Глава 18. Тайна печали



Эдвард Каллен

Если оценивать худшие дни моей жизни, то вчерашний день непременно бы вошел в пятерку. Причем, попал бы на второе место. Единственным днем, который был хуже вчерашнего, был день, когда умерла моя мать – Элизабет. Я уверен, что никогда в жизни не забуду того ужасного дня. Да и не думаю, что может случится что-то более страшное. Прошло уже девять лет, а мы все еще отмечали годовщину ее смерти. Я по-прежнему сильно страдал, только никто этого не знал. Никто не знал, что я оплакивал маму, никто не видел моих слез, никто не знал, что я не мог спать из-за всего этого. Никто не знал о моих кошмарах. Они не знали, что я сидел возле фортепьяно, смотрел на него и сожалел… Боже, как я сожалел, что она сейчас не здесь, не рядом и не может сыграть вместе со мной. Она превосходно разбиралась в этом. Мне было восемь, я хотел переиграть ее, я был горд за себя. Но она могла играть абсолютно все. Она как-то сказала мне: «Мерцай, мерцай, маленькая звезда»… Никто не знал, что я помнил об этом, потому что никто не подозревал, что у Эдварда Каллена есть чувства. Все считали меня черствым, холодным, грубым… Но все это не означало, что у меня не было чувств. Просто я не показывал свои истинные чувства всем подряд. Я не мог позволить, чтобы все видели, каков я на самом деле…
В этот день папа всегда был неконтролируем. Он был раздражительным и злым. Он старался сохранить это в себе. Но он мог не сдержаться и выплеснуть все это дерьмо на любого, кто был радом. Ты мог просто как-то не так моргнуть, и он набросился бы на тебя. Единственный раз, когда он, не сдержавшись, сорвался на мне, был на четвертую годовщину, мне тогда было двенадцать лет. Я понял, что в этот день его нужно избегать. И вскоре мы все стали поступать именно так… Он знал, что на работе ему лучше не появляться, иначе он мог бы просто схватить скальпель и зарезать любого, если бы тот просто оказался рядом. Он решил в этот день всегда оставаться дома, изолировать себя от людей для их же безопасности.
В этом году все намного сложнее. Теперь у нас в доме живет шестнадцатилетняя девушка, которая понятия не имеет о капризах и «точках срыва» моего отца.
Нонна быстро обо всем узнала и старалась сделать всю свою работу еще до того, как отец вставал с кровати, а потом предпочитала удалиться в свою комнату. Вторая женщина пробыла у нас недолго, она не успела застать папу в таком состоянии.
А Изабелла… Она была так молода и так наивна. Папа был в бешенстве, он так и искал кого-нибудь, на ком можно было спустить весь свой гнев. А сбросить с себя этот груз он хотел для того, чтобы отвлечься от тех мрачных событий, произошедших в Чикаго.
В этот день мы все были не особо разговорчивы. Джаспер и Эммет, несомненно, переживали, они тосковали по маме. Но ни один из них не испытывал тех гребаных чувств, которые терзали меня и папу.
Папа чувствовал себя виноватым, что стал причиной всего этого, а я страдал от того, что стал гребаной жертвой и видел все это.
Я, как и Изабелла, заплатил за чужие ошибки, а именно за ошибки своего отца. Мои шрамы, физические и моральные, доказывали это.
Вчера я был на грани, впрочем, как всегда в этот день. Но дикое чувство тревоги не давало мне покоя. Я переживал за то, что будет происходить в доме, пока меня не будет. У меня в школе был экзамен. Я не мог остаться дома и подвести класс, да и папа не был бы в восторге. Но вчера я ХОТЕЛ остаться дома, чтобы удостовериться, что папа не потеряет контроль над собой, но он сказал, чтобы я взял свою задницу и пошел получать образование. Поэтому я пошел в школу, и надеялся, нет, я МОЛИЛСЯ весь день, чтобы Изабелла послушалась меня. Надеялся, что она сделает свою работу и закроется у себя в комнате, не будет попадаться папе на пути.
Когда мы зашли в дом, я понял, что она не послушалась меня. Я так и знал, что он найдет причину, чтобы выплеснуть свой гнев на нее. Он стоял в гостиной и пристально смотрел в окно, на задний двор. Когда он повернулся к нам, я увидел абсолютное спокойствие на его лице и только в его глазах горел огонь. Ну, а увидев на поясе револьвер, я окончательно все понял. Мои худшие опасения подтвердились.
«Пожалуйста, черт возьми, только скажи, что ты не убил ее», - подумал я.
- Что она сделала? – спросил Эммет, садясь на кушетку.
Мои братья были в курсе возможных поступков отца. Джаспер смотрел на меня и хмурился. Я встряхнул головой. Я не хотел, чтобы он так смотрел на меня. Ведь я знал, что он знает о моих чувствах, знает, что я люблю ее. Он никогда бы не раскрыл эту тайну, он унес бы ее в могилу. Но я чувствовал себя ужасно, когда он так на меня смотрел. Мне казалось, что он с легкостью читает мои мысли, видит мои чувства, и это сводило меня с ума.
- Она трогала мое оружие, - сказал он.
Мои глаза расширились от удивления. Так же повел себя и Джаспер.
- Она трогала твое оружие? Где она его взяла? – с недоверием спросил Джаспер. Чувствовалось, что он был потрясен не меньше меня.
Я знал, что Джаспер не выносил насилие. И я понимал, как ему сейчас плохо. Но он умело держал все свои эмоции в себе.
- В одном из ящиков моего гардероба, - ответил папа, пожимая плечами.
Меня будто ударило током. Я знал, что она должна была убирать его комнату… Да и ОН ЭТО ЗНАЛ. Он оставил оружие в том самом ящике, который она обязательно должна была открыть? Меня немедленно охватило подозрение, что он сделал это специально. Он сделал это специально, потому что знал, что Изабелла обязательно возьмет его в руки, потому что он будет мешать ей складывать белье. Мы все знали, что Изабелла ничему и никому не позволит мешать делать ей ее работу.
- Что ты с ней сделал? – спросил я, стараясь сохранить спокойный тон. Но мой голос, так или иначе, сорвался.
Я никогда не повышал голос на отца, когда он наказывал кого-нибудь. Поэтому я знал, что если я сделаю это в случае с Изабеллой, это вызовет у него чертово подозрение. Джаспер был тем, кто в нужный момент мог остановить, предостеречь. Только я, как обычно, не обратил на это внимание и показал себя жестким и грубым, явно испытывая чертову удачу.
- Я приставил к ее горлу револьвер и нажал на спусковой крючок. Но револьвер не был заряжен. Она очень испугалась и помочилась прямо в штаны. Я отправил ее в комнату, а в качестве наказания намерен оставить ее там на всю ночь.
Я сузил глаза. Он НИКОГДА не оставлял оружие разряженным. Единственное время, когда в нем не было патронов, так это то, когда он уже использовал всю обойму и собирался перезарядить его снова. Я раздраженно вздохнул, пытаясь сохранить самообладание. Я был взбешен, я готов был кинуться на него и схватить прямо за горло.
- Почему оружие было не заряжено? – жестко спросил я.
Он посмотрел на меня. Его лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций.
- Я почистил и убрал его, - ответил он, пожимая плечами.
Я сузил глаза еще больше.
- Ты никогда не оставляешь чертово оружие без патронов. Ты всегда перезаряжаешь его перед тем, как убрать, - сказал я, бросая ему тем самым вызов.
Его брови поднялись вверх. Я видел гнев в его глазах. Он, несомненно, хотел меня ударить. Он был взбешен и хотел борьбы, хотел драки. Он не заботился о том, кого он будет бить. Пусть это будет даже его плоть и кровь, главное, чтобы снять свое напряжение, не чувствовать своей вины, которая грузом лежала на его плечах.
- Ты меня в чем-то обвиняешь, сын? – спросил он. Было заметно, что он старается держать эмоции под контролем, но его голос вспыхнул, когда он назвал меня сыном.
Я уставился на него. Меня не заботило, что я источал гнев, и папа, конечно же, видел все это. Я был взбешен. Я знал, что в понимании отца означает «изолировать» или, как он сказал, «решил оставить ее в комнате на всю ночь». Он мог назвать это как угодно, но суть не менялась. Он связал ее точно так же, как связывал людей при похищении. Возможно, он мог сделать с Изабеллой вещи и похуже, может быть какое-нибудь из его прошлых и излюбленных наказаний. От него можно было ожидать все, что угодно. А она страдала… Изабелла страдала из-за того, что отец пытался искупить свои грехи…
- Ничто не вернет ее, - выкрикнул я.
Мои братья уставились на меня с удивлением и некоторым шоком.
- Что ты сказал?! – провопил он.
- Черт возьми, ты же прекрасно услышал, что я сказал. Ты можешь сколько угодно использовать свою власть и запугивать невинную девочку, но это уже ничего не изменит. Она все равно будет мертва! Ты не в состоянии изменить это!
Спустя мгновение после моих слов, он, не раздумывая, выхватил револьвер и направил его на меня. Он целился мне прямо в голову… Джаспер и Эммет испугались и стали кричать отцу, чтобы он прекратил все это и убрал оружие. А я стоял, даже не вздрогнув.
- Ты не выстрелишь в меня. Я слишком на нее похож, - спокойно сказал я.
Папа не убрал оружие, но его рука дрогнула. Все знали, что Карлайл Каллен отличный стрелок, но сейчас… он дрогнул. Смотря на меня, он как будто бы смотрел на мою мать. Если бы он выстрелил в меня, это было бы то же самое, что выстрелить в нее. Я, черт возьми, прекрасно знал это. Он никогда не выстрелит в меня…
- Пошел вон с моих глаз, - наконец сказал он и убрал оружие.
- С удовольствием, - ответил я.
Джаспер схватил меня за руку и потянул к лестнице.
- И не вздумайте заходить к ней. Это вас всех касается, - прокричал он и пошел в комнату под лестницей.
Зайдя внутрь, он шумно захлопнул за собой дверь.
Я шел за Джаспером до второго этажа.
- Проклятье, Эдвард, что на тебя нашло?! Я не выношу любые скандалы, но так говорить отцу о маме, в этот день… Ты что, смерти своей хочешь? – спросил Джаспер, как только мы подошли к его комнате.
Я пожал плечами и вздохнул.
Зайдя к нему в комнату, мы закурили. Я надеялся, что это немного успокоит меня. Джаспер ни слова не сказал о моих чувствах к Изабелле, но они и так, наверняка, бросались в глаза, как большой розовый слон.
Еще немного посидев у Джаспера, я решил подняться к себе. Я очень хотел зайти к ней, убедиться, что она жива и с ней все в порядке. Хотя о каком порядке может идти речь, если она там одна, связанная. А я больше чем уверен, что так и было.
Папа еще не собирался идти спать, а мне меньше всего хотелось, чтобы он застукал меня в комнате Изабеллы. Поэтому мне пришлось несколько часов проваляться у себя на кровати. Когда я был уверен, что отец уснул, я открыл дверь и тихонько вышел в коридор.
Зайдя внутрь, я остолбенел. Мое сердце пронзила боль, казалось, она разорвет меня на части. Изабелла стояла на коленях, привязанной к кровати, ее рот был заклеен скотчем. Господи, он никогда не был таким жестоким. Он доктор, и он знал, какие травмы могут возникнуть в результате долгого пребывания в таком положении. Он всегда пользовался иным способом – последняя женщина сидела на полу с закованными в наручники ногами, а руки были сведены за спину и прикованы к кровати. Этого было вполне достаточно. Но это? Это было пыткой!
Изабелла спала. Ее голова была наклонена набок, дыхание было затрудненным. Очевидно, ее нос плохо дышал от того, что она плакала. Я закрыл за собой дверь, стараясь вести себя как можно тише. Но она проснулась даже от шороха и стала вглядываться в темноту. В ее глазах читались страх и опасение.
Я подошел к ней и попытался успокоить. Я принес ей извинения за то, что ей приходилось испытывать. Я не мог поверить, что я действительно произнес слово «прости». Я никогда и не перед кем раньше не извинялся. Но она… это было совсем другое. Я хотел освободить ее, я знал, каково это, знал, что она сейчас испытывает. Если бы я только мог ее спасти…Если бы мог. Если бы она оказалась на свободе, папа бы сразу понял, что это не ее рук дело. Боже, она ни в коем случае не должна платить за мои ошибки.
Я стал нежно ее называть, конечно же, на итальянском. Я надеялся, что эти слова хоть немного успокоят ее, несмотря на то, что она не понимала ничего из того, что я говорил. Девушки любили, когда я обращался к ним на итальянском. А я говорил и говорил, поглаживая Изабеллу по щеке. Она не знала, о чем я говорил, и никогда не спрашивала меня об этом. Может, это было и к лучшему, потому что это слегка снимало напряжение, растущее во мне. Я, наконец, заботился о ком-то. Сложно было поверить, что такое возможно.
Я сказал ей, чтобы она была сильной. Клялся ей, что такого больше никогда не повториться. Хотя я еще сам не знал, как это сделать. Пусть она никогда не будет моей, но я должен постараться обеспечить ей безопасность. Черт возьми, я любил эту девочку, а с Эдвардом Калленом такого прежде не случалось. Пусть мне всего семнадцать, но я не наивен. Если вдруг возникнет опасная для нее ситуация, я, не раздумывая, кинусь защищать ее. Я не могу подвергнуть ее жизнь опасности, я не хочу рисковать.
Я решил вернуться к себе в спальню и ждать, пока отец не придет утром и не освободит ее.
Когда он вышел из ее комнаты, я встретил его в коридоре. Ему хватило смелости посмотреть на меня. Он выглядел виноватым. Я знал, что папа никогда не станет просить прощения или как-то по-иному извиняться. Так же поступал и я. Он мог жить с чувством вины, держа все это в себе, периодически срываясь. Теперь, когда он проспал ночь и его мысли пришли в порядок, он прекрасно понимал, что все испортил.
- Кто-то должен посмотреть за ней сегодня, - сказал он.
Я кивнул.
- Я посмотрю, - ответил я, стараясь быть как можно беспечнее.
Он был удивлен моим предложением. Но вроде бы он ничего не подозревал. Вчера я не мог дать свободу своим эмоциям. А вот сегодня, когда отец был во вменяемом состоянии, я мог позволить себе говорить то, что я говорил.
- В школе я все улажу. Позвоню и отпрошу тебя. Сын, ты как никто другой сможешь присмотреть за ней. У нее есть раны, и только ты сможешь правильно их обработать. Тебе же приходилось сталкиваться с этим.
Я ухмыльнулся. Но ни потому, что был счастлив, а потому что он говорил проклятую правду. Я был мастером в оказании первой помощи.
Я налил немного воды и захватил из ванной болеутоляющее. Эти таблетки были лучшими из лучших, они заставляли вас забыть обо всем на свете. Я знал, она сейчас нуждается в этом, как никогда.
Зайдя к ней в комнату, я отдал ей таблетку. Выпив ее, она попыталась встать на ноги, видимо, чтобы дойти до ванной. Но на ногах она устоять не смогла. Тогда я взял ее на руки и отнес к себе в спальню. Я промыл и перевязал ее раны. От скотча ее губы потрескались и опухли. Я достал из ящика тюбик с вазелином. Она посмотрела на него с удивлением. Я готов был провалиться под землю. Она не знала, что я приобрел его в сексуальных целях, поэтому я сказал ей, чтобы она ничего не спрашивала.
Когда я смазывал вазелином ее губы, она прерывисто задышала и стала произносить звуки, напоминающие стон. В моих штанах тут же произошло оживление. В голове возникла картинка того, как она здесь… со мной… на моей кровати… Я встряхнул головой, чтобы отогнать эти бредовые мысли. Сейчас, определенно, не время об этом думать. Ей было плохо, а во мне, как всегда, не вовремя заиграли гормоны. Я сказал, что мне нужно принять душ. Лучшего предлога уйти не нашлось.
Приняв прохладный душ, я немного успокоился. Отключив воду, я вытерся. Одеть я решил боксеры и пару фланелевых штанов.
Вернувшись в спальню, я медленно подошел к кровати и остановился. Изабелла лежала с закрытыми глазами, уткнувшись носом в мою подушку и закутавшись в мое одеяло. Похоже, она спала. Она выглядела такой сладкой и симпатичной… Волна желания прошла через меня. Но не было никакого намека не секс. Я просто хотел лечь рядом, я хотел прижаться к ней. Я хотел, чтобы она обняла не мою подушку, а меня. Хотелось, чтобы она уткнулась носом в мою шею, нежно прижалась ко мне.
- О Господи, - пробормотал я.
Мои чувства и желания все больше удивляли меня. Раньше мне никогда не приходили в голову столь милые вещи.
Услышав мой голос, Изабелла открыла глаза. Она улыбнулась. В ее глазах я заметил некое мерцание, которого я не видел прежде. Это немного удивило меня, и я улыбнулся. Она, определенно, была под действием лекарства.
- Ты хорошо себя чувствуешь, не так ли? – игриво спросил я.
Снова улыбнувшись, она кивнула.
Сев на кровать возле нее, я откинулся назад и облокотился на локти.
- Разве вы не опаздываете в школу? – спросила она.
Я пожал плечами.
- Нет, - сказал я.
Она удивилась.
- Прости, но ты будешь со мной весь день. Не возражаешь? – сказал я.
Улыбнувшись, она еще сильнее прижалась к подушке.
- Я не возражаю, - мягко сказала она.
Кивнув, я взял пульт от стерео и включил музыку. Несколько мгновений было тихо. Я чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Когда я был уже не в силах выносить это, я повернулся к ней, опираясь на локоть, и спросил:
- Ты хочешь поговорить об этом?
Она слегка улыбнулась.
- Нет. Нет причины говорить об этом. Я осталась в живых. Я продолжу выживать и дальше. А пока я больше не выживаю. Да, это что-то сверхъестественное. Я думаю, мне нужно пояснение, - сказала она.
Я рассмеялся, а она хихикнула.
Тут до меня внезапно дошли ее слова. Я посмотрел на нее с любопытством. Препарат действовал на нее. Она могла говорить со мной более открыто. Может она расскажет мне о своих опасениях и страхах? Я знал, что у нее есть тайны, и конечно она имела на это право. Но все-таки мне хотелось знать некоторые вещи. Я не любил быть в неведении.
- Я куплю тебе словарь, если ты обещаешь воспользоваться им, - сказал я.
Она улыбнулась.
- Хорошо, - сказал она мягко. – Только вы должны будите прочитать его для меня, - быстро добавила она.
Я немного сузил глаза.
- Разве ты не можешь прочитать сама? – спросил я.
Она отвела глаза.
- Я думала, доктор Каллен сказал вам. Я неграмотная.
- Возможно, он упоминал об этом. Но ты действительно?
Она замешкалась. Я заговорил быстрее, чем она снова начала бы лгать.
- Это правда?
- Нет, - нерешительно сказала она. Ее голос дрогнул.
Было заметно, что она нервничает. Она стала покусывать нижнюю губу, но тут же зашипела от боли. Трещины на них дали о себе знать.
- Так как ты научилась читать? – спросил я.
Она вздохнула.
- По субтитрам, - пробормотала она.
Я рассмеялся. Она вопросительно посмотрела на меня. Моя реакция, определенно, удивила ее. Какого черта, она научилась читать, изучая субтитры?!
- Я не хотел смеяться. Просто все это показалось мне забавным.
Она слегка улыбнулась.
Возможно, она ждала чего-то ответного от меня. Может она хотела знать, почему я так отреагировал на то, что она может читать? Почему же это на меня так подействовало?
- Да, я понимаю, это кажется необычным. Мне было нелегко учиться, потому что смотреть телевизор нам запрещалось. Я смотрела его украдкой. А всему остальному меня научили другие рабы. Они учили меня тому, что знали сами.
Я кивнул.
- А почему ты не сказала отцу, что умеешь читать? Я подразумеваю, что ничего особо бы это не изменилось, но все же он не любит, когда ему лгут.
Вздохнув, она слегка нахмурилась.
- Это была не я. Это сделал Чарли. На тот момент он все еще оставался моим владельцем, для него этот вопрос был чрезвычайно важен. Я не решилась возразить ему, когда он сказал доктору Каллену, что я неграмотная. Я бы потом дорого заплатила за свое непослушание.
Некоторое время она молчала.
- Образованный раб – опасный раб. Именно они пытаются сбежать. Потому что, зная хоть немного о внешнем мире, у них есть шанс выжить. Умея читать и писать, они смогут работать. Безграмотные рабы находятся у вас на иждивении, их легче держать под вашим большим пальцем, хозяин Эдвард.
Я уставился на нее. Меня ошеломило то, как она сменила свой тон. Она снова стала похожа на робота. Ей точно промывали мозги.
- Хорошо, - сказал я, не зная пока, что еще можно произнести в такой ситуации.
Она слегка засмеялась и снова посмотрела на меня. Она выглядела немного удивленной и беззаботной.
- Что же это, "хорошо" - я соглашаюсь с тобой, Изабелла, или, "хорошо" - я просто не знаю, что еще сказать, - игриво сказал она.
Она бросила мне вызов? В последнем нашем разговоре, когда ОНА ответила мне "хорошо", я сказал ей то же самое. И вот теперь она так смело и так открыто бросает мне вызов. Обычно никто не осмеливался сделать это. Я всегда был очень непредсказуемым человеком. Поэтому невозможно было знать, как я на это отреагирую.
- Ты неправильно говоришь, - сказал я, встряхнув головой. - Ты когда-нибудь спорила? Ну, или высказывала свое мнение?
Она засмеялась.
- Нет, я никогда ничего подобного не делала.
Я удивленно поднял вверх бровь.
- Никогда? Почему нет?
Она пожала плечами.
- Это легко может войти в привычку, а потом от этого очень сложно отказаться. Я видела, как многие люди лишались своих зубов, когда пытались высказаться в присутствии хозяина.
- Таким образом, то, что ты никогда не спорила, не возражала, помогло сохранить тебе все твои зубы? - спросил я, стараясь отогнать от себя мысль, что кто-то может прикоснуться к ней и причинить боль.
Боже, я все больше и больше хотел защитить ее, особенно после того, что сделал с ней мой отец. Я чувствовал, что должен защищать ее, хотя она была намного сильнее и выносливее большинства людей.
Если к кровати привязать, например, Джессику Стэнли, привязать также на полдня. Я не думаю, что спустя пару часов после освобождения, она будет смеяться и шутить.
- Нет, просто мне повезло. Я получала много ударов по лицу. Меня саму до сих пор удивляет, что я сохранила неплохой внешний вид, что я в общем-то не сильно изуродована, как некоторые рабы, которых я знала, - сказала она.
Я сузил глаза.
- Ты вообще не изуродована, - сказал я. Наверное, мой тон был слишком уж утвердительным, потому что она смущенно посмотрела на меня.
Но она и правда была очень красива и не должна была притеснять себя.
- У меня изогнут нос, это из-за перелома, - с легкостью сказала она.
Я искоса посмотрел на ее нос. Да, было заметно, что ее били по носу, были заметны последствия перелома, но это ее не портило. А скорее наоборот, придавало некий характер. У нее был симпатичный нос.
Я простонал и закатил глаза.
Симпатичный нос? Действительно, Эдвард? Когда это ты превратился в такого сентиментального котенка?
- С твоим носом все в порядке, - сказал я. - Кто и как сломал тебе нос?
На мгновение она уставилась на меня.
- Хозяйка пнула меня ногой прямо в лицо, - сказала она.
Я съежился.
- За что она пнула тебя?
- Из-за того, что ее туфли шаркали при ходьбе.
- Из-за того, что шаркали ее туфли?! - спросил я.
Я знал, что, возможно, спрашиваю слишком многое. Но я был настолько любопытен, а она довольно откровенна. Мне хотелось знать о ней все.
- Да, именно из-за этого, а потом толкнула меня на пол и пнула, - уверенно ответила она.
- Она толкнула тебя? - спросил я.
- Может, для забавы? - сказал она. - Развлечения? Она дела так довольно часто.
На меня нахлынула волна гнева. Что происходит с людьми?!
- Значит, эта сучка толкнула тебя ради смеха, а затем только из-за того, что ЕЕ обувь шаркала, она решила тебя ударить?
Она кивнула.
- Вы уверенны, что не хотите знать, каким цветом была ее обувь? Я подразумеваю, что вы спросите и обо всем остальном? - вдруг спросила она.
Мои глаза расширились от удивления. Все это было так неожиданно. По моему выражению лица она поняла, что сказала что-то лишнее. Ее глаза расширились, в них появился страх. Она прикрыла рот рукой. Очевидно, она думала, что сейчас, за ее слова, последует наказание.
Она часто заморгала и немного нервно хихикнула.
- О… простите, я… - начала она.
- О, прекрати. Я всегда хочу слышать твое мнение. Я просто я не ожидал такой… нахальности. В тебе есть огонь. Если ты хочешь назвать мне цвет обуви, называй. Если ты сыта моими вопросами по горло, просто скажи, чтобы я отстал, - сказал я и улыбнулся.
Я хотел, чтобы она поняла меня правильно, что я не сержусь на нее.
Она убрала руку со своего рта и слегка улыбнулась.
- Обувь была красная. И я, честно, не возражаю против ваших вопросов. Я не понимаю, почему во мне вдруг возникла такая вспышка… нахальства.
Я ухмыльнулся.
- Это из-за препарата, который я тебе дал. Он расслабляет человека полностью. Поэтому ты не только перестаешь чувствовать боль, но также становишься более раскованной в разговоре. Поэтому ты так честно рассказала мне, что умеешь читать.
Она уставилась на меня. Для нее это была тяжелая информация.
- Получается, когда действие препарата закончится, я не только почувствую боль, но и буду смущаться от своего поведения?
Я встряхнул головой.
- Нет никакого повода смущаться. Мне нравится, когда ты такая открытая.
Она слегка улыбнулась.
- Хорошо. Если у вас есть вопросы, лучше задавайте их сейчас. Потому что я не знаю, когда еще буду такой откровенной.
Я кивнул и уставился на нее на мгновение. Была одна вещь, которую я хотел знать… я так хотел знать. Но об этом я никогда не смогу ее спросить. Я хотел знать, чувствует ли она ту искру между нами, которую чувствую я.
- Какая самая худшая вещь, которую ты видела в жизни? - спросил я, стараясь отогнать ту самую мысль, о том самом вопросе.
Разговор о романтичных чувствах был очень опасен.
Она вздохнула.
- Самая ужасная или самая травмирующая?
Я пожал плечами.
- Есть разница? - спросил я. Она кивнула. - Тогда назови оба случая.
- Самым ужасным было то, когда Чарли избил девочку-подростка до смерти. Все это происходило на моих глазах. Потом он оставил тело лежать на полу, в луже крови. После того, как он, наконец, убрал тело, мне нужно было убрать кровь и частички мозга. За время они уже успели въесться в деревянный пол.
Я уставился на нее. Ее слова повергли меня в шок. Я ожидал услышать что угодно, только не такое.
- И это не было самой травмирующей вещью, которую ты видела?
- Нет. Смерть не наносит такой травмы. Ты не видишь ее каждый день. И к этому можно было привыкнуть. А ужасное в этом было то, что это был единственный человек моего возраста. До того, как я приехала к вам, я больше никогда не видела подростков.
- Так что же было самым травмирующим? - спросил я, проклиная свое любопытство.
- Видеть, как насилуют мою мать. Я не понимала этого. Я могу понять и привыкнуть к физическому насилию, а вот к сексуальному… Я очень чувствительно к этому отношусь, возможно, я немного наивна. Я толком не могла сочувствовать, потому что не совсем понимала, что она чувствовала при этом, но было видно, что она ненавидит все это. А Чарли всегда выглядел счастливым. Мне было всего пять, когда я впервые увидела это. И это стало травмой для меня. Это мое единственное представление о сексе. Больше всего на свете я боюсь насилия.
Я сидел тихо и пытался переварить те слова, которые я только что услышал. Я был очень благодарен фармацевтической компании за такие замечательные таблетки. Благодаря ним я узнал все это.
- Здесь с тобой такого никогда не случится. Ты должна знать это. Так ты поняла? Никто из нас не посмеет сделать этого с тобой. А если кто-то другой попытается… черт, я убью его, - сказал я. Мой голос был низкий и жесткий.
Одна лишь мысль о том, что кто-то посягает на нее против ее желания, заставила меня почувствовать себя настоящим убийцей. Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы защитить ее.
Она пристально посмотрела на меня. Было такое ощущение, что она своим взглядом буквально проникает внутрь меня.
- Да, - сказала она наконец.
Я кивнул.
- Послушай, я мне могу лгать тебе, Белла. Я занимаюсь сексом. Ты уже знаешь об этом, потому что ты слышала все это тогда, через дверь. Секс между двумя людьми может быть прекрасным, когда они оба этого хотят. При этом ты можешь чувствовать себя хорошо, фантастически хорошо, испытывать фантастическое удовольствие. Но я никогда не был с девушкой против ее воли. Если она этого не хочет, я никогда не буду приставать и навязываться. Девушки спят со мной, потому что этого хотят, - сказал я, чувствуя себя напряженно.
Я не знал, как она отреагирует на мои слова. Ведь в ее понимании секс представлял собой нечто страшное.
- Вы любите тех девушек? - спросила она мягко.
Я замер и посмотрел на нее. Я был ошеломлен ее вопросом. На ее лице было написано удивление, а глаза были такими невинными.
- Нет, - ответил я и почувствовал себя не очень хорошо.
Она кивнула.
- Вы когда-нибудь влюблялись? Любили? - снова спросила она.
Я снова уставился на нее. Я не знал, что ответить. Я был уверен, что я не могу сказать ей "да, я люблю тебя", даже притом, что это было правдой. Но я не хотел лгать ей, особенно после того, как она была такой откровенна со мной.
- Возможно, - сказал я. - Я еще пытаюсь точно выяснить, что же такое любовь.
- Да, я тоже, - сказала она мягко. Я поднял вверх бровь. Она слегка улыбнулась. - Все так запутанно и сложно.
Я кивнул, продолжая смотреть на нее. Неужели она могла чувствовать то же самое, что и я? Могла ли она любить меня?
Она зевнула. Я хихикнул. Очевидно, она не выспалась за прошлую ночь. И это неудивительно.
- Почему ты не хочешь поспать? - предложил я.
Она улыбнулась.
- Вы хотите, чтобы я вернулась к себе в комнату? - спросила она.
Я покачал головой.
- Нет, ты можешь поспать здесь, - сказал я. Меня пугала мысль о том, что она может уйти.
Она улыбнулась и кивнула. Я отвел взгляд, не желая смущать ее. Ей был нужен отдых. Я сидел так в течение нескольких минут, а потом откинулся назад и стал смотреть в потолок, слушая музыку.
- Эдвард? - позвала она мягко.
Я посмотрел на нее и увидел, что она лежала с открытыми глазами, следовательно, она звала меня не во сне.
- Да?
- А какая самая худшая вещь была в твоей жизни, которую ты видел? - спросила она. От усталости она произнесла слова практически нечленораздельно.
Я снова уставился в потолок. Действительно ли я должен ей ответить, и сколько я должен ей сказать. Это была история, которую я никому не рассказывал. Моя семья знала обо всем чисто с технической стороны. Я никогда не говорил, что был там, через что я прошел, что я видел.
Я мог рассказать ей о том дерьме? Сколько мы были знакомы?
Я оглянулся и слегка улыбнулся. Она заснула. Она выглядела чертовски прекрасной. Она была здесь, спала в моей постели. Как же хорошо я себя чувствовал…
Я понял, я рассказал бы ей всю историю. Черт, я рассказал и сделал бы все что угодно, если бы она попросила меня.

_________________________________________

Новая глава, дорогие читатели! Как всегда мы очень ждем ваших отзывов на форуме, они нам очень важны!

Вопросики: правильно ли Эдвард показал свою ярость Карлайлу? Что вы думаете о разговоре Беллы и Эдварда, о том, что Эдвард видел, как его маму убивают, ожидали ли вы такого поворота событий? А как вам откровения Беллы?

Спасибо переводчикам за эту главу и фик в целом!

Добро пожаловать на ФОРУМ!