Дорогие читатели!
Это то, под что писался нижеизложенный текст.
Слова, музыка, исполнение... просто заворожили меня.
Это — музыкальное сопровождение ко всей шестой главе
и к финалу, в частности (который будет в следующей главе))
Искренне рекомендую:
https://www.youtube.com/watch?v=3TN5ZTRl_4s
— Я никогда не буду готова.
Мои слова.
Слова, которые когда-то давно я сказала тебе совсем по другому поводу...
А сейчас?
Стою и, не мигая, смотрю в зеркало — оттуда на меня взирает симпатичная молодая девушка в невероятно красивом платье цвета шампанского.
Так ты готова? — молча уточняет она у меня.
На миг задумываюсь. И как на духу честно признаюсь вслух:
— Не знаю.
Удастся ли мне это?
Узнать.
Что должно случиться, чтобы я, наконец, обрела уверенность в том, что все делаю правильно?
А так ли правильно то, что я делаю?
Не знаю.
Быть может, время рассудит?
Да, время...
Двадцать пять минут, — отвечает мне девушка из зеркала.
— Знаю. Пора.
Палочка в руке. Малфой-мэнор перед глазами. Хлопок.
Я направляюсь в единственное место в замке, где снят антиаппарациооный барьер.
Кабинет. Тот самый.
Очутившись там, секунду стою неподвижно. А затем оглядываюсь по сторонам — и меня накрывает волной воспоминаний... Сколько же всего тут было... Хорошего и не только...
*
Хлопок.
Мы сидим за столом и смотрим друг другу в глаза.
Всего несколько секунд назад отсюда аппарировал Министр магии, который приходил сообщить, что мы с тобой, наконец-то, можем быть свободны.
Свободны...
Свободны?
Какая ирония...
Шестнадцать месяцев назад нам добровольно-принудительно пришлось отказаться от собственной свободы — личных взглядов, принципов и убеждений. Бок о бок провели мы это время в общей неволе...
И теперь, когда последние шестьдесят дней я живу и дышу лишь тобой, мне предлагают... свободу?
Без тебя?
Но... как? Как?..
...если моя свобода — это и есть ты?
Вот уже два месяца я берегу свой секрет.
Я люблю тебя.
Мне хочется повиниться перед тобой в этом, рассказать правду, прокричать тебе ее...
Но я молчу.
Потому что боюсь.
Ты совсем не похож на человека, для которого случившееся два месяца назад когда-либо что-то значило.
Ты холоден, спокоен и предельно собран. Полностью увяз в делах — учишься, решаешь проблемы, вникаешь в семейный бизнес...
На меня времени нет.
И это тогда, когда мое сердце замирает в надежде...
Увидеть тебя. Хотя бы раз.
Сегодня. Да, ты придешь сегодня... Нет? Значит, завтра...
Нет? Значит, завтра...
Завтра. Завтра. Завтра.
Каждый день я обманываю себя этим "завтра"...
Я вгрызаюсь в учебу, берусь за общественную работу, нагружаю себя ненужными делами, выдумываю занятия — лишь бы не думать о тебе...
Я почти не общаюсь с друзьями. Боюсь, что не выдержу и разревусь... А мне нельзя плакать. Я ни за что, черт возьми, не буду плакать!
Даже о том, что Гарри расстался с Асторией, я узнаю лишь через месяц...
Мне некогда думать об этом.
Ни одного свидания за шестьдесят дней... Даже мельком. Я задыхаюсь. Мне больно. Это какая-то твоя собственная изощренная игра?
Я не понимаю. Тебя, в первую очередь. Почему? Что не так? Я не нужна тебе? Так скажи мне это в глаза, чтобы я знала... чтобы смогла жить дальше...
А сама ты чем лучше? — тихо спрашивает внутренний голос. — Это ведь так просто — зайти в гости к Нарциссе, увидеться с ним, поговорить и узнать правду.
Вот он — выход...
Но...
Мне не нужна правда. Мне нужная надежда. Маленькая, хрупкая, еле ощутимая, но живая и осязаемая...
*
— Гермиона!
Резко оборачиваюсь. В дверях стоит Кингсли.
— Да? — озадаченно уточняю я.
— Мне кажется, мне недолго осталось быть Министром магии.
Непонимающе поднимаю брови и хмурюсь. Что случилось?
— Если ты и дальше будешь работать с таким рвением, то меня просто вышвырнут отсюда за ненадобностью, — поясняет он с улыбкой. Теплой отцовской улыбкой — совсем, как у моего папы.
Мои губы сами по себе растягиваются. Я смущенно краснею.
— Ну, вот! Придумаете такое! Я уже даже испугалась, — бормочу, возвращаясь к документам.
— А ты видела, который час? — парирует он. — Обычно последним отсюда ухожу я, что немудрено — с моим-то уровнем занятости! Но с тех пор, как у нас появилась ты, попросившись на волонтерскую работу, я чувствую себя самым настоящим лентяем.
Я уже не улыбаюсь. Я смеюсь. Я так редко смеялась за последние два месяца, что даже успела отвыкнуть от этого.
— В общем, давай собирайся. Я провожу тебя домой.
Я благодарна ему. За то, что он не спрашивает. За то, что он не интересуется, какого черта меня в такое позднее время не ждет мой, пускай фальшивый, но все же парень? Какого черта он не стоит над душой и не нудит, проклиная мою работу? Какого черта не сгребет меня в охапку и не утащит отсюда?
Спасибо, что не задаете вопросов, на которые я сама не знаю ответов. Спасибо, Министр.
Мы аппарируем в небольшой парк возле моего дома. Кингсли провожает меня до двери и желает спокойной ночи. Почти уйдя, вдруг оборачивается:
— Гермиона...
Я выуживаю из сумочки ключи и поднимаю на него вопросительный взгляд.
Секунду Кингсли мнется, а затем без выражения медленно произносит:
— У меня к вам двоим есть важный разговор. Драко уже в курсе. Встретимся в воскресенье вечером в Малфой-мэноре.
Хлопок.
Открываю дверь. Захожу. Закрываю дверь.
Прислоняюсь к ней и медленно сползаю на пол.
Моей надежде осталось жить три дня...
*
Я довольна собой. Не знаю как, но мне это удается. Я спокойна, сдержана, сосредоточена — что тебе прежняя мисс Грейнджер хогвартских времен! Меня невозможно сбить с толку. Потому что я так решила. А я упрямая — всегда добиваюсь своего.
Невообразимо ровная спина. Уверенный взгляд. Ни тени улыбки.
Все меняется сразу, едва я замечаю Нарциссу.
— Дорогая, как же я рада тебя видеть! Ты даже не представляешь, как я соскучилась! — она заключает меня в объятия. На душе становится тепло... — Дай хоть посмотреть на тебя! — Нарцисса отстраняется и качает головой: — Похудела... совсем тоненькая стала, как веточка...
И тут мое хваленое спокойствие впервые поддается серьезному испытанию. Я чувствую, как к горлу подкатывает ком. Мне хочется обнять Нарциссу и разрыдаться прямо тут... Рассказать то, что я держу в себе, чего не рассказываю никому, даже собственной маме...
— Здравствуй.
Замираю. Надо же, как быстро улетучивается мой порыв... Я моментально вспоминаю о том, какой сегодня собираюсь быть. Я должна, черт возьми, должна...
Чуть поворачиваю голову.
— Привет.
Спокойно. Не глядя в лицо. Прохладно, но без лишних эмоций. Рита Скитер аплодировала бы стоя.
— Так я ведь теперь еще и в Министерстве работаю, — с улыбкой поворачиваюсь к Нарциссе, пытаясь представить, что тебя здесь нет.
Нарцисса улыбается и восхищенно прищелкивает языком.
— Да слышала я, слышала! Министр тобой нахвалиться не может...
— А как иначе? — заявляет Кингсли, выходя из камина. — Министр не может не хвалить ее. Потому что это юное хрупкое создание своими нежными ручками переделало уже столько работы, что впору сократить три отдела, оставив одну лишь мисс Грейнджер.
Кингсли и Нарцисса улыбаются, глядя на меня. Смущенно краснею.
— Что ж, молодые люди...
На этих словах я вспоминаю, что в комнате нас двое таких, — тех, кто подходит под это описание. Напрягаюсь.
— Вы можете пройти в кабинет, — с ощутимой тревогой в голосе предлагает Нарцисса.
Я не смотрю на тебя. Ни полвзгляда. Не смотрю.
В кабинете придерживаться этой стратегии труднее. Мы с Кингсли усаживаемся за стол напротив тебя. Я нарочито медленно разглядываю обстановку, словно впервые здесь.
— Итак...
Вопрос: "куда девать глаза?" решается сам по себе — внимательно смотрю на Министра.
Он вполне ожидаемо сообщает, что мы можем начать придумывать ходы для отступления (будто мы уже этого не сделали!); что мы вольны теперь делать, что хотим... выражает пылкую благодарность мне от имени всего Магического мира... И поздравляет нас со вновь обретенной свободой...
Министр, вы не ошиблись? Может, вы хотели мне посочувствовать? Выразить глубочайшие соболезнования в связи с тем, что после всего случившегося я, наконец-то, потеряла ее? Свою свободу...
Секунда молчания. Кингсли смотрит на нас, переводя взгляд с одного на другого.
Если мы имеем вопросы...
Вопросов нет. Министр прощается и спешит удалиться. Как-то слишком быстро все происходит... На все про все ушло минут пять — не больше.
Я не свожу глаз с кожаного кресла, в котором несколько секунд назад сидел Кингсли...
— И долго еще ты собираешься не смотреть на меня? — тихо, но уверенно спрашиваешь ты.
Мне хочется ответить в твоем обычном стиле — что-то вроде: "Нет, недолго. Потому что я уже ухожу", а затем встать и, на самом деле, уйти. Не глядя. Но вместо этого я отрываюсь от созерцания кресла и медленно перевожу взгляд на тебя.
Невольно отмечаю: похудел, устал, круги под глазами... Ни секунды не льщу себе. Это не из-за меня. Работа, учеба, проблемы, сломавшееся любимое перо... Не я. Я — ни при чем.
Наши взгляды встречаются.
Глаза в глаза.
Это снова срабатывает. Странная магия, которая невидимой цепью приковывает нас друг другу, заставляя неотрывно смотреть — вглядываться в бездонную глубину в поисках ответов... в поисках истины.
Что я хочу там найти? Горькую правду? Сладкую ложь? Что-то среднее между тем и другим? Что-то, что не убьет, а сделает сильнее? Возможно ли такое вообще?
Внезапно на меня накатывает безмерная усталость... В этот миг я ничего от тебя не хочу. Единственное, в чем я нуждаюсь, — это отдых. Мне хочется сию же секунду очутиться дома в теплой кровати — закрыть глаза и уснуть долгим крепким сном, как от зелья Сна без сновидений... Проспать столько, сколько смогу, а затем еще полдня валяться в постели. И чтобы совесть не ела, что я ничего не делаю, в то время, как могла бы...
— Я устала... — даже не замечаю, что произношу это вслух. И, не отрывая от тебя глаз, уже вполне осознанно тихо добавляю: — И не хочу больше враждовать...
Молчание. Ты смотришь на меня как-то... странно. В твоем взгляде есть что-то, чего я никак не могу понять. Что-то новое. Совсем не похожее на привычные холод, безразличие или даже интерес. Вроде глядишь без особого выражения, а что-то есть...
Хватит. Хватит придумывать и искать то, чего нет.
— Мне пора, — отвожу глаза и поднимаюсь.
Мы встаем и выходим из-за стола практически одновременно.
Внутри ничего не екает — и это хорошо. Что ж...
— Ну, пока, — говорю я, поджимая губы в подобии улыбки.
Ты неотрывно поедаешь меня глазами с прежним непонятным выражением.
Все. Я устала. Оборачиваюсь, чтобы уйти.
— Гермиона...
Застываю. Место здесь, что ли такое? Во второй раз уже... Пока мозг с космической скоростью продуцирует картинки воспоминаний, сердце понемногу набирает обороты.
Медленно разворачиваюсь. Жду.
— Спасибо за все.
Внезапно мной обуревает неуемное желание рассмеяться. Я еле сдерживаюсь.
Спасибо? Серьезно? Это все, что ты хотел сказать?
Мысленно качаю головой. Невероятно.
— Пожалуйста, — отвечаю тебе в тон, намереваясь аппарировать в свою квартиру прямо отсюда. И ничего, что Нарцисса расстроится, что я не попрощалась. Извинюсь потом. Как-нибудь.
Внезапно ты протягиваешь мне руку. Не могу понять зачем. Скорее всего, для рукопожатия, прилагаемого к сказанному ранее "спасибо". Что ж, хуже быть уже не может.
Легонько пожимаю твою ладонь. Ничего. Током не бьет. Вот и славно.
Собираюсь высвободить руку, но ты внезапно сжимаешь ее чуть крепче. Непонимающе хмурюсь и повторяю попытку, прилагая больше усилий. Хватка снова становится немного сильнее.
В чем дело? — спрашиваю одними глазами.
Не отпуская ладони, ты осторожно тянешь меня к себе. Тянешь? И тянуть-то нечего — между нами всего лишь каких-нибудь пара-тройка футов. Ловлю твой взгляд в надежде разгадать, что происходит, но натыкаюсь на то самое, странное выражение.
Медленно, дюйм за дюймом, оказываюсь я ближе и ближе к тебе, пока расстояние между нами не исчезает, как таковое. Тогда ты останавливаешься и отпускаешь мою ладонь.
Мне почему-то кажется, что я не только не мигаю, но и не дышу. И не думаю. Последнее для меня нехарактерно, но в твоем присутствии происходит слишком уж часто.
Не отрывая взгляда, неспешно и осторожно поднимаешь руки мне на плечи и скользишь по ним вниз. Я начинаю дрожать. Сама не знаю почему. В голове пусто, холодно и ясно, а я дрожу.
Останавливаешься на полпути, замираешь, а затем... заключаешь меня в объятия.
Я стою с опущенными руками, уткнувшись растерянным взглядом в зашторенное окно.
Ты обнимаешь меня непривычно тепло и нежно. Касаешься губами волос, втягиваешь их запах, целуешь в висок...
Что здесь происходит, в конце концов?
Еще одна игра?
Я ничего уже не понимаю. Почему ты все это делаешь? Хочешь, чтобы мне было больнее уходить? Зачем?
Несколько мгновений мы так и стоим: я — по стойке смирно, ты — прижимая меня к себе.
Наконец, тихо и абсолютно спокойно говоришь мне на ухо:
— Неужели ты думала, что я позволю тебе это?
Позволишь? Позволишь что?
Я пытаюсь отстраниться, чтобы взглянуть тебе в глаза, но ты только крепче прижимаешь меня к себе. Я жду объяснений, но ты, явно, не спешишь.
— Что? — хрипло шепчу я. Голос, словно не мой.
— Уйти.
В одну секунду меня окатывает ледяной волной. В голове ни одной мысли.
— А ты не позволишь? — сама удивляюсь тому, каким спокойным и почти равнодушным кажется теперь мой тон.
Тебя, наверное, это тоже удивляет — ты замираешь и напрягаешься.
— Нет, — звучит жестко и решительно.
Меня уже серьезно трясет. Я пока держусь, но чувствую, что еще недолго осталось...
— Я никогда тебя не отпущу. Ни при каких обстоятельствах. Как бы ни сложились наши жизни, что бы ты ни решила... я никогда больше не отпущу. Ты хорошо меня слышала?
Это что — признание такое? Ты произносишь все эти слова с той же интонацией, с какой профессор Снейп в свое время объяснял новую тему на уроке. Даже последняя фраза... в ушах звучит неспешный надменный голос: "Я надеюсь, вы все хорошо меня слышали?" и дальше: "Потому что, если нет — советую вам приготовиться. И, говоря "приготовиться", я не имею в виду ничего хорошего".
Еще чуть-чуть — и со мной приключится истерика. В голову приходит идиотская мысль: ну, вот, наконец-то, заодно и узнаю, как у людей случаются истерики.
Я хочу подумать о том, что ты сказал, но мой мозг почему-то решил игнорировать твои слова. Зато руки снова двигаются. Сами по себе. Поднимаются, обнимают тебя за талию, прижимая крепче.
— Я ничего не понимаю... Что это было? Все эти два месяца, когда ты вдруг решил... — голос дрожит и гаснет, как свеча на ветру.
Ты с шумом втягиваешь в себя воздух. Секунда. Две. Три.
— Я должен был попытаться.
Ничего так и не поняв, замираю.
— И что? — еле слышно.
— Ничего не вышло. Пока... — внезапно ты запинаешься, — пока не было перед глазами, еще можно мириться, но когда увидел... понял, что не выйдет. Ни черта не выйдет. Без тебя.
Растерянно моргаю. То есть, ты взял и решил устроить себе эксперимент, а пострадала от него я?! Малфой, ты...
— А обо мне ты подумал?! — неожиданно зло восклицаю я.
Молчание.
— Тебе тоже все это не нужно.
Я задыхаюсь и не сдерживаюсь:
— Малфой! Ты — идиот!
Секунду ты молчишь, а затем насмешливо тянешь:
— Надо же. А я думал, что за последний год мне удалось искоренить это неразумное и необоснованное предположение из твоей головы...
Мне хочется тебя ударить. Залепить кулаком, как тогда, на третьем курсе...
— Прости.
Я замираю. Может, и впрямь, место такое? Второй раз в жизни просишь прощения, и снова в этом кабинете...
Чуть отстраняюсь, и на этот раз ты мне не препятствуешь. Но я не собираюсь уходить — сплетя пальцы у тебя на талии, отклоняюсь ровно настолько, чтобы иметь возможность взглянуть в лицо. Мне столько всего хочется тебе сказать, столькими нехорошими словами назвать... Однако все они улетучиваются в один миг, стоит мне лишь встретиться с твоими глазами. Вроде глядишь без особого выражения, а что-то есть...
Та самая загадка...
Меня, будто обухом ударяет. Я, наконец, понимаю, что это...
Не успеваю ничего сказать — ты тянешься ко мне, и я инстинктивно подставляю губы для поцелуя.
Закрываю глаза и мысленно улыбаюсь...
Я счастлива.