А в это же время в гостиной Гриффиндора продолжалось веселье. Небольшая кучка студентов-шестикурсников, собравшись у камина, не переставая, хохотала. Через некоторое время к ним присоединились студенты с других факультетов. Через пятнадцать минут многие из так называемого клуба "Левый ботинок" собрались в комнате, бурно обсуждая в лицах и с комментариями произошедшее на уроке Снейпа. Кто-то хлопал Невилла по плечу, кто-то со смехом в очередной раз пересказывал случившееся, кто-то давал парню запоздалые советы о том, как лучше нужно было выполнить это задание. Даже Гермиона поддалась общему веселью и радостно пересказывала признание Невилла только что подоспевшей Джинни.

Сам Невилл Лонгботтом чувствовал себя лучше всех. Его радовало, что он наконец набрался смелости и исполнил карточный долг. Хотя задумывал он это сделать немного по-другому. Но что вышло, то вышло. Тем более, это выступление понравилось его друзьям, и сейчас Невилл чувствовал себя почти героем. А то, что за его признанием непременно наступят последствия в виде насмешек слизеринцев, сарказма Снейпа и не очень приличных сплетен, парня не волновало, ведь главное, что сейчас всем друзьям весело, и никто не думает о войне...

Уже никто не помнит, кто принес в гостиную маггловские карты. Хотя... кажется, это Гермиона забрала их у магглорожденного первокурсника, который как-то вечером решил обучить своих чистокровных друзей, тоже первокурсников, игре в карты на деньги. Грейнджер предположила, что у мальчика был большой опыт в таких играх, и он с легкостью обыграет своих друзей, которые видели карты впервые в жизни. Также у нее были подозрения, что парнишка не прочь был прибегнуть к откровенному жульничеству, что напрочь лишало его партнеров возможности выигрыша. Она не могла стерпеть такой несправедливости и такого недостойного поведения, поэтому изъяла колоду из обращения, прочитав компании лекцию о вреде азартных игр.

Так карты оказались в руках Золотого Трио. Рон с присущей ему любознательностью заинтересовался ими и вынудил Гарри рассказать все, что тот знает о карточных играх. Поттер, как смог, объяснил правила некоторых игр, в которые когда-либо играл сам. Потом к ним присоединилась и Гермиона, которая не смогла отказать себе в удовольствии поучить своих мальчишек хотя бы игре в карты. Довольно быстро к ним примкнули Невилл, Джинни, Лаванда, Парвати, Дин, Симус и даже Колин. Постепенно игрой заинтересовались ученики других факультетов. Первой, конечно же, была когтевранка Падма Патил, которую на игру пригласила сестра Парвати. Луну Лавгуд позвал сыграть с ними в карты Гарри Поттер. Падма и Луна, в свою очередь, предложили своим однокурсникам присоединиться к игре. Как-то незаметно к ним примкнули и некоторые пуффендуйцы-шестикурсники. В общем, почти все, кто раньше состоял в Отряде Дамблдора, хотя бы раз, а некоторые много-много раз, принимали участие в карточной игре. Конечно, они никогда не собирались все вместе в один день. Всегда кто-то отсутствовал, но каждый, кто был посвящен в эту маленькую тайну, был уверен, что всегда может прийти или в гостиную Гриффиндора, или в Выручай-комнату, и получить свою дозу веселья. Можно было развлечься, непосредственно участвуя в партии, или просто наблюдать за ходом игры, можно было посмотреть, как выполняются желания, или потом весело обсудить, как это все происходило.

И, конечно, в один прекрасный день Рону пришла мысль дать название этим сборищам. Он поделился ею с друзьями, которые с энтузиазмом поддержали и начали развивать эту идею. Гриффиндорцы, посвященные в эту азартную тайну, собрались в гостиной и стали выдвигать свои версии названия. Это было очередное веселье... Какие только наименования не придумывали ребята: начиная с маггловского «Казино Рояль» до магического «Мерлинова борода»; от очевидного «Клуб играющих в карты» до замысловатого «Эфемерное пристанище неокрепших душ в эпоху глобальных перемен»; от простого «Картежники» до непонятного «Лакрица». Когда обсуждение зашло в тупик, потому что ни одно предложенное название не было утверждено большинством голосов, а веселые споры уже начали перерастать в глобальные конфликты, Колин Криви в шутку взмолился. Он упал на колени, поднял руки вверх и громко, растягивая слова и перекрикивая всех спорщиков, воскликнул:

— О Господи, дай нам знак! Дай нам слово! И мы услышим его! И мы примем его! И мы назовем им... э-эм-м... наше казино!

От такого неожиданного представления все замолчали на полуслове и уставились на Криви. Пока все внимание было привлечено к молитвам Колина, в гостиную вошла Луна Лавгуд, которая уже давно была желанной гостьей в Гриффиндоре, поэтому знала пароль и могла в любое время присоединиться к обсуждению или игре. Луна спокойно подошла к камину, около которого происходила дискуссия, и задумчиво произнесла:

— Левый ботинок... у меня пропал левый ботинок! Что удивительно, правый ботинок со мной. Вот, видите, на ноге? — Луна продемонстрировала свою правую ногу, обутую в ярко-розовый ботинок. — А на левой ноге ботинок пропал, — тут Луна показала левую ногу в одном зеленом носке.

Пока присутствующие внимательно рассматривали ноги девушки и, наверное, думали об этом удивительном событии, Колин, который все еще стоял на коленях, опять поднял руки вверх и громко и радостно провозгласил:

— Слава тебе, Господи, ты даровал нам слово! И отныне и во веки веков да будет называться наше сборище — "Левый ботинок"!

Пока все осмысливали то, что сказал Криви, Гарри вздохнул и подтвердил:

— Да будет так!

С этих пор карточный клуб стал называться «Левый ботинок». Ребята решили, что молитвы Колина были услышаны, и уже никого не интересовало, что, по сути, Колин по детской привычке просил помощи у маггловского бога, а не у Мерлина, как принято у магов. Главное, что в нужный момент были произнесены слова...

Игра продолжалась.

Вначале ребята пробовали играть в «умные» игры типа покера, преферанса, бриджа, но довольно быстро забросили их. Во-первых, в эти игры могло играть ограниченное число участников, поэтому остальным приходилось сидеть рядом и тихо наблюдать. И так как игра все-таки называлась азартной, а гриффиндорцы по природе своей не могли сидеть спокойно, то они начинали активно подсказывать игрокам, чем очень мешали процессу. Во-вторых, у этих игр были довольно сложные правила, которые в совершенстве не знали ни Гарри, ни Гермиона. А ведь очень трудно объяснить то, что сам плохо знаешь. В-третьих, даже те правила игры, которыми пользовались ребята, были на редкость трудны для понимания, запоминания и применения в действии некоторыми игроками. В-четвертых, эти сложные игры занимали много времени, требовали сосредоточенности и усидчивости, а всем хотелось веселья и забавы. И, главное, предполагалось, что эти игры ведутся на деньги, а позволить себе денежный проигрыш на Гриффиндоре мог не каждый. Поэтому в результате проб и ошибок была выбрана игра «Ведьма». Суть ее была довольно проста: сдатчик раздает все карты по очереди справа налево. После этого каждый, начиная слева от сдатчика, вытаскивает одну карту у соседа справа. После этого все игроки сбрасывают с рук по две карты парами (два короля, две семерки и т.п.). Сбрасывать нельзя лишь Ведьму. Ее представляет, конечно, пиковая дама. В ходе обмена картами и их сброса эта роковая дама неоднократно может сменить свою жертву. В конце игры у проигравшего остаются на руках две дамы — Ведьма и какая-либо из трех других.

Эти правила устроили всех. Ведь выигрыш или проигрыш зависели лишь от того, как карты лягут, что позволяло не сильно напрягать мозг, надеяться на удачу, да и динамичность действия тоже привлекла игроков. В игре могли участвовать все желающие. Поначалу пользовались колодой в тридцать шесть карт, а когда игроки стали прибывать, Гермионе пришлось попросить родителей выслать ей еще одну колоду.

Еще один большой плюс был у этого рода игры. В нее можно было играть на желания. Опять же, уже никто не помнит, как эта идея пришла в их светлые головы, но пришла, прижилась и даже развилась... Перед каждой партией стали придумывать задание проигравшему. Это был еще один из увлекательных и веселых моментов игры. Вначале задания были просты и не отличались оригинальностью, а выполнялись тут же, в гостиной. Например, спеть грустную песню, встав на табурет посреди гостиной, или помочь первокурсникам с домашним заданием. Постепенно желания становились сложней и затейливей, хотя, опять же, не отличались большой фантазией. Теперь местом действия был весь Хогвартс, а иногда и Хогсмид.

Вчера опять состоялась игра. Проигравший должен был признаться в любви профессору Снейпу. Проиграл на этот раз Невилл. Он всю ночь думал о том, как бы ему выполнить задание, а наутро, ничего путного не придумав, обратился к Гермионе за помощью. Грейнджер играла в карты редко, а когда все-таки соглашалась, то обязательно проигрывала. Не везло ей в карты! Хорошо, что она выяснила это, когда желания были еще простыми, а членов клуба «Левый ботинок» было еще не так много. Сейчас же девушка просто наблюдала за игрой и ее последствиями. Обычно Гермионе доверяли придумывать задания, касающиеся учебы. Также она выступала как судья, когда игроки спорили о том, правильно ли выполнено задание. А еще у нее была тайная миссия... о которой знали все. Гермиона могла помочь выполнить желание с минимальными последствиями для проигравшего. Поначалу ей было жалко человека, вынужденного поставить себя в неудобное положение, и она сама предлагала помощь. Со временем решила, что любой проигравший сам виноват в случившемся, так как сам согласился играть на такое желание. Помощь свою она перестала предлагать, но никогда не отказывала, если кто-то обращался к ней сам. Делала Гермиона это безвозмездно, то есть даром, просто по доброте душевной. И, надо сказать, каждый, кто не раз проигрывал, не единожды пользовался ее подсказками.

Вот и сегодня утром Гермиона посоветовала Невиллу не ограничиваться тремя словами «Я вас люблю», как подразумевали все игравшие вчера, а продолжить предложение и сказать, что «любишь ты его за выдающиеся достижения в области зельеварения, за блестящее преподавание Защиты от темных искусств и, конечно же, за его педагогический талант». Невилл, разумеется, не запомнил все дословно, но суть уловил и передал ее в своем признании. Парень надеялся, что это поможет ему избежать насмешек со стороны слизеринцев и самого Снейпа. Также надежду на это внушало то, что не он один проиграл вчера. Во второй партии потерпел поражение Энтони Голдштейн. Теперь он должен был исполнить гимн Хогвартса на столе в Большом зале. Невилл верил в то, что представление, которое увидит куда больше народу, чем его несуразное признание, вызовет больший резонанс, и про самого Невилла все забудут. Но, несомненно, Лонгботтом немного гордился собой. Он-таки смог произнести задуманное, и теперь был свободен от карточного долга, который, как известно, свят.

Подходило время ужина, и ажиотаж вокруг гриффиндорца постепенно спадал, уступая место предвкушению увидеть представление когтевранца. Поэтому ребята скоро покинули гостиную, торопясь в Большой зал.

Невилл оказался прав. Энтони выполнил свое задание и устроил шоу. Удивительно, но в этом ему помог директор. Во время ужина произошел небольшой конфликт между второкурсником-когтевранцем и второкурсником-пуффендуйцем. Парни не сошлись во мнениях по поводу условий выращивания мандрагоры. Они не нашли более удобного времени и места обсудить это, чем ужин в Большом зале. Разговор происходил между столами Когтеврана и Пуффендуя. Вначале спокойно, а потом все громче и громче мальчики отстаивали свое мнение. Постепенно научный спор перешел в выяснение того, чей факультет лучше. Надо сказать, что спор, хотя и на повышенных тонах, об успешном выращивании мандрагоры и том, какой факультет лучше — Когтевран или Пуффендуй, не так привлек внимание, как если бы спорили гриффиндорец и слизеринец, например, о практическом применении Круцио. Поэтому ребят слушали только их друзья, остальные же ученики даже не заметили инцидента. Может быть, он так и остался бы незамеченным и быстро забытым, если бы вдруг их не прервал Энтони Голдштейн. Он вклинился между мальчиками и тихим голосом, интонациями подражая директору Дамблдору, начал проповедовать о дружбе факультетов:

— В это неспокойное время, когда в воздухе витает что-то темное и злое, вы позволяете себе спорить о превосходстве одного факультета над другим. В то время, когда мы все должны объединиться перед лицом общей опасности, вы своими необдуманными словами могли настроить наши два доселе мирных факультета друг против друга. Вы не должны переводить научную полемику в личностный спор! Ведь в нынешних условиях вопрос выращивания мандрагоры — архиважный! Поэтому вы должны объединить ваши знания, усилия и действия в этом вопросе. А все ваши споры должны касаться только этой темы, ведь в споре рождается истина! Так что предлагаю вам вместе обратиться к профессору Стебль, она поможет вам найти компромисс. Вы сможете вырастить грандиозный урожай растения и еще раз доказать полезность дружбы между факультетами!

Получилось очень пафосно, но Энтони как-то неожиданно для себя вошел в роль Дамблдора, и с непривычки его занесло.

Если в начале его речь слушали только те, кто обратил свое внимание на спор мальчиков, то к концу внимал уже весь зал. А все потому, что где-то в середине этого патетического выступления в зал вошел сам директор Дамблдор. Его чем-то привлекли трое парней, стоящие между столами, поэтому он сразу направился к ним. Подойдя к ребятам, директор остановился и с интересом стал слушать Энтони. Все студенты, разумеется, сразу заинтересовались происходящим, повернулись в сторону говорящего, замолчали и прислушались. Так что свою речь Голдштейн закончил в полной тишине. Но он так увлекся, что не заметил ни директора, ни молчания в зале. Не уловили этого и мальчишки, которые с каким-то ужасом смотрели на шестикурсника. Только после того, как прозвучали последние слова, Энтони почувствовал, что что-то происходит, огляделся и наконец увидел директора, стоящего рядом.

— Директор? Директор Дамблдор? — удивленно спросил Голдштейн, как бы отрицая очевидное. — Я тут... это...

Видимо, запас слов у парня закончился, поэтому он просто замолчал. Дамблдор подошел к нему, похлопал по спине и громко сказал:

— Мистер Голдштейн, ваша речь даже на меня произвела впечатление! Я, пожалуй, некоторые фразы буду использовать в своих выступлениях. Надеюсь, вы не возражаете?

Энтони в знак согласия энергично закивал головой.

— А вы, мальчики, — продолжил директор, обращаясь к второкурсникам, — надеюсь, уяснили то, что вам хотел сказать мистер Голдштейн. Думаю, профессор Стебль поможет вам в ваших научных изысканиях.

Здесь уже профессор Стебль, которая сидела за преподавательским столом, закивала.

— Пятьдесят баллов Когтеврану за назидательную речь о пользе дружбы! — громко провозгласил Дамблдор и направился к столу учителей.

Некоторое время Энтони стоял не двигаясь, смотря вслед директору, а потом вскочил на стол Когтеврана и громко запел гимн Хогвартса:

— Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс,

Научи нас хоть чему-нибудь.

Молодых и старых, лысых и косматых,

Возраст ведь не важен, а важна лишь суть.

Все присутствующие недоуменно уставились на парня, поэтому первые строчки он пропел в полной тишине. Неожиданно песню подхватил директор, который так и не дошел до стола. Обернувшись, он некоторое время молчал и, чуть-чуть улыбаясь, наблюдал за шестикурсником, а потом вдруг тоже запел.

— В наших головах сейчас гуляет ветер,

В них пусто и уныло, и кучи дохлых мух,

Но для знаний место в них всегда найдется,

Так что научи нас хоть чему-нибудь.

Энтони выступал на столе, директор около него. Все остальные озадаченно смотрели на них. Но постепенно то тут, то там кто-то начинал подпевать. Так что к концу гимна уже почти весь зал пел. Даже некоторые слизеринцы, в основном младшекурсники. Когда, наконец, песня закончилась, все студенты зааплодировали. Энтони, театрально поклонившись, слез со стола с чувством выполненного долга.

Так Энтони Голдштейн отдал свой карточный долг, по которому был обязан спеть гимн Хогвартса в Большом зале, стоя на столе.

— Еще двадцать баллов Когтеврану за отлично исполненный гимн! — объявил директор.

Ужин продолжался. Каждый обсуждал произошедшее. Про Невилла все забыли, чему он был несказанно рад.