Всё ещё немного мокрый, Эдвард направлялся в комнату Беллы в одном лишь полотенце, обернутом вокруг талии. Ощущение теплой воды на его новой коже не переставало восхищать. Ошеломительный жар. Его кожа впитывала влагу, а не отталкивала её. Он чувствовал себя очень чистым. Но что касается использования туалета, то он мог бы прожить и тысячу жизней без этого опыта. Эдвард позабыл о странном чувстве освобождения. Очень необычно. Но скучать по этому он не будет.

Быстро отогнав эту мысль, он направился к дверям комнаты Беллы, попутно наслаждаясь тем, как постепенно высыхает вода на его коже. Он до сих пор мог добраться до ее спальни с закрытыми глазами.

Осмотревшись в сумраке комнаты, он попытался нащупать выключатель. Рассвет все еще не наступил. Проклятье! Эти глаза никуда не годятся. Белла щелкнула выключателем лампы, и Эдвард чуть не уронил свое полотенце. Впервые за целый век он почувствовал, как краснеет - румянцем покрывалось всё тело: все места, где его плоть была открыта - что внезапно показалось слишком смущающим. Он не ожидал, что она будет здесь и только теперь понял, как глупо было рассчитывать на ее отсутствие.

– Прости, Эдвард! Я не заметила, как здесь темно, – она улыбнулась, и ее глаза ненадолго задержались на нем. Но они задержались. Не так долго, как могли бы его. Сожалею, Белла. Я думаю, даже теперь в одном из нас животные инстинкты развиты больше, чем в другом…
- Я в некотором роде привык… хотя обычно ты не зажигаешь такой яркий свет.

Он застыл на месте, вцепившись в полотенце, чувствуя себя идиотом. Она покраснела и прочистила горло. Он, стоя в дверном проеме, все также мог чувствовать ее аромат и улавливать каждое движение. Как будто все клеточки его тела беспокоились о ней ежесекундно, независимо от того человек он или нет. Она подошла ближе со свертком из темной ткани. От ее близости в животе что-то сжалось.

– Я нашла спортивки. И футболку. У Чарли. Должны тебе подойти. По крайней мере, они чистые.
– Спасибо.
Ни одна из его рук не хотела отрываться от полотенца. Его сердце глухо стучало в груди. Почему он не мог двигаться? Неужели быть человеком - всегда предполагает это глупый страх? Спасибо адреналину!

Белла положила одежду на стол и пододвинулась к нему, а он снова замер.
- Я не могу поверить, как… – её рука провела по его предплечью, он задрожал, но успокоился, глянув ей в глаза. – Это просто удивительно, Эдвард. Это ты, но одновременно и не ты.

Он, кажется, вздохнул впервые за целый час.
- Я знаю, это сильно смущает. Столько всего позабыл. Честно говоря, я не представляю, как ты справляешься с этим всё время. Ты сильнее, чем я думал. Не считая падений, по тебе и не скажешь, как непроста жизнь челов6ека.

Она засмеялась и обвила руки вокруг его талии, прижимаясь лицом к его груди. Эдвард мог чувствовать ее мягкие волосы и привычный запах шампуня. Её прикосновение одновременно и согревало его, и вызвало мурашки. Он почувствовал, как волосы на руках встали дыбом. Белла все еще была более хрупкой и меньше его ростом. Какое облегчение: не чувствовать желания испить ее. Но он все еще ощущал отчаянную потребность защищать ее и быть осторожным.

– У меня нет выбора. Кое-кто всё ещё не обращает меня.

Он вздрогнул от ответа.

– О, Эдвард, прости. Тебе нужно одеться. – Она отстранилась. – Одевайся, а я принесу тебе чего-нибудь поесть. Элис сказала, ты, возможно, проголодался.

Его живот громко заурчал, и они оба рассмеялись.

– Как раз! Через секунду принесу тебе поесть.

Он неподвижно стоял, пока не услышал ее удаляющиеся шаги на лестнице. Всё остальное было приглушенным и далеким. Эдвард уронил полотенце и схватил одежду. Он чувствовал себя по-дурацки в мешковатых спортивках и неподходящей по размеру футболке «Rainer», но как хорошо быть прикрытым. Его ступни мерзли.

Эдвард сел в кресло и прошелся полотенцем по мокрым волосам. Его тело приняло форму кресла, и он скользнул глубже. Так отличается от того, к чему он привык. Он бессчетные часы смотрел на ее кровать, сидя в этой выгодной позиции, но сейчас всё выглядело немного иначе. Комната была все такой же знакомой, но не такой яркой. Он вспомнил о том, как наблюдал за Беллой в первый раз, и во все остальные ночи. Воспоминания были такими яркими, как будто подсвеченными. Это было болезненно. Как пристальный взгляд на солнце. Слишком много ощущений сразу. Перегрузка.

Она появилась внезапно, гораздо тише, чем он когда-либо осознавал. Без ее вездесущего аромата и сердечного стука, раздающегося в ушах, она не была настолько громка, чтобы создавать много шума. В этот раз она принесла с собой что-то с невероятно привлекательным ароматом. Его рот наполнился слюной.
Снова жажда крови?

Но нет.
Она предложила ему тарелку, и он увидел это. Его желудок чуть не выпрыгнул из горла. Чисбургер и картошка фри!

Он набросился на них, поглощая еду скорее как кормящийся вампир, чем как человек. Он разорвал бургер, булочку, наслаждаясь вкусом мяса, структурой хлеба. Он громко глотал и ел, почти рыча, едва пережевывая. Он не знал, что человеческая пища может быть такой на вкус, и это, вероятно, был его первый бургер. Эдвард думал, что они не были распространены в 1900-х.

Он начал засовывать ломтики картошки к себе в рот, слизывая жир с пальцев.

Восхитительно. Каждая капелька.

Затем он услышал тихий смешок. Эдвард замер - пальцы с ломтиком картошки наполовину во рту - и взглянул в ее глаза, когда она села на край своей кровати.

– Мне всегда хотелось понаблюдать за тобой во время еды. Ты просто растерзал этот чисбургер.

Он снова покраснел. Вспомнив немного об этикете, начал жевать почти должным образом. Он вынул руку изо рта, и она протянула ему салфетку.
- Я позабыл, как это делают цивилизованные люди. Должно быть, у меня тот еще видок.

Он торопливо вытер свои пальцы и рот салфеткой. Люди и манеры. Так давно все это было. Что-то о вилках слева, и никаких локтей на столе. Странно, как это все теряет смысл, когда ты разрываешь на части горного льва.

– Всё хорошо. Так мило было посмотреть на это. Обычно ты находишь мою пищу такой отталкивающей. Интересно видеть тебя таким.

Аккуратно и гораздо медленнее он закончил с картошкой и справился с желанием облизнуть тарелку. Она встала и, взяв тарелку из его рук, опустила на стол, затем уселась прямо к нему на колени и прильнула к нему, подвернув голову под его подбородок. Его удивило, как мало она весила даже теперь, когда он не был таким сильным и непробиваемым как раньше. Эдвард обвил ее руками и закачался с нею. Это было знакомо и безопасно.

– Ммм, – она выдохнула, – ты пахнешь как еда и хозяйственное мыло. Но ты все еще немного пахнешь как Эдвард. Ты также ощущаешься как ты.

Она притянула его голову ниже к своей, запуская пальцы в его волосы, и начала глубокий поцелуй. Он сначала отвечал осторожно, затем более страстно, вспомнив, что больше не сможет прервать ее существование так просто.

Мягкие губы Беллы были, в сравнении, более твердыми, но такими же гибкими, когда она открывала их для него. Мгновенным облегчением было не беспокоиться больше о яде, об острых зубах, жаждущих вскрыть её вены, о её вероятной смерти. Он потерялся в её поцелуе, её губах, языке, дыхании.

– О! – она резко отпрянула, и он чуть не упал с кресла. Его мозг был затуманен, дыхание опасно тяжело, пульс выбился из-под контроля. – Я забыла. Я принесла для тебя кое-что ещё!
–Хм? – она быстро выпуталась из его объятий. Он слегка подвинулся, пошатнувшись, его руки стали мягкой лапшой на подлокотниках кресла. Разве не предполагалась, что роль неуклюжего должна принадлежать Белле? Почему он был тем, кто потерял равновесие?

Она быстро вернулась к нему на колени с ложкой и маленьким картонным цилиндром. Белла действительно быстро передвигалась. Она и раньше так могла? Они внезапно поменялись местами?

Она открыла крышку, и он почувствовал холод. Белла наполнила ложку и поднесла ее к его губам. Это было что-то коричневое. Его мозг все еще был затуманен.

– Что?
– Попробуй. Доверься мне.

Он позволил ей сунуть ложку ему в рот. Стало холодно. Но затем он почувствовал, как «это» тает на его языке. Сладкий ледяной шелк.
- Ммм… – он сглотнул.
Эдвард почувствовал, как «это» скользнуло в желудок. Холодно. Он вздрогнул, наслаждаясь контрастом холода внутри и тепла Беллы на его коленях.

– Шоколадное мороженное. Если ты собрался быть человеком день… – она снова наполнила ложку и поднесла ее к его рту. Он захватил ее, позволив мороженому растаять, а ложке нагреться. Самостоятельно вынув ложку, он зачерпнул мороженого и покормил Беллу так аккуратно, как мог, но он стал таким неуклюжим. Только тогда, когда тающий шоколад капнул с края ложки на уголок ее рта, он понял, что сдерживаться, больше нет сил. Он прижал свои губы к её, слизывая лакомство, наслаждаясь вкусом шоколада и её губ.

Каждому следует это попробовать, но с кем-нибудь другим. Белла была его.

Он почувствовал, как участился её пульс. Он услышал, как замерло её дыхание, и спрятал свое лицо на её шее, целуя и облизывая кожу. Ложка звякнула, ударившись об пол. Контейнер шоколадного мороженного был куда-то бесстыдно отброшен.

Обнимаясь, они упали на кровать в самой неуклюжей, неграциозной, невампирсокй манере. Он бы смутился, если б мог увидеть это со стороны. Но он был внутри сплетения, представлявшего из себя смесь рук, ног и мешающей одежды.

Он прижимался губами к её коже везде, где только мог. Он пробовал, задерживался, жаждал, жадно поглощал – и ни капли пролитой крови.

– Эдвард, – она притянула его голову к своей. Её грудь вздымалась от рваного дыхания. – В этом настоящая причина твоего поступка?

Он заметил, что его рука была на её талии под рубашкой. Её живот трепетал от его прикосновения. Её ноги были обвиты вокруг его. Он прижимался к ней почти всем своим весом, а она всё еще была полностью цела.

Он углубил поцелуй, раздвигая её губы, и проскальзывая языком между зубами. Она простонала, и он почувствовал это, так же отчетливо как услышал. Он провел губами вдоль её шеи к ключице.

– Может быть, – он прошептал. Может быть.

Благодарим всех за прочтение, надеемся на комментарии и отзывы!