Папа. После этого слова все в нашей жизни меняется.
Эдвард совершенно потерянный и пораженный отшатывается от двери, делает несколько шагов и замирает. Только взгляд продолжает беспокойно метаться по комнате. Сейчас муж похож на загнанное в угол животное. Не на волка, а скорее, на домашнего кота, которого наказали. Сама я, наверное, выгляжу не лучше. Этим утром мы никак не ожидали появления давно пропавшего родственника. Эдвард говорил, что его отец долго лечился, а если откровенно, провел шесть лет в психушке, откуда сбежал, и с тех пор о нем не было никаких известий. Мы даже не знали, жив ли он. И еще я не знаю, испытываю ли облегчение по поводу того, что теперь этот вопрос разъяснился. По крайней мере, отец Эдварда не выглядел как опасный псих. Костюм хоть и старый, но довольно приличный. Ботинки начищены до блеска, в руках старомодная шляпа, а из нагрудного кармана пиджака выглядывает уголок голубого платка.
- Доктор Карлайл Каллен, - вежливо представляется мужчина, когда вышедшая из дома Несс спрашивает, что еще за хмырь нас посетил. Мне прекрасно знаком этот ловкий маневр дочери. Она всегда пытается уйти, когда я чем-то занята или рядом есть посторонние. Она знает, что тогда я не смогу прочитать ей нотацию или устроить спор по поводу ужасных коротких шорт и облегающих платьев.
- Вы папин родственник, да? – может, она и выбирает одежду в магазине для стриптизерш, но ум у Несс острый. Дочь все схватывает на лету.
- Несси, это твой дедушка, - стараясь выдавить улыбку, говорю я. - Познакомься с ним.
- Что? Это правда? – дочь недоверчиво прищуривается, разглядывая Карлайла. Я знаю, что она видит – сын абсолютно не похож на отца. Карлайл – крепкий, загорелый, с выцветшими на солнце светлыми волосами и голубыми глазами. Двигается он уверенно, каждый жест наполнен силой и спокойствием. Должна сказать, что на его фоне мой муж смотрится субтильным ботаником рядом со звездой футбольной команды. Я отчетливо понимаю, что Эдвард целыми днями сидит в офисе или пропадает на деловых переговорах, от этого его кожа приобрела нездоровый бледный оттенок, под глазами набухли мешки, а под рубашкой уже можно угадать намечающийся животик. Ходить в спортивный зал Эдварду некогда. И в целом он выглядит на десять лет старше своего настоящего возраста. Бегающий взгляд и зажатая в пальцах подрагивающая сигарета не добавляют мужу очков. Мне хочется погладить его по волосам и сказать несколько утешительных слов. Но рука замирает, едва приподнявшись. Меня что-то останавливает – чувство внутреннего дискомфорта. Мы так давно не проявляли своих чувств и не выражали друг другу симпатии, что я боюсь показаться нелепой. Вместо того, чтобы подбодрить мужа, я поправляю пояс своего халата и приглашаю Карлайла войти в дом. Разумеется, мне бы хотелось, чтобы он ушел, но он ведь не уйдет и не растворится как туман. В любом случае перемены ждут нас всех, а вместе с ними, как мне кажется, и немалые проблемы.
- Спасибо, - доктор Каллен едва заметно кланяется. Нужно отметить, что его манеры, как и костюм, старомодны, пришли из прошлого века. Впрочем, мне они нравятся.
- Подожди, но вы ведь с папой говорили, что он свихнулся и теперь живет в психушке. Его что, выпустили? Он не опасен?
Повисает неловкая пауза. Эдвард крепче сжимает сигарету, цепляясь за нее, словно за соломинку над пропастью. Я вижу, как натянулась кожа на костяшках пальцев, слышу тяжелый вздох.
Сама я после речи дочери замираю, как будто она приставила к моей шее электрошокер. Справившись с собой, пытаюсь что-то сказать, но ничего вразумительного на ум не приходит. Я снова маленькая девочка, которую заставили выступать перед толпой взрослых, и она настолько напугана, что забыла выученные движения.
- Ох, Несс, мы просто имели в виду, что у твоего дедушки... были некоторые проблемы. Видишь ли, многие проходят лечение... в специальных клиниках, но это не значит, что они сошли с ума и опасны, - из груди вырывается нервный смешок. Я и сама знаю, как глупо звучит мое оправдание.
- Да, но вы же сами говорили, что он псих и его никогда не выпустят. Значит, его вылечили? Или он сбежал?
- Боюсь, это очень тяжелый... и серьезный разговор, а у тебя сегодня в школе важный тест. В любом случае тебе не нужно опаздывать. Поговорим вечером.
Почти насильно я целую Несс в щеку и, вытолкнув дочку из кухни, тащу к двери. Я согласна на то, что она пойдет на занятия в ужасном топе розового цвета и дырявых джинсах, так как будет лучше, если она на время уйдет и мы сможем... сможем выяснить некоторые моменты в более спокойной обстановке. Это же разговор между взрослыми людьми.
Когда за Несс с яростным стуком закрывается дверь, я уныло плетусь на кухню, назад к мужу и его сказочно обретенному отцу. Эдвард роется в холодильнике. Через плечо мужа я вижу, как дрожат у него руки.
- Отец сказал, что не завтракал, - Эдвард смущается, словно застигнутый на месте преступления вор. Его растерянность пробуждает во мне гнев, в конце концов, это же его отец и он должен знать, что теперь делать. Я не имею в виду, что Эдвард должен выставить Карлайла за дверь, но он мог бы вести себя как мужчина.
- Конечно, милый, давай я этим займусь.
Я быстро достаю хлеб для тостов, джем, сливки, ставлю вариться свежий кофе и яйца. На кухне повисает неестественная всеобъемлющая тишина, по спине пробегает холодок. Обернувшись, я смотрю на неловко сидящего за столом Эдварда. Напротив него отец набивает табаком трубку. Крепкие длинные пальцы двигаются спокойно и уверенно, на полированное дерево не просыпается ни одной крошки. Закончив, Карлайл достает коробок древних спичек.
- Вы не будете против?
- Нет, разумеется, - через силу добавляю: - Будьте как дома.
- Вы очень добры.
Воздух наполняется терпким запахом. Клубы ароматного дыма плывут в неподвижном воздухе. Эдвард все так же подавленно молчит. Я слышу, как он нервно водит ладонью по ноге, достает и убирает телефон. Разумеется, они не виделись больше пяти лет, это хренова куча времени, гигантская пропасть, в которую страшно заглянуть и еще страшнее сделать первый шаг к обрыву. Но этот шаг должен быть сделан, поэтому, налив кофе и расставив перед гостем тарелки с нехитрым завтраком, я пытаюсь начать разговор. Спрашиваю, откуда Карлайл к нам приехал. Он, улыбаясь, говорит, что из гостиницы. Ужасное место, его всю ночь будили буйные соседи.
- Я привык спать в тишине, - объясняет отец мужа. - Я вообще привык к тишине. А вы когда-нибудь вслушивались в тишину?
Эдвард бубнит что-то неопределенное. Я честно признаюсь, что нет. Кто станет слушать тишину, что за нелепый вопрос? К тому же в большом городе всегда много звуков, он как огромный оркестр, не замолкающий даже ночью.
После того как Эдвард получил должность заместителя руководителя, мы смогли позволить себе переехать в пригород, но даже тут никогда не бывает абсолютной тишины. Шумят кондиционеры и поливальные установки, кричат дети, мяукают кошки и поют птицы. Дома располагаются так близко, что выйдя на крыльцо, можно услышать, как поет, расхаживая по саду, наш сосед мистер Стоун. А еще Несс никогда не выключает технику, и из ее комнаты постоянно звучит то жуткая тяжелая музыка, то реплики героев сериалов. Днем и ночью у нее работает телевизор и стерео.
Я пыталась повлиять на дочь, но Эдвард внезапно не поддержал меня. Муж считает нашего единственного ребенка чуть ли не центром мироздания, имеющим право делать практически что угодно. И потом, какой вред от музыки? Я ведь могу закрыть дверь и не обращать внимания. Проводи он больше времени дома, будучи не таким усталым и не засыпая практически у порога, он бы понял меня и осознал, что закрыть дверь явно недостаточно. Кроме того, у девочки должно быть уважение к родителям. Мать и отец для нее совсем не авторитет. Помню, я в ее годы беспрекословно выполняла все, что просила Рене. Моей матери ни разу не пришлось повышать голоса, и я этим горжусь. Я хорошая дочь. Но Эдвард воспитывался в других обстоятельствах. Оставшись одна, Эсми всю свою любовь отдала сыну. Испытывая некое чувство вины (словно могла уберечь мужа от сумасшедшего дома), она потакала капризам ребенка и боялась его расстраивать. Без отцовской руки Эдвард вырос слишком мягким. В любой ситуации он готов искать компромисс и никогда не прибегает к наказанию.
- Значит, вы остановились в гостинице? А надолго вы приехали?
- Я еще не знаю. Все зависит от того, как скоро мне удастся завершить одно дело.
- О, так вы занимаетесь бизнесом? - я бросаю взгляд на Эдварда, поощряя его принять участие в разговоре, но муж как ледяная статуя – столь же неподвижен. Его глаза опущены, и я не вижу их выражения, не знаю, о чем Эдвард думает. Скорее всего, просто хочет, чтобы это побыстрее закончилось, но без его участия. Разрешилось, как разрешается гроза – в силу законов природы.
- Нет, бизнес мне не по душе. Кажется, эта дорога больше подходит для моего сына. Он всегда любил составлять планы и возиться с цифрами. О чем речь, он так ловко решал задачи, что мы с матерью называли его будущим нобелевским лауреатом. Он не просто хорошо знал формулы, они были для него вроде живых существ, и он умел с ними обращаться. Его мозг был устроен иначе, чем у большинства других детей.
- Да, Эдвард добился значительных успехов, его карьера все время идет в гору, – мой голос переполняет гордость. Как будто после того как Карлайл бросил Эдварда, тот стал моим ребенком и я хвалюсь его достижениями, подразумевая иной смысл под каждым словом: «ты ушел, не поддержал в трудное время, но он и без тебя сумел взобраться на вершину». - Эдвард – заместитель руководителя в крупной нефтегазовой компании.
- Непростая работа и, похоже… очень ответственная, - должно бы быть сказано с восхищением и уважением, но звучало немногим лучше издевки. Есть в интонациях Карлайла что-то такое, заставляющее думать, что он мало ценит высокое положение сына в обществе и вовсе не считает его значимым. Я снова бросаюсь на защиту мужа. Рассказываю о грандиозных проектах, в которых он участвовал, и про то, что без его участия они вряд ли бы состоялись. Говорю о людях, приходивших на ужин в наш дом, среди них был даже один сенатор и федеральные судьи. Карлайл вежливо кивает, но по-прежнему не выглядит впечатленным. Прервав меня, он указывает трубкой на дальнюю стену.
- Что это за картина?
Рядом с семейными фотографиями, где мы вместе с Эдвардом и Несси, висят несколько набросков на восточную тематику. Я купила их в антикварном магазине, они отлично вписывались в интерьер. К тому же от этих работ словно бы исходили потоки умиротворения и спокойствия. Взяв их в первый раз в руки, я поняла, что на кухне нам не помешает чуть расслабиться и не торопиться.
- Белла привезла их из Испании.
- Вернее, из Марокко. Купила в одной милой лавочке, торгующей предметами старины.
Наконец-то Эдвард вышел из ступора и хоть что-то сказал. Возможно, он готов поддерживать разговор лишь на такие безопасные темы, как старые рисунки, украшающие стены нашего дома. О том, что происходит в самих стенах, муж предпочитает умалчивать и не открывать перед отцом души.
- Вы не знаете, кому они раньше принадлежали?
- Боюсь, мне не пришло в голову об этом спросить. Но я припоминаю, что торговец говорил о каком-то знатном сеньоре. Его семья разорилась, после смерти родителей он остался последним в роду, и чтобы достать деньги, ему пришлось продать кое-какое имущество. Впрочем, это может быть красивой легендой, служащей для привлечения туристов. Я подозреваю, что эти наброски не такие древние.
- О нет! - привыкнув к тому, что Карлайл ведет себе сдержано и не проявляет эмоций, я отшатываюсь от этой его вспышки. Вскочив на ноги, он делает несколько шагов вперед, но тут же одергивает себя и возвращается. - Вы и не представляете истинной ценности этих картин. Был только один человек, который мог их сделать.
- Надо же, вы знаете автора?
Я смотрю на изображения и пытаюсь найти в них нечто такое, чего бы ни замечала до сих пор. Но это просто кусочки бумаги с красивыми горами в симпатичных рамках. Они мне очень нравятся, но я не стала бы сильно цепляться за них. Помоги это избавиться от Карлайла, пообещай он покинуть наш дом, я отдала бы их ему.
Однако Карлайл уже взял себя в руки и, успокоившись, присел на стул, набивая прогоревшую трубку.
- Их сделал один мой хороший знакомый.
Разговор напоминает бурный поток, бегущий в ущелье, не в силу оживленности, а потому что под поверхностью полно опасных камней. Приходится прилагать усилия, чтобы на них не натолкнуться. Эдвард мог бы быть моим проводником, но он редко вставляет реплики, а когда первый раз произносит слово «отец», то запинается так, словно по его языку скатились не звуки, а прошло лезвие ножа. Прикрыв веки от боли и сделав резкий вдох, муж в сотый раз достает из кармана зажигалку. Перед ним на столе в блюде три недокуренных сигареты и пустая пачка. Эдвард нервно вертит металлический цилиндр в пальцах.
- Возможно, вам нужно заняться... этим вашим делом, - наконец говорю я. Выносить и дальше страдания Эдварда невозможно. Он так сгорбился, сжавшись на своем стуле как древний старик, что мне хочется заплакать. Меньшее, что я могу сделать, вежливо указать Карлайлу, что пора уходить.
- Боюсь, сейчас не получится. Если вы не будете против, я бы хотел поселиться у вас. Все мои вещи в машине.
Я буду против. Нет, нет и еще раз нет. Этот человек действует на моего мужа, как радиационное излучение. Он угнетает его и делает больным. Я не должна оставлять источник повышенной опасности в своем доме. Но как отказать? Я слишком хорошо воспитана для того, чтобы указывать родственникам на дверь. Поведение Карлайла безупречно и нет видимого повода его прогонять.
- Эдвард? - мне не нужно смотреть на мужа, чтобы увидеть на его лице маску отчаянья. Страдание Эдварда пронизывает воздух, я чувствую жгуты боли, исходящие от него и липнущие к моей коже.
- Это очень неожиданно для нас, - в упор смотрю на Карлайла. Изо всех сил даю ему понять, что на самом деле не желаю соглашаться. Но он беззаботно машет рукой. Не думаю, что он настолько глуп и ненаблюдателен, чтобы не догадаться. Просто сейчас он притворяется.
- Не беспокойтесь, я вас не сильно потревожу. Я сам могу убирать и готовить.
- Я волнуюсь о вас. У нас вы точно не найдете тишины. Когда Несс вернется, то обязательно включит музыку и телевизор. Это будет ужасным испытанием для вас и ваших ушей.
- Я мог бы попросить ее уменьшить громкость.
Не могу не улыбнуться саркастично. Просить Несс о чем угодно – бессмысленная затея. Она достаточно строптива, чтобы никого не слушать и поступать вопреки любым просьбам. Особенно если те исходят от членов семьи.
- Она очень непростой ребенок, понимаете? Порой с ней трудно договориться.
- Мне приходилось договариваться с дикарями, не зная их языка. Со своей внучкой, отлично говорящей на английском, я точно столкуюсь.
- Хорошо, - других вежливых предлогов для отказа не осталось, - тогда можете занять свободную спальню, она как раз рядом с комнатой Несс.
Карлайл вытряхивает табак, убирает трубку и уходит за вещами. Я тут же набрасываюсь на Эдварда.
- Господи, Эдвард, почему ты молчишь? Почему не отправишь его куда подальше? Или ты считаешь, что все в порядке?
- Но я не могу, – во взгляде мужа мольба. - Он же мой отец.
Мне так и хочется назвать Карлайла сволочью, но я боюсь сделать Эдварду еще больнее, потревожить открывшиеся раны. Приходится сбавлять обороты и сдерживать рвущийся наружу поток злости.
- Он пользуется твоей податливостью.
- Ну тогда сделай это сама. Ты же разрешила ему остаться, хотя могла отказать.
- Ты знаешь, что не могла. Это грубо и неприлично.
- А мне гнать отца не грубо? - Эдвард начинает заводиться. В последнее время он срывается все чаще. Я быстро закрываю дверь, чтобы наш скандал не было слышен на улице. Заметив, как быстро я это делаю, Эдвард усмехается.
- Вот-вот, что скажут соседи, как подумают о тебе и о твоей семье. Только это тебя и волнует, Белла.
- Я не хочу, чтобы наше имя полоскали в грязи. Не вижу ничего плохого в своем стремлении избежать сплетен. О нашей дочери и так шепчутся по всем углам, разве этого мало?
- Она взрослый и свободный человек. Позволь ей самой решать, как себя вести.
- Серьезно? Она ребенок и ты, как отец, должен участвовать в ее воспитании, направлять ее, а не пускать все на самотек.
- Ты привыкла всех контролировать. Ослабь цепи.
- Что? Значит, ты считаешь, что я держу Несс на цепи? Может быть, я и тебя к себе приковала? Не даю тебе свободы, которой ты хочешь?
- Может быть.
Эдвард произносит эти слова тихо, но они как выстрелы – пронзив уши, взрываются в мозгу. Мой муж назвал меня тираном, признал, что я ограничиваю его свободу. Это отвратительное лживое обвинение. И кто-то из нас должен быть взрослым, принимать решения. Мы ведь не дикари, всему есть рамки. Есть правила, которые нужно соблюдать. Не все можно делать из того, что хочется. Однако Эдвард, похоже, забыл такие простые истины.
Муж смотрит на меня со смесью обиды и вызова. Он и раньше мог не соглашаться с чем-то, но никогда не шел на открытый конфликт. Как и в случае с Несс, Эдвард предпочитал ничего не делать, молча выслушивал упреки и не отстаивал своих позиций.
- Прости, - сторонясь меня, Эдвард уходит. Дверь тихо закрывается, и я приваливаюсь спиной к прохладной стене. У меня в голове не укладывается то, что произошло. Нет ни одного разумного объяснения такому поведению мужа. Меня, словно дерево, вырывают из твердой почвы и лишают опоры.
- Что происходит? - шепчу самой себе. Вопрос срывается с губ вместе с тихим вздохом. - Вот значит как, раз я так сильно тебя люблю и забочусь, то лишаю свободы. Я плохая?
На глаза набегают слезы, но я тут же смахиваю их тыльной стороной ладони, хватаю из шкафчика упаковку бумажных полотенец и привожу себя в порядок. Нельзя, чтобы Карлайл что-нибудь понял, мне не хочется показывать этому человеку свои трудности. В конце концов, у всех бывают разногласия. Это не значит, что наша семейная жизнь дала трещину или того хуже – не удалась. У нас все прекрасно. Хороший дом, стабильный доход и чудесная дочь. Я просто должна разобраться, в чем дело, почему вдруг стали происходить эти срывы у Эдварда. Мы могли бы сходить к семейному психологу. Несколько сеансов, не думаю, что здесь нечто серьезное. А может быть, нам нужно взять отпуск и провести его вдвоем, вспомнить годы до свадьбы? Вроде как освежить отношения.
На несколько минут я позволяю себе провалиться в водоворот приятных воспоминаний. Вызвать в памяти немного расплывшиеся картины. Океанское побережье, страстные объятия, золотистая в лучах закатного солнца загорелая кожа Эдварда. Огонь в его взгляде: неукротимый и обжигающий.
Меня прерывает треск, доносящийся с той стороны. Выйдя в гостиную, я нахожу лежащий возле лестницы раскрытый чемодан. Вокруг разбросаны вещи – светлые рубашки и строгие костюмы, несколько галстуков, какие-то книги, туалетные принадлежности. Карлайл потирает левую ногу, на лбу у него свежая рана.
- О господи, у вас кровь идет!
Но он настойчиво отклоняет любые попытки помочь.
- Я же доктор, ничего страшного.
- Что это было? Вы упали?
- Споткнулся о ступеньку, когда тащил чемодан наверх. Наверное, возраст.
Однако Карлайл должен сам знать, что не выглядит, как дряхлый старик. Такие, как он, и в восемьдесят будут казаться зрелыми и с бодростью подростков прыгать по каким-нибудь скалам. Он как крепкое добротное дерево. Но я не спорю, потому что другого объяснения у меня все равно нет.
Возвращается Несс. Бросаю взгляд на часы.
- Ты рано.
- У миссис Глен грипп, а миссис Смит разрешила мне уйти с физкультуры.
- Хорошо, но я позвоню в школу и спрошу, на самом ли деле все, как ты говоришь.
- Разве я тебе запрещаю. Звони куда угодно, - Несс поднимает глаза к потолку и, громыхая рюкзаком, идет к лестнице. Проходя мимо Карлайла и разглядывая усеявшие пол вещи и туалетные принадлежности, она останавливается.
- Я так понимаю, ты теперь будешь жить у нас, - Несс недобро улыбается. - Добро пожаловать в тюрьму. Может быть, вместе совершим побег?
- Несс, прекрати. Веди себя как нормальная девушка!
- Да ладно, мам, это просто шутка, - однако тон голоса дает мне понять, что Несс отнюдь не шутила. Неужели и для нее наш дом – это узилище, и Эдвард был прав, говоря, что я держу своих родных на цепи? Однако я не могу дать дочери полной свободы. Что тогда с ней будет? Она начнет колоться? Пойдет на панель? Вступит в религиозную общину? Примкнет к уличной банде? В моем мозгу вспыхивают страшные картинки. Нет, я поступаю правильно, ограждая свое дитя от неверных решений. Когда вырастет, она все поймет и скажет мне спасибо.
- Я у себя в камере… то есть в комнате.
Мне неловко оттого, что отец мужа стал свидетелем столь некрасивой сцены. Чтобы как-то преодолеть смущение, приношу стерильную салфетку и пластырь. Стоя у большого зеркала, Карлайл умело накладывает повязку.
- Подростки должны бунтовать. Это естественное состояние. Они утверждаются, ищут свой путь, непохожий на другие. Они не знают, что все дороги этого мира уже исхожены и утоптаны. Только на некоторых еще и асфальт положили.
- Конечно, я знаю, - стараюсь казаться равнодушной и уверенной. Я поступаю правильно и мне не о чем волноваться. Но отчего в сердце словно сидит какая-то заноза, как будто кто-то бросил мне в душу семя сомнения и оно вот-вот даст всходы?
К вечеру тревога успокаивается. Все вместе мы сидим за столом и ужинаем – как самая обычная семья. Эдвард рассказывает о том, как прошел день, немного шутит. Ничто в его поведении не напоминает об утренней вспышке. Я благодарна мужу. Возможно, сегодня нам стоит лечь в одну постель. Я и правда была слишком настойчива и наговорила лишнего. Нам нужно что-то, что будет означать примирение. В то же время мне как-то сложно представить себя в объятиях мужа. Довольно странно, прошло каких-то пару месяцев с тех пор, как мы последний раз разделили близость. Незаметно, но неумолимо мы отдалились друг друга. Нельзя сказать, что это я или он намеренно создали дистанцию, мы просто... просто шли каждый в своем направлении, куда-то вперед к невидимой цели, а теперь между нами расстояние. Я не могу даже прикоснуться к Эдварду без того, чтобы не почувствовать себя глупо или неловко. Не могу обнять и отдаться, как отдавалась раньше: без сомнений, целиком. Я не понимаю, куда пропала моя любовь.
- Милая, все в порядке?
Стряхнув грустные мысли, ободряюще улыбаюсь.
- Все нормально. День был тяжелый.
- Простите, не хотел причинить вам столько неудобств.
- Нет, Карлайл, все нормально.
- Я наелась, можно мне идти к себе? - не дожидаясь ответа, Несс соскакивает со стула и чуть ли не бегом мчится к выходу из столовой. Мои слова звучат ей в спину.
- Но ты ведь ничего не ела. Вся еда на тарелке.
- Меня питает материнская любовь, - Несс оборачивается. В ее голосе язвительность, а в глазах стоят слезы. Первый раз вижу, чтобы моя дочь захотела расплакаться не из-за чего-то серьезного. Мы так хорошо сидели – все вместе. Я не стала даже упрекать ее за ужасные драные шорты и футболку с глубоким вырезом, в которых она появилась за столом. Я сказала себе, что могу дать дочери больше свободы. Дать возможность самой понять, как смешно она выглядит рядом с родителями и Карлайлом, прилично одетыми к ужину. Вот уж у кого идеальные манеры. Если он и провел последние шесть лет в сумасшедшем доме, то не утратил умения элегантно носить вещи и пользоваться столовыми приборами. Он хвалил каждое блюдо и восхищался тем, как красиво я накрыла стол. Эдвард давно этого не замечал.
После ухода Несс попытки спасти ужин терпят крах. Что-то нарушилось, и каждый чувствует за собой вину. Хотя виновата, по моему мнению, во всем одна Несс. Ее вспыльчивость и явная агрессия портят окружающим настроение.
Рене считает, что я стала матерью слишком рано, когда не была готова и сама еще недостаточно повзрослела. Что я восприняла происходящее, как некую игру в дочки-матери или как то школьное задание, когда вместо настоящего ребенка тебе дают куклу и ты имитируешь семейную жизнь. Она постоянно твердит, что я слишком старательна, пытаюсь воплотить образ идеальной матери, которого в природе не существует. Отсюда излишняя ответственность, беспочвенные страхи и избыточное внимание к мелочам. Но моя мать сама далеко не пример, так что не ей рассуждать об этом.
С верхнего этажа доносятся первые раскаты тяжелой музыки. Я говорю Карлайлу, что предупреждала его и еще не поздно вернуться в гостиницу. Он вряд ли уснет в таком шуме, но я могу одолжить ему затычки для ушей.
- О, не стоит. Я думаю, достаточно будет поговорить с моей внучкой.
Аккуратно сложив салфетку и еще раз поблагодарив за вкусную еду, он уходит. Мы остаемся с Эдвардом одни. Стук вилок по тарелкам напрягает. Перестав есть, кладу свою руку поверх руки мужа. Чувствую, как он напрягается.
- Тебе неприятно, Эдвард? - я не хочу его обвинять, ведь сама не ожидала подобного порыва со своей стороны, но мой голос звенит от обиды.
- Нет... – Эдвард смущенно поднимает взгляд от тарелки. - Мы давно не прикасались друг к другу. Я думал, что ты не хочешь.
- Я ведь люблю тебя. Ты прекрасно знаешь, мы спим в разных комнатах только потому, что у тебя беспокойный сон и ты меня пугал по ночам.
- Я и раньше беспокойно спал, - Эдвард осторожно освобождает ладонь. - Но тебе это не мешало. Наверное, причина в другом.
- Хочешь сказать, в этом моя вина?
- Нет, дорогая. Нет. Но я считаю, раз мы приняли решение, то лучше не менять его, незачем оглядываться назад.
Слова Эдварда ставят меня в тупик. Он ясно дал понять, что не желает восстанавливать отношения. Он поставил на нас крест?
- Прости.
Я стараюсь сдержаться, но глаза сильно жжет. Быстро отворачиваюсь. Я знаю, Эдвард догадался, что я прячу от него слезы, но не проявляет волнения или заботы. Он рядом, но как будто страшно далеко и до него не докричаться.
- Слышишь, музыка больше не играет?
Занятая своей болью, я не заметила, что сквозь потолок на нас больше не изливается грохота и диких воплей. Непривычное затишье пугает. Мне в страшном сне не представить того, что могло бы заставить Несс нажать на паузу.
Крадучись, словно грабитель, я поднимаюсь по лестнице и замираю у закрытой двери в комнату дочери. Сквозь скважину мне видно Карлайла, сидящего на обитом розовым шелком пуфе. Несс устроилась на кровати. В руках у нее телефон, но она настолько увлечена беседой, что совсем не смотрит на экран. С такого расстояния трудно определить наверняка, но мне кажется, в глазах дочери горит живой огонек. Замкнутое выражение покинуло ее лицо, рот в удивлении приоткрыт.
- Значит, на этих пластинах записаны накопленные древними расами знания?
- Правильно, только нам трудно вообразить себе, о чем идет речь. Скорее всего, даже понимай мы их язык, то все равно не смогли бы воспользоваться этими познаниями. Мы стали более примитивными, больше привязаны к материальному миру и утратили умение обращаться с тонкими энергиями. Пятое измерение закрыто для людей. И все же лучшие представители человечества могут попасть внутрь пещеры и, войдя в особое состояние, присоединить свой разум...
Речь Карлайла похожа на какую-то сказку или бред. Если раньше его поведение и облик заставляли меня задуматься о правдивости истории о лечении в психушке, то сейчас передо мной несомненный безумец. Энергетические поля, древние знания. Хорошо, что он смог увлечь внучку, но не опасно ли забивать девочке сознание подобной ерундой? Не побреет ли она голову, чтобы уйти в буддийский монастырь?
Я знаю, стоит мне зайти в комнату и высказать хоть одно слово сомнения или упрека, как Несс выпустит свои ядовитые шипы, снова замкнется. Не хочу видеть прежней холодной маски на лице дочери. Постояв у двери в нерешительности, спускаюсь на первый этаж. Эдвард ждет меня возле лестницы. Вопросительно вскидывает взгляд.
- Знаешь, мне совсем не нравится то, о чем они разговаривают.
- Что такого ужасного может рассказать Карлайл?
- Очень похоже на какое-то эзотерическое учение, - мне не хочется быть грубой, но тем не менее я говорю: - Какое именно расстройство было у твоего отца? От чего его лечили?
Эдвард неожиданно отводит взгляд и нервно проводит рукой по волосам. Кажется, есть что-то, о чем он все это время предпочитал молчать. Возможно, он и дальше бы хранил тайну Карлайла, но я проявляю твердость и настаиваю. Ведь речь идет о благополучии и безопасности нашей дочери.
- Про психушку – это все ложь. Так решила моя мать. Она хотела бы поместить отца в клинику после того, как открылась правда о его измене, подкупила врача и нашла свидетелей, однако в последний момент ее план потерпел неудачу.
- Твоя мать мстила отцу?
- Да, а еще для нее важно было… сохранить видимость приличной семьи. Ее сильно задело то, что Карлайл смог предпочесть кого-то другого, но гораздо сильнее напугал его побег с мужчиной.
- Значит, твой отец не провел все эти годы в сумасшедшем доме?
- Психически отец здоров, но его теории у многих вызывают недоумение. Вероятно, он и Несс их рассказывает. Не беспокойся, тут нет ничего опасного.
- Где в таком случае он был все эти годы?
- Понятия не имею. Он тайно сбежал со своим другом. Кто-то предупредил его о замыслах Эсми, и с тех пор нам о нем мало что было известно, - бледное лицо мужа заливает густая краска стыда. - Я не хотел об этом говорить, но раз уж начал, то имеет смысл быть откровенным и выложить всю правду. Выводы можешь сделать сама.
У меня просто голова идет кругом. Я никак не ожидала подобного поворота. Не успела я испытать хоть какого-то облегчения оттого, что муж отца вменяемый человек, как уже вновь хочу поскорее от него избавиться, как от источника неясного беспокойства или носителя заразной и смертельной болезни. Я не против геев и лесбиянок, но одно дело сочувствовать и говорить о равных правах для всех, другое – пустить чудаковатого гея к своей дочери. Несс и без того окружила себя не лучшей компанией.
- Эдвард, почему ты не хотел говорить об этом?
- Не думал, что отец когда-нибудь вернется.
Нервно стискивая руки, принимаюсь ходить по кругу. От шкафов с книгами к телевизору, после обогнуть диван, обитый мягкой замшей, и начать сначала. В мыслях густой туман. Мне нужно сразу подумать о стольких вещах, что я не могу думать ни о чем. В мозгу странная тяжелая пустота.
Останавливая безумство, Эдвард осторожно, но крепко хватает меня за плечи и ощутимо встряхивает. «Прекрати себя накручивать», - горячо выдыхает муж. Уткнувшись в его грудь, я заливаюсь слезами. Мое тело сотрясает дрожь. Не понимаю, почему я так сильно реагирую на происходящее, но у меня чувство, что привычная устроенная жизнь рушится. Что бы я ни делала, мне ее не спасти. С появлением Карлайла что-то уже поменялось, пошло вкривь. Меня выводила из себя громкая музыка, которую каждый вечер слушала Несс, но лучше бы она снова включила звук, чем слушать странные истории своего дедушки.
***
Кажется, что с утра все должно наладиться. Я ложилась в кровать, крепко надеясь на это. Но ни пение птиц, ни яркие солнечные лучи, проникающие сквозь открытые окна, не поднимают настроения и не разгоняют плотной пелены тревоги. Когда я спускаюсь на кухню, Эдвард уже ушел. Взглянув на часы, я понимаю, что впервые проспала так долго и не приготовила завтрака.
Несс и Карлайл сидят на лужайке за домом. Увидев меня, прерывают разговор. Свекор вежливо спрашивает, как мне спалось, у меня очень бледное лицо.
- Вам нужно больше времени проводить на природе, - добавляет доктор Каллен.
- Я чувствую себя отлично, а как ваша рана? Может быть, вам требуются обезболивающие?
- Не думайте об этом, - он приковывает руку к свежей повязке на лбу. – Кстати, я приготовил завтрак. Не знаю, понравится ли вам. Несс говорит, вы не любите менять привычки.
- На то они и привычки.
- Да, нелегко сойти с известной дороги. Но вокруг столько интересного, что мы пропускаем, следуя привычным маршрутом.
- Вы подбиваете меня свернуть с пути и заглянуть в чащу? - я хотела пошутить, но вопрос прозвучал мрачно и даже немного угрожающе. Я сама почувствовала, как напряглись плечи, словно мое тело готовилось броситься в атаку или перейти к обороне. Карлайл тепло улыбается.
- Я предлагаю нам всем немного осмотреться, понимаете? Вы живете в таком прекрасном месте, но я уверен, ни разу не выбирались в ближайший лес и даже не знаете, что в паре десятков миль есть чудесное озеро.
- Эдвард достаточно занят на работе, а на мне лежит дом и забота о дочери. Не так просто найти свободное время, чтобы часами ходить по лесу и беспечно любоваться на озеро. И потом, я не думаю, что мы многое упускаем.
- Я вас обидел, Белла?
- Нет, у каждого свой взгляд и свои ценности. А о чем вы разговаривали или это секрет?
- Какие могут быть секреты у заключенных от руководства тюрьмы? - недовольно бурчит дочь. С утра она нанесла яркий макияж и надела короткий красный сарафан с высокой талией и пышными юбками. В этом наряде Несс похожа на дешевую уличную девку, и мне в три раза стыднее, что в таком виде она пошла гулять с Карлайлом. Подозревать родного дедушку в дурных мыслях глупо, тем более, если вспомнить о его нетрадиционной ориентации, но, как бы там ни было, он мужчина и не из тех, кто рано прощается с радостями плоти.
- Я рассказывал внучке про тибетские ступы и гору Кайлас.
Карлайл протягивает мне лист бумаги с тщательно сделанным карандашным наброском. В разрыве плотных облаков проступает правильной формы гора. Ее ровные грани образуют треугольник, но вершины не видно из-за облаков.
- Красиво, - говорю я, не особо впечатленная.
- Это один из важнейших энергетических центров планеты...
- Я не верю в потусторонние силы. Видите ли, я католичка и пусть не хожу к мессе и нарушаю заповеди, но все же твердо придерживаюсь своей веры.
Несс морщит лицо и, как и каждый раз, когда мои слова кажутся ей неправильными, закатывает глаза. Карлайл убирает рисунок.
- Я считаю это частью утерянных знаний.
Вечером я рассказываю Эдварду о своем споре с Карлайлом и о том, что нечего нашей дочери забивать себе голову оккультизмом. Муж привычно не принимает моих опасений близко к сердцу и просит не волноваться – Несс достаточно разумна, чтобы не верить в дедушкины сказки. И разве не замечательно, что они смогли найти общий язык и прекрасно общаются.
- Мне кажется, ты ревнуешь. Его Несс подпустила к себе гораздо ближе, чем тебя.
- Ничего подобного. Я ее мать и этого факта ничто не изменит. Между нами всегда будет особенная связь. А период подросткового максимализма пройдет. В конце концов, я тоже когда-то считала себя самой умной и думала, что одна знаю, как нужно поступать и не хотела слушать взрослых.
- Рене говорила, что ты самая примерная дочь.
- Она просто не обращала на мои выходки внимания.
- Видишь, твоя мать не тряслась по пустякам. И тебе не стоит волноваться. Карлайл не маньяк и не псих, он просто верит в то, о чем говорит.
- В пятое измерение и в то, что Кайлас поглощает плохую энергию? Верит, что где-то под горой спят древние люди, точнее, не люди, а лучшие представители какой-то особой расы, достигшие просветления, которые в случае катастрофы могут возродить жизнь на земле?
Но муж не реагирует на мои едкие замечания. Он возвращается к чашке с остывшим кофе и стопке деловых бумаг.
***
Несколько дней проходят как в дурном сне. Карлайл продолжает общаться с Несс. Я иногда слышу обрывки их разговоров.
- …попасть туда невозможно, долину охраняют стражи, огромные зеркала времени.
- Что, прямо посреди гор кто-то поставил зеркала? - изумляется Несс.
- Это не привычные для нас зеркала. Они сделаны из камня и имеют особую форму. Благодаря точно рассчитанной кривизне линз зеркала улавливают энергию и преобразуют ее. Человек, попавший в фокус действия зеркала, подвергается своеобразной проверке. Вся его предыдущая жизнь анализируется и оценивается, и если он совершил зло и мысли его нечисты, то зеркало запускает механизм сжатия времени. Любой, кто не прошел проверки, мгновенно старится и умирает.
И еще десятки подобных историй. Про чудесные храмы в горах и спящих представителей иных рас, живших на земле задолго до людей, про озера с живой и мертвой водой.
Пытаться образумить Несс бесполезно. На любые мои замечания она пожимает плечами. Реакция дочери меня тревожит. Раньше она подняла бы крик или сказала что-нибудь ядовитое, огрызнулась, пнула ногой дверь, теперь же Несс – образец смиренной овечки. Я боюсь, она что-то задумала.
Худшие мои опасения оправдываются в полной мере. Даже более того. Я никогда не думала, что закончится этим. Зайдя утром в спальню дочери, я нахожу тщательно убранную кровать. Ведомая инстинктом, бросаюсь к шкафу. Часть полок пуста, в одном углу болтаются вешалки. Исчезла щетка и набор косметики. Как безумная я бегу в спальню Эдварда. Сегодня один из редких дней, когда ему не нужно идти на работу, поэтому муж спит, разметав в беспокойном сне руки и ноги. Сбросив одеяло с кровати, я трясу Эдварда за плечи. Мои горячие слезы капают на его пижаму с суперменом и железным человеком.
- Эдвард, где твой отец? Он похитил Несс. Он забрал ее из дома! Господи, Эдвард, проснись! Мы должны найти Несс!
Садясь в кровати, Эдвард ошалело трет лицо и пытается открыть отвыкшие от яркого света глаза. Проходит, наверное, пять или десять минут, прежде чем ему удается проснуться и остановить поток моих бессвязных воплей.
- Что произошло? О чем ты говоришь?
- Ее вещи пропали. В комнате твоего отца тоже пусто.
- Это какой-то бред. Ты ведь понимаешь, что отец не может навредить Несс.
- Он ее похитил! - я в отчаянье заламываю руки. Нет времени на споры. Равнодушие Эдварда, его уверенность просто выводят меня из себя. Он как будто не понимает, что происходит и что дочь в опасности.
- Позвони ему!
- Хорошо, ты только не переживай. По крайней мере, пока мы не будем знать наверняка.
- Какие у тебя могут быть сомнения?
Эдвард не отвечает. Отыскав среди вещей свой коммуникатор, он набирает номер. Мы вместе напряженно ждем, но никто не отвечает. Последняя надежда тает, как воск у открытого пламени. Я снова заливаюсь слезами.
- Нужно обратиться в полицию.
- Давай сначала спросим ее друзей. Может быть... она провела ночь у того парня, с которым ты видела ее три недели назад? Помнишь, тот, с татуировкой на лице и красными волосами? Ты еще устроила страшный скандал и заперла Несс в комнате.
Сейчас я бы обрадовалась такому варианту и даже снесла известие о беременности своей дочери. Что угодно, лишь бы не эта черная неизвестность, полная страхов и дурных предчувствий. Будь это кто-нибудь, кроме Карлайла, одержимого безумными идеями, я бы так не паниковала. Но я просто не знала, на что способен ненормальный отец моего мужа.
Эдвард обнимает меня и успокаивающе гладит по спине и волосам.
- Тише, Белла. Тебе нужно прийти в себя, взглянуть на все ясным взглядом.
Внезапно раздается звонок. Сбежав вниз, дрожащими руками я прижимаю к щеке холодную трубку стационарного телефона так сильно, как будто от этого зависит вся моя жизнь. Сквозь уличный шум до меня доносится радостный и чистый голос дочери.
- Ты уже встала? Не хотела будить тебя.
- Несс, где ты? Скажи немедленно, я приеду за тобой. Что происходит? Зачем ты собрала вещи? Что за дурацкие мысли внушил тебе Карлайл?
- Мама, не волнуйся. Я специально позвонила сказать, что ничего со мной не случилось, я в порядке. Но пока не могу вернуться, возможно, меня не будет месяц или два.
- Что? Ты в своем уме! Несс? Несс?
Но дочь уже положила трубку и я кричу в пустоту.
- Где она? - спрашивает Эдвард. Пусть и запоздало, но он понял, насколько случившееся серьезно. Взволнованный муж засыпает меня вопросами и продолжает набирать номер отца. В свою очередь, я звоню на мобильный Несс.
- Это бессмысленно. Мы должны идти в полицию.
Не знаю, почему я решила, что копы тут же кинутся нам помогать. Я всегда считала этих людей стражами спокойствия и порядка. Царящие в участке шум и неразбериха отчасти подрывают мою веру. А часовое ожидание не оставляет от нее последних следов.
Молодая женщина-офицер с усталым некрасивым лицом заносит наши данные в компьютер. Ее напарник, мужчина лет пятидесяти, спокойно смотрит в окно. Мне так и хочется броситься на его спину, ударить. Разве можно быть такими бессердечными? В нетерпении я то и дело встаю со стула и, бросившись к двери, умоляю их поспешить.
- Сядьте, - говорит женщина, и Эдвард возвращает меня на место, пододвигает кружку с кофе и стопку бумажных салфеток. - Мы должны выяснить обстоятельства, прежде чем что-то предпринять.
- Хорошо, но время уходит.
- Не переживайте. Мы держим ситуацию под контролем.
Каким образом, интересно? Сидя в пыльной, пропахшей плесенью и дешевым кофе комнате и набивая что-то на компьютере? В сериалах все это выглядело иначе.
- Значит, вы не виделись с отцом шесть лет?
- Можно сказать, что больше. Наша последняя встреча была недолгой, мы не сказали друг другу и пары слов. Отец был занят и все то время, что я был в доме, он провел в своем кабинете.
- А теперь он сам к вам пришел? Ничего не объяснив и не сказав, где он был?
Офицер обращается к Эдварду, но я отвечаю первой.
- Это опасный психически больной человек. Я полагала, что он проходил лечение в больнице, но оказалось, он сбежал, уклоняясь от госпитализации.
- Но вы ведь разрешили ему находиться рядом со своей дочерью? Значит, изначально он не казался вам опасным и ненормальным?
- Да, возможно, - я с трудом удерживаюсь на месте. Равномерный стук клавиш и спокойно-деловой шум действуют на нервы. - Как только я заметила, что Карлайл внушает свои странные идеи моей дочери, я попыталась с ней поговорить. Она не послушала меня… как и всегда.
- Скажите, между вами часто происходили конфликты? Возможно, вы были строги с вашей дочерью и ей это не нравилось?
- Не более чем другие родители. Я понимаю, подросткам кажется, что ущемляют их свободу, но кто-то ведь должен беречь детей от опасности. Были определенные вещи, которые я ей запрещала, особенно это касалось одежды. Мы часто спорили. Вы хотите сказать, что я во всем виновата?
- Нет, но ваша дочь сейчас в таком возрасте, когда дети особенно вспыльчивы и способны на безрассудные поступки. Вы не должны волноваться, с ней отец вашего мужа.
- Он сумасшедший.
- Насколько я понял, в его идеях нет ничего опасного или запрещенного. Никаких призывов к насилию и агрессии. Можно сказать, наоборот. И он помог вашей дочери успокоиться, найти некую гармонию внутри себя, - вступает в диалог второй полицейский. Он отошел от окна и теперь стоит, опираясь на заполненный папками и подшивками шкаф. Его лицо с морщинами и густыми седыми бровями выражает понимание и сочувствие. Однако взгляд небольших карих глаз остается острым и довольно холодным.
- Вы предлагаете ничего не предпринимать? Надеяться на то, что Несс вернется? И считаете, что ее сможет защитить полоумный старик?
- Милая, ты перегибаешь палку.
Но я знаю, что не перегибаю. Речь идет о моей дочери, о моем единственном ребенке, которого я выносила и родила, и в ком заключен для меня весь смысл жизни. Я всегда даже подумать боялась о том, что случится, если Несс заболеет или попадет в беду. Я оберегала ее ото всех опасностей, но вместе с тем старалась дать свободу. Шла на поводу у Эдварда, и каков результат? Я сижу в участке, мну в руках мокрый от слез платок и совершенно не знаю, где моя дочь и что с ней. А единственным утешением мне должно быть то, что вместе с ней старик, голова которого полна чудных идей.
Автор: Bad_Day_48, бета: tatyana-gr
ФОРУМ