Название: Одинокие души не попадают в рай
Заявка: 36.2
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Белла/Эдвард
Бета: +
Саммари: Муж Беллы после аварии мертв. Жена Эдварда пять лет назад пропала.
Она впала в тоску. Он отдал все силы благотворительной деятельности.
Они одинокие половины единого целого и вот теперь им предстоит встретиться. Что это - судьба дает второй шанс быть счастливыми или просто смеется над человеческими страданиями?

---

Что ты знаешь про одиночество? На самом деле это неважно.
Главное, одиночество знает о тебе все. Поэтому оно легко проникает за любые барьеры, которые ты выставляешь. Твоя оборона для одиночества такая же иллюзия, как для тебя иллюзия – счастье. Для тебя нет счастья, для одиночества нет стен. Оно может прийти в любое время дня и ночи, нарушить хрупкий сон. На самом деле одиночеству наплевать, что ты с трудом смогла уснуть, а в теле накопилось усталости общим весом с фургон кирпичей. Одиночество будит тебя затем, чтобы запустить ледяные щупальца в сердце и начать высасывать из него остатки тепла.
И утром, проснувшись, Белла чувствует внутри только ужасный холод. Она движется словно сквозь обрывки времени…
…стоит с чайной чашкой в руках, на плите исходит паром чайник. Может быть, она закрывает глаза, а когда открывает, то находит себя лежащей поверх пыльного покрывала. Или стоящей в саду и чувствующей, как в спину упирается кривой ствол старой сухой яблони. Потом снова видит себя на кухне, по небу цвета королевской мантии плывут облака. В руках та же чашка или, может быть, другая. Трудно сказать, что было раньше – она лежала или пришла сварить кофе? Может быть, прошли целые сутки. Из головы, из памяти, как из кармана с дыркой, щедро выпадают часы. А те, что задержались, перемешиваются подобно мелочи.
…или вот она сидит в глубоком кресле, обитом кожей. Психолог – женщина в деловом костюме, с доброй улыбкой – просит изобразить на листе то, что Белла сейчас чувствует.
«Во-первых, - говорит Белла, - я ничего не чувствую. Во-вторых, нет никакого сейчас. Я не уверена, где нахожусь между прошлым и будущим».
Потом берет ручку и рисует куб. Получается не совсем верно, на картинке не видно, что у куба стеклянные стенки. На картинке это только каркас, и психолог ни фига не понимает. Белла ломает ручку пополам. Обломки рваными краями ранят ей руку.

***
- Вам больно? - над ней склоняется незнакомец. Белла поворачивает голову. Вокруг простые синие стены, чистый потолок с лампами дневного света. Загородка с полосатым рисунком отделяет ее кровать от остального помещения. На мужчине, который стоит рядом, белый, пахнущий стерильностью, халат.
- Вы врач? Я имею в виду настоящий, а не психолог какой-нибудь?
- Вам не нравятся психологи, верно? - мужчина улыбается и говорит, что его зовут доктор Каллен и он правда врач. Травматолог, занимается пациентами с переломами, вывихами, ранами, всем вплоть до дырок в башке.
- Много привозят таких, как я? - Белла машет перед лицом врача рукой со стерильной повязкой. Пальцы все еще онемевшие от наркоза, и ей хочется попросить доктора Каллена впрыснуть что-то подобное ей в сердце, средство, чтобы прогнать боль.
- Работы хватает.
- Я хотела нарисовать свое одиночество, - размышляет Белла вслух. - Знаете, это типа куб со стеклянными стенками. Все тебя видят, но никто не может зайти внутрь. Ты тоже всех видишь.
- Но выйти не можешь?
- Выходить или нет – зависит от тебя.
- По-моему, неплохой образ. А почему куб, а не сфера? Должны непременно быть острые углы?
Доктор, похоже, разбирался в этих вещах лучше Беллы. Она хотела бы рассказать ему все, но слов в голове не находилось. Слова, как дезертиры, бежали с поля боя. Белла, тяжело вздохнув…
…открывает глаза на кухне. В руках кружка горячего кофе, но во рту вместо горечи вкус соли. К мокрым щекам прикасаются холодные ладони ветра, влетевшего в открытое окно. Подумав, она выливает кофе в раковину.

***
Доктор и психолог сошлись во мнении, что не будут отражать в ее истории болезни правды. Вроде все вышло случайно и она не наносила себе травм. Понимаешь, иначе тебя могут поместить в клинику. Психолог ведет себя, как обычно – слишком уж корректно, ее доброта и дружелюбие вытекают, как жидкое повидло из пирожка. Белла прямо сказала, что билет в психушку ее устроит. Нет ведь разницы, какие стены и потолок тебя окружают. В обоях с голубыми мелкими цветами или обитые чем-то мягким. Ей плевать, в какое ограниченное пространство заключать свое страдание. Может быть, в дурке даже будет проще.
Потому что здесь с ней иногда случаются осечки. Вот, например, она думала, что сожгла в старом камине все фотографии. Сожгла. Закопала пепел в саду, потому что остывший пепел казался ей опасным и все равно обжигал руки. В его стальных хлопьях она видела лица матери и Эдварда. Улыбку Несс. А через два дня, когда покрасневшая кожа на ладонях стала облезать прозрачной пленкой, нашла в вещах, между свежих, пахнущих средством для белья простыней, наволочек и салфеток три десятка снимков. Белла даже не успела среагировать. Ее как будто сняли точным снайперским выстрелом. Кусок горячего свинца разорвался в сердце. Она прижала фото к груди и залилась слезами. Знала, что ни в коем случае нельзя смотреть, но весь день и ночь просидела, согнувшись над хрупкими листами. Вгоняя еще глубже в память их лица и сияющие взгляды. В ушах бухала кровь, а Белла представляла, как тяжелый молоток, опускаясь на навершие кола, забивает его. На целые сутки она забыла о пище и ничего не пила, опухший язык прилип к небу. Горло горело огнем, а глаза зудели, было такое чувство, что глазные яблоки пилят ножом.
Она сама не знала, что заставило ее бросить снимки, встать на ноги, которые затекли и тут же подломились, и поползти на кухню. Она была слаба, но настойчиво двигалась прочь из ужасной комнаты, извиваясь, словно змея. Когда разум отключился, власть над телом перешла к инстинктам. Она боялась умереть. Цеплялась за жизнь, боролась. Выкрутила на всю кран и поставила под ледяную струю грязный ковш, а потом жадно пила, не обращая внимания на плавающие в воде остатки пригоревшей пищи и какой-то мусор. Открыв нижний шкаф, достала упаковку сухих хлопьев и горстями стала заталкивать их в рот. Торопливо, обдирая зубами пальцы и судорожно глотая. Тело выиграло, она осталась жива.
Вторая осечка случилась, когда Белла, споткнувшись, увидела под диваном тусклый блеск. Протянула руку и ухватилась пальцами за чуть теплый металл. Она обнаружила часы Эдварда, которые он потерял несколько месяцев назад. Стрелки остановились. Вскочив, Белла бросилась через заросший сад. Летела над бетонной дорожкой в сторону берега. Она была слаба, но прилагала все силы для того, чтобы бежать быстрее, словно спасалась от чего-то. Часы, как пепел и снимки, жгли кожу, и она с облегчением швырнула их в дышащий свежестью океан.
Перед тем как вернуться домой, она вынуждена была долго лежать на влажном песке. Она видела, как золотое солнце скатывалось вниз, а небо наливалось синевой. Чувствовала холод и боль в сбитых ногах. Из легких вырывались хрипы, она несколько раз сплюнула вязкую мокроту. Потом, как побитая палками, поплелись к особняку.

***
Психологу Белла ничего не рассказывает про осечки. Это лишнее. Она вообще не хочет говорить. Каждое слово, которое ей приходится произносить, вытаскивают из нее как будто клещами. Оно похоже на куски горелой пищи, что плавали в кастрюле, когда она пила, спасая свою жизнь.
- Белла, ты поступаешь неправильно, избегая общения. Тебе нужно больше времени проводить с людьми.
Белла хочет сказать психологу, что ей хватает и ваших глупостей, чтобы забивать голову болтовней с остальными придурками. Но это слишком длинное предложение, она уже представила тяжесть слов на языке, как они камнями будут падать на гладкий пол. Белла опускает глаза, не давая психологу понять, согласна она пересмотреть свое поведение или нет. Но каждый видит то, что хочет, даже если он окончил колледж и получил диплом врача. Психолог предлагает ей начать с прогулок по набережной. Может быть, она сможет с кем-нибудь познакомиться.
- Нельзя культивировать свое одиночество, - веско говорит женщина.
- Почему? - Белла продолжает смотреть на грязные лохматые шнурки ботинок и на блестящие лаковые мыски туфель психолога. Между ними не больше десяти футов, а на самом деле нечто большее, типа целой вселенной со всеми ее звездами, белыми гигантами и дырами. Белла это понимает, а понимает ли психолог? Или ее понимание не выходит за рамки двух сотен долларов за сеанс?

***
Но выходить из дома нужно. Самая тяжелая обязанность для Беллы – это закупка продуктов. Она могла бы обратиться в агентство, предоставляющее подобные услуги, но ее начинает тошнить от одной мысли о том, что придется пускать в особняк посторонних. Делать заказы через интернет она не умеет, но твердо решает хотя бы приобрести компьютер. Если тот не сломается до того, как она поймет что к чему, то, может быть, одной проблемой станет меньше и она сведет посещения города до минимума. Фактически у нее не останется причин там появляться. Она сможет сидеть дома и оставлять деньги под дверным ковриком.
Дорога занимает полчаса. Сначала грунтовка круто взбирается вверх, потом более плавно сбегает вниз. Местность неровная, по обеим сторонам на обочинах растут колючки, кое-где даже сохранились клочки вялой травы. Нет ни одной встречной машины. Белла думает, смогла бы она вывернуть руль, бросить железную коробку и себя заодно в огненную глотку смерти. Продраться сквозь лязг и стон, через горячий воздух и копоть к смерти. Нет, она не сможет. Животное начало боится умирать. Остается надежда на скорость: если она проделает все быстро, то мозг не успеет среагировать. Словно в насмешку над ней дорога пуста, и Белла живая и здоровая приезжает в город.
Стараясь не смотреть по сторонам, проходит по улице, тянет дверь бакалейной лавки. Белла старается каждый раз покупать продукты в новом магазине, но городок слишком мал и она вынуждена пойти по второму кругу. То есть здесь она уже была. В памяти даже всплывают обитые темными досками стены, простые полки из тесаных досок, покрытые пылью лампы в темных плафонах. За прилавком скучает пожилая женщина. Белла молча протягивает список. Пока старушка набирает все необходимое, она бесцельно сжимает и разжимает пальцы на руках и ногах. Она и не думала, что когда-нибудь будет чувствовать себя как переживший глобальное похолодание динозавр. Последняя особь.
Как же она одинока! Куда бы ни пошла и что бы ни сделала, пустота внутри сводит с ума. Как будто в пустоте сидит маленький эльф, злой ублюдок, наблюдающий за ней. Как только ей удается хотя бы на пару дюймов ослабить поводок боли, он тут же затягивает его обратно. Не дает выбраться из паршивой ямы. Она начинает думать, что, может, в самом деле тронулась умом. Вдруг психолог реально стремится ей помочь? Пусть за деньги, но добросовестно выполняет свою работу. Белла резко трясет головой. Что бы там себе ни думала эта заумная баба, она ничем ей не поможет. Разве что они отправятся на кладбище и проведут обряд общения с умершими. Ей бы хватило и голоса Несс, смеха Эдварда и молчаливого присутствия матери. Знать, что их души обрели покой.
Глядя на то, как пожилая дама пробивает чек, Белла думает, что сейчас страшно врет себе. Отсчитав из пачки банкнот, хрустящих от новизны, требуемую сумму, сгребает пакеты с покупками. Раздается звон колокольчика за захлопнувшейся дверью.
Нужно ли ей общение и другие люди? Белла обводит взглядом почти пустую улицу. Те немногие прохожие, что выбрались из своих теплых жилищ, выглядят так же паршиво, как и окружающий пейзаж, кутаются в теплые шали и плотнее запахивают теплые куртки. Ни одного светлого лица. Все хмуры и сосредоточены. Вздумай она просить помощи, ни за что не допросилась бы.
Внезапно Белла замечает яркую вывеску – бордовый и красный цвета будто раны на коже серого утра. Они разрывают его, вытекают через свежие порезы. Магический салон. То, о чем она думала, возможность поговорить с духами. Уже направляясь к узкой щели входа, Белла думает, что и психолог теперь бы смогла от нее отвязаться. Она собирается общаться, делает то, о чем они говорили.
Внутри салона застоявшийся полумрак. Тени вольготно лежат по углам, как будто их уже лет сто как никто не тревожил. Не выбивал пыль из тяжелых ковров и бархатных занавесей. Не выметал грязь и мусор с пола. Посередине небольшой комнаты установлен стол с яркой скатертью, два стула. Разумеется, горят свечи. Разумеется, на столе, как цветок в тисках чашелистиков, во львиных лапках сидит хрустальный шар. Белла наклоняется ближе. Почти касаясь белесой поверхности, ощущает исходящее от шара тепло.
- Могу я вам помочь?
Она так пристально смотрела в непроницаемую глубину, что не заметила, как в комнате поубавилось места – появилась хозяйка магического инвентаря. Молодая женщина с короткими волосами. Одетая в просторное красное платье, стянутое на талии тонким ремнем. На шее болтаются три или четыре амулета, тонкие пальцы и запястья без колец и браслетов, как полагалось бы гадалке. Но Белла испытывает внезапную симпатию к ведьме. Килограммы громыхающего металла не смогли бы убедить ее так, как спокойное деловое выражение, застывшее на лице девушки. Возможно, немного молода, но все знают, что колдуньи рождаются со своим даром. Им незачем ждать старости, чтобы обрести навыки. Этому нельзя научиться – или оно в тебе сидит, или нет.
- Добрый день, - Белла делает шаг к двери. Злой эльф внутри нее испуган, вот в чем дело. Гаденыш боится, что кто-нибудь сможет отнять у него бразды управления больным разумом. Белла собирает остатки воли и заставляет себя не сбежать. Как сумасшедшая, дышит широко открытым ртом и таращит глаза.
Колдунья подходит ближе, и теперь Белла видит ее круглые щеки, маленький симпатичный носик и чуть пухлые розовые губы, чистый лоб и мягкую линию подбородка. Она пытается сосредоточиться на этом лице, концентрирует взгляд где-то в районе переносицы.
- У вас все в порядке? - голос у девушки звонкий, но не такой, какой бывает при ударе о металл. Он живой, наводит на мысли о водном потоке, весело бегущем с гор.
- Помогите мне, - из горла Беллы вырывается несчастный шепот, ей бы хотелось закричать. Заявить всем, что ей правда очень плохо, но пересохшее горло и распухший язык не дают этого сделать. Пошатнувшись, она теряет равновесие. Хорошо, что колдунья вовремя успевает поддержать ее за руку и быстро пододвигает деревянный стул с вытертым сиденьем. Белла оседает, как мешок с трухой. Даже звук получается похожим – тяжкое «уфф», плавно стихающее в пропахшем сладкими курениями воздухе.
Ведьма осторожно кладет свою руку на ее плечо и снова спрашивает, не позвать ли доктора. В ее звонком голосе искреннее участие. Белла с трудом верит, что кому-то есть до нее дело. Посторонняя девушка внезапно проявляет заботу, и из глаз Беллы брызжут слезы – горячие. Кажется, что кожа под ними должна покрыться волдырями. Между тем волшебница ласково гладит ее по голове, отводит с лица спутанные пряди волос. У нее такие чудесные маленькие прохладные ладони, как будто тебя касается не человек, а бесплотный ангел. Белла вспоминает Рене и то, как мать во время болезни прикладывала руку к пылающему лбу и приходило облегчение.
Белла с благодарностью поднимает взгляд. За секунду до того как молодая волшебница успевает снова надеть вежливую маску поверх потрясенного лица. Понимай Белла чуть больше, она бы различила в буре эмоций, пляшущей в карих глазах ведьмы, шок и удивление. Но Белла только ухватила смену настроения, быструю, как смена кадров. Она делает неверные выводы. Чуть подтаявшая ледяная стена в ее душе снова затвердевает. Нельзя путать профессионализм и жалость.
- Мне нужна помощь, - уже холоднее говорит Белла и понимает, что никакая помощь ей не нужна. Что она хочет встать и вернуться в особняк. В комнаты, где, кроме нее, есть лишь одиночество. Но ноги такие легкие и пустые, как будто это не ноги, а полые трубки.
- Я Элис, - колдунья отнимает ладони от лица Беллы и чуть отстраняется. – Вы можете прийти в другой день. Вы плохо себя чувствуете?
- Все в порядке, небольшая усталость, – Белла заставляет сухие губы сложиться в улыбку. Получается практически естественно. Как натуральный сок из пакетика. То есть сок – это обычная химия, но главное – яркая надпись. Как за огромными лживыми буквами продавцы прячут истину, так же Белла укрывается за лживой улыбкой. Их с Элис общение напоминает игру в теннис, только вместо мячика они бросают через поле маленький клубок из обмана.
- Вы не могли бы погадать мне? - выпрямившись на стуле, Белла чувствует себя чуть увереннее. А потом опять возвращается в тело напуганной девочки. Ее швыряет от одного к другому так же, как швыряет в шторм корабли. Злой эльф внутри нее обезумел. - Что меня ждет в будущем?
Элис принимает позу опытной гадалки. Хмурит тонкие брови, даже голос ее меняется.
- Хорошо, но сначала мне нужно посмотреть в ваше прошлое.
Какого фига туда смотреть – это первое, что приходит на ум. Второе – ты ничего не увидишь, я сама не могу этого увидеть. Слишком плотная пелена лежит поверх прошлого. Но почему бы и нет? Белла пожимает плечами. Колдунья убирает хрустальный шар, зажигает еще какие-то благовония, над столом плывет струйка дыма.
- Положите ваши руки сюда.
Белла послушно выставляет вперед ладони. Кожа касается старой бархатной скатерти, ворсинки приятно покалывают пальцы. Элис садится на второй стул, убирает длинные рукава платья и кладет руки поверх рук Беллы.
- Мне нужно сосредоточиться, поймать правильные потоки.
Тишина и темнота длятся вечность. Слышно только легкое дыхание колдуньи и треск свечей. Сначала Белле хочется спать, а потом сознание соскальзывает в некий транс. Чернильный мрак внутри колышется, словно чья-то уверенная рука ухватилась за край и хочет отодвинуть занавес. Нет, заявляет злой эльф внутри и Белла напрягается. Изо всех сил противится чужой силе, не дает подсмотреть свое прошлое.
- Что вы увидели? - хотя она же знает, что Элис не увидела ничего.
- Возможно, я сегодня не в форме, - Элис улыбается. Не виновато и испуганно, а просто признавая факт. - Я не могу увидеть вашего прошлого.
- Как жаль. Я напрасно пришла?
- Совсем нет, - Элис поправляет платье. Вертит в пальцах один из своих оберегов. - Мне было видение из будущего.
Да хватит уже врать, думает Белла. Но ее симпатия к колдунье убивает злые слова до того, как она успевает их сказать. Ободренная Элис продолжает:
- Я вас видела на балу.
- Замечательно. Я не хожу на подобные мероприятия.
- Это благотворительный вечер, который состоится в конце недели. Вы там были, - в словах ведьмы стальная уверенность. Своим непоколебимым тоном она отрезает любые пути к отступлению. Как будто говорит: ты пойдешь туда или я притащу тебя.
- Сколько я вам должна? - Белла неловко лезет в карман. Достает купюры, на пол выпрыгивает несколько монет. Она проклинает себя за то, что поддалась глупым мечтам и пришла в это место. Дешевая бутафория, вот что это такое. Потуги изобразить таинственность, а на самом деле просто темная каморка, пропахшая копотью и сандалом.
Не дожидаясь ответа, выкладывает деньги на скатерть и выскальзывает за дверь. На улице та же мерзость. Холодно, от океана дует тяжелый от сырости ветер. Когда тебе плохо, то любая погода раздражает. Если пасмурно, то обижаешься на силы природы за дождь и отсутствие ярких красок. Когда светит солнце, кипишь от гнева, потому что не можешь разделить общей радости. Тут уж не подстроишься.
Сжав челюсти и сунув руки в карманы, Белла бежит к машине. Только когда город превращается в кучу размытых расстоянием кубиков, выдыхает, чуть расслабляет плечи. Она совсем забыла зайти в компьютерный салон.

***
Опять утро. На этот раз по голубому небу растекаются золотые лучи солнца. Яркие полоски света врываются в кухню через раздвинутые стеклянные двери. Пахнет свежей травой и сиренью. В руках Белла сжимает остывшую чашку. Она не помнит, что туда налила. Не помнит, как прошел вчерашний день. И вообще, сколько дней назад она ездила в город за продуктами. Ночью опять случилась осечка.
Она каменным истуканом лежала в кровати – своей и вместе с тем чужой, потому что это была кровать в одной из гостевых спален. Лежала, открыв глаза и пытаясь разобрать темноту на составляющие части. Внезапно ей захотелось выйти в сад. Набросив халат и сунув ноги в старые туфли, она пошла по влажной траве. Вокруг были старые перекореженные стволы яблонь. Их ветки сплетались в послание, растекались черными чернилами на фоне светлеющего небосвода. Эти стволы и ветки были похожи на груду поврежденного железа. Белла смотрела перед собой и видела два уже остывших угольных остова. В один из них навсегда вплавились кости и плоть тех, кого она любила. Проклятый металл забрал у нее мать. Ее муж пытался вытащить дочь, и их обгоревшие тела нашли чуть в стороне.
Упав на землю, Белла застонала. Яблони, не желая отпускать, склонились ближе. Они царапали острыми когтями щеки и жгли сквозь тонкую ткань халата. Девушка была одна, некому было прийти на помощь, заслонить от жалящих ударов.

***
Она стоит на кухне. Смотрит в пустую чашку. На коричневые разводы, оставшиеся на тонком фарфоре. Швыряет чашку в стену, а сама бросается следом. Бьется головой о нагретый на солнце камень, пока вкус соли и железа не возвращает ее в реальность. Из глубокой раны на лбу обильно идет кровь. Потерянная и потрясенная, Белла не знает, что делать. Перебегает в большую комнату. Оставляет на полу кровавый след – красные точки и полосы азбукой Морзе молча говорят о ее боли. Схватив телефон, Белла набирает номер единственного человека, знакомого ей хоть немного и к тому же давшего ей свой номер. Она пытается позвать доктора Каллена. После нескольких гудков по линии пробегает треск помех – после сильного ночного ветра еще случаются сбои – раздается уверенный спокойный голос.
- Помогите мне, - то же самое она говорила гадалке. От этой мысли Беллу разбирает смех. Она сдавленно хрюкает и роняет трубку.
Доктор Каллен не очень вписывается в ее гостиную. В больничной одежде. На кофейном столике работы XVIII века раскрытый чемодан. Когда Белла вытягивает шею, то видит шприцы, ампулы, какие-то приборы и одноразовые салфетки.
Доктор Каллен умело накладывает швы. Часть лица после анестезии онемела, Белла чувствует только легкие уколы, когда игла проходит сквозь кожу. Несколько минут – и доктор убирает инструменты, выбрасывает использованный шприц. Воцаряется глубокая плотная тишина. Белла понимает, что должна как-то объяснить свое поведение. Хотя бы потому что доктор Каллен ради нее отпросился из больницы. Он появился на ее пороге через полчаса и, не задавая вопросов, занялся раной. Но его вежливое участие не значит, что она имеет право молчать вечно. Что ей сказать? Белла перебирает то, что ей известно наверняка.
Первое. На мокром асфальте тормозной путь увеличивается на сотню футов.
Второе. Столкновение на скорости сто километров в час равносильно падению с десятого этажа. Шансов выжить при этом не остается.
Третье. Для воспламенения бензина достаточно одной искры.
Четвертое. Рыжие шлюхи выходят сухими из какой угодно лужи. Они отряхивают потоки чужих слез со своих подошв и идут дальше. Они не только не мочат ноги, они даже не допускают подобной мысли. Они считают нормальным после вечеринки сесть за руль. Они убивают твоего мужа, твою мать, твою дочь. Они продолжают жить, а ты пытаешься не умереть.
- Спасибо вам, - произносит Белла. Отвернувшись, изучает слабую тень доктора. Серый контур неподвижно лежит на бежевой краске. Потом доктор шевелится, захлопывает чемодан. Она боится, что доктор скажет какую-нибудь банальность или сообщит обо всем психологу. Но посмотри она на него, смогла бы увидеть нечто иное – спрятанную глубоко во взгляде боль и поднимающуюся на поверхность надежду. Но ей проще говорить с тенью, чем с живым человеком.
- Я упала. Ночью плохо спала и была рассеянной. Нужно просто отдохнуть.
- Я могу дать вам таблетку, чтобы легче было уснуть.
- Я боюсь таблеток, - честно заявляет Белла. - Не хочу их принимать. Какой сегодня день? - неожиданный вопрос. Но это первое, что пришло ей в голову.
Доктор Каллен говорит, что пятница и называет число.
- Сегодня будет благотворительный бал? - вспоминает Белла.
- Да, - в голосе доктора звучит удивление. - Будет бал и сбор средств для помощи детям, пострадавшим от военных конфликтов. Если хотите, то можете пойти. У меня есть приглашение и нет спутницы.
Психолог бы сказала ей, что нужно чаще бывать на людях, особняк слишком велик для одного человека, а общение иногда помогает изгнать одиночество. Но доктор Каллен ее не уговаривает. Не заставляет принять конкретное решение.
- Я могла бы пойти, - слова удивляют саму девушку. Темный эльф внутри потерял бдительность. Возможно, его вырубил укол анестетика, или же виной всему приятный голос доктора Каллена, который способен если не излечить, то успокоить страхи. Когда он рядом, ей чуть проще дышать.
- Там будет мой сын, - в голосе доктора появляется неуверенность. Белла чутко реагирует на нее, тут же принимаясь нервно крутить в руках угол пледа. Ерзает на кресле. - Он много делает для этого фонда, вкладывает в него всю душу.
За этими словами Белле видится какая-то тайна. Она сама не знает, но чувство, что с сыном доктора случилась трагедия, не проходит. Когда человек так много отдает другим, похоже на то, что он спешит разодрать себя на части, раздарить, чтобы осталась только пустота.
Они договариваются встретиться вечером. Доктор строго предупреждает Беллу, что рану нельзя маскировать косметикой, иначе останется шрам. Со слабой улыбкой она пытается шутить что-то про труп невесты, но шутка получается неудачной. Вежливый доктор уходит.
Белла поднимается по холодным ступеням мраморной лестницы на второй этаж. Впервые со дня похорон открывает дверь гардеробной. Несколько месяцев она предпочитала носить удобные повседневные вещи, которые хранились в коробках на чердаке. Старые джинсы и огромные свитера. Несколько темных водолазок и рубашек. Безликая одежда для безликого духа.
Теперь она как странник в пустыне – бредёт между длинными, похожими на мираж рядами. Пробирается сквозь вешалки с платьями и юбками – пышными, с разрезами, гофрированными, любых фасонов и цветов. Блузки, брючные костюмы, меховые манто. Атлас, сатин и шелк. Черное кружево, россыпь из стразов, яркие рисунки и спокойные приглушенные оттенки. Ее внезапно охватывает страх. Как будто здесь в самом деле можно потеряться. Схватив черное платье прямого покроя с длинным рукавом, но открытой спиной, Белла рвется к выходу. Второй этаж – империя прошлого. Мертвое царство и лучше там не появляться.

***
Доктор Каллен приезжает в семь часов. Его черный BMW останавливается на подъездной аллее. Остывающие лучи солнца вспыхивают на глянцевых металлических боках. Машина похожа на сытого зверя. Одного из тех, что сотнями пожирают людей. Об этом Белла запрещает себе думать. Машинально чуть дрожащей рукой поправляет выбившиеся из прически пряди. Шепот внутри не замолкает, обвиняет ее в том, что она хочет окунуться в море чужого страдания. Вот ее цель, а вовсе не помощь детям. Ее тянет туда, где есть страдание. Она пыталась искать помощь среди тех, кто был счастлив. Но те, кто не испытал на себе боли, не сделал ни одного глотка одиночества, не понимал и ее черного отчаяния. Эти люди могли давать хорошие советы, говорить, что ей делать и как себя вести, но они ни хрена не понимали.
Бал устраивают в старинном доме. С черепичной крышей и окнами в белых рамах. Вдоль первого этажа тянется крытая веранда. Доктор Каллен ведет ее по дорожке между подстриженных кустов самшита и красных роз. От тяжелых бутонов в воздух поднимается сладкий вязкий аромат. Так же уверенно доктор помогает ей пробраться между группками нарядных гостей. Через искусственный смех и настоящие бриллианты. Через плотные ряды строгих костюмов и платьев тончайшего шелка. В руке у Беллы бокал с шампанским. Над головой сотней фальшивых свечей сияет гигантская люстра. Стены украшены пучками полевых цветов и белыми лентами. Ненавязчивая музыка создает приятный фон. В какой-то момент доктора Каллена втягивает в один из кружков, гости нервно обсуждают последние принятые налоговые законы. Их возбуждение передается Белле, но дело не в политике, а в ее обостренных чувствах. Свет кажется ярче, запахи сильнее. Платье плотно прилегает к коже, вызывая раздражение. Воздух наполнен теплым дыханием, чужими словами и шорохом шагов по древнему паркету, покрытому слоем свежего лака. Чтобы не быть бесполезной, Белла выписывает чек. Она отдает большую часть денег, что есть на ее текущем счету. Деньги не так важны, когда теряешь смысл. На что бы она могла их потратить?
И когда улыбчивая девушка в голубом платье с пышным подолом и золотыми лентами в косах предлагает ей принять участие в лотерее, Белла согласно кивает. Платит тысячу долларов. Лотерея – условность. Призы чисто номинальные – вышитые детьми шарфы и варежки, что-то еще в этом роде. Для поддержания интереса главный приз держится втайне.
Стискивая прямоугольник плотного белого картона, Белла движется по залу. Хаотично. Без цели. Одинокая частица в бесконечной пустоте чужих вселенных. Она давно потеряла доктора Каллена и никого здесь не знает, одиночество в толпе становится нестерпимее, выпирает сильнее. Заметнее ее непринадлежность. Возможно, не будет нарушением правил уйти, раз она сделала взнос? Но она приехала с доктором. Идти в темноте домой в неудобных туфлях и легком платье кажется вряд ли осуществимым планом.
Подходит время раздачи призов лотереи. Девушки и мужчины, получившие призы, сияют радостными улыбками, показывают шарфики и варежки своим друзьям, говорят о том, как это все мило выглядит и с какой гордостью будут их носить. Некому уличить их во лжи.
- Главный приз достанется обладателю билета под номером триста тридцать восемь.
Белле нет нужды бросать взгляд на картонку. Она много раз за вечер, чтобы не смотреть на людей, смотрела на черные цифры, они стали частью мозга. Она понимает, что должна пройти на сцену. Должна включить на всю мощность улыбку, как включают лампочки на праздник. Но стоит неподвижно до тех пор, пока одна из женщин рядом не замечает ее билет. Женщина издает восторженный возглас, тут же обращает на себя внимание. И вот уже толпа концентрическими кругами бурлит вокруг застывшей Беллы. Ее поздравляют, хватают за руки, выкрикивают что-то в лицо. Она с трудом, но заставляет себя отвечать. Одиночество и пустота внутри усиливаются. Они становятся огромны, как люстра под потолком, давят на легкие и заставляют сердце скукожиться.
Толпа, как будто по ней провели ножом, расходится, распадается на два полушария. По узкому проходу к ней направляется высокий мужчина. Белла видит его не как обычно привыкла видеть людей – полностью, а отчего-то фрагментами. Волосы с медным оттенком, стройные ноги, королевская осанка, широкие плечи, густые светлые ресницы, тонкий нос. Уверенная походка. И такие знакомые губы, искривленные в улыбке. Едва части складываются в целое, как голова ее взрывается от боли.

***
Белла привыкла, что из ее жизни вываливаются часы, а иногда и дни. Что события идут не по порядку, а свалены хаотично, как кусочки разных фруктов в салате. Она не удивляется, открыв глаза и увидев над головой потолок с завитками росписи. Уголок тяжелых золотых штор. Не придает значения тому, что лежит на диване, который по габаритам в три раза превосходит диван в ее особняке – ноги не достают до конца, тогда как окажись она дома, пятки висели бы в воздухе. На ней все еще черное платье, на грудь давит колье. Но голова просветлела и необычно легкая. Как будто из нее разом выбросили тысячи лишних мыслей, и она снова может связно думать, нормально соображать, может наконец привести в порядок поток событий.
- Белла? - взволнованно шепчет голос Эдварда. В следующую секунду он садится на диван, сжимает в своей теплой узкой ладони ее руку. Перебирает тонкие пальцы. Осторожно вычерчивает узор из вен.
- Эдвард. Господи, Эдвард, - ее шепот замирает на губах. Она боится говорить громче, боится, что слова разрушат прекрасное видение. Сердце у Беллы замирает, как птица в силках.
Сквозь пелену бешеной радости она не может понять, что ее смущает. Какой-то едва различимый тревожный колокольчик. Что-то не так, но когда она снова смотрит в изумрудные глаза Эдварда, то все становится расплывчатым, как деревья в туманной дымке. Она ласково проводит кончиками пальцев по его щеке. Он здесь, снова с ней, рядом. Другую руку Белла прикладывает к груди Эдварда и сквозь ткань рубашки ощущает тепло и ускоренное биение сердца. Может ли он быть фантазией? Ее игрой воображения? Как глубоко упал в безумие ее разум? Но даже если она спит, то хочет оставить себе минуты счастья. Это будет для нее источником питания, когда мираж растворится и в душу ворвется холод.
- Белла, ты меня узнала? - в его глазах блестят слезы. Он склоняется ближе. Теплое дыхание оставляет отпечаток на ее лице, согревает мокрую от слез щеку. Когда их губы встречаются, Белла ощущает, как с треском ломаются стены стеклянного куба, а ее сердце освобождается из оков одиночества. Она позволяет мыслям и чувствам смешаться, раствориться. Ее подхватывает и несет теплой волной к океану. Немного страшно, но это похоже на приятное предвкушение, когда готовишься открыть коробку с подарком, не зная, что найдешь внутри, но догадываясь, что там окажется именно то, о чем ты мечтала. И ты боишься, что, вероятно, ошиблась. Но сейчас не может быть сомнений. Эдвард увлекает ее в знакомый сказочный мир наслаждения. Мир, созданный его губами и трепетными прикосновениями. Каждое его движение вызывает у Беллы узнавание и вместе с тем в них есть что-то новое, как будто после долгой разлуки он открывается ей с еще одной стороны. А может быть, она сама вносит каплю горечи в медовое вино страсти?
Ее голова кружится, и она закрывает глаза, продолжая всем телом, всей душой ощущать его. Быть с ним, даже не видя. Проводит руками по крепким плечам, расправившись с пуговицами, ласкает грудь и позволяет ладоням скользнуть ниже, туда, где золотистую кожу перехватывает ремень от брюк. Сначала они торопливы как подростки, как люди, бывшие пять дней без воды и припавшие к источнику. Но потом приходит осознание того, что впереди есть время. И они растягивают удовольствие, уже не просто впитывая его и наслаждаясь, а четко сохраняя каждый момент, давая ему остаться в памяти тела, в памяти сердца. Там, откуда его не сможет изгнать даже смерть.
Эдвард стягивает с Беллы ее мрачное черное платье, избавляет от ненужных условностей нижнего белья. Вместо грубых одежд, одевает ее в самые изысканные и нежные ласки. Кажется, что в этот момент он мог бы придать ее телу любую форму – такое оно становится горячее и гибкое. Оно, как поток, струится под его пальцами, впитывает его любовь и набирает силу от его страсти. Это такое странное ощущение, физическая оболочка одновременно сжимается, собирается в единую точку, скручивается, чтобы потом разлететься сотнями фрагментов, и вместе с тем расстояние между атомами словно увеличивается в сотни раз, позволяя телу занять всю вселенную, выйти за доступные границы, стать чем-то иным.
Всхлипывая, Белла крепче прижимает к себе Эдварда. У нее больше нет страха его потерять, она только хочет полнее разделить с ним восторг слияния.
- Эдвард, - рваное дыхание делает ее голос хриплым и нечетким, но все, что она хотела бы сказать, она говорит без слов, каждым своим движением и судорожным выдохом. Извиваясь, она восходит на вершину, и ее душа на несколько секунд заглядывает сквозь райские врата на ту сторону. Душа исцеляется, наполненная любовью и светом. Только вместе с Эдвардом она способна попасть в рай.

***
Из-под тяжелых штор в комнату проникают бледные рассветные лучи. Белла улыбается, вспоминая, как пугали ее эти предвестники дня. Но больше она не боится. Не боится, что в следующий момент окажется на своей кухне с пустой чашкой в руках и вкусом мерзкого кофе на языке. Эдвард разрушил злые чары, разорвал цепи. Тепло его тела растопило ледяную корку, под которой едва могло биться ее сердце.
Она лениво проводит ладонью по его спутанным волосам, прижимается щекой к плечу и осторожно целует чуть влажную кожу. Она знает, что Эдвард тоже не спит. Что вместе, прижавшись друг к другу, они впитывают не только утро и рассвет. Для них наступает новый период жизни.
Наверное, ей стоило бы волноваться. Переживать за свой рассудок. Вместо этого, она смело отбрасывает ненужные теперь воспоминания. Убирает из головы жуткие картины. Опознание, стерильные стены морга, исторгающий холод и запах плесени страшный зев могилы. Люди в черном, невнятное сочувственное бормотание. Этого не могло быть. Она пробудилась от ужасного сна. Проснулась в надежных и незыблемых объятиях мужа. Сама мысль о его смерти кажется невозможной. Они поклялись перед лицом Бога и людей, что навек соединят свои жизни, в горе и радости, в болезни и здравии. Разве мог он после такого оставить ее? Это наваждение. Белла потягивается, давая приятной истоме растечься по всему телу, достичь кончиков пальцев, наполнить мельчайшие капилляры. Мысль, возникшая в ее сонном мозгу, сначала выглядит нелепо. Она отмахивается от мысли, но та не уходит и настойчиво скребет по извилинам.
Запах. От Эдварда пахнет немного по-другому. Как будто он сменил свой любимый гель для душа. Возможно, это ничего не значит, но у Беллы просто не находится подходящего объяснения. Она уже хочет задать вопрос и окончательно раздавить докучливую мысль, но Эдвард перехватывает инициативу. Перекатившись набок и подперев голову рукой, он задает еще более странный вопрос. Чуть слышно он говорит: «Значит, ты меня узнала». Белла удивленно поднимает на него глаза. Во взгляде непонимание и растущая тревога. Это связано с ее собственными опасениями. Как будто она ошиблась и рядом оказался другой. Но каждая черта его лица для Беллы – как хорошо заученные строки молитвы, их невозможно забыть, они навсегда в памяти. Она знает, что не ошиблась. Что не приняла за Эдварда человека, похожего на него.
- Разве я могу тебя не узнать? Эдвард, почему ты спрашиваешь? Не пугай меня.
Она снова опускает голову и прижимается к нему, заставляя лечь на спину и обнять себя. Все вновь хорошо, правильно, все возвращается.
- Но прошло ведь пять лет. Я боялся, что ты меня не узнаешь.
Сначала она не понимает ничего. Сквозь стену блаженного отупения не проникают слова. Нет и не может быть никаких пяти лет между ними. Но потом стена оказывается не стеной, а оболочкой воздушного шарика, в которую воткнули иголку. Воздух с тихим шипением вырывается наружу, и Белла понимает, что это ее дыхание, которое она задержала на минуту или даже больше.
- Какие пять лет? – звуки, как плохо пригнанные друг к другу каменные блоки. Между ними огромные зазоры, сквозь которые врываются в разговор холодный ветер и непонимание.
- Белла? - в его голосе усиленное отражение ее тревоги. Зазоры становятся больше, паузы наполнены пустотой. Их разговор, их мир вот-вот распадется. В этих условиях трудно быть вместе. Разомкнув объятия, они садятся на разных концах дивана. Даже когда Белла только пришла в себя, диван не казался ей таким огромным, не был обтянутым кожей монстром, поглощающим взаимопонимание.
- Белла, тебя не было пять лет.
- Что это значит? Что значит не было?
- Ты пропала, Белла. Ушла, никому ничего не сообщив. Полиция так и не смогла найти тебя. Ни копы, ни частные детективы. Я обращался даже к гадалкам и медиумам. Ты не представляешь, сколько я выслушал бредовых версий за пять лет. Мне даже говорили, будто ты вернулась на родную планету в окрестностях Сириуса, или что ты королева подземного царства и теперь должна править своим народом. Белла, мое сердце стало похоже на подушечку, в которую каждый день втыкали новые булавки, - он делает паузу. Беспомощно смотрит на стены, потом на потолок, пытаясь найти поддержку хоть в чем-то. Его лицо как у мальчишки, не выучившего урок – маска из смущения, растерянности и обиды на судьбу. - Ты не помнишь?
- Я не пропадала! Все это время я жила с тобой. Мы купили два года назад дом на побережье и переехали сюда. Мы были счастливы, - горло пережимает стальной петлей. - Скажи мне, с Несс все в порядке? Если ты жив, значит, и с ней все хорошо? Эдвард, скажи, - она как безумная хватает его за руку, сжимает пальцы до боли. В глазах не мольба, только просьба не говорить тех слов, что ее убьют. Не отнимать подаренного счастья. Хотя теперь уже поздно, Белла и сама видит, что за яркой фольгой был желанный, но чужой подарок.
- Несс? - Эдвард хмурится. Ему ни о чем не говорит это имя. Когда он его произносит, то Белла не чувствует должной теплоты. Словно речь не об их дочери, а о чужом человеке. Наконец он пытается вернуть выдержанность и успокоить ее. Но она не может, как несколько минут назад, легко плыть в потоке безумного веселья.
- Несс. Ренесми Каллен, наша дочь.
Могильным камнем звучит его «нет». Он смотрит на нее почти с ужасом.
- Ты даже не была беременна.
Белла кричит. Сгибается под тяжестью его лжи – жестокой и неоправданной. Может быть, это злой дух, занявший тело Эдварда. Он издевается над ней, хочет причинить боль. Она трясет головой, отбивается, когда он снова хочет прижать ее к груди и успокоить.
- Наша дочь. Несс. Наша дочь, - она повторяет, как будто таким образом хочет убедить его, сломить упрямство. Она жаждет преодолеть забор отрицания.
- Любимая, не кричи. Пожалуйста, - он касается губами ее волос, ласково целует в макушку. Она немного утихает. Сердце чуть замедляет ритм. - Давай разберемся. Мы как будто говорим о разных людях. Белла, скажи мне, как все было? Расскажи, как мы встретились, о нашей свадьбе… о Несс.
Его просьба звучит дико, но преодолев себя, Белла рассказывает то, о чем он просит. С первого дня знакомства и до ужасной аварии. Торопливо перечисляет даты и моменты из прошлого, которые он не мог забыть. Говорит о подарках, которые он ей делал, о секретах, принадлежавшим им двоим. Тайные слова, полные интимности взгляды украдкой, тайник, в котором они оставляли друг другу послания, когда хотелось сказать больше и не могли выразить все одними губами или пальцами. Она и он писали длинные красивые письма.
После трагедии Белла сожгла письма и фотографии, у нее не осталось материальных доказательств. Она может говорить ему о том, как они, лежа в густой траве, смотрели в небо, и он, указывая пальцем на скопление облаков, шептал ей, что это их замок, куда только они могут попасть. Это их убежище. Когда они вдвоем и закрывают глаза, то переносятся в призрачные небесные залы. Гуляют в саду, где на грядках растут туманы и дожди, а в фонтанах струятся лучи солнечного и лунного света. Где цветет ветер и созревают бури. Она может рассказать о страстной ночи в палатке посреди пустыни, когда песок забился ей под одежду, но она этого даже не заметила. Потому что не чувствовала ничего, кроме прикосновения его ладоней. Она может говорить, но останавливается. Ее решимость убивает вежливый интерес в выражении его лица. Он старается проникнуть в тот мир, что она ему описывает, но не может. Потому что замок в облаках подарил ей другой мужчина. Внешне похожий на этого, но не он.
Выскользнув из рук Эдварда и торопливо натянув платье, забыв о белье и туфлях, с готовым разорваться сердцем Белла выбегает в опустевший холл. Летит вниз по лестнице и скрывается в аллеях парка. Находит укромный уголок и бросается на остывшую за ночь землю. Холод действует как обезболивающее. Ее знобит, ногти на руках синеют. Вдали она слышит крики Эдварда, а может быть, они есть только в ее воображении. Может быть, он посчитал ее сумасшедшей.

***
Новое утро. Чашка в сведенных судорогой руках. Новая. Старую, с цветами, она разбила, но посуды еще много. Бережно поставив блюдце и чашку в раковину, прополоскав рот, Белла смотрит в окно. Воздух пахнет солью. Чуть дальше, за полосой неухоженного сада просыпается океан. Ленивые волны бегут к берегу. Хватают брошенный на пляже мусор – остатки рыб, гнилые обломки деревьев, ил и пустые бутылки. С постоянством и равнодушием утаскивают добычу в глубину, чтобы выбросить на другом, незнакомом Белле берегу.
Рассеянно она идет, наступая на песок у самой границы воды. Брызги промочили джинсы, соленая влага напитала кроссовки. От блеска солнца на волнах слезятся глаза, и нет ничего хорошего или романтичного в такой прогулке.
Выдохшись, Белла садится на нагретый камень. Разувается, поджимает озябшие ноги. Ее разум и организм живут отдельной жизнью. Первому нет дела до солнца и холода, второй пытается действовать адекватно. Шум вскипающих у берега волн нагоняет сонливость. Веки тяжелеют. Зной изнуряет, пригибает к песку. Ей нужно вернуться в особняк, лечь в кровать и вырубиться. Вчера, если это было вчера, она пыталась найти уцелевшие фотографии. Нашла только несколько обрывков. Белла не могла вспомнить, что с ними сделала. Она была уверена, что не заходила в комнату после своего срыва. Но так многое теперь выпадает из памяти, что Белла не удивилась бы даже, обнаружив себя голой посреди улицы. Бытовые вещи стали для нее безразличны. Если в первый раз судьба подрезала Белле крылья, то теперь вырвала ноги. Ей остается лежать и ждать, когда тело вслед за сердцем примет неизбежное и перестанет цепляться за жизнь. Перестанет пропихивать внутрь пищу и воду. Перестанет ходить в душ и туалет. Забудет о том, что нужно укрываться от холода или зноя. Однажды она закроет глаза и больше не обнаружит себя... нигде.
- Привет, - на плечо ложится теплая ладонь. Белла испуганно сжимается. Делает глубокий вдох и оборачивается.
Эдвард выглядит уставшим, но пытается ей улыбнуться. Вокруг глаз залегли темные круги, кожа на скулах натянута. Под кожей видны чернильные линии вен и сосудов. Он измучен и его немного пошатывает. Рефлекторно Белла отодвигается, давая Эдварду сесть. Разум бьется в истерике, кричит, что так нельзя. «Заткнись ты», - бормочет разуму Белла.
- О чем ты?
- Я не тебе.
- Я понимаю, почему ты ушла, и знаю, что я не тот, кого ты любишь, - он глубоко вздыхает, но, как и ее Эдвард, не прячется за ложью и смело признает правду. - Я для тебя чужой человек.
Больше он не говорит ничего. Но тут, наверное, нечего сказать. Ему не превратиться в ее мужа, и объяснений того, каким образом они встретились, у него нет. Отчего она вдруг появилась спустя пять лет, почему он тот же, но ничего не помнит из того, что Белла ему рассказала. Остается слушать рассказы волн.
Белла уходит первой. Но на завтра они снова сидят на берегу, Эдвард приносит плед и расстилает поверх камня. Еще он принес бутерброды и бутылку сока. Ему приходится заставить Беллу поесть.
- Ты не понимаешь, мне лучше умереть, - говорит она. Произносит вслух то, о чем долго думала. - Я страдаю.
- Это худшее, что могло произойти. Никогда бы я не хотел быть причиной твоих мучений. Я обещал дарить тебе только радость, но, Белла, я не знаю, что случилось. Я как будто стою перед зеркалом и вижу искаженное отражение. Хочу что-то исправить, но не знаю как. Мир в зеркале совершенно чужой, не мой, - он с мольбой смотрит на нее. Просит дать подсказку. Белла пожимает плечами. Об этом она тоже размышляла. Пыталась найти разумные объяснения.
- Тебе тяжело со мной?
- Не знаю. Иногда я забываюсь и начинаю думать, что ты это он. А потом как будто щелкает что-то в голове и кошмар возвращается. Я схожу с ума или уже сошла, но одно я знаю – того Эдварда мне не вернуть.

***
В следующий раз он приносит ей фотографию. Последнюю, что у него осталась. Этот снимок сохранила его мать, несмотря на просьбу Эдварда уничтожить все фотоальбомы. Он тоже не мог выносить пытки, не мог смотреть на то, каким был счастливым. Но Эсми – мудрая женщина, она знала, что пройдет время и сын захочет снова увидеть лицо жены, пусть только на снимке. Отважится пройти и через эту боль. Преодолеть новый этап своей болезни.
Он протягивает Белле черно-белый снимок. Так странно видеть себя рядом с Эдвардом в платье, которого она никогда не надевала, с венком из белых роз в волосах. Прическа тоже другая, какую она никогда не носила. Все, что она может опознать, это светлая улыбка на губах. Немного смущенная, но искренняя. Белла всхлипывает, роняет голову. Внутри что-то ворочается. Холодный ком безумия. Неужели она сошла с ума?
Эдвард крепко держит ее за руку, пытаясь удержать, не дать провалиться в отчаянье. Он снимает свое обручальное кольцо. На тонком ободке латинские слова – любовь сильнее смерти. Белла легко стаскивает свое колечко – она так мало ест, что пальцы стали тоньше – которое продолжала носить так же, как носила до трагедии. Она намеревалась не позволить смерти разорвать свои с Эдвардом узы, а потом просто забыла. Обручальное кольцо давно стало частицей ее плоти, как муж стал частицей ее души. Нанесенные ювелиром слова отчетливо видны, и они оба их мысленно произносят. Любовь сильнее смерти.
- Расскажи мне свою историю, - просьба дается нелегко. У Беллы ушел не один день на то, чтобы к этому прийти. Чтобы попытаться проникнуть в его зазеркальный мир. Взглянуть на его Беллу. Все равно что встретить двойника – злого двойника, укравшего твою жизнь. Она слушает внимательно, взвешивая каждое слово. Контролируя каждый вдох и удар сердца. Если отвлечется, то она сойдет с ума или просто не поверит.
Он работал в строительной фирме, у него была помощница – невероятно красивая блондинка по имени Таня. Служебный роман, довольно пошлая история. За Денали увивались все мужики. И он был одним из атомов в хвосте этой стремительной кометы. Как и многие другие, он не был оригинален и послал ей букет с анонимным приглашением поужинать в ресторане. Таня, едва дочитав послание до конца, выбросила цветы в мусорное ведро и отправилась на свидание с более молодым и удачливым парнем. Потрепанный букет, а вместе с ним и карточка с приглашением на ужин попали к Белле, которая увидела в этом знак судьбы.
Когда вместо Тани на встречу пришла совершенно непохожая на нее девушка – хрупкая, с бледной кожей, каштановыми волосами, падающими мягкими волнами на плечи, и карими глазами – Эдвард был расстроен. Но пару часов спустя, когда они прогуливались по парку, понял, что нашел нечто большее, нежели красивую куклу для выходов в свет. Он проводил ее до съемной квартиры, где Белла ютилась еще с тремя амбициозными девушками-художницами. Эдвард не стал долго ждать, а поскольку не взял номера телефона, то на следующее утро просто пролез в окно третьего этажа с пакетом свежих пирожков и двумя стаканами кофе. Они устроили небольшой пикник прямо на крыше. Потом Белла показала ему свои картины, в основном это были морские сюжеты. Бури и корабли. Грозные скалы, глядя на которые легко было уловить исходящую от камней многовековую печаль. Флегматичные волны. Полные надежды солнечные пятна, бегущие поверх океанского полотна. Пустые пляжи и тропические заросли у самых берегов. Чем больше они общались, тем больше находили новых тем для разговоров. Белла была для Эдварда бездонным колодцем, из которого он черпал силы. Для нее он стал чашей, каждый глоток из которой предварял собой вдохновение. Он помог устроить ей первую персональную выставку. А полученные от продажи картин деньги они вместе отдали на благотворительность. Именно в память о Белле Эдвард продолжил помогать ближним. Раз уж он не мог помочь себе, то хотел облегчить страдание других, к тому же он знал, что Белла одобрила бы такое поведение.
История подходит к концу только вечером. Океан ведет себя излишне нервно. Плюется и грохочет. Он прогоняет их. Эдвард отдает Белле свою куртку и ведет по крутой тропинке вверх. Выбравшись на дорогу, девушка оглядывается. Может быть, прошлое как океан, бесконечно меняется. Не мертвое и неподвижное, как она полагала, а живое существо с дрянным характером. Она говорит об этом Эдварду. Просто догадка, еще одна теория того, чего не может быть. А потом напоминает, что его история еще не закончена. Он должен рассказать ей о том, как она исчезла.
- Я знаю, что тебе больно вспоминать, но может быть…
Она не договаривает. В ее мире сплошные «может быть». И может быть, это «может быть» поможет ей вернуть память, обрести подлинную личность. Она уже стала сомневаться в себе, как и в том, кто же она на самом деле. Но Эдвард не может сказать ничего определенного. Для него пропажа Беллы была не просто громом среди ясного неба. Если это и был гром, то не просто среди ясного неба, а в отсутствии самого воздуха и атмосферы. Не было ничего, что могло повлиять на решение Беллы уйти. Все ее вещи остались на месте. Даже те, с которыми она никогда бы не рассталась – серебряная цепочка ее матери и часы отца. Она не оставила записки, а кровать с ее стороны была смята и еще хранила тепло. Она просто исчезла. Эдвард уже начинал думать, что придумал ее себе, такими совершенными были их чувства. Не может в этом примитивном грязном мире вырасти столь чистая и всепоглощающая любовь.
С берега наползает холодной волной вечерний туман. И для него и для нее прошлое и будущее теряется в молочных разводах. Так многое неясно, но у них нет ничего, на что можно было бы опереться и выяснить истину.

***
Белла чувствует, что они застыли рядом с пропастью, меж двух истин. Каждый стоит на своей стороне. Кому-то нужно сделать усилие и пойти вперед. У Эдварда больше доказательств. Больше свидетелей. Его отец и мать. Они отлично помнят Беллу и могут подтвердить историю сына. И, между прочим, его отец – доктор Каллен. А его сестра – та самая гадалка Элис. После их знакомства – если это можно назвать знакомством, они ведь были знакомы – многое становится ясным. Хотя бы «видение» Элис о будущем – эта обманщица специально заманивала Беллу на бал. Поведение доктора тоже проясняется. Белла подслушивает спор дочери и отца на кухне. Доктор Каллен, как и положено чисто прагматичному, знающему жизнь человеку, настроен скептически, он не верит в волшебство. Элис настаивает на переселении душ и том, что влюбленные способны вернуться с того света. Послушав немного, Белла возвращается к Эдварду. Никто не откроет ей истину.
Мать Беллы умерла, когда ей было пять лет, отец – несколько лет спустя.
- Она умерла от рака, - Белла говорит тихо. Ни к чему кричать, от этого ее слова не станут убедительнее. У нее нет фактов. Только воспоминания, которые могут оказаться обманом. – Отец страдал и быстро терял здоровье.
Белла пробует найти друзей. Но почти все они остались в Аризоне, и хоть они прожили в особняке два года, с новыми знакомствами у нее складывалось не очень хорошо. Она была настолько цельной, переполненной любовью Эдварда, что ей не требовалось большего. Она не хотела разделять свое время между мужем и кем-то еще. В общем, она вела довольно замкнутый образ жизни. У ее двойника друзей было много, все они повторяли историю Эдварда, спрашивали, где она была пять лет, удивлялись, потом приходили в смущение оттого, что она их не помнила. Некоторые жалели, полагая, что у нее какой-то хренов посттравматический синдром. Или делали такие лица, как будто считали, что на нее напали и она получила по башке. В общем, все видели единственное нарушение реальности в ней самой, тогда как Белла продолжала считать реальность извращенной. Она боролась с невидимыми врагами то ли за свое право быть, то ли за то, что считала истиной.
Странно, но единственным, кто хотел ей поверить, был Эдвард. Сначала это вызывало у нее непонимание. Разве не должен он убеждать ее в обратном, вернуть в семью? Ему, наверное, следовало поместить ее в лечебницу, чтобы лекарства и время сделали то, что должно. Но Эдвард никогда не настаивал. Он быстро перестал говорить о ней, как о своей жене. Она почувствовала, что он провел границу, разделил – хоть и далась ему эта операция нелегко, через боль и слезы – разделил двух Белл.
Он тосковал и любил первую и, похоже, не мог прийти к однозначному мнению по поводу второй. Он, как слепой, нащупывал путь. Белла ловила его долгие задумчивые взгляды. Иногда слышала, как тяжело он вздыхал, когда, закрыв после его ухода дверь, стояла по ту сторону и не решалась вернуться в пустоту комнат. Он тоже долго не уходил, словно боролся со своим желанием остаться, сказать больше, но не мог этого сделать.
Со временем она стала лучше его понимать. Видеть перед собой лицо того, кого любишь, и не иметь возможности даже прикоснуться, обнять. Любое случайное касание приносило нестерпимую боль, оно, как ожог, напоминало о прошлом. О том, которое у каждого из них было своим.

***
Белла испытывает благодарность, когда Эдвард первым просит у нее разрешения прикоснуться. Он знает, что причинит боль ей и сделает больно себе. Ее согласие удивляет его. Рука дрожит и замирает в воздухе. До этого они старались держаться так, чтобы не ощущать даже тепла, исходящего от тела собеседника. Одно легкое движение – пальцы невесомо касаются ее щеки – но сила его такова, что может сломать горы, разрушить земную кору. Белла прижимается щекой к его ладони и прикрывает глаза. Теперь она видит больше различий. Его руки чуть более осторожные, нервные. Он не спешит, но всегда волнуется.
Факты продолжают выступать против Беллы. Дом оформлен на нее, но деньги были внесены наличными. Банковской карты у нее нет, потому что она не имела работы и необходимости пользоваться пластиком не возникало. Деньги давал Эдвард. Но главный удар поджидает их на кладбище. На могиле Эдварда и Несс исчез памятник. Сторож говорит, что подобное иногда случается. Ему даже не хочется изображать на лице сочувствия. Белла требует записи, чтобы установить личность погребенных. Доказать самой себе – там, в этой могиле, ее семья. Как выясняется, все бумаги забрал то ли из мести, то ли еще по каким причинам уволившийся работник.
Не менее странная ситуация с бумагами и в полицейском архиве. Все последние записи были внесены в компьютерную базу, которую недавно поразил вирус. Данные по делу семьи Беллы, естественно, были утрачены. Найти подлинник представлялось затруднительным. За ненадобностью бумажные копии дел свалили в какой-то подвал. И могли уйти годы на то, чтобы добраться до истины среди гор коробок и разваливающихся от ветхости папок. Выходит так, что история Беллы не имеет никаких подтверждений. Что она придумала свою семью и сама же ее убила. Вот только почему тогда этот Эдвард отличается от того, за которого она выходила? Почему она не узнает его – не глазами, сердцем?
Лежа вечером в кровати, Белла перечисляет в уме отличия. Крохотные и хрупкие, как мыльная пленка. Расхождения на уровне интуиции. Он не ее Эдвард, но когда он рядом – ей легче. Наконец-то есть человек, испытывающий те же чувства. О чем бы они ни говорили, они отлично понимали друг друга. Он потерял жену, она потеряла мужа. И каждый день они – жена и муж – снова встречаются.
- Я не могу это объяснить, - говорит Эдвард.
Они побывали в архивах. Они посетили школы, в которых Белла училась и какие смогла вспомнить. Но школ было много, после смерти отца ее воспитывали какие-то дальние родственники, то тетки, то сестры чьих-то там мужей. Все они были больше озабочены выпивкой, развлечениями и собственными семьями. Школ было много, но это просто стены, коридоры. И совершенно чужие люди. А со всеми официальными документами непременно происходило какое-нибудь несчастье. В общем, пустых кабинетов, тоски и усталости было много, а толку мало. Измотанная Белла сама отказалась продолжать, она и без того перестала верить в реальность собственных воспоминаний.
Пробежавшее стремительным потоком время принесло ей только одно облегчение. Сначала это казалось невероятным, но спустя полгода она увидела перед собой совершенно иного человека. Ее перестало отвлекать и смущать внешнее сходство. Перед ней открылось нечто, лежавшее глубже. Из общения исчезла неловкость. Да и вспоминать о прошлом в свете недавних неудач хотелось все меньше. Теперь у нее с другим Эдвардом вроде как появилось и свое прошлое. Общее для них двоих. Свои темы для мрачных шуток. Они часто стали обсуждать случившееся именно в таком ключе. Смеялись, боясь заплакать. Говорили, что было бы здорово найти объяснение, спрятанную в подвале дома машину времени или встретить злого мага, который с ними это сотворил. Но в жизни был какой-то напряг и с машинами, и с магами. Жизнь упорно молчала и не давала ответов. Жизнь могла предложить им только одно – подстраиваться под новые обстоятельства. Не помогая и не делая поблажек. Последний раз они говорят об этом осенью. Глядя на больную увядающую природу, трудно удержаться от мрачных мыслей и пустых размышлений. Хочется стать частью всеобщего уныния. Пиная камешек по мокрой дорожке, Белла говорит первое, что приходит в голову.
- А может быть, это наказание.
- Для тебя или для меня? Впрочем, для меня… - Эдвард делает паузу, во время которой они проходят мимо скамейки с парочкой влюбленных. Белла с грустью смотрит на незнакомцев, пожирает их любовь. Она ведь могла бы стать счастливой. А потом вспоминает про аварию. Нет, не могла бы, счастье у нее отняли. Не будь двойника Эдварда, что бы она делала? Как долго сопротивлялась одиночеству? Умерла бы она или продолжала жить? Да и какая это была бы жизнь. Мучение, пустота, которую она не в силах заполнить. Одинокий человек не может быть счастлив. Как-то давно Эдвард сказал ей, что одинокая душа не может попасть в рай, и поэтому всю свою жизнь она ищет половину, соединившись с которой сумеет достичь высшей цели. Но разве в таком случае души могут разлучаться? Какой смысл обретать что-то для того, чтобы потерять. Как будто чиркнуть спичкой в темноте, осветив мрак на одну секунду. Белла смотрит на своего спутника и тот продолжает:
- Для меня это второй шанс.
- Проще всего было бы списать все на сумасшествие.
- Только если мы оба сошли с ума. У твоей истории нет доказательств, но я слишком хорошо знал другую тебя, чтобы теперь ошибаться.
- За пять лет я могла измениться.
- Ты не могла поменять все свои вкусы. Кроме того, в тебе иногда проскальзывает что-то такое, чего вообще не было в прежней Белле.
Эдвард вздыхает.
- Иногда мне кажется, что или прошлое происходило во сне, или же настоящее – это сон. Но самое страшное, я уже не уверен, что предпочту второй вариант.
Пока она обдумывает смысл сказанного, он спешит добавить:
- В любом случае прежняя ты была для меня чудом, подарком, данным на миг. Моим лучшим сном. Как внезапно появилась, так же неожиданно и ушла. Нынешняя ты – реальна.
И лучшая возможность похоронить прошлое – сделать это сейчас. Они ведь ничего не добились своими разговорами о том, что было. Обсуждать планы и загадывать наперед слишком опасно. Оба боятся будущего. Остается единственная лазейка – укрыться в настоящем, жить сегодняшним днем. В том, чтобы быть счастливыми сегодня, не в прошлом или будущем, есть свои прелести. Это трусливый шаг с их стороны, но, наверное, довольно испытаний. Не нужно сожалений. Не нужно грез. Они все равно будут сорваны рукой судьбы. Плоды могут так и не созреть, не лучше ли любоваться цветущим деревом, не ожидая большего?
Белла знает, она должна решить. Вернее – решиться. Эдвард протянул ей руку, помог выбраться из пропасти, и теперь, зависнув на краю, она должна или, разжав пальцы, рухнуть обратно, или выбраться на каменистую почву, встать, отряхнуть ладони и колени и пойти рука об руку с этим мужчиной. Возможно, кто-то посчитал бы второй путь предательством, но Белла не могла так назвать свой единственный шанс на спасение. Тем более Эдвард был последним, кто мог пожелать, чтобы она ценой жизни хранила давно разбитые клятвы. Он первым нарушил слово, ушел от нее, пусть и не по своей вине. Она держалась, но она просто женщина. Ей нужна опора, нужна любовь. Она не хочет больше тащить бремя одиночества.
Все, что нужно сделать, просто шагнуть. Сделать шажок. Эдвард давно подавал ей намеки, некоторые его фразы имели подтекст, таили смутный смысл, которой она тем не менее четко осознавала, может быть потому, что ее душа была очень тонко настроена на то, чтобы уловить эти посылаемые им сигналы. Не действия, намеки на возможность действия. Ничего, чтобы загнать ее в клетку и не дать ей отступить в спасительную тень за спиной. Но она больше не хочет сидеть в тени, когда впереди сверкает солнцем счастье. Горькое, опаленное болью счастье. Белла глотает слезы. Это последние слезы о прошлой жизни.

***
Приняв решение, Белла приглашает Эдварда на свой день рождения. Как ей кажется, это символический день. Пограничное состояние, конец очередной страницы. Точка, после которой можно попытаться начать новое предложение. А еще она чувствует, что предыдущее предложение стерлось, на его месте пустота.
Он приносит пирожные и небольшую коробочку, обернутую шуршащей зеленой бумагой. Белла достает тяжелый альбом с плотными страницами. В этом альбоме он нарисовал ее прошлое. Их прошлое. Он сделал то, что не смогла сделать она, заполнил пустоту.
Однажды она заметила, как Эдвард рисует. Сначала он смутился, прикрыл рукой свой набросок.
- Чувствую, себя как вор, - в конце концов он разрешил ей посмотреть. В еще бледных линиях Белла узнала волшебный замок.
- Мне очень понравилась твоя история, – объяснил он.
Он подарил ее вымыслам жизнь. Сделал их реальными. Заставил появиться из глубин мрака то, чего никогда, может быть, не существовало. Карандашом и красками нарастил плоть на призрачный каркас. Три десятка страниц, но в них таится нечто большее.
- Я не такой уж романтик, и я не могу быть «им», - он замолкает. Они давно не сравнивали себя с теми Эдвардом и Беллой, которых когда-то знали. Он просто хотел сказать кое-что иное, и она прекрасно понимает, о чем он. Это еще одна недомолвка, которая звучит подобно грохоту сходящей снежной лавины. Еще одна дверь в будущее, которую Эдвард приоткрыл специально для нее. И все, что ей нужно, не испугаться и пройти. Задержав дыхание и глядя в наполненные любовью глаза Эдварда, она делает тот самый шаг, на который решилась недавно. Вступает в будущее. Выбирает его.
- Ты другой, - соглашается Белла. Она убирает альбом и кладет ладонь поверх руки Эдварда. - Ты спас меня от одиночества, которое он оставил после себя.