Глава 8.

Нарцисса Малфой допивала чай с бергамотом, когда к ней явился перепуганный Ланки, сообщив, что в Мэноре гость. Она никого не ждала этим вечером, поэтому, нахмурившись и ощутив знакомую вибрацию беспокойства где-то в глубине грудной клетки, торопливо отставила чашку и встала, расправляя платье. Состояние эльфа не показалось Нарциссе странным – Ланки пугался каждого посетителя, но даже он в этот раз превзошёл себя в подёргиваниях и заиканиях.

Спускаясь из библиотеки в гостиную, женщина старалась успокоить колотящее в груди сердце. Мистер Томпсон просил докладывать обо всех посещениях поместья в Министерство. В последние два визита он был очень напряжён – всё вглядывался в её лицо будто в поисках каких-либо сведений, но Нарцисса ничем не могла ему помочь – память была кристально чиста. Так глупо потерять память в тот момент, когда она могла бы так пригодиться!

Она не сдержалась и досадливо сжала кулаки, хмурясь, прислушиваясь к легкому стуку своих каблуков по каменным ступеням. Нарцисса уже почти привыкла к Мэнору. Заново. Ежедневно будто впервые преодолевая каждый тёмный коридор, отводя глаза от очередного портрета, что смотрел с опустевшей укоризной, ей казалось, что эта темнота накроет её с головой, поглотит и уничтожит в себе. Мистер Томпсон сказал, что она и её семья любили это… здание. Даже мысленно женщина боялась называть глыбу холодного камня своим домом. Особняк напоминал склеп. Она не хотела жить в склепе.

Но теперь стало легче. Возможно, она просто втянула в себя часть холода, что исходил от ровной каменной кладки. Часть того, чем дышал Мэнор. Иногда Нарциссе казалось, что он и дышал – ею. В такие моменты она связывалась с Дереком Томпсоном, который приходил незамедлительно, почти в любое время суток. И писала Драко письмо, которое никогда не имело ответа. Мысли о сыне пронеслись в голове, оставляя после себя след ледяной корки, горькой и неподъёмной. Не нужно думать об этом сейчас.

Мистер Томпсон – добрый, поддерживающий её – вот, кто сейчас рядом и кому она рассказывает обо всём, что беспокоит, пугает. Навещающий её, заботливо интересующийся, нет ли проблесков в памяти – он каждый раз будто надеется, что она вспомнит что-то. Или боится. Каждую их встречу. Что-то заставляет его переживать, а значит, есть причины для беспокойства. Нарцисса и сама не знала, желает ли она вспомнить, что так старательно скрывало от неё собственное сознание, но она полагала наверняка, что хочет помочь ему. Хотя бы чем-то. Но её даже не ознакомили с проблемой, по поводу которой сейчас так волнуется Министерство.

«Ежедневный пророк» писал об исчезновении семьи, которую разыскивали уже третьи сутки. Глядя на эту новость, Нарцисса вновь и вновь ощущала тревогу. Она не знала, почему. Не могла понять или вспомнить. Но руки холодели, когда она смотрела на фотографию мужа, горделиво взирающего на неё с печатных страниц. При воспоминании о ледяных глазах и надменно вздёрнутых бровях знакомая дрожь пробежала по спине, однако женщина решительно сжала губы. Мистер Томпсон повторял, что бояться ей нечего. Всё будет в порядке. Она верила ему.

Больше некому было верить.

На несколько секунд остановившись у тяжелой двери в гостиную, касаясь ручки кончиками прохладных пальцев, она затаила дыхание. От тонкой полоски света, пробивающейся у самого пола, кажется, веяло могильным холодом. Нарцисса нахмурилась. Отругала себя за недобрые мысли и резко толкнула створку.

В гостиной её ждал мужчина. Стоял спиной ко входу и любовался закатывающимся за горизонт солнцем в распахнутом окне. Он был высокого роста, худощав, дорого одет. Каштановые волосы достигали плеч. Женщина, прищурив светлые глаза, скользила взглядом по напряжённой фигуре гостя, не имея понятия, как к нему обратиться, и потому молча сделала шаг в комнату, не прогретую камином, отчего открытая кожа рук тут же покрылась мурашками.

В одно мгновение фигура ожила, будто человек выдохнул, разворачиваясь к ней. Волосы, щедро посеребрённые ранней сединой на висках. Изогнутые брови, прямой нос, темные глаза и мрачный взгляд, впившийся, кажется, прямо в ком сжатых нервов под кожей.

- Здравствуй, Нарцисса.

Она вздрогнула. Голос полоснул лезвием по ушам – настолько знакомым показался, вызывая ледяной страх в застывающем сердце.

- Я не ждала гостей. Кто вы?

- Логан.

Нарцисса ожидала продолжения, однако гость молчал, постукивая тонким пальцем по подбородку и изучая её взглядом, как если бы она была экзотическим цветком. Или умирающим от неизвестной болезни человеком.

- Просто Логан?

- Ты действительно не помнишь меня, – недоверчивые интонации на несколько секунд смягчили режущий голос и женщина медленно выдохнула.

- Я… - она моргнула, чувствуя вдруг, что может вот-вот упасть на пол, будто силы медленно выкачивали из тела.

- Нарци.

Для человека достаточно высокого, он двигался с необычайной грацией и быстротой, Нарцисса даже не успела отступить – он оказался возле неё, скользя прохладными руками по её плечам.

- Это я, Логан.

Прикосновения его будто разорвались под кожей, и Нарцисса отпрянула, отталкивая его руки. Ужас сдавил гортань, и она прижала ладони к груди, глядя на мужчину распахнутыми глазами. Что-то внутри действительно вспомнило его. Что-то громко вопящее, чтобы Нарцисса бежала подальше отсюда – из этой комнаты и из Мэнора, но эти воспоминания никак не доходили до головы, будто натыкаясь на глухую стену.

Запах, касание. Мерлин, кто он?

Почему от него пахнет смертью?

К столкновению со своим прошлым нужно было готовиться. Она должна была. Она знала этого мужчину и не могла вспомнить. Сердце кричало ей что-то, но слова было так сложно разобрать, когда внутри всё будто рушилось и в то же время нерушимо замерло на месте.

- Что вы себе… Я не помню вас, - на выдохе произнесла она, глядя на мужчину с предупреждением. Одна рука потянулась за палочкой, что была в складках юбки. - Или вы расскажете мне, что делаете в моем доме, или я попрошу вас удалиться и больше не посещать меня.

Спокойный голос прерывался лишь дрожащим дыханием.

- Ты вспомнишь, Нарци. Ты уже вспомнила. Осталось лишь позволить этим воспоминаниям прийти в твою голову.

- Замолчите! – Нарцисса выхватила палочку, направляя её туда, где соединялись стороны его пиджака ровным рядом черных пуговиц. Логан даже бровью не повёл. Смотрел неотрывно, будто пытаясь вытащить что-то взглядом из её головы. Что-то, что сидело за семью замками. Она вдруг поняла, что его карие глаза можно было бы назвать красивыми, если бы не ужас, что сковывал её изнутри при взгляде на них. – Если вы закончили, я прошу вас покинуть мой дом.

- Это не твой дом.

- Что вы имеете в виду? – тихо переспросила она, до жжения в кончиках пальцев сжимая палочку.

- Успокойся, Нарци.

- Что вы имеете в виду?..

Эти слова гремели в ушах, оглушая её. В комнате же они едва отразились от стен. Мужчина усмехнулся так, будто знал что-то, что ей неведомо. «Да так оно и было», - горько подумала женщина. Она чувствовала себя изломанной марионеткой, которую вдруг превратили в человека. Только нитки её спутались, и теперь за них дергали все, кому не лень. А она ничего не понимала, лишь беспомощно хлопая глазами и пускаясь в рваный пляс под чужую дудку.

Нарцисса не заметила перемены в лице Логана, но теперь он смотрел на неё со спокойной отстранённостью, вновь складывая руки на груди и постукивая пальцем по подбородку.

- Что ж, - он сделал шаг вперед, и палочка в тонкой руке дрогнула, – я ухожу, Нарци.

- Сначала объясните мне, что вы имели в виду.

Он остановился в шаге от неё.

- Убери палочку.

Губы Нарциссы дрожали, когда она медленно опустила руку. Несколько секунд оба молчали. Первым заговорил мужчина.

- Нужно было дать тебе время. Вспомнить, привыкнуть. Но его нет, ни одного лишнего часа, - он взглянул на наручные часы, обхватывающие кожаным ремешком запястье. – Мне нужно идти, сегодня суббота, у меня еще остались дела в Министерстве.

- Вы из Министерства? – на выдохе произнесла женщина, делая к нему быстрый шаг, однако Логан лишь сверкнул глазами, отступая к двери. – Вас прислал мистер Томпсон? Расскажите мне хоть что-то, вы ведь всё знаете!
Тонкие губы растянулись в холодной улыбке, которой на удивление удалось скрасить его лицо. В уголках глаз пролегло несколько глубоких морщин.

- Появились вопросы, Нарци?

- Я просто…

- В понедельник в восемь вечера я вернусь. Буду ждать более тёплого приема, - Логан качнулся с пятки на носок, на секунду оказываясь в опасной близости от лица Нарциссы, что заставило её сделать шаг назад, а его – хмыкнуть. – И не стоит рассказывать Дереку о моем визите.

- Мистер Томпсон взял с меня обещание, что я буду говорить о каждом, кто посещает меня, - отчеканила она таким тоном, что не приходилось сомневаться ни секунды – Нарцисса расскажет об их встрече во всех подробностях. Но…

Один шаг – и они стоят почти вплотную, а под её кожей оживают нервные окончания, сплетаясь, сжимаясь, мешая дышать. Ледяной воздух вот-вот заморозит. Страх отключает голову. Легкий запах его одеколона впивается в лёгкие, раскурочивая их. Будто острый нож под рёбра – посылка из прошлого. Далёкого и недоступного. Она уверена – этот запах слышен ею далеко не впервые. И от него застывает кровь в жилах.

- Я не советовал бы. Рассказывать. Это может повлечь за собой. Море. Проблем. Нарци, - небольшой паузы вполне хватило, чтобы обоим заметить – женщина не дышит. - Поняла меня?

Логан произнес это очень тихо, но она слышала каждое слово и верила ему. Этому голосу невозможно было не верить. Кажется, он мог убить, стоит лишь засомневаться на секунду.

Отрывисто кивнула, он одобрительно кивнул в ответ. Несколько секунд сверлил её взглядом, а затем резко развернулся. Нарцисса молча наблюдала, как он скользит к двери, выходит, плотно закрывая её за собой, и быстрый выдох срывается с губ. Она поняла, что стояла, затаив дыхание, а удары сердца душили как обёрнутая вокруг шеи змея.

Нарцисса торопливо подошла к двери, приоткрывая её. Успевая заметить, как он пересекает полутёмный, освещенный прохладными факелами холл и выходит из Мэнора. Судя по тому, как уверенно он передвигается по особняку, он здесь не впервые. Салазар, помоги. Что здесь происходит? Что за животный страх бьётся в грудной клетке при виде этого человека? Почему он называет ее Нарци, будто старый друг? Друг семьи…

Прижав пальцы к губам, женщина распахнула дверь, выбегая в холл, и, задыхаясь, рванула вверх по лестнице, путаясь в длинном платье, перебарывая глупое желание оборачиваться через каждый второй удар сердца, чтобы проверить, не вернулся ли он. Не побежит ли за ней.

Она бежала по коридору, напуганная, провожаемая укоризненными взглядами с бубнящих портретов. Собранные заколкой волосы рассыпались по плечам, а полы платья норовили выпасть из влажных пальцев. Бежала, будто все призраки неизвестного прошлого вдруг погнались за ней, рванувшись из своего тягучего мрака, и самым первым из них был Логан, тенью скользивший за ней, нагоняя, загоняя в угол. Приближаясь, обнажая зубы в волчьей усмешке.

«…Нет!..»

Тише, Нарци.

Из губ Нарциссы вырвался задушенный всхлип. Она знала Логана. Она его знала. Образ исчез моментально, сметённый волной ужаса, что сковывал от затылка и до негнущихся, подгибающихся ног. Она застыла, почти упала, привалившись к ближайшей из тяжёлых резных дверей.

Господи. Пожалуйста.

- Пожалуйста… - плечи мелко задрожали, а хриплые, прерывающиеся дыханием всхлипы скрючили стройное тело женщины, сгибая её, заставляя сползать вниз по косяку, прижимаясь лбом к холодному дереву.

От кого она бежала?

А главное – куда? Где ее нора, в которую можно забиться как напуганной мыши? Где она?

Её нет.

У неё нет ничего. Ни прошлого, ни настоящего. Слёзы текли по щекам, а тело дрожало от страха, сжавшись на полу, наплевав на дорогую ткань платья. Растрёпанные длинные пряди лезли в лицо. Образ, который явился ей, загнанной в угол, наступающий, улыбающийся.

Нарци…

Этого не было. Это было не с ней, а с той, кем она была до потери памяти.

Рыдания вырывались из горла, рождая что-то более основательное. Что-то под кожей, жужжащее в позвонке, зарождающееся в груди, поднимающееся. Душащее.

Находящее выход на языке. Крик. Тонкий, отчаянный, что молнией промчался по каменным стенам, отдаваясь где-то в сердце мрачной глыбы особняка, который ответил женщине незамедлительно – тишиной и огромным глотком её сил, моральных, физических. Глотком Нарциссы. Снова.

И что-то внутри отпустило как раз в тот момент, когда она подумала, что сейчас просто умрёт.

Грудь беспрепятственно наполнилась воздухом.

Нарцисса сидела, покачиваясь, обхватив себя руками, и чувствуя, что снова может дышать и думать. Стерев со щёк слёзы, поднялась, придерживаясь за дверь, осторожно расправляя платье. Руки дрожали, когда она медленно пошла по коридору, прислушиваясь к своим шагам и оттого успокаиваясь. Мысли будто выключились.

На секунду даже показалось, что она помешалась. Но нет. Она всё ещё осознавала, что происходило. К сожалению, так просто сойти с ума невозможно.

Было пусто в груди, когда она со спокойной решимостью вошла в кабинет покойного мужа и остановилась перед портретом, занавешенным тёмным куском шёлковой ткани. Она никогда не снимет её. Никогда больше не взглянет в живые глаза, что смотрели на неё с холста. Эти глаза пугали её. Её пугало все в этом чёртовом мире. Так ли было там, откуда она пришла?

Первым её воспоминанием были слёзы на собственном лице. Может быть, она умоляла применить Обливейт, чтобы забыть, наконец-то о той жизни? Прошлой, зачёркнутой, стёртой. Которая тенью нависала над нею теперь. И она уже не знала, хорошо ли то, что её голова чиста, или плохо. Иногда создавалось ощущение, что все воспоминания по-прежнему остались в ней. Их просто нужно найти в себе. В лабиринте собственной головы, составить, правильно соединить хитро запутанные клубки цепочек, и всё вернется.

На несколько мгновений она прикрыла глаза, отворачиваясь от портрета, и стараясь прогнать ощущение, что она не должна быть сейчас здесь. Кабинет мужа будто сам выталкивал её – обстановкой, грубой и холодной, без излишеств. Запахом - немного резким, дорогих чернил и средства для ухода за перьями. Огромным, пустым камином, распахнувшим свою пасть. В этот момент она решила, что прикажет домовикам каждый вечер разжигать камины в каждой комнате Мэнора.

Возможно, от огня особняк немного оттает. Но это позже. А теперь нужно сосредоточиться на написании письма.

Нарцисса мысленно складывала слова в строки, пока усаживалась за стол, доставала пергамент, искала новое перо и чернильницу. Логан приказал не говорить мистеру Томпсону о его визите, но он ничего не говорил о других.

Женщина быстро облизала губы и склонилась над пергаментом, шепча молитву Мерлину, чтобы на это письмо Драко ответил.

____

Несмотря на то, что шторы были плотно задернуты и в комнате царил полумрак, Гермиона проснулась в половину восьмого, скорее, по привычке. Полежала немного с закрытыми глазами, вспомнив, что сегодня воскресенье и можно выспаться, однако сон отказывался возвращаться к ней. И хорошо, подумала, садясь и ёжась от утренней прохлады. Ей снилось что-то, от чего голова казалась теперь невообразимо тяжёлой.

К чёрту такие сны.

Девушка встала, потягиваясь и оправляя рубашку. На секунду прислушалась. Наверное, это уже вошло в привычку – прислушиваться, чтобы знать, не бродит ли в соседней комнате Малфой. Что вряд ли, конечно – не поднял бы он свою аристократичную задницу с постели в такое время, да еще и в выходной. Пусть проспит поход в Хогсмид.

Так ему и надо.

Усмехнувшись своим по-детски мстительным мыслям, она прошлепала босыми ногами в ванную, покосившись на дверь, ведущую в спальню слизеринца. Ей вспомнился недавний инцидент с Пэнси, и в щеки бросилась кровь. Не дай Мерлин он узнал бы об этом. Всю свою жизнь Гермиона выслушивала бы подколы от него лишь на эту тему.

Чувствуя привычное раздражение, что уже с утра в её голове столько Малфоя, она подошла к раковине, заглядывая в зеркало. Растрепана ещё больше, чем обычно. Нужно поскорее приводить себя в божеский вид. Только буркнув ставший привычным «Коллопортус», запечатавший дверь в спальню Малфоя, Гермиона умылась и вычистила зубы. Затем разделась и встала под горячие струи душа, прикрывая глаза и мурлыча какой-то незатейливый мотивчик себе под нос, думая о том, что совсем скоро ни одной лишней мысли не будет в голове – она будет распивать сливочное пиво с Гарри и Роном. Только сейчас она поняла, как сильно соскучилась по ним. Просто сидеть и болтать.

Обсуждать очередную глупую попытку Симуса и Лаванды быть вместе, очередное наказание от Снейпа для Невилла, в очередной раз видеть противные слизеринские рожи за соседними столиками и отбивать их заносчивые шуточки. В Хогсмиде всё было проще. Даже со слизеринцами – там каждый отдыхал. Их подколы и попытки кусаться воспринимались иначе. Проще.

В Хогсмиде все занимались своими делами. Это было чем-то вроде нейтральной территории, где если и перебрасывались руганью, то больше из вежливости, чем потому, что так хотелось.

Гермиона как раз наносила на волосы шампунь, когда услышала грохот кулака по двери и подскочила на месте, едва не выронив из рук флакончик.

- Грейнджер, твою грёбаную мать, сколько можно распеваться?!

Судя по хриплому голосу, она его разбудила, задумавшись и неосознанно повысив громкость своих песнопений. А судя по интонации, Малфой не любил, когда его будили. Она быстро смылила волосы, решив, что разумнее будет промолчать, ведь если день начался со слизеринца, значит, и пройдёт он через задницу. Ведь настроение испортить куда легче, чем снова поднять. Тем более, если его портит этот кретин. У него же просто дар на подобные…

Ещё один удар по двери, и Гермиона снова вздрогнула, выронив флакон с шампунем, который больно стукнул её по пальцу на ноге. Она охнула и нахмурилась, уничтожая взглядом матовое стекло кабинки, за которой едва просматривалась дверь, что осаждал Малфой.

- Идиотка! Чтоб тебя.

Последний удар был почти ленивым, и Гермиона решила его не считать.

Прошло секунд десять тишины, нарушаемой лишь шумом воды.

Судя по всему, ушел обратно в постель, намереваясь проспать еще несколько часов. Гермиона, слегка щурясь от бивших в макушку струй воды, усмехнулась. Фиг ты поспишь, змеёныш. Воодушевленная, она подобрала флакончик и, набрав побольше воздуха в лёгкие, запела с таким пристрастием, что собственный голос звонкой трелью отдался в ушах, вибрируя и заглушая мысли, используя шампунь, как микрофон.

- Лондонский мост падает .
Падает, падает.
Лондонский мост падает,
Моя милая леди!

Для исполнения она выбрала маггловскую детскую песню «My fair lady», которую часто пела в детстве. Однако никогда - с таким увлечением. Старательно вытянув последние гласные, слегка сфальшивив и закусив губу, она сделала небольшую паузу, чтобы проверить реакцию.

Что последовала незамедлительно.

О дверь так шандарахнуло чем-то таким тяжёлым, что Гермионе на секунду показалось, будто она оглохла.

- Закрой рот! – его разъярённый вопль ложился лечебным бальзамом на душу. Пусть сегодняшнее утро будет признано утром-самой-глупой-мести-за-все. Вдохнув поглубже, гриффиндорка снова запела, отставляя флакон и время от времени отворачивая голову от бьющих струй, чтобы смыть пену.

- Укрепи твердым бруском,
Укрепи, укрепи.
Укрепи твердым бруском,
Моя милая леди!

Она прислушалась и услышала его шаги. Дверь снова содрогнулась, на этот раз от кулака.

- Ты, дура, сейчас сама превратишься в брусок с моей легкой руки, если не прекратишь петь это маггловское дерьмо! Забыла, что твое хиленькое заклинаньице открывается простой Алохоморой?

Гермиона захлопнула рот прежде, чем ещё хоть звук успел вырваться из её губ. Конечно, не забыла, но у неё и мысли не было, что он вздумает открывать дверь. Зачем? Чтобы полюбоваться на ненавистную Грейнджер? Она могла, конечно, поставить заклинание и посложнее, чтобы Малфой не смог открыть чертову дверь, но палочка осталась возле раковины.

- Уж кто из нас брусок, так это ты, Малфой, - буркнула она, и могла поклясться, что услышала, как он фыркнул. - Прочь от двери. Через две минуты я освобожу ванну.

Он стукнул еще раз, для достоверности или просто со злости.

- Засунь свой приказной тон себе в глотку, грязнокровка. Ты ответишь за то, что разбудила меня в такую рань.

Закатив глаза, Гермиона заставила себя смолчать и быстро смыть с себя остатки шампуня и мыла. Обмотавшись полотенцем, она юркнула в свою комнату, прикрывая за собой дверь и накладывая на неё несколько запирающих. На всякий случай.

А когда обернулась к зеркалу, поняла, что улыбается.

В гостиную она спустилась в прекрасном расположении духа, уложив волосы особенно аккуратно. Не для Малфоя, конечно. Ей просто захотелось выглядеть сегодня привлекательной. Целое утро придется крутиться среди её любимых мальчишек, и она серьезно настроилась развеять любые их подозрения по поводу того, что она стала какой-то «не такой».

Вчерашний вечер она провела в гостиной Гриффиндора, поедая с Гарри и Роном «Берти Боттс» и посмеиваясь над попытками Финнигана сочинить приличный стих для Лаванды. Потом Невилл притащил волшебные шахматы, чем и занял всех почти до ночи. Они провели вечер так, как проводили всегда до этого, с первого по шестой курс, и в Башню старост Гермиона вернулась в приподнятом настроении, далеко после отбоя. Услышала смех Пэнси и, не раздумывая, поставила на комнату заглушку, после чего упала в постель и уснула, впуская в голову какой-то дурацкий и неприятный сон.

Гермиона ухмыльнулась, ставя сумку на стол и думая о том, что останься Паркинсон до утра в соседней спальне, она бы тоже проснулась от столь задушевных песен в душе. Но Малфой никогда не позволял ей остаться в своей постели. Это были его личные размышления, в которые Гермионе вникать не хотелось, хотя какая-то очень глупая её часть в тайне радовалась от этого. Чего именно – неясно. То ли от того, что даже для Малфоя есть какая-то святая святых, куда нет доступа кому попало. То ли от осознания того факта, что он не такой ширпотреб, как казалось. Если только в определенном смысле.

За спиной раздался тихий стук, и девушка резко развернулась. На каменном подоконнике сидел огромный черный филин, узнать которого было не так сложно. Семейный почтовик Малфоев смотрел на гриффиндорку своими желтыми глазами сквозь стекло, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу. В клюве зажат небольшой конверт.

Гермиона выпустила сумку из рук и подошла к окну, кусая губы. Малфой убьёт её, если узнает, что она приняла его почту. Чёрт, пусть сам разбирается со своими письмами. Намереваясь вернуться к столу, она вздрогнула от очередного стука. Птица смотрела на неё почти с недоумением, не понимая, почему у неё не хотят принять конверт.

Нахмурив тонкие брови, девушка решительно сжала губы и открыла створку, осторожно забирая письмо из изогнутого клюва. Филин тут же благодарно ухнул и хлопнул своими широкими крыльями по бокам.

Пергамент был даже не в конверте. Будто обычная записка. Если присмотреться, можно было увидеть аккуратные буквы на сложенной стороне. Может быть, это от Пэнси? Она могла устроить Малфою минутку романтики, пробраться в Башню сов и… Или от Нарциссы? Интересно было бы взглянуть на общение сына с матерью. Наверное, в таком сыночке она души не чает. Вырастила чадо на свою голову. А возможно, послание от Люциуса, который на самом деле жив? И, может быть, Гермиона держит в руках опаснейший компромат, за прочтение которого её могут убить.

Она не сдержалась и фыркнула.

Нет. Читать чужую почту, а тем более почту Малфоя, она не станет. Просто положит это на стол, и пусть сам решает… Она уже почти протянула руку, почти выпустила письмо из пальцев, но лихорадочный интерес нездоровой волной накрыл грудную клетку.

Чёрт, он же не узнает об этом. Достаточно просто развернуть две половинки пергамента. Он ведь не в конверте, значит, ничего важного там быть не может. Гермиона воровато обернулась, прислушиваясь. Тишина. Может быть, Малфой пошел в ванную или же выбирает рубашку, которую наденет сегодня. Покосилась на филина, который старательно вычищал перья, не обращая особого внимания на девушку.

Она всё ещё сомневалась, а пальцы уже разворачивали шероховатую бумагу. Сердце билось в груди так, будто намеревалось пережевать само себя своими же ударами. Кляня свое гриффиндорское любопытство, Гермиона впилась глазами в первые строки, выведенные мелким женским почерком.

«Мой сын Драко!».

И уставилась на эту фразу, моргая.

Странное обращение от родного человека к родному человеку, подумала она, снова хмуря брови. Представив себе на секунду, что мать обратилась бы к ней подобным образом, моя дочь Гермиона!, ей стало смешно. Возможно, у аристократов положено официальное обращение к членам семьи. Интересно, а к мужу она тоже обращалась «мой муж Люциус»?

Проглотив улыбку, Гермиона продолжила читать, покусывая губу и чувствуя себя немного преступницей, но получая от того несказанное удовольствие.

«Надеюсь, у тебя все хорошо, и мои письма к тебе доходят. Сегодня вечером меня посетил мужчина, который представился Логаном. Он вёл себя так, будто долгое время знал меня. Скажи мне, были ли у меня знакомые с таким именем?…»

Девушка перечитала последнюю строку, озадаченно приподнимая брови. Что значит «были ли знакомые»? Гермиона порылась в памяти, вспоминая всё, что ей было известно о Нарциссе Малфой. Вроде бы женщина в своём уме, рассудительна и холодна к окружающим, но трепетно любящая своего отпрыска. Почему тогда она так выражается, будто не в себе?

«…Он говорил очень странные вещи о…»

- Грейнджер, ты просто титан идиотизма, и если ты думаешь, что твои вопли в душе это забавно или как-то подтверждают твое благоразумие...

Издевательский голос за спиной заставил Гермиону подскочить на месте, вскидывая голову, а внутренности – медленно сползти куда-то в район коленей, оставляя после себя лишь ледяную пустоту. Слизеринец стоял в проёме арки, ведущей на лестницу. Чёртово письмо жгло руки так, что хотелось тут же выкинуть его, однако Гермиона замерла как кролик, глядя на Малфоя.

Он резко замолчал – взгляд упал на филина на подоконнике, а затем на письмо в тонких пальцах. И внезапно глаза сузились, становясь похожими на две глыбы льда. Тишина, повисшая в гостиной старост, напугала Гермиону даже больше, чем полет на Клювокрыле когда-то, с Гарри и Сириусом. По крайней мере, и тогда, и сейчас у нее было ощущение, что она сейчас рухнет вниз и разобьётся.

- Какого хера ты делаешь?

- Я…

Взгляд лихорадочно метался по комнате, похолодевшие пальцы теребили бумагу. Она буквально чувствовала, как он сатанел.

- Послушай…

Малфой подлетел к ней, не отрывая взгляда от пергамента, и гриффиндорка отшатнулась, автоматически заводя руки за спину и ловя на своём лице его бешеный взгляд.

- Дай сюда, - зарычал он глухо, уничтожая её, прожигая льдом из глаз.

- Послушай, я не хотела читать. Твой филин… я открыла окно… оно правда… там нет ничего такого.

- Дай сюда письмо! – его рёв эхом отдался от стенок мозга, разбиваясь о черепную коробку и вонзаясь острыми осколками куда-то глубоко внутрь. До мяса. До кости.

- Мерлин, Малфой. Выслушай меня, - лепет, почти детский, почти неслышный.

Резкое движение. Она зажмурилась – рука его взметнулась в воздух. Сейчас он ударит её. Сейчас. Сама виновата.

Сама. Сама.

Сердце вторило бьющему в голове слову, а тело сжалось. Внезапный рывок крепких пальцев – и она каким-то невообразимым маневром приземлилась боком на диван, а письмо было вырвано из рук. Что это было? Он её просто бросил на подушки вместо того чтобы ударить, как она и предполагала. Со страхом приоткрыв один глаз и задыхаясь от колотящего в горле сердца, Гермиона уставилась на его напряженный профиль, а затем взгляд упал на руки, комкающие пергамент.

- Малфой…

- Ни слова, Грейнджер. Ни слова, блядь, иначе я убью тебя, - он цедил слова, комкая письмо с остервенением, а затем бросил его в камин, не глядя. Дыхание было неровным, рваным. Руки сжимались и разжимались, а затем метнулись вверх и принялись завязывать галстук, который расслабленной змейкой свешивался из-под воротника легкой рубашки.

Гермиона молча смотрела за четкими, заученными движениями, недоумевая, зачем он выкинул письмо, что уже горело в огне.

- Оно… оно было от Нарциссы.

- Я знаю, - рявкнул он, поворачивая к ней голову и уничтожая взглядом, - и ты не имела никакого долбаного права лезть туда.

- Я и не лезла. Твой филин постучал в окно и…

- И попросил прочесть мою почту?!

- Не нужно орать на меня!

Его взгляд вцепился в её собственный, и гриффиндорке показалось, что в гостиной зазвенели сталью два скрещенных меча.

- Не нужно совать свой нос не в свои дела, чтобы я не орал на тебя, чёртова сука!

Руки Малфоя оторвались от галстука и снова принялись сжиматься и разжиматься на уровне её носа. Это чертовски нервировало. Казалось, малфоевским пальцам не терпится сжаться на её шее, и Гермиона отодвинулась в дальний угол дивана, соизмеряя расстояние до брошенной на столе сумки.

- Если я ещё раз увижу тебя рядом с тем, что принадлежит мне…

- Чёрт возьми, Малфой! Я ничего не украла, я всего лишь… - она замолчала, когда кончик его палочки уставился прямо ей в лицо.

- Не перебивай меня, Грейнджер.

- Что? Убьёшь меня, да? В гостиной старост?

Гермиона резко поднялась на ноги, глядя ему в глаза. Палочка поднялась вслед за ней.

- Зубы прорезались? Аваду хочешь схлопотать?

- Твои угрозы, Малфой, такие пустые.

Его губы скривились. Захотелось убить её, убить сейчас же, эту маленькую заносчивую сучку. Прямо сейчас плюнуть Круцио ей в лицо. Смотреть, как она корчится на полу, откусывает от боли свой грязный язык. Он чувствовал себя таким униженным и беспомощным оттого, что не мог произнести непростительное заклятие. Не потому, что было нельзя. А потому что не мог.

Её глаза. Её волосы. Она.

Такая настоящая, живая, почти такая же разозлённая, как и он. Что он мог сделать? Что, кроме «пустых угроз» и беспомощной злости, когда у него в носу до сих пор жил её запах, который остался от её мыла и шампуня в душе?

- Тебе еще аукнется это, Грейнджер.

Он едва не подавился собственным ядом, выплёвывая эти слова. Ненавидя её за неё саму. Ненавидя себя за столь хилую угрозу. Она скривилась. Не верила. Да, не верь мне, грязнокровка. Я сам еще не знаю, что сделаю, но заставлю тебя упасть на тот же уровень, где сейчас валяюсь я в собственных глазах.

Драко сжал палочку побелевшими пальцами и опустил её, пряча в карман штанов, с толикой удовольствия замечая облегчение во взгляде гриффиндорки, тут же, однако, сменившееся мятежным огоньком.

- И что ты сделаешь?

Вызов. Вздернутый подбородок.

Чёрт возьми, как можно так меняться – минуту назад он мог поклясться, что видел страх в распахнутых глазах. Теперь же она сжимала кулаки, выпрямив плечи. Противостояние. Его можно было ощутить кожей.

Ему это… нравилось?

От шальной мысли новая волна ярости разорвалась где-то в сердце.

- Месть будет сладка, не сомневайся.

И что-то в его тоне заставило Грейнджер поёжиться. Он видел это, ощущая расплывающееся в груди удовлетворение. Когда она отвернулась, делая шаг к столу, взгляд скользнул по её курносому носу и густым волосам. Надо же, она иначе причесалась, он только заметил это.

И едва не проклял себя за то, что заметил.

Вот уж кому нужно Круцио в голову, так это ему самому. Чтобы мозги встали на место. Неподвижные валуны собственных мыслей внезапно сдвинулись, таща за собой другие, старые воспоминания, от которых под кожей зашевелились мурашки.

Люциус, тёмная комната. Крик Нарциссы. Обнаженный по пояс мужчина на коленях перед алтарем. Огонь, скрип двери, взгляд отца.

«…Как ты посмел зайти сюда?!...»

«…Люциус, не нужно, он не знал!...»

Сердце останавливается, вспышка.

«…Отец, я… нет, пожалуйста…»

«…Круцио!...»

Удар. Боль.

Боль.

Больбольболь.

Драко выдохнул, судорожно сглатывая. Находя взглядом Грейнджер, которая рылась в своей сумке. Успокаиваясь. Мышцы шеи свело, и он на несколько секунд закрыл глаза. Это будет жить в нём. Отец мёртв, а это останется в нём. Всегда. Пока не сведёт с ума.

И от этого становилось страшно. Все страшнее с каждым днём.

Бежать от страха. Страха нет.

Просто бежать.

Гермиона выдохнула, когда портрет за ним закрылся. Ледяные пальцы выпустили палочку, а взгляд оторвался от стекла, в котором она видела отражение Малфоя, пока тот не сорвался с места, пулей вылетая из гостиной.

Что за метаморфозы с ним творятся? Мерлин, она никогда не поймёт этого человека. Она и не хочет его понимать.

Закрыв сумку и повесив её на плечо, Гермиона бросила взгляд в камин, на крошечный истлевший клочок бумаги, которую лениво доедал огонь. Сделала шаг. Рассмотрела слова и снова нахмурилась.

Мой сын Драко.

- Что за семейка… - тихо произнесла, вздрагивая от лёгкого шороха за спиной и оборачиваясь. Филина на подоконнике уже не было, лишь черная уменьшающаяся точка в небе, набирающая высоту. Порой ей хотелось иметь такие же крылья и открытое окно перед собой.

Чтобы однажды закрыть глаза и улететь.

- Хогсмид – волшебное место, Гарри. Любые мысли здесь кажутся лёгкими и… немного запутанными, - Рон отпил ещё из своего бокала и глуповато улыбнулся проходящей мимо официантке.

- Кому-то пора заканчивать со сливочным пивом, кажется.

- Гермиона! Твой нравоучительский тон сбивает меня с нужной волны, - он нахмурил светлые брови, глядя на подругу с осуждением.

- Нравоучительный, Рональд.

Он скривился, вновь поднося бокал к губам. Гермиона переглянулась с Гарри и закатила глаза, будто это он был виноват в том, что рыжий наклюкался. Тот с усмешкой наблюдал за друзьями, грея руки о бокал с грогом, присыпанным корицей. Они сидели в «Трёх мётлах» уже примерно час, и за это время Рон успел опрокинуть в себя три порции сливочного пива. Зато…

Зато было уютно. Так, как должно было быть. Они втроём, смеются и подкалывают друг друга. Гермиона пнула Рона под столом, когда он послал очередной влюбленный взгляд сидящей за соседним столиком Парвати.

- Эй! Ты что?

- Прекрати засматриваться на неё, - процедила Гермиона, наклоняясь.

- Почему это?

- Рядом с ней сидит её парень, вообще-то.

- Дин?! – Уизли так громко фыркнул, что показалось, будто он чихнул, затем тоже наклонился и доверительно положил руку Гермионе на плечо. - Дин Томас это не лучший вариант для Парвати, Герм.

- Да что ты говоришь? Между прочим, она говорила, что очень счастлива с ним.

- Она просто не знала лучшего, - философски заключил Рон, делая нелепый взмах рукой в воздухе, который, видимо, показался ему очаровательным, и он с удовольствием его повторил ещё несколько раз.

- Уизли, на тебя пикси напали? – раздался громкий голос Блейза со стороны окна, где сидели слизеринцы во главе с Малфоем. Шутку тут же поддержали шумным гоготом. Гермиона послала в их сторону уничтожающий взгляд, отметив, что Малфой лишь хмыкнул, даже не повернув головы. Он все еще злился на неё.

И не мудрено. У неё была возможность подумать, как он отреагировал на письмо в чужих руках. А тем более, в руках «дуры-Грейнджер». Могло быть и хуже. Нужно было сказать спасибо, что он действительно обошелся всего лишь ором и запугиваниями.

Хотя что ещё от него можно было ожидать? От труса, который потерял свою единственную защиту и учился выживать в этом мире сам. Сколько раз уже она видела в его глазах страх? И размеры этого чувства поражали её. Кажется, страх был больше самого Малфоя в несколько раз и не перекрывал собою разве что его самолюбие и презрительный, неизменный взгляд «насквозь». Наверное, если Малфой потеряет своё умение смотреть вот так, он потеряет самого себя.

Он наклонил голову, и светлая прядь упала ему на глаза. Каково было бы поправить её? Провести кончиками пальцев по его волосам и напряженной челюсти. Может быть, игриво, по линии носа, задержавшись на самом кончике. Каково было бы, если бы он улыбнулся ей, прикрывая глаза от этих прикосновений?

Почувствовав разлетающуюся миллионом бабочек в животе эйфорию, она вздохнула, ощущая, как кружится хмельная голова. Скользнула взглядом к его сжатым губам и вспомнила поцелуй. Безумный, горячий. От которого подгибались ноги.

Ощущение его скользящего языка. Он хотел её. Он хотел Её. Мерлин, а ведь этого поцелуя больше никогда не будет. Не будет сжимающих рук и его горячего, твердого, возбужденного тела. Почему он ни разу не дал прикоснуться к нему? Единственный раз, позволив ей объятье, которое, судя по всему, и рад был забыть как страшный сон. Такая честь снизошла на Гермиону Грейнджер. Малфой позволил ей потереться о его плечо носом. Но, чёрт возьми. Это было прекрасно. И так тепло.

Это объятье пахло лучше, чем любой самый приятный цветок.

Взгляд скользнул по Пэнси, что жалась к Малфою сбоку, что-то рассказывая однокурснице, не упуская возможности касаться его. То пальцы сожмутся на рукаве, то ладонь скользнет на лопатки. Гриффиндорка отвернулась, наткнувшись взглядом на Гарри, который, как оказалось, смотрел на неё в упор. Интересно, как долго?

- Что?

- Ничего, - он выжидающе приподнял брови.

Нам будет о чём поговорить, Гермиона, перевела она для себя его «ничего» и вздохнула, отпивая ещё немного пива. Внезапно за окном мелькнул знакомый профиль, и девушка резко выпрямилась, пытаясь рассмотреть, не показалось ли ей. По улице действительно проходил Курт, мило беседуя с Лори Доретт с шестого курса Пуффендуя. Его рука поглаживала ее плечо, и выглядели они… как пара?

- Что, Грейнджер, жениха заметила?

Ну, конечно. Кому ещё мог принадлежать этот голос, из которого так и лился яд.

- Заткнись, Малфой, - огрызнулся Рон, который пристыжено молчал после замечания Блейза про пикси, пока Гермиона вставала, игнорируя подкол.

- Вот уж Вислого спросить забыли. Закажи еще бокал пива, станцуешь нам на столе, - Малфой сощурился, кривя губы.

Кто-то ещё что-то добавил, но она не обратила особого внимания, бросив Гарри: «я сейчас», и скользнула к выходу из «Трёх мётел». Ей нужно было узнать, почему он не сказал, что тренировку отменили и избегал её последние пару дней. Не то чтобы её это очень волновало, но всё же внутри остался непонятный и неприятный осадок. Может быть, он обиделся, что она попросила его уйти тогда, когда её едва не прихлопнул у стены Малфой за забытое патрулирование? В таком случае, нужно попросить прощение, наверное…

Дверь со скрипом распахнулась прямо перед лицом гриффиндорки, и в паб ввалились Майлз Блетчли и Грэхэм Монтегю. В грудь последнего и не преминула впечататься носом Гермиона, ощущая слишком сильный запах одеколона, что почти въедался в глаза. Тут же чьи-то руки сжали её плечи, прижимая к себе.

- О, какая встреча. Маленькая гриффиндорочка встречает меня своими объятьями, - голос Грэхэма показался слишком громким. То ли потому, что он действительно громко говорил, почти орал ей на ухо, чтобы каждое слово всенепременно оценили слизеринцы, то ли потому, что отработанный за последние несколько лет капитанский бас намертво въелся в его голосовые связки.

Она торопливо толкнула его плечи, однако крепкие руки всё ещё прижимали её к себе, и от ощущения его тела так рядом начинало подташнивать.

- Отпусти меня.

- Ну что ты, мне нравится обнимать тебя, детка, - он говорил, бросая выразительные взгляды за стол гогочущих слизеринцев. Краем уха Гермиона услышала, как отодвигается стул за их столиком.

- Оставь её в покое, кретин!

Рон. Вот чёрт. Не хватало ещё, чтобы рыжему расквасили лицо из-за такой глупости.

- Не надо, Рональд! – она повернула голову, стараясь держать лицо в максимальном отдалении от самодовольной и смазливой рожи Грэхэма. - А если ты меня немедленно не отпустишь, то можешь распрощаться со своим хозяйством, – выплюнула она, переводя взгляд на Монтегю, выпирающая ширинка которого касалась её бедра. Он, кажется, возбудился. И от осознания этого хотелось выйти на улицу и плеваться. А лучше – сразу в душ. Смыть эту гадость с себя.

- Ты об этом говоришь, кошечка? - он оскалился, ощутимо толкнувшись к ней тазом, и Гермиона поняла, что если он немедленно не отпустит её, а Блетчли не прекратит так мерзко ржать откуда-то сбоку, она просто убьёт их обоих.

Неясно, как. Но убьёт.

Щёки пылали, а дыхание сбилось от ярости и отвращения.

- Грэхэм.

Этот голос.

Меньше всего она ожидала услышать именно этот голос.

Они обернулись – и Гермиона, и Монтегю. Даже Блетчли заткнулся, кажется. Малфой смотрел на них со спокойным отрешением, стоя около своего места за столом и сложив руки на груди. В глазах его невозможно было разобрать ни единой эмоции. Лишь сжатая челюсть выражала что-то вроде… раздражения.

- Отпусти её. Не пачкай одежду.

Приказ заставил Монтегю моментально разжать руки. Гермиона тут же отскочила от него, выгибая шею словно шипящая гусыня.

- Прикоснись ко мне ещё хотя бы раз, урод, - прошипела она, чувствуя, как через сетчатку глаз наружу рвется заряд яростных искр и искренне желая дать ему выход. Прямо в голову Монтегю. - И тебе не поздоровится.

- Мы ещё потискаемся, детка, - снова эта гадкая улыбочка, но голос уже на тон ниже. Полон обещания. Затем он развернулся и направился к столу. - Эй, она сама упала мне в руки. Я просто не сдержался. Посмотрите, она не сильно запачкала меня?

Гермиона смотрела на Малфоя, который даже не удостоил её взглядом, садясь на свое место. Это заставляло поверить, что действительно куда больше его волновала одежда Грэхэма, чем то, что этот кретин только что упирался ей в бедро своим стояком. Да и почему вообще Малфоя должно волновать её состояние? Удивительно уже то, что он прекратил представление, устроенное Монтегю.

Гермиону передёрнуло.

Она перевела взгляд на напряженно застывшего Гарри, держащего за плечо Рона, который, судя по выражению лица, уже лежал бы с раскуроченной миной, если бы Гермиона не попросила не вмешиваться в это. Взгляд Поттера красноречивее любых слов сказал ей, что её ждет допрос с адским пристрастием. Что же. Это справедливо. Правда, она ещё не знала, что рассказывать и как это всё объяснять. Если она решит вообще что-то объяснять.

Едва заметно кивнув друзьям, она заметила, что тишина в «Трёх мётлах» снова начала исчезать в гуле голосов, что прекратился на время инцидента. Дрожащими руками оправив одежду, девушка выскользнула за дверь, вдыхая в лёгкие спасительный свежий воздух.

Уже не было охоты искать Курта.

Просто хотелось побыть одной. И она побрела по улице, подальше от паба, подавляя в себе желание обернуться и убедиться, что серые глаза не следят за ней сквозь оконное стекло.