Глава 15
Коварство объятий. Часть 1.

Получив порцию никотина и отсмеявшись над причудами рыжей девчонки, стоя на веранде одной ногой в луже, Кайс опять вернулся к своему обыденному состоянию – мрачно-задумчивому. После той нервотрёпки, организованной Никой, весь настрой с грохотом рухнул в Марианскую впадину – пустота в груди быстро наполнилась дождём, который продолжал своё мокрое дело, щедро сдабривая спящий город холодной влагой.
Поёжившись и стряхнув капли с волос, он сел в машину с желанием гнать и гнать отсюда как можно дальше, и хорошо бы никогда не возвращаться. Подняться в спасительную защиту многовековых гор и бежать; куда глаза глядят бежать, ни на что не отвлекаясь.
Плавная, безупречно гладкая, не в пример российским трассам, дорога утопала в плотном свинцовом мраке. Несмотря на ливень, Кайс мчался со скоростью в двести пятьдесят километров в час не в состоянии нажать на педаль тормоза, только не сейчас. Ни когда на душе омерзительно тоскливо, вплоть до решимости опрокинуть мир в выгребную яму с заднего двора родительского дома, а себя макнуть туда в первую очередь. Тогда причина Её презрения хотя бы обретёт надёжный фундамент, равно как и Кайс навсегда убедится в правильности выбранной позиции в поведении под названием «мудак» и бросит, желая Ей только лучшего, бесплодную затею стать кем-то намного ближе, значимее хотя бы на короткой дистанции, докуда хватит бензина. И видит Бог, он на тросах тащил бы цистерны с драгоценным топливом, имей хоть единственный шанс побыть рядом с попутчицей чуть дольше, нежели предрасполагает судьба.
Сейчас же бессмысленные ссоры, приправленные едкими взглядами с Её стороны и безмерным желанием с его колокольни, вызывали лишь недоумение. Где он провинился перед Ней до такой степени, что противен одним своим присутствием, словно то аллергическая реакция на шерсть кошачьих тварей, с коими он имел несчастье состоять в родстве. Подсознательный барьер – нечто удивительное и совсем не изученное проявление человеческой интуиции. Откуда же знать, как его преодолеть? Да и надо ли?
Ни триста лошадок под капотом, ни сумасшедшая езда и приятный запах новой кожи бежевого салона – теперь ничего не радовало его, не вызывало прежнего по-мальчишески бурного восторга.
Всё померкло, превратилось в густо-чёрный цвет городских улиц, смешалось с грязью обочин. Казалось, он и сам похож на неприветливый дуб, только сгорбленный не под тяжестью набухших влагой листьев, а от собственных воспоминаний. Слишком трудно признать, что тебя отвергают не просто взмахом руки или с ледяным безразличием, но именно вот так - неистово, безоговорочно, с ненавистью.
Одиночество было столь удушающим, что Кайс задыхался от нехватки кислорода. Спустил все четыре окна, глотая порывы ветра вперемешку с холодными отрезвляющими каплями. Скорость, свист в ушах, редкие огни вдалеке - вот на чём стоило сосредоточиться, однако знакомый взгляд преследовал его из всякой застеклённой глазницы сонных домов, будучи свидетелем каждого движения и вздоха. Лишённый почему-то ехидства, со странным укором он призывал одуматься, пока не поздно, чем приводил лихого водителя в растерянность. Выгнали, его же выгнали. Что тут понимать? Где подвох? Глупые сомнения сменялись волнами гнева, с трудом соблюдая очерёдность.
К чёрту Доминику, к чёрту грёбаный Де-Мойн, к чёрту Америку! Пора прекращать врать самому себе и с упорством законченного барана лезть на амбразуру враждебности и форменной ксенофобии, хватаясь за призрачные надежды. Бесполезно. Даже несколько аморфно с его стороны. Каждая их встреча доказывала – он не всесилен, он не герой её романа, как, например, долбанный Джордж Клоун*. Именно его фотографиями она обклеила стены спальни, а не розовыми цветочками.
В безотчётном бешенстве Кайс стукнул по кожаному рулю, борясь с желанием резко крутануть его и вернуться обратно. А потом – будь, что будет. Хоть Апокалипсис. Схватить в охапку и зацеловать до смерти, до умопомрачения, пока не иссякнет кислород в лёгких и силы в мышцах Её удерживать…

Бежевые стены в мелкие ромбы; прозрачная ваза в форме гигантского фужера с белыми каллами внутри занимает весь угловой столик, у самой двери; резные поручни лестницы, натёртые до блеска; и он… Стоит на пороге, переминаясь с ноги на ногу, пока красивая золотоволосая женщина приветливо им с отцом улыбается.
— Здравствуйте, здравствуйте, Адам! Долго же вы до нас добирались. — Голубые топазы сверкают, словно под стеклом ювелирного бутика, невольно заставляя поёжиться от их пустоты. — Добро пожаловать в Америку!
— Да мы же дикари, — смеётся Адам. — У вас столько всего интересного, будто в другой мир попали. Правда, Кайс?
Блондинка поворачивается к юноше, удостаивая одним беглым взглядом.
— Ваш сын?
— Да, самый младший. Еле вытащил из этого... как его...
— Baskin Robbins, — угрюмо напоминает Кайс.
— Ну, что вы хотели. Это же дети. А вот и мой Рид, — с особой гордостью заявляет она. — Надеюсь, вы подружитесь.
Из-за спины женщины выглядывает мальчишка лет одиннадцати: черноволосый, в отличие от матери, кареглазый и худенький, да и ростом не удался – едва достигает Кайсу до локтя. Он щурится и гипнотизирует пол из тёмного дерева. Робкий, сразу видно. Мать подталкивает сына вперёд, и он, краснея от смущения, пожимает руку Адама.
Кайс же силится не чихнуть от слишком едкого запаха лака для волос, которым несёт от светлых локонов. А ещё пытается вспомнить, как её зовут. Кажется, отец говорил, что Глория. Он решается спросить, где можно помыть руки, но на самом деле его тянет немного в иное место, однако Адам сказал, что в таких домах всё находится в соседних помещениях. Надеется, что так оно и есть.
— Тётя Глория, — начинает юноша, хмуря брови, — а где у вас…
— О, я тебя умоляю, просто Лора! И никаких «тёть», — фыркает женщина, в несогласном жесте всплескивая руками. Но в следующую секунду Кайс забывает, о чём спрашивал и куда стремился попасть.
— Ну, наконец-то в этом доме перестанет пахнуть, как на техасской ферме, — задорно раздаётся сверху под аккомпанемент торопливого шлёпанья босых ног.
Юноша вскидывает голову, желая рассмотреть обладательницу столь приятного мягкого голоса, похожего на шелковистость замши. Сначала видит маленький, чуть вздёрнутый носик, выглядывающий из-под каскада тёмных непослушных волос – чуть вьются, закрывая лицо, затем слегка выпяченную нижнюю губу – предвестницу верхней, более тонкой.
Кайс замирает, даже моргнуть не смея. Лишь пристально следит, как это удивительное создание, сошедшее со страниц японских комиксов, в мини-юбке розового цвета и белом топе с треугольным вырезом, слетает вниз по лестнице и изящно протягивает руку Адаму. На полпути она резко ею взмахивает и заправляет каштановую прядку за ухо.
Кайс, кажется, открывает рот при виде её широко распахнутых глаз того же цвета, что и кончики его пальцев, испачканные соком зелёной кожуры грецких орехов – тёмно-коричневых с желтоватым оттенком.
Глория возмущённо одёргивает девушку. Кайс слышит только окончание явно более длинного имени: «…Ника». Красивое, необычное. Под стать девушке. Яркое.
— Нет, серьёзно, что за странное название «бош»? — она смешно коверкает русский язык, говоря с сильнейшим акцентом.
— Борщ! — шипит женщина.
— И я про то же - странное!
Кайс наблюдает за их словесной перепалкой, едва сдерживая смех. Потом все куда-то движутся, а он машинально идёт следом за отцом и жадно изучает каждый кусочек светлой, с едва заметным загаром, кожи, открытой на обозрение.
— А ты почему не здороваешься? Не бойся, не укушу, — внезапно обращается к нему объект слепого обожания. Улыбается открыто и искренне, подходит ближе – почти касается его плеча своим.
Юноша не пропускает ни единого колыхания тяжёлой копны волос, просто стесняясь посмотреть ей в глаза, когда она, очевидно проявляя дружелюбие, заглядывает ему в лицо. Вдруг заметит в его собственных безмерное восхищение. Дыхание перехватывает от близости к этому совершенству.
— П-привет, — выдаёт он с запинкой, почти не слыша её слов. Теперь всё внимание обращено на шелест карминовых губ. Неужели она с ним говорит?! Вот так просто, словно давно знает?..
Мнётся пару бесконечно долгих мгновений. Не уверен, надо ли подавать ей руку. Стыдно за цвет пальцев - не оттираются, как ни пытался; страшно опозориться ещё и тем, что рука трясётся от нервного перенапряжения, и наверняка вспотела ладонь.
Она не требует. Пожимает точёными плечиками, что-то хмыкая себе под нос. Затем хватает со стола печенье и на ходу его откусывает. Маленькие крошки остаются в уголках губ и на правой щеке – постарался Рид, несильно её толкнув. Смотря на них, в Кайсе что-то просыпается. Возможно, желание стряхнуть их пальцем или… облизать. Пугается собственных мыслей. Зажмуривается лишь на секунду, чтобы ничего не пропустить, но успевает избавиться от вспыхнувшего странного намерения.
— Мам, я гулять, — заявляет она, отвешивая брату подзатыльник. Кайс повторяет про себя, пытаясь понять смысл. Ускользает. Хочется глядеть на неё безотрывно, словно на сетчатке карих глаз отпечатан тот самый пресловутый двадцать пятый кадр.
— А как же ужин? — уточняет Глория, кокеткой в энный раз изучая своё отражение в зеркальной поверхности серебряных подносов ручной работы, в качестве подарков привезённых Адамом из России.
Девушка строит недовольную гримасу, комично зажимая нос левой рукой.
— О, нет, я не даже пробовать это не собираюсь, — отвечает она и... подмигивает ему!
— Амберлин Доминика, сейчас же прекрати! — взвизгивает блондинка. — Я целую неделю возле плиты стояла!
— Ну, это же не значит, что он получился вкусным. К тому же целую неделю! — Она закатывает глаза. — Его уже выливать пора!
Адам начинает хохотать, и Глория выдавливает из себя измученную улыбку.
— Не обращайте на неё внимания. У неё, наверное, никогда не закончится переходный возраст.
— А вот и нет. Просто я всегда говорю то, что думаю. Всё, я поехала. Утром проверю, есть ли кто живой.
— Езжай куда хочешь, — вздыхает женщина, — только избавь меня от своего длинного языка.
Ника решительно направляется к прихожей, однако на полпути поворачивает голову в сторону юного гостя. Пристальный взгляд норовит превратить Кайса в деревянного солдатика Урфина Джюса.
— Вы же не скоро уедете, правда? — Парень отрицательно мотает головой. — Значит, мы ещё увидимся.
Через мгновение, прежде чем хлопает входная дверь, он в последний раз на сегодняшний день замечает кусочек розовой ткани.
«Неужели она хочет со мной увидеться?» — окрылёно думает он, увлекаемый осмелевшим Ридом вверх по лестнице…

Воспоминания медленно иссякли благодаря тому, что Кайс давно научился отгораживаться от них. Тем не менее, по-кошачьи хитрый зверь внутри не собирался сдаваться и продолжал не только злобно сопеть от того, что Кайс снова не пошёл у него на поводу и сдержался, но и в отместку подбивал на безумства.
Брюнет переключил внимание на лесные звуки: мертвенное затишье могло у любого человека вызвать панический ужас. Среди тёмных стволов мелькали прозрачно-серебристые плазмоиды, словно крупные, повисшие в воздухе капли. Осязаемая тишина – безупречная ловушка. Зоны скопления слитов только так и можно распознать, если не обладаешь способностью их видеть, но люди с ослиной непреклонностью исследовали такие аномальные участки, не зная, чем они грозят. В них застывало время, сбивались компасы, страх пронизывал все нервные рецепторы.
«Никакого геройства и самоуправства, Кайс», — в который раз звучали в голове наставления Локмана, а руки так и чесались избавить мир от парочки мерзких тварей. Лучший способ отвлечься от терзающих душу мыслей - азартно сосредоточиться на охоте.
С твёрдой уверенностью во внезапно принятом решении Кайс подъехал к дому Эйла и оставил машину прямо на улице, чтобы не будить спящих людей. В том, что они крепко спали, он не сомневался по замедленным биениям трёх сердец на втором этаже и очень удивился такому равнодушному приёму.
Когда Ника выставила его из спальни самым бесцеремонным образом, брюнет ответил на семнадцатый звонок отца, успокоив того заверениями, что девушка цела, невредима и находится в своей квартире, так как не захотела возвращаться к родителям. Оно и понятно. А теперь их даже не волновали подробности. Иногда Кайс поражался флегматичности некоторых человеческих особей. Адам тоже молодец. Взял и увёз все его вещи из отеля. Пришлось наведаться в гости.
«Как они могут спокойно спать?» — задавал он вопрос, пока бесшумно поднимался в комнату Рида, предоставленную ему на время пребывания в штатах, о чём также сообщил отец. Задержавшись на мгновение в дверях, парень почти сразу убедился в полной неизменности обстановки: всё та же узкая односпальная кровать, застеленная белым, в тон стенам, покрывалом, стол с мощным компьютером и всеми ненужными принадлежностями, как игровой руль с педалями и метровые колонки с сабвуфером. Офисное синее кресло, угловая мебель с учебниками, фоторамками и игрушечными машинками, которые коллекционировал Рид в детстве - всё на своих привычных местах.
Прямо не раздеваясь, брюнет завалился на кровать и растянулся во весь рост. Хорошо, что Рид высокий парень и ноги Кайса не торчали поперёк комнаты. Но, несмотря на удобства и принятую расслабленную позу, он никак не мог заснуть и раз за разом прокручивал в уме ночные события. Хотелось снова оказаться в той уютной квартире на Buchanan Street, видеть разъярённое лицо девушки и стать мишенью для её нападок. Ведь даже заручившись молчаливой поддержкой рыжей Леанн, ему не удалось смягчить негативно настроенную Нику.
Кайс стянул с себя всю одежду и в одних боксёрах проскользнул в ванную комнату, не беспокоясь, что его могут поймать гуляющим по дому в пять утра и к тому же в полной темноте.
Мысли неизменно возвращались к прикосновениям его ладоней к шелковистой коже худого девичьего плечика, горячей и покрасневшей; к острым коленкам, исполосованным царапинами. Пальцы до сих пор горели от ощущения прорывающегося внутрь огня – собственное тепло Кайса обволакивало девушку в непроницаемый кокон заботы и нежности. Что бы она там ни кричала и как бы отвратительно себя ни вела, в тот момент его волновало одно - как бы ни накинуться на неё и ни заткнуть этот желанный ротик обжигающим поцелуем. Чёрт, если бы не Леанн, он так бы и поступил!
И эта грёбаная синяя сорочка или как там её называют, совсем, ну вот ни капли, не способствовала самоконтролю. Взгляд то и дело соскальзывал с гневно сверкающих глаз и упрямо поджатых губ на то, что эта полупрозрачная тряпица столь откровенно подчёркивала, и Кайс вволю наслаждался видом двух упругих холмиков с тёмными напряжёнными вершинами, едва проступающими сквозь соблазнительно-тонкую преграду.
От пикантности ситуации напрочь сносило голову. Заставляя себя мыслить трезво, Кайс сжимал кулаки, задерживал дыхание, ибо аромат кожи, помноженный на аромат крови, дурманил сознание. Иногда до боли стискивал зубы, только бы избавиться от наваждения.
Твою мать! Лучше бы сейчас она оказалась ходячей рекламой тяжёлой американской пищи, с трудом втискиваясь в дверной проём, лишь бы перестала вызывать в нём целый спектр эмоций!
Повернув до упора кран, Кайс залез под ледяной душ и лбом уткнулся в стеклянную дверцу кабинки, стараясь успокоиться, не думать о полуобнажённой девушке из своих фантазий. Напор оказался столь мощным, что пресекал любые попытки набрать воздуха в лёгкие, заполонив водой всё небольшое пространство. Тугие струи с мощью ударялись о мужские плечи и чуть сгорбленную спину и брызгами разлетались во все стороны. Кайс, выплёвывая воду, подумал, что таким образом можно и концы отдать, однако, вместо того, чтобы сделать необходимый вдох, подставил лицо нещадным струям.
Как он позволил себе быть столь самонадеянным?! Помнил ведь все её улыбки – восторженные, игривые, оробелые, но обязательно - искренние. Слышал в голове лёгкие шаги обнажённых ступней, когда она заходила в комнату, шлёпая по дубовому паркету, а потом с ногами залезала в отцовское кожаное кресло, прячась ото всех с книжкой. Хранил шелест с любовью переворачиваемых страничек…
И сотни других мельчайших подробностей, невзирая на годы, прошедшие вдали от неё в объятиях других женщин, в алкогольном и наркотическом безумии, в дурманящих клубах дыма марихуаны.
Глубокий, полный терзаний, рык потонул в шуме льющейся воды. Тогда Кайс и заметил, насколько упала температура в душевой кабинке. Холод мерзкими клешнями пробирался под самую кожу, оставляя на её поверхности свой легко узнаваемый почерк - россыпь мурашек.
Брюнет, проигнорировав полотенце, вернулся в спальню и мокрым улёгся на кровать. Ни один кошмар не потревожил его покой в эту ночь. Однако и по-человечески выспаться не дали: шум голосов в восемь утра не способствовал пребыванию в дремотном состоянии. Те звуки, что фиксировал идеальный слух зверя и распознавал мозг, упорно будили спящего парня, а их осмыслению мешала пелена сна.
Кайс резко сел в постели, являя собой сомнамбулу, но нет, то была лишь иллюзия. Он прислушивался и чем дольше вникал в суть сказанных слов, раздающихся с первого этажа, тем яростнее комкал в кулаке простынь.
— ...теперь она даже ногой сюда не ступит! — надрывалась Глория. Казалось, повысь она голос ещё на октаву, и в доме вылетят все стёкла.
Эйл, как обычно, что-то бубнил:
— Я же не специально... не хотел... чтобы так...
— Нет, ты не понимаешь, с каким трудом я записала её на приём к доктору Мюррею! У него очередь на целый месяц вперёд! Собирайся живо, пока она не укатила куда-нибудь!
Последняя реплика послужила для Кайса своеобразным сигналом. Он вскочил, едва ли заметив, что босые ноги утонули в толстом ворсе прикроватного коврика, и начал лихорадочно натягивать вчерашние джинсы с рубашкой, после чего галопом понёсся вниз. У самого основания лестницы парень еле успел среагировать и не сбить с ног отца.
— Не лезь, куда тебя не просят, — выпалил Адам, перегораживая сыну дорогу. Кайс попытался убрать его руку, но тот проявил недюжинную силу, сохранив прежнее положение локтя - упор прямо в солнечное сплетение.
Все разрозненные пазлы сложились наконец-то в единую мозаику вчерашних событий. Как он, глупец, сам не догадался? Сознание начало затуманиваться, уступая место древнему инстинкту - жажде отмщения. Загремели цепи внутреннего монстра, и следом по телу парня прокатилась крупная дрожь.
— Он её ударил, да? Ты ведь знал! Поэтому и спрашивал, не нужен ли врач! — зарычал Кайс, увеличивая натиск на отца. — Почему ты не сказал мне об этом по телефону?!
Мужчина предусмотрительно попятился, а потом внезапно схватил сына за плечо, стискивая его худыми скрюченными пальцами.
— Успокойся! Он нечаянно, просто не рассчитал силу.
— Не рассчитал?! Да на ней живого места нет! Я убью его, к чертям собачьим! — Раздался треск ломающегося дерева, и лестница лишалась двух опорных стоек вкупе с проломленным поручнем. Кайс даже не заметил, когда успел вцепиться в перила, но именно этот звук оповестил его о том, что пора бы сбавить обороты.
— Это... не твоё дело... Слышишь? — хриплый голос Адама то и дело срывался, прерываемый кашлем. — Она их дочь... и только им решать, как её воспитывать.
— Ещё как моё! Я... — парень осёкся, увидев в дверях гостиной Глорию. Лицо её, секунду назад выражающее крайнюю степень озлобленности, мгновенно сменилось удивлением.
— Кайс? Я думала, ты будешь спать до обеда. — Женщина приторно улыбнулась, обрушивая на неудачливого силача морозный взгляд блёкло-голубых глаз. — Хотела поблагодарить тебя. Прости, что так получилось.
Она пожала плечами, совсем как Ника, и сняла с вешалки ветровку.
— Вы сейчас к ней? — нашёлся Кайс, делая шаг навстречу блондинке. Адам недовольно покачал головой.
— Да, заедем перед работой, а то я не могу до неё дозвониться. А что? — Глория подозрительно сощурилась.
— Она выпила успокоительное, так что, скорее всего, ещё спит, — поспешно ответил брюнет. — В остальном она в порядке.
Если, конечно, можно считать алкоголь за успокоительное, то он почти не соврал, а головная боль с похмелья затмит собою всё остальное. Главное обезопасить Нику. Навряд ли её мать обрадуется запаху перегара.
— Ты уверен? — ему почудилось или в голосе Глории и впрямь послышались нотки досады?
— Да, и с ней осталась рыжая подружка. Леанн, кажется. Ни на секунду не отходит, — усмехнулся Кайс на последней фразе, мысленно воспроизводя вчерашнюю ночь.
— Эйл, ты слышал? — обратилась блондинка к мужу, и тот мгновенно возник за её спиной, словно следующий по пятам щенок-переросток. — Пусть тогда выспится, а вечером я попытаюсь до неё дозвониться. Если что, поедем завтра утром.
Эйл согласно кивнул и даже как-то распрямился, что ли, расслабил плечи.
— Ещё раз спасибо! Что бы мы без тебя делали? — воскликнула Глория уже на пороге и тут же спохватилась: — Завтрак в холодильнике.
Махнув на прощание рукой, хозяева скрылись за входной дверью. Кайс сразу успокоился. Он уже немного представлял, что за фрукты Глория и её муженёк-подкаблучник, а потому не беспокоился об их внезапном вторжении в гости к Нике. Своими словами он лишил её очередного скандала, впрочем, мало ли, вдруг она без них жить не может, судя по сварливому характеру. Вот уж кто-кто, а феминистки в его подружках точно никогда не числились.
Едва новенький Lexus GX 460 выехал со двора, оголодавший зверь заставил Кайса воспользоваться радушным предложением Глории и поволок его на кухню. Холодильник гостеприимно распахнул свою утробу, намереваясь соблазнить парня ароматом сандвичей, но тот лишь скривился и поспешил захлопнуть дверцу. Определённо, его не привлекали местные блюда. Однако желудок вовсе не насытился мимолётно брошенным взглядом в сторону еды и продолжал урчать. Через несколько минут раздумий брюнет всё же достал один кулинарный шедевр Глории и опасливо надкусил.
— У тебя ровно полчаса на завтрак, — раздался над ухом голос Адама. Кайс от неожиданности вздрогнул и чуть не подавился.
Откашлявшись и получив по спине несколько весьма ощутимых хлопков, парень непонимающе уставился на отца.
— Мы куда-то собрались?
— Не мы, а ты, — слишком спокойно для такой новости произнёс Адам по-русски. — Через час у тебя регистрация в аэропорту.
Кайс раздосадовано бросил сандвич обратно на тарелку. Холодильник оглушительно запищал, напоминая, что следовало бы его закрыть.
— Я только третий день здесь!
— Вот именно, хватит бездельничать.
Парень захлопнул дверцу и привычно ухмыльнулся. Он слышал эти слова на протяжении десяти лет - принадлежали они его матери. Что ж, Адам умел манипулировать им, если того требовали обстоятельства.
— Всё из-за неё, да? — спросил он язвительно.
— Она не для тебя, — вот так просто ответил отец и вышел во двор, залитый солнцем. Кайс видел, что он вынимает из заднего кармана брюк пачку сигарет, но отвернулся и встретился с тёмно-охровыми глазами. Не сожаление - сопричастность ощущал он, не смея оторвать взгляд от фотографии двухлетней давности, которая крепилась двумя магнитами в виде фигурок зверей к холодильнику.
— А для кого же тогда?..

продолжение следует...

_______________________________________

Джордж Клуни*- американский актёр, режиссёр, продюсер и сценарист.
Baskin Robbins - американская компания с репутацией мирового лидера на рынке замороженных десертов.
Урфи́н Джюс — один из главных героев сказочного цикла А. М. Волкова о Волшебной стране и Изумрудном городе.
_______________________________________

ФОРУМ