Белла POV

- Ты точно уверена, что не хочешь остаться на ночь? – вновь спросила у меня Анжела, сидя на кровати и внимательно смотря за тем, как я натягиваю на себя чисто символическую легкую кофту, чтобы просто не нести ее в руках.

По лицу подруги было видно, что она не хочет, чтобы я уходила, но я все для себя решила, потому что понимаю, что нужна дома больше, чем когда-либо раньше. Если раньше, когда родители ссорились друг с другом почти каждый день, я порой оставалась у подруги, потому что хотела сбежать от угнетающей обстановки, то сейчас я больше не могу так поступать. И дело не в том, что я больше не хочу злоупотреблять гостеприимством ее родителей, которые всегда добры со мной.

Просто после сравнительного недавнего отъезда призванного на войну отца, со дня которого прошло уже без малого три месяца, дома стало как-то пусто и одиноко, и я не хочу расстраивать свою маму больше, чем она уже опечалена, а мое отсутствие точно не послужит ее покою. В этом случае произойдет неизбежное нагнетание и без того непростой обстановки дома. Я могу предотвратить это и сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь маме и брату пережить неизвестность по поводу всего, что касается папы. Я почти забыла, что еще три года назад мы жили вполне спокойной и счастливой жизнью, от которой сейчас остались только воспоминания.

- Мой папа в мгновение ока доедет до твоего дома и отпросит тебя, это не проблема, - между тем, продолжила подруга, и я, как можно более незаметно, смахнула выступившие на глаза слезы, но, видимо, от Анжелы все равно не укрылось мое действие, несмотря на все мои старания. – Ох, Белла, прости, - подруга нерешительно обняла меня, но потом все же прижала к себе.

- Ничего, все в порядке. Ты не виновата, что твоего отца не призвали. Я, правда, ценю и все то, что ты для меня делаешь, и твое предложение остаться, большое спасибо. Я люблю тебя, но не могу остаться. Все и так сложно, - сказала я, беря в руки свою небольшую сумку со своими немногочисленными вещами.

- Белла? – позвала меня Анжела, и я робко подняла свой взгляд на нее. – Знаю, что сложно сейчас в это поверить, но я все равно скажу. Все наладится. Обязательно.

Услышав три последних слова, я растерялась, потому что уже не раз слышала подобные фразы за последнее время, которое для всех нас выдалось непростым, и предпочла бы слышать их чуточку реже. Но Анжела отличается тем, что всегда говорит то, что думает, и именно подруга в день моего рождения, который выпал на следующий же день после папиного отъезда, первой заикнулась о том, чтобы поздравить меня. Тогда я проводила время у нее дома, и, учитывая все то, что продолжает происходить в моей жизни, мне было удивительно легко забыть о своем празднике, поэтому и каких-то речей я не ждала.

В те мгновения я не чувствовала никакой радости от того, что кто-то вспомнил про мой день, я вообще ничего не чувствовала, кроме сожаления о том, что подруга не смогла промолчать, и именно поэтому не сразу сообразила, что нужно что-то сказать, но смогла относительно быстро взять себя в руки. Тогда подруга явно ждала от меня улыбки, но в тот день я не смогла бы улыбнуться, даже если бы постаралась, поэтому вовсе не стала пытаться и притворяться. Как, впрочем, и сейчас. В этом плане ничего не изменилось.

Сказав, что люблю ходить пешком и обязательно доберусь домой до того, как стемнеет, я вежливо отказалась, когда папа подруги предложил меня отвезти, и спустилась вниз по крыльцу, на удивление, жизнерадостно помахав всем на прощание рукой, но мое настроение вовсе не было таким.

Едва я преодолела нужный мне поворот на пути к дому, вступая в небольшой лес, растущий в этом месте, то почувствовала холодок, пробежавший по спине. Можно было только предполагать, чем он был вызван, но самой разумной мне казалась мысль о том, что сквозь густую листву просто не пробиваются лучи солнца, и поэтому меня окружает отчего-то зловещая темнота, и я вынуждена смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о корни деревьев и не упасть. Мой глаз зацепился за какое-то движение, а когда я остановилась на секунду, чтобы присмотреться к окружающей местности, то поняла, что уже не одна, и дело совсем не в смутных тенях, отбрасываемых здешней растительностью, которых можно легко испугаться, если оказаться впервые в этом лесу.

Инстинктивно сжав сумку в руках, я непроизвольно подняла взгляд вверх и так же инстинктивно отступила назад, желая оказаться как можно дальше от двух парней, недобро смотрящих на меня. Они выглядели чуть старше меня, а их внешний вид буквально кричал о том, чтобы я быстро убиралась отсюда. Меня стала колотить нервная дрожь, и причина была определенно не во внезапно налетевшем ветре. Я пыталась мысленно успокоиться, но чувствовала только страх, который начал усиливаться, когда один из парней в пыльных ботинках и рваных брюках сделал шаг ко мне.

Кажется, сумка стала ускользать из моих рук, и я, не осознавая свои действия, крепче вцепилась в нее, но и незнакомец не сдавался, а его друг тоже двинулся в этом направлении, и я зажмурила глаза, когда он грубо рассмеялся. От неожиданности я ослабила свою хватку и упала, когда чисто по инерции полетела назад. Правую руку пронзила почти нестерпимая боль, и я с трудом сдержалась, чтобы не закричать. Когда перед глазами перестало кружиться, и я с намерением отползти села на колени, то уже перестала контролировать свои эмоции, потому что почувствовала, как что-то острое впилось мне в ногу, явно порвав ткань штанов в этом месте. Из глаз полились слезы, и меня охватывала паника при мысли о том, что меня хотят не только ограбить.

Если бы это был так, они бы уже давно взяли мою сумку и ушли, но раз эти двое все еще здесь, то, возможно, им нужна я. Я вся обратилась вслух, пытаясь одновременно понять, что я могу сделать, чтобы оказать им сопротивление. На помощь рассчитывать не приходится, я нахожусь в лесу, над которым небо неустанно темнеет, и наверняка вокруг нет ни одного жилища, а значит, меня никто не услышит, даже если я буду кричать изо всех сил. Первая попытка сделать это провалилась, и все, что я услышала, это только свой собственный хрип. Но сдаваться просто так я не собиралась, а страх, с новой силой, проснувшийся во мне, когда я услышала приближающиеся шаги и треск веток, лишь придал мне сил, и я вскрикнула так громко, как только могла.

- Куда же ты? – услышала я низкий голос одного из своих преследователей. – Мы тебя не обидим.

- Не трогай меня, - заявила я, но в моем голосе, наполненном страхом и запоздалыми сожалениями о том, что я отказалась от сопровождения домой, не было, ни уверенности, ни твердости.

Я, превозмогая стремительно распространяющуюся и пульсирующую боль в ноге, поползла вперед, тщательно следя за тем, чтобы все время держать поврежденную руку на весу и не опираться на нее. Парни вели себе очень тихо, не кричали и не шумели, но я все равно боялась их, и пик моего страха пришелся на тот момент, когда меня развернули за ногу. В этот момент я вздрогнула не только от этого, но и от того, что прямо на меня из темноты смотрели смутно знакомые глаза, но я никак не могла вспомнить, откуда знаю их. Снова послышался шелест листвы, когда человек показался из-за деревьев, и я отчетливо поняла, что видела его раньше. Прошло без малого почти три года, но это лицо я узнаю из тысячи. Он совсем не изменился внешне, но за сохранившейся грацией в движениях скрывалось что-то еще. Возможно, одиночество, точно я не знала, но он выглядел таким потерянным, а его глаза выдавали грусть и даже тоску, что я испытала непонятно откуда взявшееся желание обнять его и утешить.

Но вслед за этими эмоциями пришло осознание того, что он, вероятно, не просто так здесь и тоже может меня обидеть, и я, воспользовавшись тем, что на меня пока никто не смотрит, поползла прочь, когда услышала непоколебимый голос, явно не принадлежащий двум моим обидчикам. Он вернул меня на три года назад, в день моего возвращения из школы, когда во время прогулки на своем коне я случайно повстречала человека, который сейчас оказался в нужном месте и в нужное время, чтобы, как я надеюсь, несмотря на свое первоначальное мнение, спасти меня.

Воспоминание

Я потрепала Мечтателя по гриве и именно в этот момент увидела приближающийся автомобиль. Я никогда не видела такого раньше, а значит, и человек внутри него был мне незнаком. Расстояние между мною и движущимся объектом неминуемо сокращалось, и в голове пронеслась мысль о том, что, возможно, мне стоит развернуться и вернуться домой, ведь мало ли что может произойти. Но менее рациональная часть меня, которой были явно чужды инстинкты самозащиты и самосохранения, проявила любопытство, и через несколько секунд Мечтатель, повинуясь моим командам, застыл, как вкопанный, и я приготовилась ждать, когда неизвестная машина поравняется со мной.

Конь подо мной возмущенно заржал, видимо, таким образом демонстрируя свое недовольство не запланированной остановкой, но я лишь ласково провела рукой по его шее, надеясь, что он не взбесится и не скинет меня со своего тела вниз. От созерцания поводьев в своих руках я отвлеклась только тогда, когда услышала характерный хлопок двери. Вздрогнув, я повернула голову налево и увидела молодого парня, с любопытством взирающего на меня из-под своих длинных и пышных ресниц. Руки юноши не покидали карманов его светлых брюк, заправленных в длинные сапоги темно-коричневого цвета, а рукава застегнутой наглухо рубашки были закатаны до локтей, и я могла видеть играющие при движении рук мышцы.

Я начала рассматривать умиротворенное лицо парня и пришла к выводу, что он божественно красив, а его сияющие изумрудные глаза затягивают в свой омут и не отпускают. Но больше всего меня привлекли его волосы, отливающие бронзой в солнечных лучах, и я могла почувствовать, как мои глаза широко распахнулись, когда незнакомец взъерошил пряди на голове. К счастью, пока я пыталась совладать со своей довольно-таки странной реакцией, он смотрел не на меня, а на лошадь, поэтому я могла не бояться, что меня сочтут не адекватной или сумасшедшей, что, в принципе, казалось мне почти одним и тем же.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоить не на шутку разбушевавшееся сердце, которое своим стуком отдавалось в моих ребрах, я, как завороженная, стала смотреть, как тонкие мужественные пальцы парня робко касаются головы моего Мечтателя недалеко от его глаз и начинают медленно поглаживать ее по направлению от ушей к ноздрям. Перейдя своими прикосновениями к шее лошади, парень как-то странно посмотрел на меня, и я отвела взгляд в сторону, не находя в себе сил смотреть в глаза незнакомца, а все от того, что его настороженный взгляд прожигал меня насквозь, и опустила взгляд на свои руки.

Спустя некоторое время я оторвалась от рассматривания поводьев и вернула свое внимание к парню, потому что считала невежливым и дальше игнорировать его. Я предвкушала момент, когда он захочет узнать мое имя и спросит его, потому что, если честно, сама хотела узнать, как зовут незнакомца, но была твердо уверена в том, что ни за что не проявлю инициативу по части знакомства. Но моей в некоторой степени мечте о том, чтобы мы представились друг другу, не было суждено исполниться, потому что нас прервали. Раздался громкий щелчок, и я неосознанно вздрогнула, встретившись с вмиг ставшим тревожным взглядом стоящего передо мной молодого парня.

- Может быть, мы уже поедем? Ты вроде бы торопился, - растягивая слова, обронил мужчина, выбравшийся из салона автомобиля, и не терпящим возражения взглядом посмотрел на юношу, который мгновенно развернулся лицом к машине, и мне показалось, что перед этим я увидела досадное выражение его лица, но я ни в чем не была уверена.

- Еще секунду, отец, - отчего-то раздраженно крикнул парень, незначительно повысив голос, и я с любопытством стала изучать мужчину.

Светлые волосы были идеально уложены, сияя в солнечных лучах, а его фигура была облачена в плотно сидящие брюки, в легкую рубашку из ткани такого же оттенка и зашнурованные ботинки. Мужчина стал перебирать пальцами по крыше машины, и я поняла, что ему надоело ждать своего сына, который одарил меня неожиданно потеплевшим взглядом, который, я была уверена, останется надолго в моей памяти и перед глазами.

Осознавая, что выступаю в роли препятствия, я, поправив выбившиеся из прически локоны, похлопала Мечтателя по спине перед тем, как позволить ему начать движение вперед. Чувствуя необъяснимую грусть от необходимости уехать, я, тем не менее, ускорила шаг коня и вскоре, не оборачиваясь и не прощаясь с парнем, исчезла в облаке из пыли и песка, поднявшегося в воздух.

Конец воспоминания

- Не трогайте девушку, - приказал владелец бархатного тембра, который остался таким же ласкающим слух, каким и запомнился мне в нашу единственную до этого момента встречу.

Поразительно, но меня окутала волна спокойствия, а всепоглощающий ужас внезапно отступил, и я просто смотрела, что будет происходить дальше, чувствуя облегчение от своего чудесного спасения, которое именно таким и является. Двое моих обидчиков какое-то мгновение переводили взгляды с меня на моего спасителя и обратно, пока не переглянулись друг с другом и не прошли, даже почти пробежали, мимо него, скрываясь в неизвестном направлении и прямо на ходу бросая мою сумку.

Я сдвинулась назад и склонилась над своим раненым коленом, осторожно прикасаясь к нему здоровой рукой, и потому не сразу заметила нависшую над собой тень. Даже чувствуя, что от него мне ничто не угрожает, я невольно вздрогнула, когда мой знакомый и в то же самое время незнакомец, ведь я до сих пор не знала его имени, опустился передо мной на колени.

- Не бойся, я тебя не трону, я просто хочу помочь, ладно? - спросил он, в ожидании уставившись не меня, и только после этого я заметила, что он сидит с протянутыми ко мне руками, но не дотрагивается до моего тела, видимо, нуждаясь в разрешении на это.

С одной стороны, я все еще не знала его, но с другой стороны, если бы он хотел обидеть меня и причинить боль, то уже сделал бы это, не задумываясь. Так что вроде как я ничем не рискую и ничего не потеряю, если буду милой, в отличие от нашей первой и единственной встречи, и приму его желание осмотреть меня, позволив ему сделать это. Мне ведь даже неизвестно, смогу ли я встать без посторонней помощи и дойти до дома, хотя тот факт, что выгляжу я не слишком подобающе, не оставляет никаких сомнений в том, что родителям придется что-то объяснять. Но это будет все потом, а пока... Я невольно вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, когда мужские пальцы обхватили меня за ногу, чтобы рассмотреть повреждение.

- Больно? - тут же услышала я и отрицательно покачала головой, внимательно смотря, как парень порывается коснуться моей раны, но в самый последний момент останавливается, явно неуверенный в чем-то, например, в том, что я перенесу стойко, без единого возгласа боли, это касание.

- Почему ты мне помогаешь? Ты ведь меня даже не знаешь, как и я тебя, - заметила я, с трудом оставаясь сосредоточенной и пытаясь не обращать внимания на то, как удивительно нежно и обходительно парень дотрагивается до моей обнаженной кожи вокруг раны.

Конечно же, раньше я никому из лиц мужского пола, кроме отца и брата, не позволяла касаться себя даже под предлогом помощи, и часть меня говорила, что и в этот раз надо оттолкнуть это участие, но мне ни за что не хотелось обижать того, кто спас меня и продолжает это делать. Просто язык не поворачивался прогнать его, и уж тем более всякое желание, если оно и было, отпало после того, как незнакомец посмотрел прямо в мои глаза, установив зрительный контакт, и сделал кое-что неожиданное.

- Предлагаю исправить это опущение и познакомиться, - предложил он, и его голос был таким неуверенным, как будто он боялся отказа с моей стороны. Это не имело ровным счетом никакого смысла, и я растерялась, когда поняла, что он смотрит на меня с долей надежды в своих глазах, но ведь ему нечего от меня ждать, потому что мы даже не знакомы, хотя он будто бы хочет этого. - Меня зовут Эдвард Каллен, а тебя? - в подтверждение своих слов и моих мыслей на его счет парень представился, и, мысленно повторив его имя пару раз, я пришла к выводу, что оно ему подходит, как нельзя лучше, и если бы его назвали как-то иначе, это было бы без преувеличения ошибкой.

Немного подумав, я пришла к выводу, что не будет ничего плохого, если я скажу свое имя, поэтому глубоко вздохнула перед тем, как это сделать.

- Белла Свон. Вообще-то меня зовут Изабелла, но я не люблю свое полное имя, - пояснила я.

Мне не хотелось недоразумений и просто неприятных ситуаций в будущем, если он хотя бы раз назовет меня иначе, чем я предпочитаю. Почему-то на этот момент у меня даже не было сомнений в том, что наше общение продолжится, и мы, возможно, подружимся. Уж не знаю, откуда такая уверенность, но я так чувствую, хотя не смогу ничего объяснить, если меня спросить.

- Белла, - повторил парень, как будто пробуя мое имя на вкус. – Хорошо, Белла так Белла. Прекрасное имя, - сделал мне комплимент Эдвард, и я, наверняка покрывшись румянцем, не осталась перед ним в долгу, после чего осторожно потрясла в воздухе правой рукой, показывая, что она болит. Эдвард мгновенно сориентировался, и мы скрепили наше знакомство пожатием левых рук друг друга. От его пальцев исходило приятное тепло, и я не сразу разорвала этот контакт. – Приятно познакомиться.

- И мне тоже, - пробубнила я, без зазрения совести рассматривая своего спасителя, пользуясь тем, что он смотрит куда-то вниз, а не на мое лицо.

- Я ведь помню тебя, - внезапно начал парень, и я напряглась, до этой секунды даже не допуская мысли, что и он мог не забыть. Но потом он заговорил совершенно не о том, о чем я думала, а о том, что меня одновременно и удивило, и впечатлило, и шокировало. - Ты приходила в церковь, я точно знаю, что это была ты, - смело заявил он, а я просто не знала, что и думать.

Как много он видел? Что, если он видел мои слезы? Мне точно не нужна его жалость, я не за этим туда приходила. Я поспешно отвернулась, чтобы он, подняв голову, не заметил моего откровенного разглядывания. Собравшись с мыслями, я кивнула и, кажется, покраснев, смутилась. Он улыбнулся мне, но эта улыбка не коснулась его глаз. Точнее я сказать не могла, потому что вокруг нас стремительно сгущались сумерки, танцевали красноватые блики, означающие, что солнце клониться к закату, а мне надо спешить.

- Я опаздываю домой, - воскликнула я, с сожалением оглядывая свой помятый вид.

- А как же твои раны? - спросил Эдвард, и по искренности в его глазах и словах я поняла, что это не праздный интерес, а забота, которой в последнее время мне отчаянно не хватало в своей семье. - Я живу неподалеку, это не займет много времени обработать их.

- Я даже не знаю, это как-то слишком, я все еще почти не знаю тебя, - пожав плечами, ответила я.

Эдвард склонил голову вниз, его плечи поникли, как будто на них возложили невероятный тяжелый для одного человека груз, и мне вновь захотелось так сильно обнять своего спасителя, что аж кончики пальцев закололо. Но этого я сделать не могла, и, наверное, именно по этой причине сделала то единственное, что могло бы выразить мою признательность за то, что он оказался в нужное время и в нужном месте. Согласилась пойти с ним. Тут-то и обнаружилось, что каждый шаг правой ногой отдается тупой болью, которую терпеть сложно, но возможно, и все равно без поддержки Эдварда я ковыляла бы еще час, а так управились мы за полчаса, хотя к этому моменту окончательно стемнело.

Возможно, мои родители уже не находили себе места. Возможно, уже даже съездили к моей подруге, но как-то сообщить им о своем местонахождении и о том, что со мной все относительно хорошо, я не могла, поэтому оставалось уповать только на то, что они пока не сошли с ума от беспокойства и повременят с этим до моего возвращения. Парень помог мне сесть на крыльцо своего дома, опустив рядом со мной мою сумку, которую мы удивительным образом не забыли в лесу, и скрылся внутри жилища, а я стала осматриваться.

Вполне добротный дом выглядел крепко, но с того места, где я сидела, можно было разглядеть его лишь в общих чертах. В ожидании хозяина я невольно заинтересовалась, живет он здесь один, или у него есть семья, возможно, даже дети, но знала, что никогда не спрошу об этом. Да и вообще Эдварду совершенно необязательно знать, что у меня вообще возникали вопросы на счет его личной жизни. Это не просто не мое дело, это абсолютно неуместные и недостойные мысли, и лучше бы мне не допустить их распространения в своей голове. В конце концов, у меня и своих бед и забот достаточно, чтобы думать о том, что меня никаким боком не касается. Я должна беспокоиться только о своей семье, вернее, о том, что от нее осталось, и это все, что должно меня заботить.

Своим появлением, вернее, возвращением, мой новый знакомый вернул меня в реальность, особенно тогда, когда без предупреждения приложил к моему кровоточащему колену ткань с завернутым в нее льдом. Я поежилась от холода, но не подала виду, понимая, что мне просто хотят помочь. Терпеливо выдержав и то, как Эдвард обмотал мою ногу, я поблагодарила его за все, что он для меня сделал, понуро разглядывая испорченные брюки и видневшуюся сквозь дыру в них тугую белую повязку, сквозь которую, к счастью, пока не начала просачиваться кровь. На руке после того, как я влажной тканью удалила с нее засохшую грязь, обнаружилась лишь ссадина, но и ее парень, невзирая на мои протесты, тоже обмотал, чтобы, по своим собственным словам, уберечь рану от попадания в нее песка и пыли и возможного в этом случае заражения.

- Спасибо за все, - поблагодарила я в очередной раз Эдварда, осторожно на своих двоих спускаясь вниз по крыльцу, но на последней ступеньке засмотрелась на, несомненно, красивого юношу и оказалась прямо в его объятиях, когда он поймал меня, уберегая от неминуемого падения.

- Тебе следует вести себя осторожнее, - спокойным голосом сказал он, но в его глазах, в которые я как раз смотрела, промелькнуло что-то похожее на беспокойство, хотя оно не имело смысла.

- Спасибо, что поймал, - прошептала я, никак не понимая, почему Эдвард замер и не выпускает меня из своих рук. – Можешь отпустить, я уже стою, обещаю.

- Я отвезу тебя домой, - вдруг сказал он, а я даже не успела возразить, как уже оказалась в его машине, в которую он меня сам и усадил.

Все мои протесты словно проходили мимо него, мне это не нравилось, но и поделать что-либо я не могла, хотя и старалась. Каким-то невероятным образом Эдвард понял из моего сбивчивого объяснения, где я живу, и даже хотел лично сдать меня на руки родным, но это уже было бы чересчур. Конечно, возможно, он преследует лишь благие намерения, но все же это моя семья, это я нашла неприятности и приключения на свою голову, мне и отвечать за них. Не к чему впутывать сегодня постороннего человека, которого я вижу впервые в жизни, если не считать той встречи тысячу или, может быть, чуть больше дней назад и того, что он видел меня сравнительно недавно, а его нет.

- Ты уже мне здесь не нужен, дальше я сама, - на одном дыхании сказала я, снова поблагодарив Эдварда, во взгляде которого возникло и так же быстро исчезло непонятное мне выражение тоски, и уже у двери своего дома услышала, как затихает вдали спустя непродолжительное время шум двигателя.

- Белла, это ты? – едва я вошла в коридор, ко мне тут же выбежала из гостиной мама, а брат откуда-то из кухни, и я оказалась крепко зажата в их объятиях.

Прямо, как раньше. Вот, что подумалось мне, когда вокруг меня начала хлопотать мама, допрашивая, что со мной произошло, и уговаривая не переживать на счет брюк, которые я больше никогда не одену, а брат все пытался узнать, кто меня обидел, если это так, и почему я не позволила родителям подруги меня подвезти. Напомнив себе, что все же не все так, как раньше, и в прошлую жизнь нет возврата, я сосредоточилась на взволнованных лицах родных, немного удивляясь тому, что они не побеспокоили тетю и дядю, хотя и могли.

- Ты был у Анжелы? – ахнула я, но тут же взяла себя в руки, объяснив родным, что просто заблудилась и упала. Не могла же я признаться им, что меня хотели, возможно, не только ограбить, и только чудо в виде еще одного почти неизвестного парня спасло меня. Меньше всего мне хотелось упреков в недальновидности и излишней доверчивости, поэтому я представила совершенно иную версию событий на суд близких. – Со мной все хорошо, а раны заживут, - с этими словами мне удалось, наконец, скрыться в стенах своей комнаты, чтобы привести себя в порядок и приготовиться ко сну, чтобы оставить этот насыщенный вечер позади, но не все оказалось так просто.

После возвращения в комнату я поняла, что еле стою на ногах и потому торопливо выключила освещение, погружаясь в прохладные простыни. Но мне не спалось. В дверь раздался стук, и ко мне заглянула мама, но почему-то стояла в дверях и не спешила подходить ко мне. Возможно, она решила, что я уже сплю, и я включила свет, чтобы поспешить доказать обратное.

- Ох, Белла, еще не уснула? – кровать слегка прогнулась, когда на ее край села мама и поцеловала меня, неуверенно прижимая к себе.

- Пока нет, - подтвердила я, поднимаясь в своей постели навстречу прикосновению близкого человека. – Ты что-то хочешь мне сказать? – не знаю, что побудило меня задать этот вопрос, но, вероятно, мне показалось подозрительным, что мама избегает моего взгляда, словно бы боится чего-то.

- Нет, вовсе нет. С чего ты так решила? – услышала я уверенное возражение, но ни на секунду не поверила этим словам.

- Мам, я же вижу, что что-то происходит. В чем дело? Что-то случилось с папой? Не молчи, пожалуйста, - я уже начинала нервничать, и меня просто убивало затянувшееся молчание.

- Он письмо прислал, - наконец, созналась мама, и я тут же дернулась в ее руках, чтобы посмотреть ей в глаза. – Я не знала, как ты отреагируешь, и не хотела тебе говорить вообще, но Дени убедил меня в том, что я и так знала. Неправильно было бы скрывать от тебя это, поэтому возьми, - в моих руках оказался плотный конверт, уже раскрытый, естественно, и я, держа его своими трясущимися пальцами, обняла маму, без слов высказывая ей благодарность за то, что она все-таки не скрыла от меня ничего. – Спокойной ночи, родная, - на прощение мама поцеловала меня в лоб и вышла из комнаты, тихонько закрыв за собой дверь, а я достала обычный белый лист, с двух сторон исписанный почерком отца, по которому можно было сказать, что он торопился, и времени на написание у него было не так уж много.

Здравствуйте, мои дорогие!

Пишу вам с надеждой на то, что вы живы и здоровы, и вам ничего не угрожает. Я ни в чем не так сильно нуждаюсь, как в знании о том, что у вас все хорошо, и мне хочется верить, что это именно так. Вполне возможно, что к тому времени, как мое письмо дойдет до вас, я уже буду во Франции или на пути туда. Именно в эту страну меня и миллионы других солдат отправляют для участия в боевых действиях, и я твердо намерен сражаться честно, потому что хочу, чтобы вы гордились мною.

Я живу в военном городке, который рассчитан на сорок-пятьдесят тысяч человек. У нас есть водопровод, электричество и другие блага цивилизации, а также магазины и госпитали, так что условия для жизни созданы самые наилучшие, но, несмотря на все это, я не могу забыть, что мы на войне или скоро на ней окажемся.

Вокруг меня столько молодых призывников, которые толком еще и не видели жизнь, и каждый раз, когда я смотрю на них, когда они просто проходят мимо, страх за собственную жизнь отступает. Просто потому, что я понимаю, что они не заслуживают увидеть весь тот ужас, с которым им предстоит столкнуться. Никто из нас не заслуживает, но все же, если бы мне пришлось выбирать, кто должен жить, то я бы себя не выбрал. Я достаточно жил в мире, не испытывая никаких потрясений, которые выпали на долю молодого поколения, поэтому мне очень жаль, что они здесь, а не дома, со своими семьями.

Конечно, больше всего на свете мне хочется оказаться рядом с вами и никогда не расставаться, но я успокаиваю себя мыслью, что однажды мы обязательно встретимся. Если не на этом свете, так на том. Не могу сказать, что поверил в Бога, но, оказываясь здесь, невольно начинаешь ценить свою жизнь в целом и каждый прожитый день в частности. Лишь остро осознавая приближающуюся опасность, понимаешь, что любой вздох может стать последним, в любой момент твоя жизнь может подойти к концу, и все будет так, как будто тебя никогда и не существовало.

В эти тяжелые минуты я особо благодарен за то, что когда-то я встретил тебя, Рене, и теперь у нас есть Дени и Белла, наши дети, которые сохранят память обо мне в своих сердцах и в один прекрасный день, когда на земле снова настанет мир, поведают обо мне своим детям. Такие мысли придают мне сил, и я начинаю осознавать, что мне вовсе не страшно отдать свою жизнь ради счастья моих детей, жизни и благополучия моих внуков и продолжения моего рода. Если моей жизни суждено оборваться, то я принимаю это, потому что это все, что я могу.

Умереть за тех, кого любишь, это не самая худшая смерть, как я думаю, и я вроде бы смирился со всем, что меня ждет. Я буду сражаться за свою страну лишь только потому, что вы моя семья, и я хочу защитить вас. Иначе меня бы здесь не было, но я здесь, в единственном месте, где и обязан сейчас быть. Я ни о чем не жалею, возможно, только о том, что могу не сдержать обещания, данного когда-то девушке, которая согласилась стать моей женой и провести со мной всю свою жизнь.

У меня такое чувство, что я подвел тебя, Рене, и не смог стать таким мужем, каким ты хотела меня видеть. Особенно доставалось тебе от меня в последнее время, и мне жаль, что я уже не могу забрать все причинившие тебе боль слова обратно. Если бы я мог, я бы сделал это, но, как я уже сказал, это не в моих силах, да и возможностей у меня нет. Я прошу прощения не только у тебя, дорогая моя, но и у наших детей за то, что они невольно оказались втянутыми во все это.

Мне безмерно жаль, что я разочаровал вас всех и как муж, и как отец, просто что-то пошло не так. Еще раз извините, никому из вас я сознательно не хотел причинить боль. Я вас всех очень люблю и буду любить всегда, это никогда не изменится. Мне хотелось бы крепко вас обнять, но через письмо этого, увы, не сделать, но я просто хочу, чтобы вы знали об этом моем желании.

Берегите себя!

Ваш любящий муж и отец, Чарли Свон.

Письмо закончилось так быстро, что некоторое время я вглядывалась в листок, порой переворачивая его, будто бы надеялась, что появятся еще несколько строк, но ничего не происходило. Я думала, что буду плакать, но не чувствовала слез ни в глазах, ни на щеках, и, вероятно, это было как-то связано с тем, что с папой все хорошо, и он жив, а не погребен под землей на скорую руку.

В доме все давным-давно все стихло, и особенно это чувство усилилось, когда я выключила свет, перед этим положив письмо на тумбочку. Перевернувшись на другой бок, я стала размышлять о том, что сегодня со мною произошло. Моей жизни угрожала реальная опасность, я заставила поволноваться маму с братом и сама достаточно побеспокоилась, пока читала папино письмо, но даже при всем при этом я смогла отвлечься от несчастных событий последнего времени, и все, без сомнения, благодаря встрече с Эдвардом.

Возможно, это звучит как-то недальновидно, если не глупо, учитывая тот факт, что я почти не знаю его, но мне действительно стало легче на душе. Меня посетило чувство облегчения, и я провалилась в сон, лишенный всяких сновидений, что было вполне оправдано моей усталостью и переживаниями за маму, брата и отца, которым после прочтения его откровений я стала еще сильнее гордиться, как он того и хотел.