснить ей, что не позволяю ей делать это дерьмо только потому, что она моя девушка, и я не считаю это правильным.
Она села, все также глядя на меня, и ответила, что хочет сделать это дерьмо лишь потому, что чувствует себя бесполезной и что у нее, черт возьми, не было ничего, что она могла предложить мне, чтобы сохранить к себе мой интерес. Я уставился на нее, совершенно ошарашенный. Неужели она действительно думает, что я могу потерять к ней интерес, если она не будет делать для меня это дерьмо? Теперь она была моей гребаной жизнью, и я никогда не потеряю к ней интерес. Она такая многогранная и заставляет меня почувствовать все вокруг таким свежим, таким новым, словно я заново изучаю мир вокруг себя, все как в первый раз. Как я могу не хотеть этого? Она вернула свет в мою жизнь, свет, который ушел из нее, когда много лет назад та пуля прошла сквозь мое тело. В моем мире была только тьма, пока она не вошла в него и не зажгла огни на моем проклятом небе, словно это было четвертое июля. Но она этого не замечала, и, я думаю, это была моя гребаная вина, моя ошибка, ведь я ей этого не говорил. Она не была, черт возьми, чтецом мыслей, хотя это существенно облегчило бы все это дерьмо, и мы наконец-то поняли бы друг друга.
Она выглядела нервной, когда отвернулась от меня. Я схватил ее подбородок, придвигая к себе ее лицо так, чтобы она посмотрела на меня. Мне нужно было сказать ей, что я привязан к ней и ничто это не изменит, она не должна ничего делать, только быть со мной рядом. Я не смог сдержаться и поцеловал ее пухлые губки.
Да, я признаю это. Я, черт возьми, влюблен, и киска тут не при чем. Она привязала меня к себе одним лишь сиянием своих шоколадных глаз.
Я дал ей передышку, потом легонько поцеловал и постарался объяснить, заверить ее в том, что она дает мне больше, чем я заслуживаю, и она не должна делать для меня все это дерьмо. Я видел, как ее глаза наполняются слезами, и одна слезинка скользнула вниз по щеке. Я стер ее, мое гребаное сердце усиленно забилось в груди только от одного ее вида. Я сказал Изабелле, что надеюсь, я буду ее достоин, что смогу быть тем, кто ей нужен. Сколько бы она ни могла мне дать, я мог дать ей еще меньше. Я не мог обещать ей ничего относительно будущего, не мог дать ей никаких гарантий. Все, что я мог сделать, это найти для нас способ быть вместе, но я не знал, как этого добиться. Единственное, что я мог ей дать – это место в моем сердце. Я сделаю все, что смогу, чтобы защитить ее, но некоторые вещи нам не подвластны.
Она выглядела шокированной моими словами и пробормотала, что я слишком хорош для нее. Я засмеялся, хотя и не должен был, она, черт возьми, говорила серьезно, но она была неправа, и это смешило. Все хорошее во мне было материальным и незначительным. Я хорошо выглядел, был богат, ну и что? Когда дедушка умер, он оставил нам по шесть миллионов долларов, половину из которых я получу через несколько месяцев после своего восемнадцатилетия. Остальные – когда мне исполнится двадцать пять. Джаспер и Эмметт уже получили свою долю, но никто из них не прикасался к этим деньгам, пока не было повода. Мы могли снимать деньги с отцовского счета и свободно тратить их, на что хотим. Хотя ни один из нас не перегибал палку, мы не тратили сотни и тысячи долларов на машины и прочее дерьмо. То есть да, я мог купить ей мир, если бы захотел, у меня была возможность дать ей все, чего она только пожелает. И не было ничего такого страшного в моем темпераменте и самолюбии, чтобы она не могла получать удовольствие от моего присутствия.
Я сказал ей это, и она засмеялась. Она начала рассказывать, каким на самом деле она меня видит, а я лишь смотрел на нее, чертовски удивляясь тому, каким я выглядел в ее глазах. Она обратила внимание на такие вещи, которые я никогда не замечал и не считал важными, просто я чувствовал, что правильно поступать именно так. Например, поделиться с ней шоколадкой или дать книгу. Я имею в виду, все это дерьмо было тривиальным, я не прилагал к этому никаких усилий. Делать все это было лишь проявлением здравого смысла. Но, очевидно, для нее это много значило. Она сказала, что мои плохие качества и привычки не определяющие во мне, и это заставило меня вспомнить слова отца, произнесенные им в кабинете, о том, что только сильная женщина может видеть сквозь оболочку. Я понял, что она, черт возьми, видела меня, и не таким, каким я должен был ей казаться. Она не смотрела на меня, как на своего хозяина, на того, кто имеет над ней власть. Она видела меня обычным семнадцатилетним парнем со взрывным характером, но у которого все еще было сердце и который не хотел быть монстром.
Я обхватил ее рукой и прижал к себе, просто желая обнять. Я все еще не сказал, что я в реальности к ней чувствую, не мог выдавить из себя эти три чертовых слова. Но я хотел открыться ей и надеялся, что после всего она тоже сможет это почувствовать. Мы говорили о Джеймсе, и я заверил ее, что она будет в безопасности. Тогда она спросила меня, что такое goomah. Гнев внутри меня вспыхнул с новой силой, но я постарался успокоиться, зная, что мне нужно держать под контролем свой проклятый характер. Противостояние с Джеймсом ни к чему хорошему не приведет. Я постарался объяснить ей все, избегая вульгарности, я знал, что она чувствительна к таким вещам, особенно после того, как ее отец фактически сделал ее мать goomah против ее воли. Она поняла, что я имел в виду, а затем она сказала, что я могу называть ее рабом, но это слово только еще больше разозлило меня. Она не ставила на мне штампы, и я, черт возьми, не буду ставить штампы на нее – она была намного больше, чем это дерьмо.
Я сказал ей, что я лучше погибну, чем позволю кому-то обидеть ее. Как говорила моя мать – ты должен присматривать за теми, кто не способен сделать это сам. Будь моя мать здесь, я уверен, она сказала бы именно это. Она бы улыбнулась своей счастливой полуулыбкой и посоветовала мне быть терпеливым и понимающим, потому что по какой-то непонятной причине она уважает меня, хотя я не заслуживаю это дерьмо, а еще она приказала бы мне защищать ее, потому что сама она себя не защитит. Сидеть в стороне и молчать – это никогда не поможет жертве, это помогает только охотнику. И это напомнило мне о поэме о Холокосте под названием "Сначала они пришли", которую мы читали в школе на уроке английского. Я едва запомнил ее тогда, странно, что вспомнил сейчас, но именно теперь в ней появился смысл. Мой мозг, похоже, сохранил это дерьмо, ожидая идеального момента, чтобы использовать. Если я не могу постоять за того, кто в этом нуждается, кто, черт возьми, тогда постоит за меня?
Когда я был в отцовском кабинете, и отец сказал, что сам по себе тот факт, что двое людей, таких, как она и я, влюбляются, вовсе не означает, что мы должны быть вместе, это может причинить нам страдания. Я убедился в том, что сам он никогда не принимал подобное с распростертыми объятиями; он слишком много рисковал в своем счастливом маленьком пузырьке, который он считал жизнью. У него было достаточно проблем с работой, он не хотел, чтобы что-то добавило ему проблем еще и в его доме. Дом был его святилищем, где он забывал о странном и полном хаоса мире за его пределами. Иногда я разделял эту точку зрения. Это огромный риск, и все вокруг может стать чертовски беспорядочным, если нарушить границы. Но в одном он прав. Все зависит от девушки. И я без тени сомнения знал, что эта красавица, сидящая передо мной, того стоила. Она стоила каждой секунды той потенциальной боли, которую могла мне причинить.
И я вдруг понял, что, если бы моя мать видела меня все эти годы, она была бы разочарована. Но я также знал, что, увидев меня сейчас, она бы меня одобрила. И была бы счастлива, узнав, что я раскрываюсь и выбираю нелегкий путь. Она посоветовала бы мне быть достаточно сильным и воспользоваться подаренным шансом. Ее девизом была фраза ‘Nella vita - chi non risica - non rosica’, не рискнув – ничего не выиграешь, и такие странные слова как "Иди и сделай их, тигр". Да, моя мать была именно такой, я не знаю, что она нашла в моем пессимистичном отце. Черт, наверное, то же, что Изабелла нашла во мне, если представить, что я похож на него, а она на мою мать. L'amore e cieco. Любовь слепа. Все что я знал – будь она жива сейчас, она бы чертовски мною гордилась, и только это имело значение. Моя мать всегда видела в жизни добро, и она бы поняла, что то, что я познал с Изабеллой, было намного лучше, чем просто "хорошо".
Я любил ее, я, черт возьми, умер бы за нее, если бы пришлось, это и есть любовь. Все произошло так быстро, ослепило меня, я все еще пытался справиться с этим, осознать, но в одном я был уверен: я не могу жить в мире, где не будет ее.
Она смотрела в мои глаза, как будто читала мою гребаную душу. Я не знал, что она там искала, что пыталась увидеть, но я надеялся, что она нашла это. Потому что когда я смотрел ей в глаза, мне казалось, что все эти последние девять лет я провел в поисках чего-то, чего и сам не знал. Искра жизни, которая умерла вместе с матерью, возродилась в ней.
Она немного нахмурилась.
- Как часто ты проникаешь ко мне в комнату? – спросила она, все еще не отводя взгляда от моих глаз. Какое-то время я сидел, просто глядя на нее в ответ. Я не мог лгать ей, не хотел.
И я ответил:
- Каждую ночь.
Она все еще продолжала смотреть нам меня, а я ждал ее ответа. Какая-то часть меня ждала, что она даст мне пощечину или назовет меня извращенцем, но она этого не сделала. Она просто откинулась на спину и снова прижалась ко мне. Я наклонился и поцеловал ее макушку, закрывая глаза и вдыхая ее запах. Мы смотрели остаток фильма в тишине, просто наслаждаясь близостью. Она внезапно уснула, и я аккуратно отодвинул ее, стараясь не разбудить. Потом я нежно поднял ее и перенес на кровать, положив поверх одеяла. Я завел будильник на шесть-тридцать, у меня не было выбора, утром надо было идти в школу, затем пошел и выключил телевизор. Я колебался, выключать ли свет, потом все-таки выключил. Я знал, что она спит при свете, и, откровенно говоря, сам бы не смог уснуть. Я охраняю ее, значит, она не должна бояться темноты, когда я рядом. Я взял оружие и положил его на стул возле стола. Потом лег на постель рядом с ней, придвигая ее к себе. Она уткнулась мне в грудь и еле слышно вздохнула, когда я накрыл нас одеялом. Я впервые в жизни, черт возьми, спал с кем-то вместе, и я переживал, что не смогу уснуть, но я быстро погрузился в сон, ощущая ее в своих объятиях.
Я проснулся от пронзительного звона будильника и быстро его отключил. Звук испугал меня, потому что звучал он не так, как мой будильник. Я понял, где я, когда несколько раз моргнул, чтобы прояснить туман в голове. Тут я услышал, как Изабелла забормотала, переворачиваясь. Она все еще спала и улыбалась, видимо, видела сон. Я с минуту смотрел на нее и моментально почувствовал, как в груди что-то дрогнуло, когда она прошептала мое имя. Я наклонился и чмокнул ее в щеку, перед тем, как выбраться из постели. Я схватил пистолет и пошел к двери. Открыл дверь ключом и засунул пистолет за пояс, спускаясь вниз по ступенькам. Я столкнулся с отцом на втором этаже, он смотрел на меня какое-то время. Он выглядел, черт побери, измученным, как будто ему совсем не удалось поспать.
- Джаспер останется с ней сегодня, - пробормотал он. – И я буду рядом. – Я кивнул и отвернулся, спускаясь на первый этаж. Взял кукурузные хлопья и заварил их, взял попить и пошел наверх в свою комнату. Я надеялся быстро принять душ, натянуть что-то из одежды, возможно, последнюю пару чистых гребаных джинсов. Когда я оделся, я снова спустился вниз. Провел несколько минут с Эмметтом и в семь-тридцать направился в школу. На кухне я заметил Джаспера и задержался, пока Эмметт не вышел на улицу.
- Позаботься о ней, хорошо? – сказал я. Он улыбнулся и кивнул, по-скаутски отдавая честь рукой. Я усмехнулся про себя и тряхнул головой – он никогда, черт возьми, не был бойскаутом. – И сделай мне одолжение, скажи ей, что она может зайти в мою комнату и заняться стиркой и уборкой, но только не потому, что она должна, а потому, что я оценю, если у меня будет пара чистых штанов на завтра. Не думаю, что мне стоит всю следующую неделю ходить в эту гребаную школу в одних только боксерах.
Джаспер засмеялся.
– Уверен, Джессика это оценит.
Я закатил глаза.
– Трахни эту суку. – Он еще сильнее засмеялся.
- Я пас, - ответил он, уходя. Я тряхнул головой и пошел к машине, где Эмметт уже нетерпеливо ворчал.
Мы ехали в школу в тишине. Эмметт даже не задалбливал меня музыкой, что я оценил. Как только мы заехали на территорию школы, я, не дожидаясь звонка, сразу пошел в класс. Первые уроки тянулись медленно, время на тригонометрии словно замерло, дразня меня, когда я хотел поскорее вернуться к Изабелле. Таня как всегда сидела за мной, играя у меня на нервах своим пыхтением. Учитель проверял нас перед грядущим тестом, но я уже знал все это дерьмо и не мог не обращать на нее внимание. Я достал из кармана телефон и начал играться им, мне как всегда было скучно. Я замер на мгновение возле надписи Bella Ragazza, взвешивая все "за" и "против". Я не знал наверняка, пользовалась ли она гребаным телефоном хоть раз, но я точно знал, что он всегда с ней, так, на всякий случай. Я перешел в раздел сообщений и открыл окошко для нового, вставляя ее номер из адресной книги. Я колебался, неуверенный, что сказать, потом написал: "Скучаю, tesoro mio". Я не сразу нажал "отослать", неуверенный, что не делаю ошибку, но потом отправил. Положил телефон на стол, я вернул свое внимание к училке, слушая все то дерьмо, которое она пыталась объяснить.
Время тянулось медленно. Я подпер голову рукой и прикрыл глаза, утомленный ее монотонным голосом, мне хотелось спать. Но я открыл глаза и принялся разглядывать часы, высчитывая, сколько времени до окончания. За пять минут до звонка я услышал звук вибрации. Мои глаза резко распахнулись, и люди вокруг начали на меня раздраженно оглядываться, но я не придал значения этому дерьму. Я схватил телефон и глянул на экран: одно новое текстовое сообщение.
Я нажал клавишу "прочитать", мои глаза в шоке расширились. "Я тоже. Sempre". Я моргал несколько секунд, совершенно сбитый с толку.
- Вашу мать! – удивленно сказал я. Учительница замолчала, и в классе стало тихо; когда я оглянулся, то понял, что сказал это чересчур громко. Я застонал.
– Я не это имел в виду. Не обращайте внимания, продолжайте, – пробормотал я. Преподавательница еще некоторое время разглядывала меня, зная, что она должна, черт возьми, наказать меня за ругательства в ее классе, но она вздохнула и просто продолжила.
- Думаю, мы остановились на том месте… когда мистер Каллен решил высказать свое мнение, - сказала она, пожимая плечами. Я закатил глаза, а она тем временем прошла вперед и села за свой стол. Мои одноклассники начали перешептываться между собой, а я уставился на телефон. Я не мог сдержать улыбку, когда перечитывал ее слова. Джаспер, наверное, помог ей, она не знала итальянский, но это не имело значения, просто это было романтично. Sempre. Всегда.
- Разговариваешь со своей девушкой? – спросила Таня, наклоняясь вперед и пытаясь рассмотреть телефон через мое плечо. Я отодвинул телефон так, чтобы она не увидела.
- О какой девушке ты говоришь, Таня? – раздраженно спросил я. Она засмеялась.
О маленькой служанке. Я, кстати, слышала, что ты поцеловал ее, во что я совершенно не верю, ведь ты не целуешься… и все же, - пробормотала она. Я напрягся и почувствовал, как внутри нарастает гнев.
- Кто сказал тебе это дерьмо? – спросил я, стараясь держаться спокойно. Она пожала плечами.
- Лорен, наверное, - ответила она. Я застонал.
- Ага, здорово, Лорен просто schifosa (3). Она, черт возьми, злится, что я ее не хочу, - буркнул я.
Таня вздохнула, но не ответила. Она развернулась и начала говорить со своей подругой Кейт, а я вернулся к телефону, снова перечитывая сообщение. Я не собирался позволять Тане распускать слухи обо мне. Я просто собираюсь делать то, что хочу, и будь что будет. Я в любом случае не могу ничего изменить.
Я открыл новое текстовое сообщение, быстро набрал его и положил телефон в карман, как раз когда прозвенел звонок.
"Sempre, Веlla". Навсегда, красавица.

---

(1) Американское шоу, его русский аналог – передача "Своя игра" на НТВ, в которой игроки отвечают на вопросы ведущего, кто быстрее
(2) таракан
(3) дрянь

За редактуру спасибо - Inwardness