Глава 20. Душа Бездны



Между пальцами Ангелины, которые миг назад удерживали руку Беслана, засквозил холод пустоты. Сдержав крик боли и отчаянья, она поёжилась от внутреннего одиночества, моментально поселившегося в её леденеющей крови. От перенапряжения и страха и того, что Беслан, пусть и любит её, но был жесток на словах, её зубы застучали, а сердце точно разбилось на миллионы осколков. Она машинально поправила платье. Натянула бретельки на плечи. Поджав колени к груди, обвила их руками и уткнулась в них лицом.

«Если я уйду, он меня не тронет. Меня, но не… Ему плохо, а я ничего не могу с этим поделать. От меня лишь больнее, невыносимее. Как быть, что предпринять? Он знает, увидел в моём сознании, что я должна уйти. Ему ведома причина, но, Беслан, ты не можешь не понимать, что будет, если я останусь. Моя жизнь не так ценна, чтобы ты упал на самое дно без шанса взлететь, чтобы наша дочь вместо Рая очутилась в Аду, чтобы хаос настал… Ребёнок, говоришь, твоё прощение. Но, милый, любимый, он у тебя будет и от Полины. Он станет прощением, твоим солнцем, не мы. Зачем нашей дочери приходить из Рая в Ад? Мы погаснем со временем в твоём сердце, в твоей душе. Прости, что сделаю ещё больно, но ты знаешь, знаешь, что так будет лучше. Верно? Верно… Не стоит жить в иллюзии. К тому же между нами возникла стена, и она станет всё крепнуть и крепнуть. Ты не веришь мне. Разочарован. Прости… Знаешь, если бы ты сейчас был бы нежнее, теплее, мне стало бы труднее пойти по выбранному пути. Спасибо, что отталкиваешь, хотя в то же время не в силах сейчас меня отпустить. Я помогу тебе, – до крови закусила край нижней губы, чтобы не завыть. – Хотя мне так хочется остаться! Быть рядом с тобой! Не стыжусь я нашей любви! Нисколько! Мне страшно, Беслан. Очень-очень страшно. И я слабая, я камень на твоей шее, – подняв голову, апатично посмотрела в окно, за которым сгустилась ночь. Встав, шатающейся походкой подошла к нему. Отдёрнула занавеску и уткнулась лбом в стекло. Пальцами впилась в подоконник, на котором стояли горшки с цветами. Посмотрев на небо, увидела, как на нём чиркнула искрой падающая звезда. – Бог, тебе ведь всё открыто, ты всем ведаешь. Я не прошу пощады и помощи. Лишь молю, убереги Беслана. Он ни в чём не виноват. Помоги ему, пожалуйста. Защити мир, людей. Люцифер, он ведь не столь плох, да? По крайне мере, ему ни к чему хаос. И тебе он не нужен. Если бы у вас с Люцифером не было договора, то и изгнания с неба для того и не было бы. Ты бы убил его, Бог, когда он проиграл тебе битву. Но он почему-то остался в живых… Плата есть за всё. Я возьму свой счёт с Люцифера за его желание, а он в обмен на мою жизнь будет защищать Алекса и его и моих родителей. А тебе, Бог, останется чистая душа моего ребёнка. Спасибо, что хотя бы напоследок дал почувствовать мне любовь. Настоящую любовь… У Беслана не просто страсть, а мои мысли об этом его разозлили, – она обняла себя за плечи. – Как холодно… пусто без тебя, Беслан, и твоей любви. Только я не могу, чтобы наша дочь была как сгоревшая звёздочка, на миг свет во тьме».

– Люцифер, ты слышишь меня? Люцифер, призываю тебя. Люцифер… Люцифер… – зашептала она, неистово желая увидеть того.

«Приди! Ты же нашёл меня у Аделаиды, значит, следишь за мной».

– Люцифер… – смежила веки. Сконцентрировавшись, представила перед собой его лик. Вспомнила запах, необычный, но столь притягательный, и голос, то мягкий и невесомый, словно пух, то тяжёлый, точно надгробная плита. – Люцифер, – неустанно стала она повторять его имя, но время шло, а он не появлялся. Судорожно выдохнув, взглянула на обломок луны.

«Чёрт, как же тебя вызвать?» – с негодованием. Поджала губы. На плечи навалилась усталость. Зябко поёжившись, несмотря на то что в комнате было тепло, Ангелина отвернулась от неба. Её взгляд упал на диван. Со спинки сползло покрывало, а в сознании вспыхнули прошедшие мгновения, сотканные из сладких ощущений горячих поцелуев Беслана, его рук, по-хозяйски блуждающих по телу и укуса в шею. Подавив в себе желания позвать Беслана, прижаться к его груди и уткнуться носом в плечо, Ангелина, чувствуя себя одновременно выпотрошенной рыбой и до предела натянутой струной, которая вот-вот порвётся, быстро подошла к дивану. Поправила на нём покрывало. Её взор застыл на оставленной Бесланом куртке. Чуть помедлив, она нерешительно взяла её в руки. Надела. Теплее не стало, ибо не снаружи, а внутри её ликовал мороз, но на душе сделалось спокойнее. Пусть совсем чуть-чуть, но уже не так одиноко. С жадностью вдохнув любимый аромат, Ангелина обняла себя за живот. Посмотрела на оставленный женщиной поднос на журнальном столике, после перевела взгляд на полку с книгами над телевизором, но через миг вновь вернулась к подносу.

«От переживаний кусок в горло не лезет, но в то же время так хочется есть. Но как-то неприлично, наверное, будет объедать хозяйку. Мы и так без спроса тут временно поселились. Интересно, кто она Беслану?..»

Взяла первую попавшуюся книгу. Это был сборник стихотворений Иржи Волькера. Открыв на середине, прочла:

«В городе он вечерами бродил, и от веселья цветной карусели даже глаза у него болели – видели всё они, всё без прикрас, сердцу кричало видение глаз: здесь вот дворцы, а вот здесь – подвалы, здесь вот голодные, там – объедалы, эти – рабы, властелины – другие, и все – больные. Мир ведь, как сердце, бьётся: если его пополам ты разрубишь, – значит, погубишь!» [1]

Нервно перелистывая страницу, посмотрела на поднос. Покачала головой. Пропустив несколько абзацев, стала вчитываться в строки, но от изнеможения главную мысль стихотворения ей не удавалось уловить.

«Мария! Сегодня казалось мне, что лучше могли бы мы жить на земле. Но утром я понял, что это лишь сон и гибелью мне угрожает он. Томительное виденье, иду за ним целый день я по улицам каменным, по чугунным набережным... На площади встал этот призрак хрустально-прозрачен, но город, что виден сквозь призрак, ужасен и мрачен, и язвы трущоб городских вдвойне омерзительны мне – ведь я побывал в небывалой, для нас недоступной стране, я понял, что те, для кого не сияет небесное солнце, кому недоступны пределы прекрасной страны, стремятся убить эти сны, иначе самим им погибнуть придётся» [1]

«Призрак и город... мрачный. И почему мне сразу представляется Карлов мост, погрязший в тумане?.. – закусила край губы. – Может, стоит после мне отправиться туда? Там есть статуя Яна Непомуцкого… – пауза. – Люцифер, ты где? – посмотрела на поднос. – И пить охота…»

Вновь опустила взгляд в книгу. Пробежалась им по окончанию стихотворения.

«Ведь когда убивают прекрасные сны – струям крови приходит течь. Надо убить, ибо жить надлежит! Руки – оружье, сердце – щит» [1]

«А ведь верно, чтобы Беслан жил, я должна уйти в объятья забвения. Прага, – Ангелина хмыкнула, – мистический город. Аделаида права. И не зря именно эту книгу я взяла, именно эти строки прочла, – захлопнув сборник стихотворений, вернула его на место. – Стыдно-не стыдно, а есть хочется. И ребёнок не должен мучиться, хоть и осталось нам совсем немного жить. Лишь бы Люцифер пришёл раньше Беслана и тот не успел узнать мои мысли, если вновь… – по телу пробежал озноб. Подойдя к журнальному столику, Ангелина взяла поднос и села на диван. Поставила тот на колени. Сделав несколько глотков едва тёплого чая, принялась за торт. – Ещё бы мяса да картошки. Странно, беременна всего немного по времени, а жор уже просыпается. Так и должно быть или это ненормально? Да какая теперь разница…»

Когда она съела половину куска торта, в комнате возник вихрь смоли с извивающимися по нему золотыми жилами-венами, по которым летели искры. Через миг в помещении появился Люцифер. На его тонких губах играла косая улыбка, а в глазах сияла страсть. Он был обнажён по пояс, а на чёрных брюках виднелись следы чего-то белого и бурого.

– Хватит есть, а то станешь больше коровы, – медово уколол он. – Не будь эгоисткой, подумай, каково мне тогда станет тебя через перила моста перекидывать? Хочешь мне грыжу напоследок завещать? Или ты на самом деле всегда мечтала иметь повод жрать, как свинья? – в его голос, и без того сладкий, ещё словно добавилась ванильно-сахарная пудра.

Ангелина ошарашенно на него посмотрела. Вынула изо рта ложку и положила её на поднос. Люцифер приблизился к ней и взял кусок торта. Закинув его в рот, облизал пальцы.

– Хм... ничего так, вкусненький! – он присел на диван, закинув ногу на ногу и раскинув властно руки по спинке. – Тут, правда, не порок таким лакомством пузико себе потешать! Хочешь с дюжину подобных доставлю? – вскинул бровь. В его синих глазах заплясали чертенята.

– Спасибо, что пришли, – собравшись, упавшим голосом сказала Ангелина.

– Пустяк, – Люцифер небрежно махнул кистью руки. – Я и сам собирался тебя навестить, да слегка увлёкся вечеринкой. Ну так что, махнём в кондитерскую в Париж? – обольстительно улыбнувшись, подмигнул. На его щеках появились едва приметные ямочки. – А то же некрасиво получилось, объел ребёнка, украл конфетку у смертницы, а, может, посмаковать тортик – это было твоё последнее желание перед падением в могилу ради блага любви. Летим объедаться вкусняшками?

Ангелина стала растерянно вглядываться в глаза Люцифера, задаваясь вопросом, кто из них сошёл с ума.

– Миледи, вас что-то смущает? – обманчиво обиженно поинтересовался он. Показательно надул губы. – Неужели мои манеры? – пауза. Величественно приподняв подбородок, чуть прищурился. – Позволю себе вам напомнить, что я есть Дьявол и как вода изменчив в форме, а иногда и в содержании! Прекрасная девушка не желает, чтобы я принял облик её возлюбленного? Так не приятней ли ей будет вернуть себе дар красноречия и объясниться к чему жаждала меня узреть? – Люцифер с кривой ухмылкой прикоснулся указательным пальцем к щеке вздрогнувшей Ангелины и повёл им по её шее к ключице и ниже, к груди. – Соскучилась? – сказал он голосом неотличимым от голоса Беслана.

Ангелина вспыхнула. С размаха отвесив ему звонкую пощёчину, вскочила с дивана, роняя поднос на пол.

– Вы совсем обезумели?! Что за глупые игры?! – сжала кулаки. – Никогда, слышите, ни-ког-да не смейте притворяться Бесланом! Ни голосом, ни манерами, ничем! Вы рядом с ним не то что не стоите, даже не валяетесь в грязи, весь покалеченный и в помоях! Это низко, подло! Фу! Если ещё раз посмеете, – она шумно задышала, – я, я… – на миг растерялась. – На вас нападу! И тогда вам самому придётся меня убить! А вам… – вдруг улыбнулась, почувствовав, что нащупала нечто важное. – Вам ведь это невыгодно! Не так ли? Иначе бы уже придушили меня! – уткнула свирепый взгляд в насмешливые глаза Люцифера.

– О-хо-хо, какая экспрессия, какая страсть, – потерев щёку, Люцифер облизнул губы. – Я тут подумал, что жаль столь темпераментный потенциал в землю бросать, словно кусок грязи. Может, мне стоит отчаянно рискнуть своей любимой шкуркой и позволить тебе жить, родить? Может, наплевать на весь мир? Катись он к Богу в отхожее место. Какое моё дело, живут миллиарды или сдохнут, как мухи? Я-то, вполне возможно, и смогу скрыться где в ином уголке вселенной, как-никак она беспредельна, найду себе скромный закуток, засяду за мемуары. Всё одно вся эта власть, величие, божественность такая тягомотина и тоска зелёная. Приедается, – он тяжело, грустно вздохнул. – Борьба, кровь, планы… а, в сущности, ради чего? Пепел, всё пепел… У тебя же есть огонь! – его глаза полыхнули интересом и коварством. – Что предложишь за мою помощь, чтобы уберёг твоего ребёнка от Ада? – приподнял бровь.

От столь неожиданного и, на первый взгляд, невероятно заманчивого предложения, Ангелина обескуражено застыла. Дыхание перехватило у неё в пылающей груди. Во рту стало сухо. Пустыня…

«Что он задумал?.. Почему я чувствую ловушку? Причём везде, куда бы ни ступила, какую дорогу бы ни выбрала. Не спеши, Ангелина, подумай, – разжала кулаки. – У меня есть огонь… Любовь. Она не есть пепел, но она всё в него может превратить. Люциферу не выгоден хаос, иначе бы он не появился в доме Аделаиды. Ему нужна моя смерть! И моей дочери! Тогда почему?.. Зачем?.. – обняла себя за живот, не сводя сконцентрированного взгляда с Люцифера. – Он готов пойти на войну, защищая моё дитя? Отказаться от власти? Он? Люцифер?! Не верю! Бред! Ложь! Но так хочется уберечь тебя, доченька… – поджала губы, крепче себя обнимая. – Что же он на самом деле преследует? Предлагает мне выбор, где жизнь моего ребёнка будет стоить жизни невинных людей… Женщин, стариков, детей. Да, я хочу спасти тебя, малышка, плевать на мир, но… Так нельзя. Я ведь мать, понимаю… и я есть камень на шее Беслана. Хорошо, если я соглашусь, то что Люцифер получит взамен, помимо переворота системы и убытков?.. – свела брови к переносице. – Беслан! Он ведь Тень. Он сильный! Люцифер хочет… точно. Нет, никогда ему не позволю этого!»

– Мне нечего вам предложить, – сухо начала Ангелина, – разве только то, что мой ребёнок, коли родится, вырастет с мыслью о том, что вы его благодетель. Он станет вам вернее всех ваших тварей, но… Если я рожу дочь, вы не только над ней получите полный контроль, но и над Бесланом. Погибнут сотни миллионов людей, которых так любит Бог, скинувший вас с небес. Вы явно имеете козырь в рукаве, о котором умалчиваете и который наверняка заставит меня тысячу раз пожалеть, если я поведусь на ваши заманчивые речи. Поэтому, – напряглась, – засуньте своё предложение сами знаете куда! – в её голосе заискрил гнев.

«Ну, давай. Напади. Убей! Что медлишь? Всё просто… Тебе так не надо. Но не бывать тому, чтобы моя дочь и Беслан стали твоими рабами!»

– Боюсь, ты недооцениваешь всей широты сложившейся ситуации, девочка, – Люцифер сделался сурово серьёзным. Встал. В его зрачках мелькнул золотой огонь. – Делаешь поспешные выводы и близорукий выбор. А ведь Беслан ещё пытался мне доказать, что ты умная, – усмешка. Он сделал шаг к задрожавшей Ангелине. – Я думал, коли зовёшь, значит, жаждешь искать иной путь, уразумела нечто существенное. А ты строишь из себя кого? – Люцифер обошёл её, как злой пёс замершего котёнка. – Ты мусор, а не мессия. Чего звала?

– Тебе же нужно, чтобы я убила себя, но так, чтобы это было не твоё решение, а моё. Если выполню, ты сможешь защитить от мести Беслана всех, кто мне дорог? Сможешь уберечь Алекса и его родителей? Моих? Самого Беслана? По крайне мере не вредить ему? – едва удерживая в глазах набухшие слёзы, почувствовала себя бесконечно слабой и одинокой.

– Считаешь, потеряв тебя, Беслан настолько расстроиться, что сойдёт с ума и выместит безумную ярость даже на своих родителях? – губы Люцифера изогнулись в торжестве злорадства. – Не отвечай. Ты верно ведаешь Тьму, что горит в его душе! Он весь в своего истинного отца! – посмеиваясь, Люцифер отошёл к окну и присел на подоконник. Похлопал рукой рядом с собой. – Не составишь мне компанию на границе миров? – вскинул бровь.

Ангелина покачала головой. В её горле образовался тугой колючий ком. Тело сильнее прежнего охватил озноб.

– И не надейся, – сухо. Посмотрела в глаза Люцифера. Свет от торшера мягким шёлком ласкал его кожу. – Так ты защитишь их или нет?

– Это хорошо, что ты перестала мне выкать, – короткая, лукавая улыбка. – Негоже моей внучке и одновременно племяннице отгораживаться от меня, как от чужого! Само собой, я их уберегу, если тебе больше мне предложить нечего.

– Кто? Что? Ты... Ты псих? – Ангелину заколотило от взвинченных нервов. Трясущимися пальцами зачесала волосы назад. – Совсем, что ли?!. – поджала губы. В ответ ей была тишина. Её взгляд заметался, ища притяжения, но, не найдя его, вновь уткнулся в глаза Люцифера. Синие и спокойные, точно море в штиль. Под ними лежала тень от пушистых и густых ресниц.

«Почему он столь безмятежный? Я же не верю, шутка не удалась. Не прыгает, не скачет, не пытается переубедить… Молчит. Выглядит серьёзным. Не лжёт? Но как же?.. Нет, но почему?.. Разве такое бывает?.. – осознание того, что Люцифер серьёзен, вспенил ужас в крови Ангелины. Она крепко обняла себя за живот. Сгорбилась, словно на неё разом рухнули все горы мира. – Глупая, глупая, я же не лучше его, разве что наивная, точно последняя дура. Но также как он гублю…»

До крови закусила край нижней губы.

– Я не больше неадекватен, – заговорил Люцифер, окончив затянувшуюся паузу в разговоре, – чем твой ненаглядный Беслан – моя большая гордость и слава! Если до тебя ещё не дошло, – пренебрежительная ухмылка украсила его тонкие губы, – то он мой сын. А вот ты моё вечное расстройство, – лицо исказила грусть. Взгляд поблек. – Ты тот самый блин, что комом, но… Но… и сладко-манящий, и ядовитый. Хм… – его глаза словно остекленели, они будто начали смотреть сквозь Ангелину. В пустоту. – Ты как то искушающее райское запретное яблочко. Издёвка мне от Бога. Не откушу, так и не познаю, что есть ложь, а что есть любовь. Вонжусь зубами, потеряю свой Рай. Гадко на душе, гадко… – скрестил пальцы рук.

«Беслан сын Люцифера?.. О, Господи! И что?.. Как?.. – мысли разбежались в разные стороны точно бисер, соскользнувший с нити. – Соберись, Ангелина, соберись! – выдох. – Значит, Беслана он не обидит, ведь он его и слава, и гордость, но… У него нет над ним контроля. Вот и бесится. Так ему и надо! Беслан никогда не станет ему верным, ибо другой, лучше душой, чем такой отец! А для того я выродок, пусть и в некой интересной упаковке. Выходит, верно, коли Беслан сын Люцифера, а тому я словно мышь в стае львов, то для Беслана я камень… Всё сходится. Есть только один вопрос, большое «но», скажем так. Истина ли все слова Люцифера или в каждом есть ложь?.. И никак ведь не проверить. Но Бог точно в курсе всего происходящего. И никак не вмешивается. Работает чужими руками?.. Да… Как-то так… Где же они, оберегающие от зла Ангелы?» – Ангелина поникла. Её взор уткнулся в пол.

– Извини, жалеть не буду, – поджав губы, она села на диван и сплела в замок трясущиеся пальцы. – Даже рада, что моё существование причиняет тебе терзания.

– Наслаждайся! – с едкой усмешкой парировал Люцифер. – Так что, готова шагнуть в пропасть?

– Что будет для мира, если нет?

– На данный момент есть не один вариант развития событий. Однако очевидней всего возобладает тот, в котором нынешняя цивилизация претерпит ряд масштабных изменений. Прокатятся невиданные ранее войны и свершатся невероятные научные открытия. Люди и ангелы станут единым целым. Границы миров падут. Только это будет многоточие в бегстве с погибающей Земли и других тысяч и тысяч планет. Полёт к надежде на новый мир, новый Рай, новую жизнь. А упадут они все в бездну Ада, в сравнении с которым моё царство есть словно ясли в стране слащавых добрых фей. И в той бездне главным чудовищем твоя дочь, – эти слова упали на Ангелину, как занесённый над шеей топор. – Останься дышать и легко убьёшь меня, – его глаза блеснули, губы дрогнули, не то кривясь в гримасу досады, не то в насмешку победителя. – Сбрось себя в пропасть, и мир устоит, хотя и переживёт массу страшных потрясений, и Рай, и Ад, и Земля соединятся в единое целое, которым, не скрою, буду править я.

Ангелина отметила, что отчего-то радостью лицо Люцифера не воспылало. Он отклонил голову назад, прислонившись затылком к стеклу, и прикрыл веки. Пряди чёлки упали на глаза.

– Решай, что тебе дороже всего. Делай выбор, но быстро, время поворота судьбы истекает, – холодно подытожил он.

«Не верь никому, кроме меня, – в сознании Ангелины всплыл голос Беслана. Зажмурившись, чтобы не завыть от отчаянья, начала пальцами мять платье. – Верю, Беслан, верю, но ты готов ради нас пустить мир на убой, а я… Что я? Я хочу, чтобы наша дочь родилась, жила, я сама хочу жить, хочу, чтобы ты был в порядке и мир уцелел, однако, всему разом не бывать. И нет даже хрупкой, эфемерной надежды на то, что если я подарю миру дочь, она не проклянёт своё существование, нас… А так она хотя бы останется в Раю. Не познает Ад».

Она подняла взор на Люцифера.

– Убереги Алекса и его родных от мести Беслана. Сделай так, чтобы мои родители не пострадали ни от чьей руки, – ломаным голосом ещё раз она озвучила своё требование. – Заботься о Беслане. Не вреди ему!

– Будь по-твоему, – открыв глаза и косо улыбнувшись, ответил Люцифер. – Раз такой твой выбор, у тебя пять минут на женскую логику. По их истечении мимо этого дома будет проезжать такси, сейчас его водитель выгружает изрядно пьяного клиента его жене. Поспеши бросить камень мук в Лету, иначе опоздаешь и познаешь истинный гнев Беслана, подаришь дочери Ад, – через миг его обнял вихрь и он исчез.

Ангелина осталась одна. Звук идущей секундной стрелки часов, висящих на стене, через некоторое время вывел её из оцепенения. Поднявшись на ватных ногах, она сморгнула с глаз слёзы.

«Надо действовать».

Пробежалась взглядом по журнальному столику. На том покоилась газета, простой карандаш и тетрадь. Ангелина её открыла. Она была полна столбцов с цифрами и учётов. Найдя чистый лист, вырвала его.

«Прости. Ты знаешь, это единственный верный выход. Я люблю тебя. Будь счастлив за нас троих», – написав эти строки, Ангелина положила лист посреди стола. Быстро собрала с пола на поднос осколки тарелки и кружки, и поставила тот на диван.

Потерянная и лишённая мыслей, она выбежала из старого дома на улицу. Та встретила её тёплым воздухом и осколком луны, слегка прикрытым дымкой облаков. Под ногами шмыгнула кошка. Едва не споткнувшись об неё, Ангелина чертыхнулась и поспешила к дороге, слабо освещённой мерцающими фонарями. Оказавшись на перекрёстке, зажмурилась от косых лучей фар, ударивших по глазам.

В следующий миг визг тормозов разрезал ночь.

Ангелина сжалась, хватаясь за живот. В нём сбоку появилась боль, словно плоть проткнули ножом.

– Куда несёшься? На тот свет опаздываешь? – раздался недовольный женский голос.

Жадно задышав, Ангелина разомкнула веки.

«Верно ли я поступаю? Верно ли? Ещё жива и цела…» – начала задаваться она вопросом, отрицательно мотая головой.

– Если вам не трудно, то не подкинете ли меня до Карлового моста? Или близ него? Но денег у меня нет, – вглядываясь через открытое окно в водителя такси, приглушившего музыку в салоне, спросила Ангелина. Часто заморгала, её замутило, а в глазах поплыли тёмные круги. Покрутила на пальце кольцо, подаренное Бесланом.

«Его не отдам».

– Садись, – кивнув на сиденье рядом с водительским, ответила молодая девушка. На вид ей было не более двадцати двух лет. Светлые волосы, крашенные, ибо заметно выделялись чёрные корни, обрамляли её миловидное лицо, нежное и озарённое улыбкой. Глаза цвета бирюзы излучали тепло. От девушки резко, но в то же время приятно пахло духами с горьким шлейфом, оттенённым мускатом. Она то и дело надувала из жвачки пузырь.

– Спасибо, – заняв место в «фольксвагене», Ангелина пристегнулась. Обеспокоенно взглянула на руки девушки. Несколько толстых золотых колец обнимали её тонкие пальцы, а на запястье висела цепочка.

«Наверняка подручная Люцифера. Да, глупая или наглая, или меня за совсем недалёкую принимают. Таксует, а сама в драгоценностях тысяч на тридцать расхаживает… Это, что, издёвка? Намёк на серебро за предательство? Что я как Иуда? А Беслана на распятие отправляю, передавая его Люциферу? Думай, дура! Думай!»

– Ты чего ночью бродишь одна? Мелкая ведь ещё, – по-доброму сказала девушка. Затем связалась с диспетчерской и сообщила той, что едет к Карлову мосту, получив заказ от постоянного клиента по телефону. Отключила рацию. – Ты не волнуйся, подвезу бесплатно! Начальству из чаевых отдам, будто от клиента. Сегодня у меня удачный день, в кошельке ещё и на бутылочку хорошего вина останется.

«Вино... точно кровь… Какая она добрая. Нет, эта подопечная не Люцифера. Он, конечно, утончённый садист, но так надо мной измываться ему себе дороже. Я же могу передумать и не убивать себя! Ребёнка… – Ангелина плотно сжала губы, тошнота ударила в горло, а в животе, словно нечто шевельнулось горячей иглой. – Господи! Ребёнок... Он словно чувствует и сопротивляется приближающейся смерти. Не бывает же случайностей и эта сердобольная таксистка, значит, из ангелов и, значит, Бог склоняет меня жить. Для чего это Богу?» – её взгляд метнулся к браслету на кисти девушки. На той покачивались две подвески в виде ворона и голубя.

– Что молчишь? Бледная. Ты как себя чувствуешь? Тебя, может, в больницу? – девушка нахмурилась.

– Я хорошо. Личные проблемы, нервы. Извини, – выдавила из себя Ангелина.

«Час от часу нелегче… Ворон и голубь… Если к Богу относится, то помню лишь то, что Ной после потопа выпускал их землю искать. Неужели так? Бог хочет новый потоп устроить и ему нужна моя дочь? Но как кто? Не строительницей же ковчега! Люцифер сказал о… Богу нужно чудовище ужасней потопа, чтобы покарать грешников, весь грешный мир. А может, это двойная ловушка и проверка, и если мне важней моя дочь, чем мир, то тогда мир действительно должен умереть с миллионами дочерей и сыновей! Я схожу с ума? Проклятый выбор... когда нужно шагнуть с закрытыми глазами! Лишь веря! Но во что я верю?»

– С парнем поругалась? – хмыкнула девушка. – Ох, помню, я в твоё время… – недоговорив, широко улыбнулась. – Да, я падкая на блестящее и красивое, чтобы это ни было. Даже когда и нет возможности, а вот хватаю, не настоящее, так подделку. Кольца эти и браслет – безделушки, так и мои отношения были такими же яркими, но копни вглубь, а там вместо золота обнаружишь только золу. Лучше наоборот хватать то, что на поверхности уголь, но внутри-то бриллиант! Но у меня так вот не получается… себя разве переделаешь? Меня Каси зовут, – не сводя взгляда с дороги, она протянула руку.

– Ангелина, – пожала ей ладонь. – Не знаю, наверно, не переделать. Если ты камень, то пёрышком не стать.

– Думаешь? – девушка широко улыбнулась. Пожала плечами. – А я верю, есть сказки в реальной жизни. Меня мама Каси назвала, говорила, что это некое философское понятие очень-очень древнее и значит примерно как «где есть три значит реально четыре хотя все видят три»... Что-то такое, – надула пузырь из жвачки, и тот лопнул, она облизнула губы. – Разве не бывает чего-то похожего?

Ангелина поправила на себе куртку Беслана.

– Да, наверняка существует, – тихо ответила она, не в силах придумывать ложь, не в силах что-либо вообще говорить.

– Пошли его, своего парня, далеко и надолго, если он осмелился бросить тебя одну посреди ночи. Таких гнать надо. Они ничего не стоят. Вот такие не должны существовать!

– Он не бросал. Хороший. Я сбежала, – Ангелина сглотнула. Боль в животе утихла, но ощущение тяжести в груди и холода на сердце окрепли.

– Зачем? Считаешь себя плохой? А к мосту тебе к чему? Глупость задумала? – нахмурившись, строго спросила Каси.

– У него со мной одни проблемы. Уверена, что он лучше. Никакой глупости, – мотнула головой. – Встречаюсь со старой подругой, чтобы она отпустила мне грехи.

Каси включила радиостанцию ретро-музыки. Ангелину тут же окатили, будто ведром кипящей воды, потому как из динамиков зазвучала композиция с третьего альбома Металлики. Та самая, в которой рассказывалось о герое, борющемся против потусторонних сил.

«Зверь, ползущий к морю… Неужели это я? Или я герой, который сражается со Тьмой? А, быть может, я кукловод?» – Ангелина едва сдержалась и не завопила в голос, вцепляясь себе в волосы, желая вырвать из головы свою душу и встряхнуть ту, избавить от всей лжи и фальши, очистить от иллюзий и узнать, какая она есть выпотрошенная. Что она такое? Комочек грязи или солнечный зайчик?

В разуме Ангелины невольно всплыли фразы, услышанные совсем недавно. Они, как выстрелы пушки, загрохотали в её сознании.

«Будущее зависит от кругов от камня, который упал в воду в прошлом, а летит туда камень в настоящем».

«Твой черёд решать похитишь ли ты свет из Рая и кинешь ли его в Ад, а сама, отступив, спасёшься!»

«По твоему слову и решению окровавленные камни и грязь грехов может стать душистыми цветами и сытными хлебами для нового мира».

«Да, на могиле могут распускаться самые красивые цветы, когда жизнь заботится о минувшей смерти ради нового дня! – Ангелина часто заморгала, смотря на проносящийся за окном город. – Что если Свет – это я? – робко. – Тогда, если послушаюсь Люцифера, то сама себя кину в Ад, а круги от него уже затопят грязью грехов цветы жизни нового мира?! Того, в котором меня уже не будет…»

В следующий миг в Ангелине молнией пронеслось воспоминание-ощущение того, как она гуляла с Бесланом по Карловому мосту, о солнце в тот день, тепле родных рук и глаз, о желании обрести любовь, которую невозможно будет потерять. Вспомнила о низвергнутом в реку языческом божестве, о месте на мосте, где рядом находились крест и эшафот. Вспомнила высказывание писателя и финансиста Майрипки:

«Другие города, какими бы древними они ни были, кажутся мне невольниками тех, кто в них обитает; они как будто дезинфицированы какой-то сильной стерилизующей кислотой – Прага же управляет своими жителями как марионетками: дёргает их за ниточки с первого до последнего вздоха».

Ангелина содрогнулась от мыслей, что любовь, если встретил, никогда нельзя потерять, можно лишь самому её выбросить, словно мусор, выкинуть, как подгнивший кусок души и как старый символ веры, как прежнего Бога утопить… прочь с глаз… И тем самым казнить самого себя.

«Ниточки… город, как мир, и он соткан из ниточек. Ниточки душ – жизни полотно. Каждая дёргает другую, и вот мы все кукловоды смерти! И каждый из нас зверь, который ползёт к морю отверженный Богом, и герой, который вырывает из себя часть души, думая, будто тем побеждает Тьму. А Свет он там, утонул. И нужно взглянуть в Бездну, чтобы увидеть себя настоящего!»

– Прощать это хорошо, – Каси тепло улыбнулась. – А грехи, их жизнь смывает, как поднимающееся утром солнце разгоняет тени ночи.

Дальше Каси переключилась на тему модной музыки и щебетала без передышки пока они не доехали до назначенного места.

– Спасибо, – отстегнув ремень безопасности, глухо сказала Ангелина. Сквозь лобовое стекло посмотрела вдаль. Мост был практически пуст, лишь несколько людей прогуливались по нему.

«Видимо, туристы. Глупо было ожидать, что вообще никого не будет, однако… Всегда можно подловить момент, когда никто не посмотрит в твою сторону, и тогда… Взгляд в пропасть… Откровение истины… Шаг назад к борьбе или прыжок вперёд, полёт, забытьё…»

– Не за что, – лопнув пузырь из жвачки, Каси подмигнула. Вдруг стала серьёзной и задумчивой. – Будь осторожна. Ночь не прощает наивной безоглядности. Сказки случаются, главное, в них верить. Только не смотри на поверхность, зри вглубь, – с проступившей в глазах глубокой грустью улыбнулась.

– Ты права, – мягко.

«Только не в моём случае, насчёт сказочных чудес, но я устремлю взгляд до самого дна…»

Выйдя из автомобиля, Ангелина судорожно вздохнула и обняла себя за живот. Побрела на мост. По пути ей встретилась молодая пара. Шумно и со смехом о чём-то споря, они неожиданно перед ней остановились и начали целоваться. Ангелина отвела в сторону взор. Вдруг ей показалось, что целый мир уставился на неё, разглядывая, словно коллекционер редкое насекомое, решая куда удобней вонзить иголку так, чтобы не испортить трофей. Сквозь слёзы умиление своим триумфом собиратель нетленных ценностей начал печально ей улыбаться и без голоса спрашивать: «А ты помнишь?..»; нашёптывать о мечтах, бывших стремлениях… Мгновение, и перед глазами стали проноситься счастливые моменты жизни, где родители и друзья были рядом. Где Беслан держал за руку. Крепко, словно в ней, Ангелине, заключалась вся его жизнь, а она сама не ведала горя, ненастий.

Её глаза обожгла солёная пелена. Пустота в ладонях показалась льдом, которому никогда и ни за что не будет суждено растаять.

Очутившись напротив статуи Яна Непомуцкого, Ангелина подняла глаза. Коснулась её барельефа.

«Пожалуйста, помоги тем, кто изо всех сил старается уберечь мир. Людей. Стань Ангелом-Хранителем Беслана. Помоги слепым узреть, что есть истина и что есть главное в жизни… Спаси».

Убрав ладонь, Ангелина поёжилась. Холод внутри с каждой новой секундой начал возрастать. Её зазнобило. Сделав несколько шагов, она оступилась и упала на четвереньки. Руки и колени моментально воспламенились болью. Дрожа, она поднялась. Заметив, что одна из шпилек надломилась, сняла обувь и шмыгнула носом.

«Молиться, должно быть, и некому. Дьявол и Бог, они как две стороны одного зеркала, и каждый человек отражение в нём. Молиться себе? Нет во мне чуда, ведь нет… я камень, который способен разбить зеркало».

Скользнула взглядом по небу. Где-то вдалеке подмигнула яркая звезда.

«Надо постараться отключить в себе любые мысли и чувства, ведь тогда могут появиться сомнения и я уже не смогу… Не смогу исполнить то, что должна. Ради любви разбить в себе и Бога, и Люцифера».

Подойдя к перилам, разжала руку. Обувь упала рядом с ногами. До боли закусив край губы, решительно перелезла через перила и мёртвой хваткой вцепилась в них.

Ангелина ожидала, что сейчас раздаться чей-то окрик и её попытаются остановить, спасти. Она была готова тогда сразу же разжать пальцы. Но вокруг повисла звенящая тишина. Лишь едва ощутимый ветерок начал напевать нечто неразборчивое. Ангелина обернулась, огляделась. Мост оказался на удивление совершенно пуст и на соединяемых им берегах не было ни души.

«Чёрт, как страшно… Одиночество. Вот я стою на ниточке между прошлым и будущем. Подо мной течёт время. Дышит бездна, и моя судьба сейчас тонка, будто дымка от погасшей свечи. Тьма сгущается, вижу это».

Посмотрела вниз. На реку. Тёмную, как расплавленная сажа.

«Я смотрю на бездну, она смотрит на меня… Она такая… Наверное, именно так выглядит кровь Смерти. Не думать, не чувствовать, разжать пальцы, но… – взор Ангелины, апатично тонувший в толще смоляной воды, зацепился за колеблющееся отражение луны. – Свет во Тьме!.. – на удивление, дрожь в теле сникла, на душе стало спокойно, а рассудок точно вынырнул из ядовитой дымки и начал постепенно становиться кристально чистым. – И в той бездне главным чудовищем будет твоя дочь, – прозвучал в голове голос Люцифера. – Чудовищем… Почему? Я ведь человек и Беслан им был, когда мы… – нахмурилась. – Ворон и голубь, Каси… Бог послал Ангела, ведь не может быть иначе, ибо слишком красноречивые символы висели на её цепочке. Случайностей не бывает. Что из этого следует?.. Он через Каси пытался намекнуть, чтобы я… Что?.. Жила? Умерла?.. Увидела в глубине золы бриллиант. Но как? Где? В чём? – перевела взгляд с отражения луны в темноту глубин воды. – Я хочу, чтобы моя дочь жила. Я сама хочу жить, не хочу умирать! Но я должна… – отчаянье обняло её за плечи. – Ради Беслана, души дочери, мира… – почувствовала, как руки начали затекать. – Чудовищем… Её в кого-то обратят? А если не дать этому случиться? Но как?.. Думай, Ангелина, думай! – напряглась. – Всегда и всюду говорилось, что Бог даёт нам выбор. Иногда он может указать на верный путь, но мы сами принимаем решение. Поэтому он и особо не вмешивается?.. А Люцифер, говорят, всё время врёт. Где истина? В чём? – пауза. – В любви! – догадка, точно вспышка молнии осветила мысли. – Любовь Беслана для меня жизнь… Свет во Тьме! Я чудовище, когда убиваю, но… Чудо во мне!..»

Ангелина жадно вдохнула, и тут её озаряющиеся рассветом мысли прервали объятья неведомой силы, тисками сжавшей ей плечи. Дуновение холода обожгло спину.

---

[1] – Иржи Волькер: «Баллада о сне».